DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Грэм Мастертон «Номер для новобрачных»

Graham Masterton, “Bridal Suite”, 1980 ©

Они прибыли в Шерман, Коннектикут, холодным осенним днем, когда шелестели хрусткие листья и весь мир казался усыпанным ржавчиной. Припарковали взятую на прокат «Кордобу» у крылечка и вышли из нее. Питер открыл багажник и вытащил чемоданы, еще новые, с ярлычками из «Мэйси» в Уайт-Плейнс, пока Дженни стояла в своем пальто из овечьей шерсти, дрожа и улыбаясь. Была суббота, разгар дня, и они только что поженились.

Дом стоял в окружении сыплющих листвой деревьев, выбеленный погодой и молчаливый. Это был большой колониальный особняк, года 1820-го или около того, с выкрашенными в черное перилами, старым кучерским фонарем над дверью и выложенным плиткой каменным крыльцом. Вокруг раскинулись сбросившие листву молчаливые леса и скопища камней. Был заброшенный теннисный корт с намокшей сеткой и ржавыми столбиками. Сломанная газонокосилка была брошена среди вымахавшей травы, там, где садовник ее оставил в какой-то незапамятный миг многие годы назад.

Стояла глубокая тишина. Пока не замрете в Шермане, Коннектикут, хрустким осенним днем, вы и не знаете, что такое тишина. И внезапно — легкий ветерок, метания опавшей листвы.

Они подошли к парадной двери, Питер — с чемоданами. Он поискал колокольчик, но того не оказалось.

— Постучишь? — спросила Дженни.

— Этой штукой? — усмехнулся Питер.

На крашеной в черное двери висел гротескный молоток из ржавой меди, в виде какого-то воющего создания, с рогами, клыками и свирепым оскалом. Питер, не без сомнений, взял его и трижды гулко ударил. Эхо разнеслось по дому, по невидимым коридорам и тихим лестничным клеткам. Питер и Дженни ждали, ободряюще улыбаясь друг другу. Они же сняли номер. Вне всякий сомнений — сняли.

Ответа не было.

— Может, надо постучать громче, — предложила Дженни. — Дай попробую.

Питер ударил сильнее. Эхо угасло, без ответа. Они подождали еще две-три минуты.

— Я люблю тебя, — сказал Питер, глядя на Дженни. — Ты это знаешь?

Дженни встала на цыпочки и поцеловала его.

— Я тоже тебя люблю. Ты лучше целого ведерка мороженого!

Листья шуршали у них под ногами, к двери по-прежнему никто не подходил. Дженни пересекла садик перед домом и, подойдя к окну гостиной, заглянула внутрь, прикрыв глаза ладонью. Она была маленькой, чуть выше полутора метров, с длинными светлыми волосами и тонким овалом лица. Питер считал, что она похожа на одну из муз Боттичелли, из тех божественных созданий, что парили сантиметрах в пяти над землей, завернутые в воздушные драпировки, и пощипывали арфы. Она и правда была приятной девушкой. С приятным обликом, приятным нравом, но была в ней и терпкость, которая эту приятность оттеняла. Он встретил ее на рейсе «Истерн Эйрлайнс» из Майями в Ла-Гуардию. Он был в отпуске, она навещала отца-пенсионера. Они влюбились, три месяца отличных деньков прошли как в одном из тех фильмов, со снятыми в расфокусе купаниями, пикниками на траве и беготней в замедленной съемке по «Дженерал Моторс Плаза», пока вокруг летают голуби, а прохожие поворачиваются и пялятся.

Он был редактором на кабельном телевидении Манхэттена. Высокий, худой, вечно в свитерах ручной вязки со свободными рукавами. Он курил «Парламент», любил Сантану, жил в деревне с тысячей виниловых пластинок и серым котом, обожавшим драть ковры, цветами и китайскими колокольчиками. Ему нравился Дунсбери [Сатирический комикс про «среднего американца» — прим. пер.], но он не понимал, насколько сам на него похож.

Друзья подарили им на свадьбу полиэтиленовый пакет с травой и пекановый пирог из пекарни «Ям-Ям». Его отец, любезный и седовласый, вручил три тысячи долларов и водяной матрас.

