DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Сергей Недоруб «Еще один молоток»

— Вадик, ты где?!

Встрепенувшись от голоса матери, Вадик наклонился к земле, стараясь громко не дышать. Он надеялся, что высокая трава скрывает его с головой и будет скрывать как можно дольше. На правом рукаве драной рубахи он заметил движение — скосил глаза, уставился на гигантского гладкого, блестящего жука.

Рот мальчишки задвигался в кривой улыбке. Жук устроился на рукаве поудобнее и начал неторопливо чесать передние лапы.

— Вадик, ну сколько можно искать?!

Сунув левую руку в карман подвязанных куском бечевки штанов, Вадик нащупал среди всякого мальчишеского хлама и извлек маленькую коробочку, куда аккуратно и отправил жука. Закрыл коробочку, встряхнул ее, довольный, сунул обратно в карман. Матери уже не было слышно — видать, пошла искать его в лесу. Вадик подождал еще немного. Если мамка увидит, как он пришел со стороны озера…

Он сорвал травинку, потыкал ею в грязные зубы. Осторожно поднял голову.

Крепкая рука схватила его за шиворот. Вадик испуганно заверещал.

— Тише ты, козявка, — осадил его голос Тимки, старшего брата. — Будешь орать — я тебя мамке заложу.

— Не надо, — заныл Вадик. — Пусти меня, слышь, ты, улиткоед!

Брат разжал пальцы, и Вадик шлепнулся на четвереньки.

— Ты что тут забыл? — спросил Тимка. Он был не сильно выше Вадика, но уже научился нависать так, как это делал батька. — Тебе сказали не бродить у озера!

— Мне можно, я уже большой!

— У больших писюн стоит. У тебя стоит?

— Что? — не понял Вадик.

Тимка махнул рукой.

— Просто не ходи тут, и все, — сказал он.

— Ну а где гулять? — засопел Вадик. — В лесу нельзя, на озере нельзя. Куда мне ходить-то?

Брат не ответил, лишь схватил его за руку и поволок домой.

— Скажешь мамке? — спросил Вадик.

— Нет, — ответил Тимка. — Сейчас нет. Но больше сюда не ходи. Обещаешь?

— Обещаю.

 

***

 

Хотя Вадик в тот вечер не врал, на следующий день он о своем обещании и не вспомнил. Снова пришел на озеро и делал все, что полагается мальчишке — крутил свои игрушки как хотел, закапывал и раскапывал клады, швырял комья глины в воду, катался с горки и совершал прочие ежедневные ритуалы.

Заветная коробочка с жуком все еще находилась в кармане. Вадик вытащил ее, потряс, посмотрел на свет. В поисках спасения насекомое высунуло одну из ног в узкую щель под крышкой коробочки.

Высунув от возбуждения язык, Вадик тут же ухватил за лапу и оторвал ее, представляя, как жук падает на дно коробочки в агонии и беззвучно вопит в одиночестве. Проверить, так ли это, Вадик побоялся. Или же он просто не хотел видеть, что жук смирился со своей участью. Так было бы неинтересно. Надо, чтобы жук захотел выбраться на волю, но что он будет делать на воле без одной ноги?

А вот бы и посмотреть!

Вадик уселся поближе к песку, чтобы выпустить жука и глянуть, как он будет ковылять по песчинкам.

Его внимание привлекли легкие всплески со стороны озера. Мальчишка повернул голову и остолбенел.

Из воды торчала голова, покрытая зелеными волосами, которые Вадик сперва принял за водоросли. Только никаких водорослей тут не было. Забыв про жука, Вадик смотрел, как к нему медленно плывет женщина, останавливается, показывается из воды.

Черты ее лица были почти скрыты волосами, спутавшимися в грязный комок, но даже так Вадик заметил, что выглядела женщина страшно — страшнее, чем любые картинки, которые он видел. Нос был искривлен вверх и вправо, рот словно изрезан тупым ножом. Несколько зубов торчали сквозь щеку, прорвав ее изнутри. Одно ухо торчало из-под волос, второго не было видно. Вадик считал, что оно маленькое и сморщенное. Еще ему казалось, что он видит глаза — зеленые, сочащиеся холодным презрением.

