Гигантский зверь ревел, когтями ломал деревья как зубочистки, с хрустом вырывал из земли. Стены домика шатались, в голове у Вити гудело. Что-то упало с грохотом.

— Что такое?! — донесся со двора крик Лены. — Даня!

Витя вскочил и сперва не понял, где он. Земля под ногами дрожала и ходила ходуном.

Вчера они приехали в дачный кооператив, выпили, поели шашлыка — складной мангал из супермаркета был неплох, и мясо попалось на удивление нежное. А может, это секретный Ленкин маринад сработал. Потом они выпили... и Витя уснул.

Данька носился везде такой счастливый. Он ведь никогда не гулял в «настоящем лесу!» и все тянул родителей поискать в «глухой чащобе» избушку на курьих ножках с Бабой Ягой, лешего или на худой конец, старичка-боровичка.

Витя выскочил из дачного домика. Земля выпрыгивала из-под ног, Витя пошатнулся. На мгновение он подумал, что голова идет кругом из-за излишка выпитого коньяка. Мысли ленивыми гусеницами ползали в голове, и на одной красовалась надпись: «провалы».

Деревья, деревья. Синее небо и облака. Лена вцепилась в перила деревянного крыльца, застыла и лишь открывала рот как выловленная рыбина. Витя увидел ярко-красную курточку Даньки, кепку с быком (эмблема «Чикаго буллз») и закричал:

— Стой, Даня!

Витя не услышал себя из-за рева и треска. Деревья будто бы приглаживала невидимая рука великана — они с хрустом ложились в одну сторону. На миг Витя даже увидел лапу с когтями вроде медвежьей. Зверь из сна.

Сын бежал вприпрыжку и выкрикивал «ух ты-ы!». Землетрясение его почему-то совсем не пугало. Вчера они с сыном тоже бегали наперегонки, и теперь Витя должен был нагнать Даньку — семилетки не такие уж спринтеры. Но почва шла волнами, и Витя будто перебирал ногами на одном месте.

Послышался треск. Дачные домики один за другим съезжали вниз, в открывшуюся пасть, стекали по склону, как спичечные коробки. Бревна, камни, земля, сломанные деревья с остатками зелени — все ползло в тартарары. Слои грунта, как в пироге: сверху черный, следом коричневатый, затем серый.

— Стоооооой!

Грохот заглушил другие звуки и голоса, но все же Даня остановился. Теперь он уже не улыбался, а широко распахнутые глаза выделялись на бледном лице.

По дороге сюда, Витя рассказал родным, что в окрестностях Березников и Соликамска случаются землетрясения и образуются провалы по пятьдесят, сто, а то и больше метров глубиной. Все из-за шахтных выработок Верхнекамского месторождения.

Повествуя об этом, Витя тут же вспомнил случай в школе и одноклассницу Соню. Вспомнил огни в темноте... которые преследовали его в кошмарах. Вспомнил и шепот. Жена даже спросила, чего он так помрачнел, а Витя отмахнулся и выдавил улыбку.

Данька подпрыгивал от возбуждения и, конечно, выдумал, что там под землей живет «огро-омная Годзилла».

Но чтоб землетрясение произошло в именно в этом дачном поселке? Сегодня?

Опять загрохотало. Почва за спиной сына разом просела.

Витя прыгнул и вытянулся в струнку, в попытке ухватить пальцами курточку. Тело вспомнило вратарские навыки: как он кошкой летал за мячом и частенько выуживал снаряд из самой «девятки». Потом его одобрительно хлопали по спине партнеры по команде, а он отмахивался — угловой разыгрывают, собрались!

Витя вцепился в рукав куртки и лежал на краю провала. Этот момент был гораздо важнее любых эпизодов футбольных матчей, на которых он трудился в рамке. Перепуганное лицо Дани, такое близкое, стало совсем меловым.

Трещали стволы деревьев, грохотали камни, катившиеся в провал. Витя на мгновение перевел взгляд: провал казался необъятным по ширине.

(только бы не рвануло может ведь в пустотах скапливается газ)

Кепочку «Чикаго буллз» сдуло с головы сына, и она улетела вниз — в разверзнувшуюся пасть зверя.

— Па, тащи меня!

Глаза у Дани наполнились слезами.

— Не бойся...

Витя потащил, но тут резко осел еще один пласт земли. Витя непроизвольно вцепился свободной рукой в траву, и лишь слегка ослабил хватку... но и этого хватило. Ткань куртки выскользнула из пальцев.

Сын полетел в пропасть, ударился головой о выступ горной породы и на миг завис в воздухе. Витя четко увидел кровь на виске, а следом тельце Дани распласталось на дне провала сломанной куклой.

Витя лежал на краю и не отползал. Он все смотрел и глупо надеялся, что Данька вскочит, отряхнет штаны, запрокинет мордочку и рассмеется с хитрым прищуром: «Вот как я тебя провел, па!».

Сын не открывал глаза и не вставал. Потому что глубина провала была не меньше двадцати метров. Потому что с трещиной в черепе, из которой ползет что-то губчатое, похожее на пчелиные соты, люди ходить не могут.