— Это безумие, — сказал Питер. — Мы же оплатили неделю здесь, да?

— Выглядит заброшенным, — отозвалась Дженни с теннисного корта.

— Более чем, — пожаловался Питер — Он выглядит разрушенным. «Кордон блю на завтрак», как говорят в Коннектикуте. Уютные кровати и все удобства… Скорей, похоже на замок Франкенштейна.

— Тут кто-то есть, — позвала скрывшаяся из виду Дженни. — На задней террасе.

Питер оставил чемоданы и обогнул дом вслед за ней. В деревьях, с облупившейся корой, суетились и распевали черно-белые пеночки-трещотки. Он обогнул продранные сетки теннисного корта и увидел Дженни — она стояла у шезлонга. В нем спала седовласая женщина, укрытая темно-зеленым пледом. На траве рядом с ней ветер теребил номер нью-милфордской газеты.

Питер нагнулся над женщиной. У нее было сухопарое, четко очерченное лицо, и в юности она, наверное, была красива. Ее губы чуть разомкнулись во сне, и Питер видел, как глаза движутся под веками. Наверное, ей что-то снилось.

Он чуть потряс ее и сказал:

— Миссис Гэйлорд?

— Думаешь, с ней все хорошо? — спросила Дженни.

— Все с ней в порядке, — сказал он. — Наверное, читала и задремала. Миссис Гэйлорд?

Женщина открыла глаза. На миг она уставилась на него с выражением, которое он не мог понять — что-то похожее на подозрительное любопытство, — но затем резко села, протерла лицо руками и воскликнула:

— Божечки! Боже! Думаю, я на какое-то время заснула.

— Похоже на то, — сказал Питер.

Она откинула одеяло и встала. Ростом выше Дженни, но не особенно высокая, под простым серым платьем она была худой, как вешалка. Стоя рядом, Питер уловил запах фиалок, но странно спертый, словно фиалки давно увяли.

— Вы, наверное, мистер и миссис Дельгордо, — сказала она.

— Верно. Только что приехали. Мы стучали, но ответа не было. Надеюсь, вы не против, что мы так вас разбудили.

— Вовсе нет, — сказала миссис Гэйлорд. — Вы, наверное, сочли меня ужасной… Я вас не встретила. А вы еще и новобрачные. Поздравляю. Похоже, вы счастливы друг с другом.

— Да, — улыбнулась Дженни.

— Ну, вы лучше заходите. Багажа у вас много? Мой разнорабочий сегодня в Нью-Милфорд уехал, предохранители купить. Боюсь, в это время года у нас тут небольшой беспорядок. после Рош ха-Шана [Еврейский новый год, конец сентября — прим. пер.] здесь мало гостей.

Она повела их к дому. Питер глянул на Дженни и пожал плечами, но та лишь скорчила гримасу. Они проследовали за костлявой спиной миссис Гэйлорд по неухоженной лужайке и вошли в двери зимнего сада, где гнил полинявший бильярдный стол, а пожелтевшие фотографии улыбающегося юноши висели рядом с призами за яхтинг и вымпелами студенческой команды. Сквозь грязные застекленные двери они прошли в гостиную, темную, затхлую и пустую, с двумя закрытыми каминами и винтовой лестницей. Повсюду были деревянные панели, мозаичные полы и пыльные драпировки. Было больше похоже на заброшенный частный дом, чем на «загородная дача с кордон блю для утонченных пар».

— Кто-нибудь еще здесь есть? — спросил Питер. — В смысле, другие гости?

— О, нет, — улыбнулась миссис Гэйлорд. — Только вы. У нас одиноко в это время года.

— Не могли бы вы показать нашу комнату? Чемоданы я могу сам отнести. День у нас был тяжелый: то одно, то другое.

— Конечно, — сказала миссис Гэйлорд. — Помню свою свадьбу. Мне не терпелось прийти сюда и заполучить Фредерика для одной себя.

— Вы тоже провели здесь брачную ночь? — спросила Дженни.

— О да. В той же комнате, где вы проведете свою. Я зову ее «номер для новобрачных».