Ужас сковал сердце мальчишки. Он попятился прямо так — сидя на песке. Рука механически схватила коробочку с жуком. Почувствовав знакомую вещь, Вадик ощутил приток сил, вскочил на ноги и бросился бежать без оглядки.

 

***

 

На следующий день Вадик проснулся и понял, что в доме он один.

После смерти батьки жили они только с мамкой и братом, и Вадик хорошо помнил, кто какие звуки издает, когда занимается всякими домашними делами. Без сомнения, сейчас он был один. Вадик подошел к зеркалу прямо в ночной рубахе, покрутился возле него одной стороной лица, потом другой, надеясь, что сегодня настанет тот день, когда у него начнут расти хоть какие-то волосы на физиономии. Ничего не было. А ведь Тимка ненамного старше, а вон какой уже — усы пробиваются вовсю, даже режется небольшая бородка… Да и по фигуре Тимка больше похож на покойного батьку, чем на Вадика.

Вадик побрел на кухню, где сразу почувствовал запах свежих пирогов. Обычно эти ароматы пробивали до его комнаты, но не сегодня. То ли мамка встала до солнца, чтобы успеть наготовить таз пирогов, то ли поскупилась на молоко и яйца. Если он стащит один пирог, мамка и не заметит ничего.

На всякий случай обернувшись, Вадик сунул руку в таз, вытащил мягкий пирог, стараясь не сжимать его слишком сильно, чтобы не выпускать вкусный воздух, и метнулся к себе в комнату. Ему пришла мысль покормить жука в коробке. Интересно, отрастил ли он за ночь новую лапу?

Посмотреть на это Вадик не успел: хлопнула входная дверь, и мать с Тимкой вошли в дом.

— Зачем ты пошел на озеро? — спросила мамка. Вадику показалось, что она плачет. — Зачем ты мать пугаешь? Что я тебе сделала, что вы все так со мной?

— Прости, мам, — бормотал брат. Вадик поразился, до чего же низкий у его брата голос — грубый, словно топором выструганный. — Я не смотрел на озеро.

— Не можешь ты не смотреть на озеро! Ты вон какой вымахал, скоро брат твой тебя догонит! Ты же пойми, он с тебя пример берет, хоть и маленький. Когда-нибудь он станет как ты. Если оба не будете осторожны — не дорастете до лет отца вашего. Русалка вас сожрет!

— Может, и хорошо, что не дорастем, — жестко сказал брат матери, и она еле слышно всхлипнула.

Вадик ожидал, что брат еще что-то скажет, но тот ушел. Пожав плечами, Вадик откусил кусок пирога, решив не делиться им с жуком. В конце концов, в этом доме никто не был расточительным.

 

***

 

Когда открылась дверь и зашли соседи, Вадик вспомнил, почему мамка сегодня делала пироги.

Уже два года, как батьку разорвала русалка. Вадик точно не помнил, какой это должен быть день. Мамка старалась не говорить о нем часто. На прошлый год они с соседями тоже собирались, и тоже были пироги, только вкуснее, соседей было больше, и они не выглядели такими испуганными.

За поминальный стол Вадика никто не звал. От стоявших на нем бутылок, долго пробывших на солнце, несло застарелым вином. Вадик был только рад уйти. Ему насыпали полную миску картохи с салатом, дали еще два пирога и предоставили право гулять во дворе, строго наказав не ходить на озеро. Вадик туда и не собирался — он обошел дом вокруг, подкрался на цыпочках к окну и стал внимательно слушать.

Говорил дядя Толя из соседнего дома.

— Что, Наталка, — произнес он хриплым голосом, — что твои сорванцы, все шалят? Старший, смотрю, вырос по плечо мне уже.