После Витя услышал звериный вопль рядом с собой. Рев набрал силу и звучал куда громче, чем любое землетрясение в мире. Кратер подхватил рык и разнес эхом, искажая и глумясь. Рык горя матери, которая увидела собственного ребенка мертвым.

***

— Ты сошел с ума, — покачала головой Лена, когда Витя показал сообщение.

Почти четыре месяца прошло, но боль не утихала. Они жили в Москве, точнее, существовали. Ходили на работу, ели, смотрели сериалы, толклись в метро и постоянно пытались раствориться.

Раствориться в толпе.

Раствориться в работе.

Раствориться в алкоголе.

Ничего не помогало, и спали они уже черт знает сколько в разных комнатах. В последнее время даже почти не разговаривали. Витя подозревал, что жена изменяет, но ему было плевать. Лена куда-то постоянно ездила.

Потрещать с подругами.

Сделать ногти.

В бассейн или спортзал. На массаж.

Лена прослушивала голосовые сообщения, когда купалась в ванной. И кому-то записывала свои. То ли чтоб заглушить их шипением душа, то ли наоборот, чтоб дать явный повод, нарваться на ссору и окончательно поставить точку в отношениях.

Но выводить на чистую воду жену Витя не хотел. Разве это вернет Даньку? А остальное для него не имело смысла.

— Вот же оно. Сама глянь!

— Ты слишком много пьешь, Витя, — голос у жены дрожал, а глаза сузились. Он вдруг захотел ее ударить, хотя раньше они даже и не ругались толком. Прямо всадить кулаком со всей силы, чтоб из носу брызнула кровь. Но Витя лишь тыкнул мобильник Лене в лицо.

— Просто посмотри...

— Ты спятил. Даня умер! И нам нужно жить дальше. Вместе или раздельно. И решить это нужно прямо сейчас. Мне надоело, понимаешь? Я его любила, но теперь Дани нет. И никогда уже не будет.

— Да посмотри ты сюда, тупая дура! — проревел Витя. — Сообщение пришло от него. Это невозможно подделать!

Лена не стала смотреть, читать. Просто залепила Вите пощечину, да так, что он выронил телефон. А потом оделась и ушла из дому. Даже вещи не собирала. Остались ли тут вообще ее пожитки? Лена периодически что-то постоянно перевозила к маме, разве уследишь.

Вернуть Даньку было невозможно, и даже Витя уже смирился и перестал надеяться. Но сегодня пришло это сообщение на «Вотсап». Сообщение с номера сына.

Смс пришло утром. Витя разлепил глаза, нашарил мобильник и долго вглядывался в экран. После пошел на кухню, где и поругался с Леной.

По-настоящему в себя стал Витя приходить и вовсе недавно. Хлебнул горя, перебрал так сказать — и вот, затяжное похмелье кончилось. Лена права. Даня умер, и надо жить дальше. Вместе или порознь.

В квартире стояла тишина. Витя взъерошил волосы, будто это могло унять боль в голове и шум в ушах. Накануне он много влил в себя — даже и сказать не мог, чего именно. Водку, коньяк, виски? Какая разница, что пить. Главное, притупить ноющую боль в груди и однообразный круговорот мыслей. Того и гляди, череп треснет.

А еще нужно убить сны. Но кошмары теперь стали просачиваться в сознание все настойчивее и настойчивее. Того и гляди, выплеснутся в реальность.

Крякнув, он встал с дивана и подошел к окну. Уж не спит ли он? Не впал ли в кому? Тогда как объяснить эту смс-ку? Витя протолкнул по горлу комок и пролистал диалог выше. Может быть, это лишь чья-то злая шутка.

Он не удалял номер сына из «Контактов», хотя Даня никогда бы уже не написал и не позвонил. Не очищал историю чата — боже упаси. Витя переслушивал голосовые от сына, перечитывал сообщения — об уроках, друге Никитосе, учительнице. О хулигане Рустаме, который нарочно залил чернилами из потекшей «гельки» тетрадь по математике... Сообщений было не так уж много, и Витя уже выучил все слова наизусть, включая аудио, и помнил все даты отправки. Особенно ему нравилось голосовое с криком «У-ра-а!» и заливистым смехом. В тот день они втроем пошли в боулинг, потом в кино, после в «Бургер Кинг». Праздновали начало весенних каникул.

Ошибки тут быть не могло. Вот новое сообщение, сегодняшним числом. Три слова:

«папа забери меня»

От них похолодело в груди, и бестолковый барабанщик стал колотить изнутри по ребрам.

Когда хоронили Даньку, Лена положила в гробик игрушки сына (трансформера Оптимуса Прайма и Человека-паука), а заодно и мобильный телефон.

Сынишка ходил со стареньким мобильником Вити. Пускай и Лена и учителя говорили, что детям хватит и обычной «звонилки» — Вите не было жалко сенсорного «Самсунга».

Перед похоронами Витя помнил, как даже проверил заряд мобильника. Как будто бы Даня мог внезапно очнуться под землей... и написать родителям, чтоб забрали его отсюда.

Вот как сегодня.

Как из секции борьбы, где ему не понравилось.