— А Фредерик, — спросила Дженни. — То есть мистер Гэйлорд…

— Покинул нас, — сказала миссис Гэйлорд. Ее глаза блеснули от воспоминаний.

— Жаль это слышать, — ответила Дженни. — Но думаю, у вас осталась семья. Ваши сыновья.

— Да, — улыбнулась миссис Гэйлорд. — Хорошие мальчики.

Питер взял багаж с парадного крыльца, и миссис Гэйлорд повела их по лестнице на второй этаж. Они прошли мимо мрачных комнат с ванными на ножках в виде железных когтей и желтыми окнами. Мимо спален с закрытыми жалюзи и кроватями, на которых не спали. Мимо комнаты для шитья с молчаливой педальной швейной машинкой с черной эмалью и перламутровой инкрустацией. В доме было холодновато, и пол скрипел у них под ногами, пока они шли в номер для новобрачных.

Комната, где им предстояло остановиться, была высокой и пустой. Из нее был виден фасад дома, с подъездной дорожкой и наносами листьев, и задний двор у леса. В номере стоял тяжелый шкаф из резного дуба, а кровать была с пологом на четырех столбиках, закрученных спиралью, и тяжелыми парчовыми занавесями. Дженни села на нее, похлопала и спросила:

— Жестковата, нет?

Миссис Гэйлорд отвернулась. Похоже, она задумалась о чем-то другом, а потом ответила:

— Вы сочтете ее более удобной, когда привыкнете.

Питер поставил чемоданы.

— Во сколько вы сегодня подадите ужин? — спросил он ее.

Миссис Гэйлорд не ответила ему прямо, но вместо этого заговорила с Дженни.

— А во сколько вы бы хотели? — спросила она.

Дженни покосилась на Питера.

— Около восьми было бы здорово, — сказала она.

— Отлично. Сделаю в восемь, — сообщила миссис Гэйлорд. — А пока чувствуйте себя как дома. Если что-то будет нужно — не стесняйтесь звать. Я буду всегда где-то рядом, даже если задремлю.

Она грустно улыбнулась Дженни, а потом, не добавив ни слова, покинула комнату, тихо закрыв дверь за собой. Дженни и Питер молча прождали минутку, пока не услышали, как ее шаги удаляются по коридору. Потом Дженни скользнула в объятия Питера, и они поцеловались. Это был поцелуй, значащий многое: например, «я люблю тебя», и «спасибо», и «кто бы что ни говорил, но мы это сделали, мы, наконец, поженились, и это отлично».

Он расстегнул шерстяное платье, в котором она уехала со свадьбы. Обнажил ее плечи и поцеловал в шею. Она взъерошила пальцами его волосы и прошептала:

— Я всегда так себе это и представляла.

— М-м, — только и ответил он.

Ее одежда упала к лодыжкам. Под ним было розовое просвечивающее бра, сквозь которое виднелись ее темные соски и маленькие полупрозрачные трусики. Запустив руки под бра, он покатал соски меж пальцев, пока они не отвердели. Она расстегнула его рубашку и обняла, чтобы поласкать голую спину.

Осенний день, казалось, был подернут дымкой. Они откинули покрывала со старой кровати о четырех столбах, а потом, голые, забрались меж простыней. Он целовал ее лоб, закрытые веки, рот, груди. Она целовала его узкую мускулистую грудь, его плоский живот.

Из темноты за ее сомкнутыми веками, доносилось его дыхание — мягкое, торопливое, жаждущее. Она лежала на боку, спиной к нему и почувствовала, как ее бедра раздвигают сзади. Он дышал все сильней и сильней, словно бежал гонку или с чем-то сражался, и она прошептала:

— Ты на взводе. Но, боже, как мне нравится.

Она ощутила его толчки внутри себя. Она не была готова и, судя по его необычной сухости, он тоже. Но он был таким большим и настойчивым, что боль тоже была удовольствием и она, хотя и постанывала, но тряслась от удовольствия. Он молотил и молотил ее, а она кричала, и все фантазии, когда-либо ей грезившиеся, вспыхивали за ее закрытыми глазами — фантазии об изнасиловании грубыми викингами, о том, как ее вынуждают предстать перед похотливыми императорами в причудливых гаремах, фантазии о нападении лоснящегося черного жеребца.