— Да, — устало ответила мать. — Глаз да глаз нужен. Не знаю уже, как от озера отвадить. Им же запретишь, так они все наперекор. Вадик-то ладно, мелкий еще. А за Тимку я боюсь. Как рядом его нет, так сердце из груди выскакивает.

— Ох, кума, хотел бы я тебе что-нибудь светлое сказать, — проговорил дядя Толя, — да Вадик твой не мальчик уже. Не сегодня-завтра бриться начнет, а там… сама понимаешь.

— Да понимаю я все! — крикнула мать так, что у Вадика в животе картошка враз остыла. — Не хочу я еще один закрытый гроб! Понимаете, не хочу!

Стук по клеенке, что служила скатертью. Все выпили не чокаясь. Вадик решил послушать еще.

— Да, в закрытом хоронили Витю твоего, — сказал дядя Толя, шумно дыша. — Я лично заколачивал, вот этими своими… старался не смотреть, что внутри лежит. А молоток после этого выбросил. Не мог его видеть после такого.

— Правильно сделал, что заколотил, — сказала мать. — Не надо было людям видеть.

— Знаю я, что не шибко ты любила его, Витьку…

— Садист он был, — со злобой процедила мать. — Садист, насильник и убийца. Думаешь, я перед ним сама расстилалась?

— Наталка, не надо так, — испуганно заныла тетя Нюра. — Он все-таки муж тебе был.

— Был да сплыл. Что я, долю нашу бабскую не знаю, думаешь? Или ты не знаешь? Рассказать, как оно бывает? У тебя муж заботливый, а мой получил, что заслуживал! И как он мужем стал, тоже знаешь? Он мне как Тимку силой сделал, так сразу в жены взял, чтоб самого не порешили! Детей только жалко, потому что они мои, понимаешь? Не я тогда на озере была том проклятом! Нет вины моей в том! Детей-то за что?

— А что дети? — спросил неожиданно дядя Миша. — Как там Тимка да Вадик твои, в самом деле? Нормальные?

— Да нормальные, — сказал усталый мамкин голос. — Тимка только немного… не того.

— Не того?

— Подозреваю я, что у него от отца больше, чем думала.

— Давай, Наталка, выговорись, — тихо сказал дядя Толя. — Что Тимка?

Мать тяжело вздохнула.

— Недавно куницу мы поймали в капкан, — сказала она. — Кур стал таскать кто-то, вот Тимка и соорудил капкан. А когда поймал куницу, то не выволок в лес, а убил. Не сразу. Бил палкой. Думал, я не вижу. Еще когда кур надо готовить, Тимка берет топор и идет в курятник. Только ни разу я звука топора не слышала. Как-то подкралась, посмотрела.

— И что увидела? — спросила тетя Нюра испуганно.

— Он им головы пилой пилит, — ответила мать. — Курицам. Еще так, чтобы не сразу, медленно. И смотрит как-то странно так. Будто что-то важное видит. Или общается с кем-то.

— Божечки мой, — всхлипнула тетя Нюра.

— Слушай, это ненормально уже! — сказал дядя Толя. — Тимку надо, я не знаю… лекаря не спрашивала?

— Да что тут спрашивать? — отмахнулась мать. — Смирилась уже. Может, жизнь его образумит. Котят уже сама топлю, ему не доверяю. Стараюсь быстро, без боли, а внутри колыхается все: вдруг это у Тимки не от отца непутевого, а от меня?

— Раз уж Витю помянули… — икнула тетя Нюра. — Может, выпьем за Ганну?

Пауза оказалась настолько тяжелой, что Вадик мог бы ее разрезать стащенной у брата старой бритвой. Не утерпев, Вадик подтянулся на руках, посмотрел в окошко одним глазком. Сквозь занавеску его никто не видел.

Мать сидела с потерянным видом. Тетя Нюра утирала глаза краем платка. Дядя Толя и дядя Миша держали в руках стаканы, уже не с вином, а с крепким самогоном, похрустывая пальцами.

— Эх, Ганка, Ганка, судьба твоя жестянка, — произнес дядя Толя. — Мишаня, ты знаешь, что тогда случилось? Ты же тогда здесь не жил еще?