Только прошло уже столько месяцев. Витя не хотел вспоминать восковую куклу, на которую походил подмазанный гримером сын. Но при мысли о том, как Даня выглядит сейчас, его затошнило.

Синюшное лицо, с жуткой трещиной во лбу? Сгнившее тело, поеденное червями? Истлевший скелет, покрытый остатками черной плоти, ухмыляющийся вечным оскалом?

И все равно Витя без труда представлял сумрак, освещенный голубоватым светом экрана мобильника и вполне себе нормальное личико Даньки. Он закусывает губу и с надеждой глядит на диалог. Почему же папа не отвечает? Здесь так тесно и тяжело дышать... и кушать хочется.

(папа забери меня)

Четыре месяца… Не может быть такого.

Витя покачал головой и отложил телефон. Он не мог себя заставить отправить что-то в ответ. Глупо. Нужно будет позвонить оператору. Номер сына они не отключали. Но возможно, эти цифры привязали к новой симке, и теперь ее владелец — другой мальчик... или девочка. Вот и все. Никакой мистики.

Но нет, вряд ли. Такое обычно происходит, если номером не пользуются годами.

Разве что... кто-то мог разграбить могилу. Например, черные копатели. Ведь с покойником часто хоронят не только мобильники, но и цепочки, крестики, кольца. Даже золотыми коронками не брезгуют.

Но даже если они нашли телефон, то зачем писать такое? Ради хохмы? Жестокая шутка.

Все-таки глубоко в душе Витя лелеял мечту, от которой сердце замирало — то ли от страха, то ли в предвкушении чуда.

***

В доме детства Витю мог бы встретить дед. Несложно было представить, как он сидит на кресле, а рядом горит торшер. Колени деда закрывает плед, висит до пола, на кончике носа сидят очки. Книга на животе — старик в последние месяцы перед смертью читал «Войну и мир» и уже мало что мог делать по дому. Дед посмеивался и говорил, что пока не добьет сей талмуд, помирать не намерен. Но рак кишечника добил деда быстрее.

Держался старик молодцом. Один раз Витя спросил, как можно быть таким весельчаком, зная о страшной болезни? Дед ответил, что любой недуг или жизненная трудность создает провал в душе. И если не заполнить этот провал светом, его заполнит тьма.

Но такой настрой не помог. Не помогли операции и химиотерапия — метастазы уже вовсю росли в печени. Бедняга мужественно сражался до последнего, но все-таки отдал богу душу. Незадолго до Даньки.

После Витя и стал размышлять над фразой деда о пустотах. О том, как заполнить светом провал, и не бесполезно ли это? Кажется, что тьма всегда сильнее...

В сумраке запущенность дома не так бросалась Вите в глаза, но даже утомленное сознание это отметило. Можно ли продать участок и за сколько? Витя решил, что займется вопросом как-нибудь потом.

Везде слоями пыль. На полу застарелая грязь. Вот чей-то след, может даже от дедова тапочка. Витя грустно улыбнулся.

Витя выгрузил нехитрый набор продуктов в холодильничек, кое-что положил в шкаф. На полках крошки сахара... Это хорошо, что еще газ и свет не отключили за ненадобностью, а хотели же.

Витя наступил на крышку погреба и замер. Показалось, что снизу пошли такие звуки, будто радиоприемник не настроили на нужную волну. «Белый шум», сквозь который прорывались голоса, шептали что-то, перебивали друг друга — не разберешь.

Витя провел ладонью по лицу. Вроде стихло. Мыши скребутся, наверное. Или крысы.

В родных местах стало легче на душе, спокойнее. Все мелкое, городок на ладони уместится. Никаких тебе пробок и толчеи, вечно куда-то спешащих людей. Никаких планов по продажам, нагоняев от начальника и планерок. Никаких тебе раздраженных клиентов.

Но зато тут могила сына. Витя плохо помнил день похорон, разве что про мобильник и игрушки в гробу. В памяти будто внезапно открылся провал, только спасительный.

Он успел уточнить у оператора: номер сына не привязывали к другой сим-карте. Цифры по-прежнему оформлены на Витю. Правда, оставался вариант с тем, что мог найтись шутник, который использовал подмену номера. Так делают мошенники, чтоб прикинуться, будто бы они звонят с официального номера «Сбербанка» или там ФСБ. Но и он отпадал. Ведь тогда бы сообщение, скорее всего, пришло в новый диалог «Вотсапа», а не в старый.

Витя на миг замер перед оградкой. Потом снял цепочку, закрывавшую проход, прошел по бетонной дорожке. Присел и положил на осевший холмик металлическую машинку, купленную в «Детском мире» и батончики с мишкой Барни.

Могила выглядела нетронутой. Чтоб ее вскрыть, понадобилось бы раздолбить мраморное надгробие. Но все цело... Значит, телефон где-то там, внизу.

Витя сел на лавочку и поежился.

— Как ты тут?.. — спросил он, глядя на фото Даньки на памятнике. Сын улыбался в ответ, и Витя отвел взгляд. В горле встал горький ком, глаза увлажнились. Витя шмыгнул носом и смахнул слезы. Почесал щеку, на которой выступила жесткая, как асфальтовая крошка щетина. Жалко, что нельзя отмотать время назад...