Он был так свиреп и мужественен, покоряя ее, и она забылась в слиянии любви и экстаза. Целую минуту приходила в себя, — минуту, которую отмеряли стенные часы из крашеной сосны, тикавшие и тикавшие, медленно, как пыль, оседающая в безветренной комнате.

— Ты был потрясающ, — прошептала она. — Таким я тебя и не знала. Брак тебе, определенно, идет.

Ответа не было.

— Питер? — позвала она.

Повернулась — а его там не было. Постель была пуста, не считая ее. Простыни были смяты, как если бы Питер лежал здесь, но от него самого — ни следа.

— Питер? — спросила она, взволнованно. — Где ты?

И была тишина, отмеряемая лишь часами.

Она села. Ее глаза были распахнуты. Спросила, так тихо, что никто бы не услышал:

— Питер? Ты там?

Глянула через всю комнату на полуоткрытую дверь ванной комнаты. Свет вечернего солнца лежал на полу. Она слышала, как снаружи, на земле, шелестят листья и вдали слабо лает собака.

— Питер, если это какая-то игра… — Она поднялась с кровати. Руку она держала между ног, и бедра были липкими после их занятий любовью. Она и не поняла, как обильно он залил ее потоком семени. Его было так много, что оно стекало по ее ногам на ковер. Она подняла руку, ладонью вверх, и нахмурилась в замешательстве.

В ванной Питера не оказалось. Не было его и под кроватью, он не прятался под покрывалами. Не стоял за занавесками. Она искала с болезненным, ошеломленным упорством, хотя и знала, что его нет. Однако после десяти минут поисков все же остановилась. Он исчез. Каким-то загадочным образом — исчез. Она сидела на краю кровати и не знала — хихикать от разочарования или кричать от злости. Наверное, он куда-то пошел. Она не слышала, как открывалась и закрывалась дверь, не слышала его шагов. Так где он был?

Снова одевшись, она пошла его искать. Осмотрела каждую комнату на верхнем этаже, включая столы и шкафы. Она даже спустила лестницу на чердак и заглянула туда, но миссис Гэйлорд держала там лишь старые фото и сломанную детскую коляску. Оттуда, высунув голову на чердак, она могла слышать, как на мили вокруг шуршат листья. Беспокойно окликнула:

— Питер?

Но ответа не было, и она снова спустилась по лестнице.

Потом отправилась в один из зимних садов внизу. Миссис Гэйлорд сидела в плетеном кресле, читая газету и куря сигарету. Дым извивался и кружился в умирающем свете дня. На столе перед ней была чашка кофе с собирающейся наверху пенкой.

— Привет, — сказала миссис Гэйлорд, не оглянувшись. — Ты рано спустилась, я тебя пока не ждала.

— Кое-что случилось, — сказала Дженни. Внезапно она поняла, что очень старается не заплакать.

Миссис Гэйлорд повернулась.

— В чем дело, дорогая? Вы поссорились?

— Не знаю. Но Питера нет. Он просто исчез. Я весь дом оглядела, но нигде его не нашла.

Миссис Гэйлорд опустила глаза.

— Понимаю. Это неприятно.

— Неприятно? Это ужасно. Я так беспокоюсь! И не знаю, вызывать мне полицию или нет.

— Полицию? Думаю, в этом нет нужды. Наверное, у него мандраж, и он решил прогуляться в одиночестве. С мужчинами такое бывает, сразу после свадьбы. На это часто жалуются.

— Но я даже не слышала, как он уходит. Мы только… Мы только отдыхали на кровати, а в следующую секунду я поняла, что его там нет.

Миссис Гэйлорд прикусила губу, словно задумавшись.

— Ты уверена, что вы были в кровати? — спросила она.

Дженни уставилась на нее, покраснев.

— Мы женаты, знаете ли. Сегодня поженились.

— Я не об этом, — рассеяно сказала миссис Гэйлор.

— Тогда я не знаю, о чем вы.

Миссис Гэйлорд подняла глаза и ее грезы рассеялись. Она подбодрила Дженни улыбкой и коснулась ее руки.