Дядя Миша мотнул головой.

— Говорят, жила у нас дивчина, Ганна, — начал дядя Толя. — Красивая была. Не то чтобы первая девка, но ты знаешь, что это за первые девки и коих ими кличут. Первая девка — это как первая невеста: чтобы и краса, и чтоб работать умела, и улыбалась ярче всех. Ганна была другая. Жила на отшибе, ни с кем не встречалась, платья таскала что мешки. Нос кривой, вправо смотрит — видать, сломала его в детстве. Но вот что-то в ней было. Особенно если ее кто-нибудь случайно напугает. Так вот, знаешь, когда она боялась, то становилась ну просто неописуемой красоты и что-то живое в ней проглядывало сразу. Нюра, ты уж прости, что так говорю. Но врать о таких вещах не стану.

— И что с ней стало? — спросил дядя Миша.

— Мужики, что охотились тут, как-то напились и встретили ее, когда она в озере стирала, — сказал дядя Толя, наливая себе до краев. — Поговорили они там, как полагается, уламывали. О чем — догадаться можешь. Она отказалась. Они решили ее взять так, без спросу. Хотела Ганна убежать, да не вышло. Поймали ее тут же, у озера. И там, ну, в общем…

Дядя Толя выпил залпом.

— Говорят, кричала она так, что вода закипела, — хрипло продолжал дядя Толя. — И что рыбы повсплывали кверху брюхом, только я не верю. Тогда не верил. Сейчас-то понимаю, что все могло быть. Уж слишком Ганна чудная была. По очереди брали ее тогда все, — дядя Толя покосился на женщин. — Потом глумиться стали, мучить. Они там… ох…

— Да говори уже, — зло сказала мать. — Скажи, что живую рыбину ей в манду сунули.

Дядя Миша поперхнулся, схватил бутыль и начал хлестать из горла.

— Да, — выдавил дядя Толя. — В общем, да. Словом, как все кончили, так притопили они Ганну прямо в озере, чтобы не рассказала никому. И она их прокляла. Чтоб, говорит, сыновья ваши, как мужчинами станут, голову от меня теряли. Тогда никто не понял ее слов. Утопили ее в грязной воде и разбежались. Даже тела не нашли.

Но как год прошел, так все и началось. Первый мужик, который главарь был, пошел на озеро. Скажете, дурак был, да никто не знал, что проклятие-то не просто так было.

— Что с ним случилось? — спросил дядя Миша.

— Русалка его сожрала, что еще. Остатки на берег вынесло. Охотника так покорежило, что у него локти в собственных кишках были. Не знали, как в гроб пихать. Непонятно было, одного мертвяка выбросило или это куски от нескольких. Может, зря я за столом такое, но…

— Продолжай, — прошептала мать.

— Второй из мужиков на озеро приволок чан с бельем. Супруге помог. Та постирать хотела, видать, попросила помочь оттащить или простынки отжать, не знаю. В общем, в том чане с бельем его нашли. Белье уже было все лохмотьями, в крови. И вонял чан просто до одурения. Не отмыть было. Да никто и не пробовал толком мыть его. Смысл?

Вот тогда третий охотник все и рассказал. Все, сразу. Сознался как на духу, что они тогда с Ганкой сделали, о проклятии рассказал. Только не сильно ему это помогло. Он сам тогда понял, что нельзя ему к озеру приближаться. Терпел несколько лет. Но потом нашли то, что от него осталось, на берегу. Рот был забит червями, которыми он и подавился. А в глазницах будто крабы насрали.

— Что же он у озера делал? — спросила тетя Нюра с плачем.

— Да шут разберет, что он там делал. Знал, что нельзя ему туда, после того, что натворили. Но мыслишка у меня есть. Думаю, он сына своего искал там. Тому уже семнадцать было, длинный такой и тощий, что спичка горелая. Стало быть, он и под проклятие попадал. Видать, ушел к девке какой-нибудь, а отец его искать бросился на озеро…

— Понял я, — глухо сказал дядя Миша. — Толь, ты извини, за упокой их я не хочу.