Будь у него хоть небольшой шансик, он бы точно успел. Крикнул бы громче. Бежал бы быстрее. Смог бы вытащить сына из пропасти. Или вообще отмел идею ехать в дачный кооператив на майские праздники. Лена хотела на море смотаться, а он потащил их сюда, в родные края.

Но такие события будто бы выписываются сценаристом. Никакая импровизация актеров не способна изменить финал картины.

Суды с горнодобывающей компанией не смягчили утраты. Да, им выплатили компенсацию, как будто отмахнулись.

Лене звонили с телевидения, приглашали на передачу, сулили гонорар. Витя помнил, как она кричала в трубку, а потом рыдала на диване. Деньги и разглагольствования не могли вернуть Даньку.

Провалы возникали в окрестностях Березников тут и там. Страдал и Соликамск. Провалы большие и маленькие, глубокие и нет. Некоторые затоплялись грунтовыми водами, «рассолами», другие оставались сухими и будто бы ждали, когда их что-то заполнит. Например, газ, ждавший лишь искру, чтоб взорваться.

Или темнота из Витиных кошмаров. Плотная, следящая огоньками глаз.

Некоторые дома признавали аварийными и жильцов расселяли. Конечно, квартиры выделяли не сразу. И каждый день люди жили и замирали от страха, особенно когда начинались пятибалльные техногенные землетрясения. В любой момент твой дом мог уйти на дно очередного провала.

Но кому до того было дело? Породу продолжали разрабатывать, невидимые пустоты под землей ширились, а людей кормили завтраками.

Кто-то бросал жилье и уезжал. Другие люди оставались, и Витя иногда задумывался: в чем смысл здешней жизни?

Какая сила вообще держит жителей в городках, подобных этому, где все донельзя унылое, где жилища трескаются и разваливаются, где толком нет работы?

Наверное, та же сила, которая потянула тогда его семью в дачный кооператив.

Тут подул ветер, деревья зашелестели. По спине Вити пробежал холодок. Он вытащил из внутреннего кармана куртки металлическую фляжку и глотнул оттуда. Поморщился от того, как коньяк обдал жаром пищевод, утер губы и спрятал флягу. Вытащил телефон и прочитал сообщение, теперь уже позавчерашнее:

«папа забери меня»

Сейчас ему не было жутко. Даже хорошо, что все-таки приехал. Нужно поставить точку в истории. Витя грустно улыбнулся и напечатал в ответ:

«Привет. Я пришел за тобой»

Витя подождал, посмотрел на одну серую галочку. Конечно, а на что он рассчитывал? Мобильник сына давно разрядился и не мог поймать сеть. Может, уже вышел из строя от сырости и его даже при большом желании не включишь.

Витя сел на корточки, положил ладонь на холодный мрамор и пробормотал, будто бы стесняясь:

— Вот бы тебя увидеть, Даня. Хотя бы ненадолго... Я так по тебе скучаю. Господи, прости... что не удержал тебя, — Витя всхлипнул. — Это я виноват.

Далекая дрожь пробилась снизу. Витя удивленно отнял ладонь от гробнички. Потом приложил еще раз — почудилось, наверное. Схожее ощущение бывает, когда мобильник вибрирует в кармане пуховика.

Пошелестели деревья, кивая верхушками. А Витя волей-неволей вспомнил еще кое-что...

***

— Звонок для учителя, а не для вас! — выкрикнула Ольга Ивановна и раздраженно вскинула руку, чтоб поглядеть на тонкий браслет часиков. — Еще семь минут до конца урока! Внизу кто-то балуется.

Звонок продолжал дребезжать. Наверное, хулиганистый дежурный дорвался до кнопки и решил пошутить...

Тут задрожали стены и парты стали подпрыгивать. По классу заметались удивленные возгласы, на пол полетели ручки и карандаши.

— Запишите домашнее задание, — продолжила историчка, нисколько не смутившись. — На следующем уроке буду спрашивать по списку всех.

Открылась дверь, и заглянул географ Александр Анатольевич, с вечной щеточкой усов и глазами навыкате. Но сейчас глаза выползли чуть ли не на щеки, как в мультиках.

Географ замахал руками:

— Тревога, Ольга Ивановна! Эвакуация, землетрясение. Ребят, собирайте вещи и дергайте к аварийному выходу. Только без паники!

Витя глянул на соседку по парте, рыжую Соню. У той лицо и без того было испуганным. Теперь же девчонка и вовсе побелела, а веснушки на щеках проступили ярче обычного. Соня будто бы продолжала ждать, когда же Ольга Ивановна продиктует домашнее задание, пока Витя и другие одноклассники закидывали в рюкзаки и сумки тетради, учебники и пеналы.

— Чего сидишь? — Витя дернул Соню за плечо. — Ау, просыпайся!

Она вечно к нему подсаживалась, и их дразнили женихом и невестой. Самого Витю это жутко бесило, но Сонька давала списывать, да и чего уж там — Вите льстили взгляды, полные щенячьей преданности.

Но теперь ее тормознутость раздражала. Соня продолжала на него пялиться и тогда Витя сам стал сгребать с парты вещички одноклассницы и закидывать в ее сумку.