— Я уверена, ничего страшного, — сказала она. — Просто решил воздухом подышать и все. Ничего страшного.

— Он дверь не открывал, миссис Гэйлорд, — сорвалась Дженни. — Просто исчез!

Миссис Гэйлорд нахмурилась.

— Кричать на меня незачем, дорогая. Если у тебя проблемы с новоиспеченным мужем, то никак не я виновата!

Дженни собиралась накричать на нее в ответ, но приложила руку ко рту и отвернулась. Что толку впадать в истерику? Если Питер просто ушел и бросил ее, то надо узнать, почему; а если он загадочным образом исчез, то единственным разумным поступком будет тщательно обыскивать дом, пока она не найдет его. Глубоко внутри она была в панике и испытывала чувство, которого не возникало уже давно, — одиночество. Но она замерла, прижав руку ко рту, пока это ощущение не ушло, а потом, не поворачиваясь, тихо сказала миссис Гэйлорд:

— Извините. Я напугана, вот и все. Не представляю, куда он мог уйти.

— Хочешь осмотреть дом? — спросила миссис Гэйлорд. — Пожалуйста.

— Думаю, хочу. Если вы не против.

Миссис Гэйлорд поднялась.

— Я даже помогу, дорогая. Уверена, ты очень расстроена.

Следующие несколько часов они ходили из комнаты в комнату, открывали и закрывали двери. Но когда над окружающими лесами сгустилась тьма и поднялся холодный вечерний ветер, им пришлось признать, что где бы Питер ни был, в доме он не таился и не прятался.

— Хочешь позвонить в полицию? — спросила миссис Гэйлорд.

Они стояли в мрачной гостиной. Дрова в старинном очаге превратились в пригоршню белого пепла. Снаружи ветер кружил листья и стучал в оконные рамы.

— Думаю, лучше позвонить, — сказала Дженни. Она чувствовала себя опустошенной, едва ли способной сказать что-то разумное. — Думаю, я позвоню еще и друзьям в Нью-Йорке, если можно.

— Давай. Я начну готовить ужин.

— Я не особо хочу есть. Пока не узнаю, что с Питером.

Миссис Гэйлорд, с наполовину скрытым тенями лицом, мягко сказала:

— Если он и правда исчез, дорогая, тебе придется к этому привыкнуть, и лучше начинать сейчас.

Прежде чем Дженни успела ответить, миссис Гэйлорд вышла из гостиной и направилась по коридору в сторону кухни. Дженни увидела на столе мозаичный портсигар из красного дерева и, вынув из него сигарету, впервые за три года закурила. Вкус был тусклым и неприятным, но она втянула дым и задержала его. Закрыв глаза, она предалась тоске и одиночеству.

В полицию она позвонила. Там ответили вежливо, были готовы помочь и обещали заехать к ней утром проверить, не объявился ли Питер. Но предупредили, что он взрослый человек, а значит, может идти куда угодно, даже в брачную ночь.

Она подумала позвонить матери, но, набрав номер и услышав гудки, повесила трубку. Унижение от того, что Питер ее бросил, было еще слишком сильно, чтобы делиться с семьей и близкими друзьями. Она знала, что, услышав сочувственный голос матери, разрыдается. Затушив сигарету, она задумалась, кому бы еще позвонить.

Ветер захлопнул дверь наверху, и она подпрыгнула от нервного шока.

Какое-то время спустя миссис Гэйлорд вернулась с подносом. Дженни сидела у затухающего огня, курила уже вторую сигарету и пыталась сдержать слезы.

— Я сделала филадельфийский перечный суп и зажарила пару стейков по-нью-йоркски, — сообщила миссис Гэйлорд. — Хочешь съесть их у очага? Я тебе подам.

За импровизированным ужином Дженни была молчалива. Она поела немного супа, но стейк словно застрял в горле и она никак не могла его проглотить. Она проплакала несколько минут, а миссис Гэйлорд заботливо на нее смотрела.

— Простите, — сказала Дженни, утирая глаза.

— Не стоит. Я слишком хорошо знаю, каково тебе. Я тоже потеряла мужа, помнишь?

Дженни молча кивнула.