— Так четвертым Витька мой был, — сказала мать. — Толя, расскажи про него тоже.

— Да, — быстро кивнул дядя Толя. — Он был последним из охотников тех. Только русалка его неспроста последним поймала, потому что, думаю, обижал он ее тоже последний. Наверняка просто на шухере стоял. Или просто смотрел, потому как припугнули его.

— Уж пугливая была сволочь, каких поискать, — вымолвила мать.

— Да что ты сейчас-то вспомнила?! — воскликнул дядя Толя. — Нельзя так о покойниках, на поминках его же. Думаю, его свои же заставили на Ганну лечь, вдобавок последним. Может, запугали его. Но русалка за ним тоже охотиться начала. И держался он долго, дольше всех. Сколько лет прошло, уже не помню. И два года назад нашли его у озера. А как он выглядел — я не буду говорить, ты сама все помнишь, Наталка.

— Закрытый гроб помню, — бесцветно произнесла мать, глядя в пустоту. — Ты выбросил молоток сразу, как заколотил последний гвоздь. Не решился в руки его брать после этого.

Дядя Толя хлопнул по столешнице широкой ладонью.

— Нечего ему было у озера делать, Наталка! — крикнул он, и по его щеке покатилась слеза. — Он раскаялся давно! Твое прощение получил! И люди почти забыли! Но он все равно пошел. И я знаю, почему. К русалке он нарочно пошел, прощения просить. Грех за собой чувствовал, жить спокойно не мог. Видать, решил, что, чем всю жизнь трястись, надо на поклон к Ганночке сходить. Или просить хотел за Тимку с Вадиком твоих. Только не простила его русалка, нет. И детей твоих не простит. Потому как Тимка уже мужчина, а Вадик сегодня-завтра им станет. Береги их Наталка, береги. Ведь если с ними станет что-то…

— Я поняла, — прервала его мать. — У тебя больше нет молотка. Такого, чтобы не жалко выбросить.

Вадик аккуратно отодвинулся от окна, уже не слушая бормотание мужиков. Поиграл еще немного во дворе, быстро забывая то, что только что услышал. Но игра не шла, из рук все валилось, да и картошка уже в брюхе успокоилась. Поэтому скоро Вадик вернулся домой, стараясь как можно громче хлопнуть дверью, чтобы мамка знала, что он тут. Та прятала лицо и лишь кивнула ему.

Мальчуган осторожно прошел на кухню. Быстро обернулся, вытащил коробочку с жуком. Потряс ею в последний раз. Открыл печную заслонку и бросил коробочку на тлеющие поленья, глядя, как ее быстро охватывают прожорливые личинки пламени. Он представил, как жук от невыносимого жара перестает отращивать новую ногу и начинает смешно метаться, не зная, что теперь отращивать в первую очередь — трескающийся от огня панцирь или лопнувшие фасеточные глаза.

Вадик закрыл заслонку, стараясь не шуметь, вернулся в комнату и быстро забрался под одеяло. Так он лежал, гадая, зачем мужикам выбрасывать хорошие молотки.

 

***

 

На следующий день Вадик отправился куда глаза глядят. Он искал новых жуков, перед этим раздобыв еще несколько коробочек и аккуратно рассовав их по карманам. Он чувствовал, что настолько больших жуков ему встретить удастся уже не скоро, а мелкие его не интересовали. Было бы здорово, наверное, поймать даже крысу, и на случай встречи с ней Вадик запасся парой вещиц вроде сточенных лезвий от капкана.

Он и не заметил, как ноги сами привели его к озеру.

Памятуя вчерашние слова о том, что он еще малой, а значит, находиться ему у воды безопасно, Вадик встал у берега в полный рост, смело глядя на водную рябь. Сегодня он чувствовал себя немного иначе — не так, как вчера. Как будто воображение, подсказывавшее ему агонию горящего в печке жука, пробудило в нем некие силы, о которых он и не подозревал. Его охватило сильное томление, природу которого Вадик не мог понять.

