DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Ужасы тибетского разлива

Многие представляют тибетскую религию как нечто аморфное, вареное и напрочь лишенное какой бы то ни было мистико-фрейдистской агрессии. Между тем это представление, мягко говоря, некорректно. Генераторы тибетских мифов — то есть многочисленные ламы и прочие служители культа, отрешенные от нашего бренного, тленного и грешного мира, — были большущими выдумщиками по части ужасов и монстров. Более того, тибетская хоррор-традиция оказала немалое влияние на весь нынешний пласт хоррор-культуры. Собственно говоря, все это иллюстрируется в предлагаемой вашему вниманию статье.

Для начала необходимо оговориться, что в Тибете были, есть и, по всей видимости, будут актуальны три религии — дзен-буддизм, бон и ваджраяна. В каждой из них монстрам отводится свое — весьма почетное, надо сказать — место. Они, эти монстры, выполняют как функцию устрашения (то есть чтобы адепты соответствующих религий не смели даже пикнуть против определенных императивных установлений), так и функцию наказания (соответственно, для тех, кто все же усомнился и посмел-таки пикнуть, а может, и еще для кого-нибудь, до кучи). Нужно отметить, что мастера тибетского мифотворчества (во всех трех вышеозначенных религиях) справлялись с текстами в жанре хоррор не хуже, чем Кинг и Лавкрафт. И это не преувеличение. Но обо всем — по порядку…

Тибетский буддизм

Первоначальный (так сказать, зародышевый) дзен-буддизм отрицал наличие душераздирающих (в буквальном смысле этого слова!) тварей, тогда как дзен-буддизм в стадии своего расцвета очень даже их приветствовал и всячески эксплуатировал.

В легендарной «Тибетской книге мертвых» живописуемые анонимным автором монстры, по сути, карают за совершение кармических ошибок, в том числе случайных или, по нашим земным меркам, малозначительных. Если усопший неправильно захоронен или отпет, если его душа по смерти совершает некорректный путь, если умерший при жизни совершал фатальные, с точки зрения дзен-буддизма, морально-этические ошибки, то он вылавливается, пытается и пожирается хищными потусторонними тварями — ракшасами. Интересно в этой связи провести аналогию с повестью Стивена Кинга «Лангольеры», где герои также сталкиваются с угрозой бесформенно-зубастых монстров безвременья и небытия. Ракшасы, тоже, кстати говоря, как и кинговские лангольеры, живут в некоем параллельном измерении, называемом Нгаяблинг. Хуже всего тому, кто после смерти по каким-то причинам попал в это измерение: его душе будет куда тоскливее и мучительнее, чем в христианском аду.

Действия ракшасов в значительной степени произвольны и хаотичны, хотя в целом подчинены определенному алгоритму. Ракшасы с минимальной степенью вероятности тронут корректно захороненного праведника — и с максимальной степенью вероятности выловят и замучают грешника, захороненного абы как. Вместе с тем, никто не может иметь стопроцентную гарантию от того, что не будет схвачен ракшасами — точно так же, как ни про кого из нас нельзя на сто процентов сказать, что будет ими взят. Это решать не нам, а неким высшим силам. Разномастной публике в кинговских «Лангольерах» тоже «посчастливилось» испытать на себе весь ужас безвременья и небытия — зачастую вопреки собственным заслугам и прегрешениям.

По «Тибетской книге мертвых», душа способна мучить сама себя похлеще ракшасов. Нематериализованная душа, ненавидящая мать, — в конце концов, материализуется девочкой, ненавидящая отца — мальчиком. Как только это нечто определилось с собственной идентичностью, дверца потустороннего («лоно») захлопывается — и душа начинает блуждать между вселенными и измерениями, мучительно ища себя. Как только она себя найдет (причем отнюдь не факт, что найдет корректно) — она материализуется в соответствующем измерении и в соответствующей вселенной. Процесс соития, в результате которого на свет появится мальчик или девочка, лишь оформит непростое решение души. В процессе своего путешествия между мирами (а путешествие это может занять многие годы, иногда многие столетия) душа претерпевает многочисленные мучения и страдания, за которые потом придется отдуваться телесной оболочке, — и тоже может быть выхвачена ракшасами, так в итоге и не материализовавшись.

«Тибетская книга мертвых» — далеко не единственное хоррор-произведение тибетского буддизма. Пристальнейшего внимания заслуживают еще как минимум две работы — «Сто тысяч песен» Миларепы и «Абхидхармакоша» Васубандху (последнее хоть и не написано непосредственно в Тибете, но всецело принято тибетской традицией). В первом произведении духи-демоны и злой дух Мара являются (в самых пугающих обличьях и ситуациях) праведнику-аскету Миларепе до тех пор, пока перед оным не откроется истина. Когда же она открывается — все монстры сами собой растворяются, как растворяются и все прочие сущности, объекты, явления и процессы. Во втором произведении описывается восемь холодных адов (жертву в них смачно пытают холодом) и восемь горячих адов (жертву в них смачно пытают жаром и пламенем, иногда к этому процессу могут присоединяться всевозможные бесформенные монстры нараки — слуги бога смерти и загробного мира Ямы).

В этой связи нет-нет, да вспомнится кинговское «Сияние». Главного героя этого произведения пытает непонятная энергетическая сила. Она то материализуется в виде образов, то предстает в виде растворенной, мучительно давящей маниакальной тревоги. Так же и сын главного героя. Его тревога то растворена в пространстве, то предстает в виде вполне ощутимых образов: мальчика Тони во рту, двух странных девочек-близняшек и потоков крови.