— Думаю, лучше на ночь тебе перейти в малую спальню, — посоветовала миссис Гэйлорд. — Там тебе будет удобней. Уютная комнатка, здесь, сзади.

— Спасибо, — сказала Дженни. — Думаю, так лучше.

Они посидели у огня, пока не прогорели свежие поленья, а напольные часы в коридоре не пробили два ночи. Тогда миссис Гэйлорд убрала их тарелки и они отправились спать, двинувшись по темной скрипучей лестнице. Зашли в номер для новобрачных за вещами Дженни, и она с отчаянием глянула на чемодан Питера и его одежду, брошенную там, где он ее оставил.

— Его одежда, — вдруг сказала она.

— Что такое, дорогая?

— Не знаю, как я раньше об этом не подумала. — Она взволновалась. — Если Питер ушел, то что он надел? Его чемодан не открыт, а одежда лежит там, где он ее оставил. Он был голый. И не ушел бы холодной ночью вот так, голышом. Это безумие.

Миссис Гэйлорд опустила взгляд.

— Прости, дорогая. Я не знаю, что произошло. Мы везде искали, так? Может, он прихватил халат. На двери висели халаты.

— Но Питер не стал бы…

Миссис Гэйлорд приобняла ее.

— Боюсь, ты не можешь сказать, что Питер стал бы, а что нет. Он это сделал. Каков бы ни был его мотив и куда бы он ни ушел.

— Да, наверное, вы правы, — тихо сказала Дженни.

— Лучше иди поспи, — сказала миссис Гэйлорд. — Завтра тебе пригодится вся энергия, что ты сможешь собрать.

Дженни забрала свой чемодан, постояла минутку, а потом они печально перешли в спальню поменьше.

— Спокойной ночи, — сказала миссис Гэйлорд. — Надеюсь, ты уснешь.

Дженни разделась, надела кружевную ночную рубашку с узором из роз, которую купила специально для брачной ночи, и почистила зубы в тазике у окна. Спальня была небольшой, с наклонным потолком, и там стояла односпальная кровать с колониальным лоскутным одеялом. На бледных обоях в цветочек висела вышивка в рамочке, гласящая: «С нами Бог».

Забравшись в кровать, она некоторое время лежала, глядя на потрескавшуюся штукатурку. Она уже и не знала, что думать о Питере. И слушала, как потрескивает в темноте старый дом. Потом выключила лампу у кровати и попыталась заснуть.

Напольные часы пробили четыре и вскоре после этого она услышала, как кто-то всхлипывает. Сев на кровати, она прислушалась, затаив дыхание. За окном ее спальни еще была глубокая ночная тьма, а листья шелестели, как дождь. Она вновь услышала всхлипы.

Осторожно спустившись с кровати, она подошла к двери. Приоткрыла ее немножко — дверные петли застонали. Замерла, прислушиваясь к всхлипываниям, и они раздались снова. Словно котенок мяукает или ребенок стонет от боли. Она вышла из комнаты и на цыпочках шла по коридору, пока не оказалась у лестницы.

Старый дом был как корабль в море. Ветер тряс двери и вздыхал между кровельной дранкой. Флюгер вертелся и скрипел так, словно ножом скребли по тарелке. В каждом окне трепетали шторы, словно их касались невидимые руки.

Дженни подошла к вершине лестницы. Она вновь услышала этот звук — сдавленное хныканье. Сомнений не осталось: он доносился из номера для новобрачных. Она осознала, что прикусила от беспокойства язык, а пульс забился невероятно быстро. Она замерла на минутку, пытаясь успокоиться, но была вынуждена признать, что ее обуял страх. Звук раздался снова, на этот раз отчетливее и громче.

Она прижала ухо к двери номера. Казалось, оттуда доносится шелест, но это могли быть ветер и листья. Встав на колени, она заглянула в замочную скважину, хотя от сквозняка у нее заслезились глаза. В номере для новобрачных было слишком темно и ничего не видно. Она встала. Ее губы пересохли. Если там кто-то был — то кто? Там так шелестели и шуршали, что, казалось, там два человека. Может, неожиданные гости позвонили, пока она уснула, но ей казалось, она не спала вовсе. Может, это миссис Гэйлорд. Но если так, то чем она занята, что издает все эти жуткие звуки?