— Ой, извини! — заморгала Соня и начала помогать. Остальные уже выскакивали из класса, подгоняемые Ольгой Ивановной и географом.

— Парами стройтесь! Не толпитесь, не орите. Ничего такого не случилось. Это просто землетрясение, — командовала историчка.

Ребята пересмеивались, оглядывались. Из других классов в коридор посыпались пацаны и девчонки, как горох. Тоже галдели и строились парами. Вот только все они впереди, и значит, выйдут раньше...

Слабенькие землетрясения бывали и раньше. Но теперь трясло так крепко, что того и гляди — развалится школа.

— Взялись за руки! — скомандовал географ. — Не отпускаем пару.

Подростки шли парами по коридору, спускались по лестнице к аварийному входу. С третьего этажа нужно было спуститься на первый, а там уже и выход во двор сразу...

Тут здание разом содрогнулось. Девчонки цеплялись за перила и визжали, а те резко отогнулись в сторону — лестница будто бы проснулась и решила перевернуться на другой бок. Витя выпустил Сонину ладонь и вскрикнул. Девки верещали, а Витя увидел, что Миха перепрыгивает с оставшегося висеть в воздухе пролета на площадку второго этажа. А следом и остальные ребята.

Витя цеплялся вспотевшими пальцами за решетку перил. Внутри распухал мерзкий слизень тревоги — он мешал дышать, полз к глотке.

— Вить, не бросай меня! — вскрикнула позади Соня. Он обернулся, стоя на краю пролета, который грозил обвалиться. В голове билась одна мысль: «Прыгай, прыгай!».

— Соня, я еле держусь сам... Прыгай сюда!

— Я боюсь, боюсь, боюсь, — Соня покраснела, скривила лицо и закричала так, что Витя поморщился.

Все одноклассники уже на другой стороне. Наверное, уже прошли по коридору и спускаются по второй, параллельной лестнице. А ну как сейчас вся школа развалится? Или под землю уйдет! Они с пацанами видали провалы. Мужики говорили, что там типа, где семьдесят метров, а где и сто глубина.

Он кинул на Соню взгляд. Она жалась к перилам и хныкала. Тогда Витя стиснул зубы и полез обратно, протянул ей руку, потащил за собой на кончик пролета.

— Теперь прыгнуть нужно, слышишь? Соня!

Она обшарила его непонимающим взглядом. Рыжая прядь выбилась из аккуратного хвостика и провисла через лицо.

— Держишься? Давай, ты первая. Тут всего-то метр...

На самом деле больше. Внизу — пустота, которая разверзла пасть и уже пожирала школу. Стенки дрожали и дрожали. Казалось, упади в провал еще хоть соринка — пойдет цепная реакция, как бывает с костяшками домино. Самое главное, что сквозь шум и треск Витя будто бы услышал далекий резкий шепот, будто сотни голосов бормотали в унисон. А когда глянул в провал, вроде бы что-то плотное зашевелилось во тьме, поползло вверх. И засветились те самые огни, большие и малые. А тьма

— Я не смогу, — хныкала Соня. — Не смогу допрыгнуть!

Тогда Витя изо всех сил оттолкнулся от края ступеньки и прыгнул первым. Тяжело ударился локтем и коленом о мраморную площадку, неловко перекатился, но боли не ощутил.

Пролет дернулся. Затрещал и хрустнул железобетон. Соня широко распахнула глаза и открыла рот. Взметнулся рыжий хвостик, и девчонка полетела вниз.

***

Витя постоял и около могилы деда. Осевший холмик окружала оградка, тут же торчали скупые крест с фотографией и табличка с цифрами — даты жизни и смерти.

Между рядами могил, на выходе с кладбища Витя наткнулся на бродягу — таких персонажей тут всегда хватало. Лето в здешних местах прохладное, но бомж явно переборщил с одежками. Он на четвереньках стоял возле могилы и как будто прислушивался, загораживая тропинку.

— Пройти можно? — кашлянул Витя. Бродяга вздрогнул и повернул голову. Из-под воротника фуфайки выглядывал капюшон, лоб прикрывали сальные пряди волос.

Бродяга выпрямился и взялся за столик возле могилы, чтоб сохранить равновесие.

— Голоса, — пояснил он. — Там, внизу... Давно уже слушаю их. Скоро все уйдут под землю. Ты ж не местный?

— Жил тут когда-то. Какие еще голоса? — Витя на всякий случай отступил назад.

— Боишься меня, чтоль? Да сам можешь послушать, — он кивнул на могилу. — Они там шепчут и шепчут под землей.

— Кто?

— Сожранные, — бомж закашлялся. — Ты-то свалишь, а мне что делать?

Витя пожал плечами.

— Во-во. Так что лучше дуй отсюда поскорее, — бомж растянул беззубый рот в ухмылке. Потом он оглянулся по сторонам и добавил: — Пока еды хватает... Зато провалов все больше. Знаешь почему? Потому что оно там растет и не помещается. Потому и провалы, потому и трясет. Мне-то куда деваться прикажешь, а?

— Некуда, — со вздохом согласился Витя.