Бон

Это религия, практически целиком завязанная на культе мистико-мифических монстров, генерируемых Светом и Тьмой. Эти монстры ужасны, опасны, вездесущи, всесильны — и рождаются они нашим воображением, нашим подсознанием, но от этого не становятся менее ужасными, опасными и вездесущими. Мощь бессознательного служители культа бон поняли задолго до Фрейда и Юнга.

Монстры (боги, полубоги, животные, «голодные духи») есть проявления нашей сугубо человеческой природы. И вместе с тем — самостоятельные сущности, властвующие над нами, в нашем земном измерении. Мы их порождаем собой, и они же нами правят по своему собственному почину. Нами может всецело овладеть одна из этих категорий монстров, и тогда из нас получится либо абсолютный праведник, либо абсолютный грешник, а могут — и все вместе, и тогда получится среднестатистический человек, с достоинствами, недостатками, сильными и слабыми сторонами. И правят они не только нами, но и всем космосом целиком. И могут вытворять и с нами, и с окружающим нас миром все, что им заблагорассудится.

Боновские монстры так же своенравны, как и монстры дзена, а посему их необходимо бояться, всецело демонстрируя им при этом свой страх, а также задабривать жертвами, в том числе человеческими (в древнейшей версии бона). В общении с монстрами бона помогают ритуальные танцы и шаманские обряды, в ходе которых «посвященные» и устанавливают полезные для человечества и для природы в целом «связи» с боновскими чудовищами.

Современная хоррор-литература основывается на самом деле абсолютно на том же базисе: берутся определенные страхи, страхи облекаются в оболочку всевозможных чудищ (материализованных или растворенных в пространстве в виде ужасного нечто) — и герои непрерывно боятся, кричат, визжат, суетятся, бегают либо, наоборот, впадают в ступор и морозятся. Словом, эмоциями своими непрерывно питают монстров (читай: приносят им ритуальные жертвы). И именно от решительности либо, напротив, нерешительности этих самых героев зависят взаимоотношения их с монстрами, а иногда — даже и судьба самих монстров.

Ваджраяна

Это религия, лейтмотивом которой является космическое противостояние Индры (бога-громовержца и покровителя войны) с асурами («недобогами», проявлениями интриг, мелких пакостей и зависти). Асуры всецело завидуют богам и особенно Индре, пытаются с ними воевать, плести против них козни, заговоры, но в итоге по причине собственных слабостей неизбежно терпят фиаско. То они напьются, то струсят, но в любом случае обратятся в бегство. Индра побьет их своей ваджрой — магическим ударно-дробящим оружием.

Асуры занимают промежуточное положение между людьми и богами: они выше людей, но ниже богов. И как раз в силу того, что они выше людей, — они способны овладевать их сознанием. Злые, чванливые, ленивые, корысто- и властолюбивые люди — результат успешного обращения последних в пользу асуров. Когда человек проявляет гнев, зависть, сребролюбие, агрессию, готовность вступить в схватку — им уже овладели асуры. Единственные средства борьбы с этими мразями — смирение и благочестие. Через них человек приблизится к божественному, минуя асурное. Иногда асуры материализуются в человеческих телах и становятся своего рода злом во плоти.

Асуры действуют на людей не только гипнотически и энергетически. Они способны и на непосредственное физическое воздействие, то есть могут убивать, расчленять, пожирать трупы. Практикуется у них также измельчение трупов в порошок и добавление полученного порошка в вино, которое от трупного праха делается особенно приятным и сладостным для асуров. Для этих «недобогов» главное — все физическое и тошнотворно-низменное: трупы, кровь, зависть, деньги, рабство и так далее.

В произведениях модернистской и постмодернистской хоррор-культуры также с завидной периодичностью слышатся и читаются мотивы противоборства Света и Тьмы. «Изгоняющий дьявола», «Ребенок Розмари», «Девятые врата» и многие другие работы эксплуатируют мотивы противостояния Света и Тьмы, греха и добродетели, причем Свет и добродетель отнюдь не всегда одерживают верх над Тьмой и грехом. Чтобы образы были более наглядными, за конкретно нехорошими героями стоят силы зла, а за явно выраженными хорошими героями — силы добра.

Как видим, тибетская мифология, как и вся нынешняя успешная хоррор-культура, по сути своей сугубо фрейдистская. Монстры не появляются ниоткуда, они часть нас — наших страхов, наших слабостей, наших грехов. Борьба происходит, в первую очередь, внутри нас, и от результатов этой борьбы зависит бытие либо небытие монстров. Хотя монстры и бывают непомерно сильными, но именно от нас все же зависит приближение либо, наоборот, отдаление встречи с ними.

Короче говоря, все новое — это основательно забытое старое. Возможно, новое умышленно забывает и отторгает старое, дабы оно его не смущало. Тибетский хоррор породил Фрейда, а Фрейд, с его смачным обыгрыванием ужасов бессознательного, — породил Кинга. Из этого вовсе не следует, что надо по-стариковски забрюзжать: «Вот, когда-то, веке в VIII-м, все было круто, а нынче все плохо». Совсем нет. Сейчас не менее весело и задорно, чем тогда, много столетий назад. Но вспомнить старое, многовековой давности, и пустить слезу тоже иной раз не помешает, приятное это дело.

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)