Дженни знала, что должна открыть дверь. Должна — ради себя самой и Питера. Может, это ничего особенного. Может, там играется бродячая кошка или ветер, залетевший из трубы. Может даже припозднившиеся гости и тогда ей будет очень стыдно. Но лучше устыдиться, чем ничего не знать. Она никак не могла вернуться в свою спаленку и спокойно спать, не узнав, что это за звуки.

Дженни взялась за медную дверную ручку. Зажмурилась и глубоко вдохнула. А потом повернула ручку и распахнула дверь.

Шум в комнате ужасал. Он был похож на вой ветра, только ветра не было. Казалось, словно стоишь на вершине утеса, ночью, у зияющей бездны, невидимой и бесконечной. Словно воплотился кошмар. Весь номер для новобрачных, похоже, был охвачен этим древним стоном холодной магнитной бури. Это был звук и ощущение страха.

Дженни, дрожа, повернула глаза к кровати. Сначала она не могла различить, что происходит за витыми столбиками и занавесями. Там была фигура обнаженной женщины, она извивалась и стонала, испуская сдавленные звуки напряженного блаженства. Дженни сильнее всмотрелась во тьму и поняла, что это была миссис Гэйлорд, тонкая и обнаженная, как танцовщица. Она лежала на спине, ее руки, похожие на когти, впивались в простыни, а глаза были закрыты в экстазе.

Дженни вошла в номер для новобрачных, и ветер мягко захлопнул дверь у нее за спиной. Пройдя по ковру, она приблизилась к кровати и оцепенела от страха. Она стояла, пристально, завороженно глядя на миссис Гэйлорд. Вокруг нее вся комната шептала, стонала и бормотала, как психушка для призраков и привидений.

В полном ужасе, Дженни увидела, почему миссис Гэйлорд так стонет от удовольствия. Сама кровать, ее простыни, покрывала и матрас приняли форму мужского тела из белого льна, и меж узких бедер миссис Гэйлорд бился напряженный член живой ткани. Вся кровать колыхалась и тряслась в зловещих спазмах, и формы мужчины, казалось, изменялись, пока миссис Гэйлорд обвивалась вокруг него.

Дженни закричала. Но сама не замечала, что кричит, пока миссис Гэйлорд не открыла глаза и не уставилась на нее с дикой злобой. То, что вздымалось нал кроватью, внезапно опало и пожухло, а миссис Гэйлорд села, даже не пытаясь прикрыть худосочные груди.

— Ты! — хрипло проговорила миссис Гэйлорд. — Что ты здесь делаешь?

Дженни открыла рот, но не смогла заговорить.

— Разнюхивать пришла, подсматривать за моей личной жизнью, да?

— Я услышала…

Миссис Гэйлорд сползла с кровати и подняла зеленую шелковую накидку, которой небрежно повязалась. Ее лицо было бледным и застывшим от неодобрения.

— Полагаю, ты считаешь себя умной, — сказала она. — Полагаю, ты считаешь, что открыла нечто значительное.

— Я не знаю даже…

Мисс Гэйлорд нетерпеливо отбросила волосы. Похоже, она не могла стоять спокойно и напряженно расхаживала по номеру для новобрачных. Дженни, в конце концов, помешала ей заниматься любовью, какой бы странной та ни была, и она была разочарована. Крякнув, она снова пересекла комнату.

— Я хочу знать, что случилось с Питером, — сказала Дженни. Ее голос подрагивал, но, впервые с исчезновения Питера, намерения ее были тверды.

— А ты как думаешь? — едко спросила миссис Гэйлорд.

— Я не знаю, что думать. Эта кровать…

— Была здесь со времен постройки дома. Его и построили из-за кровати. Она сразу и слуга, и хозяин. Но больше все-таки хозяин.

— Не понимаю, — сказала Дженни. — Это какой-то механизм? Фокус?

Миссис Гэйлорд резко, насмешливо рассмеялась.

— Фокус? — спросила она, дергаясь и вышагивая. — Думаешь, ты сейчас видела фокус?