— То-то и оно. Не веришь? Никто не верит. Но когда станет нечего жрать... Вот тогда и поглядим. Мелочь есть?

Витя пошарил в карманах и отдал бомжу монетки и мятый полтинник. От бомжа воняло не только грязным телом, но и гниющими ранами.

— Я те по серьезке говорю, — крикнул бомж вслед Вите. — Вали отсюда, да поживее. Нехрен тут ловить.

Витя понимал, что нужно просто выбросить из головы бред пьяницы, но гвоздики тревоги уже вовсю царапали нутро. Он почему-то вспомнил провал, в который упала Соня. Вспомнил ту темноту и шепотки… И огоньки вспомнил, похожие на глаза. Он ведь их видел не только в кошмарах? Желтые огоньки, большие и маленькие.

А тело Сони так и не нашли ведь.

Мало-помалу тоску и тяжесть на сердце разбавила ностальгия. Вот этот дом на улице Котовского так и стоит, зараза, еще не развалился. Вот провал небольшой, на дне лысая покрышка и сухая ветка.

Вот открыли новый магазинчик. А вон наоборот, заколоченные витрины и старая бензоколонка.

Витя постоял некоторое время возле школы. Вокруг обветшалого здания образовался ров с мутноватой зловонной водой, как на картинках со средневековыми замками. Наполовину разрушенное здание глядело на мир провалами окон — многие были разбиты. По-любому пацаны камни швыряли. Но школа выглядела не пораженным животным, а выжидающим хищником.

За годы Витя успел убедить себя в том, что не бросал Соню. Он просто хотел показать ей, как именно нужно прыгнуть. Р-раз! И ты уже на той стороне.

Но забыть о тех огнях в провале он не мог. После смерти Дани они часто снились. Как и тени-щупальца в проломе под лестницей, гораздо более плотные, чем обычная темнота.

Когда умер Даня, Витя иной раз думал: что если судьба вернула должок? За то, что прыгнул тогда первым.

Витя глянул вниз, и ему показалось, что под водой снуют тени. Дурацкий барабанщик в груди опять ожил. Рыба, здесь? Да еще такая огромная?

Да нет, показалось.

Где-то залаял пес. Затрещал движок мотоцикла. Но звуки тут же стихли, пространство их будто бы проглотило.

Ноги сами занесли его в тихий район. Он частенько через него провожал Соню. Тогда он убеждал себя, что вроде как срезает путь. Ну, сейчас-то он мог себе признаться, что одноклассница ему все-таки нравилась. А он делал вид, что безразлична.

Чужой взгляд кольнул спину, Витя резко оглянулся. Домишки, столбы, да разбитая дорога, не асфальт, а выбоины сплошные. Никого. Но все равно не покидало чувство, будто кто-то наблюдает.

Вот и дом рыжей Сони — обветшалый, запущенный. Ее родители уехали из города в том же году, почти сразу после похорон дочери.

Только в могилу опускали пустой гроб.

Тень мелькнула? Витя вгляделся в запыленное окно дома. Голые стекла, без всяких занавесок. Кто-то стоит и смотрит на него. Обескровленное лицо, синеватые губы. Тускло-кирпичные волосы. Ноги сами свернули к дому. Витя приоткрыл рот, и загипнотизированный взглядом девочки, зашагал прямо по луже.

Соня улыбнулась и помахала рукой сквозь грязь на стекле. Витя не мог разглядеть веснушек, но знал, что они должны быть на щеках. Как только он приблизился, Соня исчезла. Витя провел ладонью по лицу. Медленно вдохнул и выдохнул.

(беги прочь это не Соня прочь отсюда она умерла)

Ноги сами понесли Витю к калитке. Он понимал, что лишь попался на уловку воображения, но зачем-то хотел проверить жилище. Хотя таким образом невозможно было убедиться наверняка, сошел он с ума или нет.

Витя постучал в дверь. Покашлял и выдавил хрипло:

— Ау, хозяева!.. Есть кто дома?

Створка поддалась. Витя потоптался, постучал еще раз, хотя было ясно, что дышащий сырой землей дом пустует много лет.

На полу везде мусор, окурки, банки. Шприцы валяются, обрывки газет и целлофановых пакетов. Битое стекло — окно со двора кто-то высадил кирпичом.

Витя прошел в ту комнату, окна которой выходили на улицу. Конечно, ему только померещилось. Нервы, стресс плюс алкоголь.

Тут на полу тоже была куча мусора, валялся обоссаный матрац, на котором явно спали бомжи. Может даже тот тип с кладбища. То самое окно, мутное от пыли, а под ним дыра в полу и комья земли. Вонь стояла такая, что у Вити сперло дыхание и заслезились глаза.

Он пнул бутылку, и та улетела в провал под окном. Звука падения не последовало. Витя выждал еще пару секунд, подошел ближе и заглянул в дыру. Конечно, никакая девочка с рыжими волосами и веснушками там не пряталась. В разломе лишь клубилась завораживающая тьма.

Этот провал по размерам походил на могилу Даньки, разве что очень уж глубокий... Совсем как тот, в школе.

(семьдесят или может даже сто метров)

Мурашки пробежали по телу, и Витя отступил назад. Он хотел разогнать темноту фонариком, но почему-то сомневался, что луч света достанет дна.