Русалку он увидел сразу, как подумал о ней. Возможно, она всегда была рядом, наблюдая за ним — не представляющим опасности ребенком, ни духовно, ни физически не связанным с четырьмя охотниками и мужским родом в целом. Теперь она уже не казалась уродливой. Совсем наоборот, ее тело выглядело потрясающе стройным, и Вадик сам удивился, как ему пришло на ум такое слово. Еще никогда девки не казались ему стройными. Они все были либо как поленья, либо как тощие палки. И сейчас Вадик замечал изгибы талии, нежную шею, наливные яблоки грудей с чуть подрагивающими сосками, ниспадающие на плечи локоны каштановых волос. Стекающая по коже вода блестела на солнце. Лицо русалки с чуть вздернутым вверх и немного вправо носом было неправильным, но это была неправильность цветка, привыкшего смотреть на солнце словно украдкой, прячась в прохладной листве.

Вадик внезапно испытал приступ непонятного чувства, похожего на чесотку, только чесалось где-то внутри, в районе ухнувшего вниз желудка. Ему отчаянно хотелось чем-нибудь занять эту пустоту. Вадик невольно тронул себя между ног и почувствовал, как сквозь штаны его писюн заполняет чуть ли не всю ладонь. Испугавшись, что его рука внезапно стала столь маленькой, Вадик оттянул бечевку штанов, посмотрел вниз и открыл рот от изумления.

Его писюн больше не выглядел сморщенной лапой дохлого котенка. Он напоминал небольшую дубину, которой было бы удобно глушить крыс. Истома прокатывалась по всему телу, и мальчишка чувствовал, что, хоть никогда не видел себя в такой форме, но все идет, как и должно быть. Вид изгибов русалки разбередил его настолько, что Вадик сделал шаг вперед и оказался по щиколотки в воде.

Русалка смотрела прямо на него, чуть наклонив голову. Нижнюю половину ее тела все еще скрывали муть и отражение утреннего солнца. Плавно рассекая воду взмахами тонких рук, русалка подплыла к Вадику, приоткрыв рот. Ее влажный язык облизнул губы, в глазах возникла слабо понятная Вадику страсть. Он знал, что должен просто позволить ей приблизиться к себе.

Ослепительная красота перед ним была чудной и притом более естественной, чем все, что он видел за свою жизнь. Сердце колотилось так, что казалось, все рыбы в округе передохли. Вадик сделал еще шаг, стоя в воде уже по колено. Он протянул руки к русалке, чувствуя пульсирующую дрожь.

Русалка подплыла к нему, и теперь Вадик увидел едва высовывающуюся пленку рыбьей чешуи на месте, где должны были быть ягодицы, и еще дальше — слегка бьющий по воде хвост. Но ему уже было все равно. Он коснулся рукой ее волос, таких живых и настоящих. Русалка обняла его за ноги одной рукой, другой развязала бечевку на штанах, стащила их вниз. Волна жара пронеслась по телу Вадика, когда русалка взяла его крысобойную дубину мягкими пальцами и направила себе в рот.

Вадик успел заметить блеск зубов, прежде чем почувствовал страшную боль. От сомкнувшихся на его плоти клыков он вскрикнул, упал на спину, и вода тут же хлынула ему в горло. Русалка затрепетала в ярости, задергалась, подобно вытащенной на берег щуке. Взбурлили пески, русалка бешено заработала хвостом, продолжая тащить Вадика зубами в глубины озера.

Прежде чем солнце померкло вдалеке, Вадику показалось, что он видит, как чья-то волосатая лапа закрывает крышку коробочки над головой.

Интересно, есть ли у дяди Толи еще один молоток?

Комментариев: 1 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Аноним 11-11-2023 02:57

    Понравилось, цепляет. Нечасто вопрос виновности-невиновности ребёнка поднимается. Чаще всего по сюжету дети невинны по определению. А тут задуматься заставляет.

    Учитываю...