Витя вытащил телефон, разблокировал экран и замер. «Вотсап» он так и не свернул, и теперь взгляд зацепился за вторую галочку в диалоге.

Дыхание перехватило. Он закашлялся и постучал в грудь кулаком. Завертелся на месте, шелестя мусором, глядя на оборванные обои на стенах, на желтые разводы на потолке. Голова пошла кругом. Только бы не потерять сознание.

Две серых галочки. В той эсэмэске, которую он сегодня отправил Даньке. Они означают, что телефон абонента принял сообщение.

Витя сунул мобильник в карман. В ушах шумело, и Витя не мог понять, чудится ему или из провала в самом деле доносятся отголоски хорового шепота.

Он вытащил фляжку, залпом выпил остатки коньяка и поспешил на улицу.

***

В комнате горел торшер. Витя сидел в дедовом кресле и глядел перед собой. Рядом на столике стоял мутноватый граненый стакан с водкой — удалось отыскать в шкафчике стратегический запас.

В погребе опять что-то скреблось. Витя откинул крышку гвоздодером и заглянул в темноту. Пощелкал выключателем — не работает. Тогда он постучал концом гвоздодера по полу и звуки стихли. Но едва вернул крышку обратно, как голоса опять зашептали в унисон.

Голова кружилась. Витю слегка подташнивало, горло саднило. Уж не заболел ли? Надо убираться из городка как можно скорее, но сегодня он уже никуда не уедет. Ночь придется провести здесь...

Сейчас казалось, что тьма за окном живая. Она колышется и колышется, вот-вот разобьет окна и заполнит комнату, напихается в глотку и удушит.

Нет. Он просто перенервничал, и наутро все страхи рассеются.

Лена права, он и впрямь перебарщивает с алкоголем. Рыжая Соня давно умерла и не могла махать ему из своего заброшенного дома. Никто не шепчет в погребе. И Данька ничего не присылал.

Как же тогда объяснить две серые галочки? Как сообщение дошло на погребенный «Самсунг»?

Наверное, он и впрямь сходит с ума.

Лена написала ему, мол, как он доехал и что делает. Витя тупо глазел на экран, не зная, что ответить.

Он залил в себя остатки огненной жидкости из стакана и поморщился.

За окном выл ветер. Витя зевнул так, что щелкнула челюсть. Сейчас он хотел бы очутиться в московской квартире. Вдали отсюда. Там он тоже пил бы, разве что включил бы какой-нибудь ненапряжный фильмец или сериал.

И забыл бы про сообщение. И про тот бездонный провал, и про Соню. И про две серые галочки.

Вот только что потом? Лена ушла, родных теперь нет. Он теперь никому не нужен.

Чтоб прогнать эту мысль, Витя взял мобильник и отстучал Лене:

«Доехал без приключений, проведал Даню. Полегчало немного».

Он не успел задуматься о том, как часто люди врут себе и близким. Потому что две серые галочки в диалоге с Данькой стали голубыми.

Витя открывал и закрывал рот, воздух не проходил в легкие. Барабанщик в груди отложил палочки и молотил по бас-бочке: дум, дум, дум.

Нет, это все неправда. Он проведет здесь ночь, потом уедет из города. И навсегда выбросит эту историю из головы.

Витя отложил телефон. Поиграв желваками, он встал и вытащил из шкафчика бутылку. Скрутил крышку и потянул водку из горла. Нужно выпить столько, чтоб отрубиться до утра. Проще некуда.

В погребе шептали все громче, а может это так шумело в ушах. Витя опрокинул в себя водку, добрел до дивана и упал на пыльное покрывало. Голова кружилась вместе с кроватью и комнатой, а голоса шептали и шептали.

***

Витя лез по тоннелю. Фонарик вырывал куски неровных земляных стенок, Витя кряхтел, пульс бился в висках. Где-то впереди его ждет сын.

Внезапно к вибрации добавилось жужжание, будто бы под землей прятался огромный улей. Витя заработал локтями и коленками, потом встал. Тоннель расширился, и можно было идти, чуть пригнувшись.

Мелькнула под ногами красная кепка. Витя подобрал ее и поспешил к развилке, двигаясь на этот звук, похожий теперь на хоровое пение.

— Спас-си нас... спаси наа-ас-с-с...

Тоннель подсвечивался бирюзово-фиолетовыми отблесками. Витя смахнул пот и выключил фонарик на телефоне. Теперь все было видно и так. Он сжал покрепче монтировку, и понял, что это не пение.

Крики. Вопли, сливающиеся в общую какофонию.

(они там шепчут под землей)

(спасинасспасинасспасинасспасинасспасинас)

Витя пошел дальше, но теперь его будто бы тянул невидимый канат. Почудился запах пота, такой стоял в раздевалке после футбольных игр и уроков физкультуры.

Целая толпа протискивалась к нему по тоннелю. Оскаленные лица, выпученные глаза, руки, ноги — сплошная масса переплетенных меж собой тел.

Люди кричали, шептали, молили и проклинали, накатывая на Витю живым комом.

Десятки глаз проникли в череп и будто ощупывали мозг. Витя не мог шевельнуться, люди тянули к нему руки, хватали за одежду, за волосы, зажимали нос и рот...

***

Витя вскрикнул и проснулся, тяжело дыша. Со второй попытки отбросил одеяло, которое душило его во сне.

Отголоски сна звенели в голове. Кровь бросилась в лицо, стучала в висках. Экран мобильника горел, и Витя машинально потянулся к телефону.

Новое сообщение от Даньки:

«папа мне холодно»

Витя написал:

«Если ты мой сын то пришли голосовое»

Серые галочки появились тут же, и сразу же подсветились голубым. Эту карту приколисту бить нечем. Разводиле просто неоткуда взять голос сына. Разве что ублюдок заранее сгенерировал фразу какой-нибудь программой.

Надпись «в сети» над диалогом сменилась на «записывает аудио...»

Витя тупо глазел на появившееся новое сообщение с аватаркой Дани. Шесть секунд аудиозаписи.

Он знал, что не должен тыкать на серый треугольник, не должен. Но палец сам собой коснулся экрана.

Послышался треск, а потом из динамика потек хнычущий голос сына, далекий и чуть глуховатый:

— Папа... Тут темно и холодно. Не оставляй меня здесь одного!

Витя смотрел на экран и едва дышал. Протер глаза, протолкнул кислую слюну по пересохшему горлу. Полтретьего ночи... Надо валить из города. Прямо сейчас.

Витя заблокировал мобильник и сунул в карман.

Тут же услышал шорох и стук. Сердце прыгнуло в глотку. Стучали из погреба. Потом кто-то издал смешок. Желудок Вити будто колотым льдом набили, во рту пересохло.

Торшер лил на стены тускло-желтый свет, но не разгонял сумрак. Витя перехватил гвоздодер, обтирая ладони о джинсы. После подцепил крышку. Может, это всего лишь сон...

Густая тьма. Те самые огоньки, большие и малые.

Из сумрака выплыло белесое, как гриб, личико. Витя отшатнулся от погреба. Сынишка вроде бы стоял на последней ступени лестницы, хотя было не разглядеть. Даня отводил взгляд и мял кепку в руках. Тот же самый пиджак, что и на похоронах...

Витя выронил гвоздодер, и он зазвенел по полу.

— Пап, я тут все время был, — губы его подрагивали не в такт словам, как на зацикленной видеозаписи. Щеки поблескивали, как след слизня. — Мне было так страшно... Ты что, уже не любишь меня?

— Даня... Конечно, люблю! Я заберу тебя отсюда, — бормотал Витя, обнимая сына, целуя склизкие щеки, прижимая к себе тщедушное тельце. — Мы поедем к маме, в Москву. Ты прости меня, а? Что не смог тебя спасти.

— Но сейчас-то ты меня спасешь?

— Конечно.

— Ур-а-аа! — воскликнул сын и заливисто засмеялся. Голос совсем как на аудио в «Вотсапе», которые Витя знал наизусть. Витя вцепился в плечи сына, оглядел его.

Тот самый костюмчик, в котором хоронили. Рубашка пахнет землей. Грязные пальцы на ощупь как дождевые черви. Среди волос трещина, заросшая мясистой плесенью.

— Обними меня, па.

Витя шагнул вперед, коленки слегка подкосились. Он не сразу понял, что пол трясется, и звенит грязная посуда, оставленная в мойке. И стены дрожат от вибрации, и дом трещит и хрустит.

Он глядел поверх плеча Дани и видел, как в провале разгораются огоньки — будто россыпь глаз. Большие и малые, как во снах. Их свечение немного размывало тьму, сквозь которую проступали лица. И чудилось, что внизу кто-то жадно дышит. Огромное существо.

Витин дедушка кивал и улыбался. Веснушчатая Соня приветливо махала рукой.

Глаза-огоньки теперь совсем не страшили. Ведь это смотрят географ, Ольга Ивановна, пара одноклассников. Сплошь знакомые: друзья детства и соседи, с которыми когда-то Витя встречался на улицах городка. Вчерашний бродяга. Они все ближе и ближе и что-то шепчут хором — не расслышать.

Витя уловил запах снулой рыбы и вдруг понял, что никакой лестницы нет. Как и дна погреба. От пояса сына, вместо ног отходил мясистый ствол — мощный, с буграми. Ствол уходил далеко вниз, распухал и пульсировал, наливаясь силой.

Даня потянул Витю за руку, и тот шагнул вниз. Темнота зашептала и сомкнулась, связывая отца и сына навсегда.

***

Телефон Вити молчал пару дней. Лена выгрызла себе изнутри щеку, пытаясь дозвониться, отправляя эсэмэски, а после решила забронировать билеты. Когда она собирала кое-какие вещи, на «Вотсап» пришло сообщение от Вити: случилась беда, срочно приезжай.

Лена закусила губу. Конечно, она поедет! Зря не выслушала, зря отпустила. Видела же, в каком состоянии муж и просто наплевала. Что на нее нашло? Витю она до сих пор любит. Отмотать бы время назад...

Надо ехать. Вдруг получится еще спасти брак. Вдруг получится чем-то заполнить этот провал.