— Я не понимаю, как…

Лицо миссис Гэйлорд презрительно перекосилось.

— Я скажу тебе, как, безмозглая девка. Кроватью этой владел Дорман Пирс, он жил в Шермане в 1820-х. И был невежественным, мрачным, диким человеком, со вкусами слишком странными для большинства людей. Он взял невесту, невинную девушку, по имени Фэйт Мартин, и когда они поженились, привел ее в этот номер, к этой кровати.

Дженни вновь услышала, как застонал ветер. Холодный, старый ветер, не колыхавший занавесей, не поднимавший пыли.

— Что Дорман Пирс сделал с новобрачной в этой кровати в ту первую ночь — знает один лишь Бог. Но своей жестокостью он сломал ее волю, превратил лишь в пустую оболочку той, кем она была. К несчастью для Дормана, о том, что случилось, услышала крестная девушки, которая, говорят, была связана с одним из древнейших магических кругов Коннектикута. Может, и сама была его членом. Она заплатила, чтобы на Дормана Пирса наложили проклятие, и это было проклятие полного подчинения. После него он должен был служить женщинам, а не они ему. — Мисисс Гэйлорд повернулась к кровати и коснулась ее. Простыни, казалось, сдвинулись и сморщились сами по себе. — В ту ночь он лежал на этой кровати, и она поглотила его. Его дух теперь в ней. Его дух, похоть, жизненная сила или что это такое.

Дженни нахмурилась.

— Что кровать сделала? Поглотила его?

— Он утонул в ней, как тонет человек в зыбучих песках. И более его не видели. Фэйт Мартин оставалась в этом доме, пока не постарела, и каждую ночь, или когда ей этого хотелось, кровать служила ей.

Миссис Гэйлорд туже завернулась в накидку. В номере для новобрачных становилось очень холодно.

— Но никто не знал, что чары остались на кровати даже после смерти Фэйт. Следующая юная пара, переехавшая сюда, спала здесь в брачную ночь, и кровать вновь потребовала мужа. И так продолжалось, когда бы мужчина ни оказывался на ней. Каждый раз его поглощали. И моего мужа, Фредерика… Да, он тоже здесь.

Дженни едва бы вынесла то, что миссис Гэйлорд собиралась сказать дальше.

— И Питер? — спросила она.

Миссис Гэйлорд коснулась ее лица, словно убеждая, что все реально. И, игнорируя вопрос Дженни, продолжила:

— Женщины, решившие остаться в доме и спать на этой кровати, делали одно и то же открытие. С каждым поглощенным мужчиной, сила, потенция кровати росла все больше. Потому я и сказала, что она скорее хозяин, чем слуга. И теперь, со всеми забранными ею мужчинами, ее сексуальная мощь невероятна.

Она опять погладила кровать, и та содрогнулась.

— Чем больше мужчин кровать забирает, — прошептала она, — тем требовательнее становится.

— Питер? — прошептала Дженни.

Миссис Гэйлорд слабо улыбнулась и кивнула, ее пальцы все еще гладили простыни.

— Вы знали, что произойдет, и допустили это? — спросила Дженни. — Вы позволили моему Питеру…

Она была слишком потрясена, чтобы продолжать.

— О, боже. — вымолвила она. — Боже…

Миссис Гэйлорд повернулась к ней.

— Тебе не обязательно терять Питера, знаешь ли, — сказала она вкрадчиво. — Мы можем делить эту кровать, если ты останешься. Делить всех мужчин, которых она забрала. Дорман Пирс, Питер, Фредерик, десятки других… Представляешь, каково это, когда тебя берут сразу двадцать мужчин?

Дженни, чувствуя тошноту, проговорила:

— Вчера вечером, когда мы…

Миссис Гэйлорд нагнулась и поцеловала простыни. Они мялись и изгибались с лихорадочной активностью и, к ужасу Дженни, начали вновь принимать форму огромного, могучего мужчины. Словно мумия, восстающая из мертвых, тело, возникало из накрахмаленного белого савана. Простыни становились ногами, руками и широкой грудью, подушка приняла форму мужественного лица с тяжелой челюстью.

Это был не Питер, не любой другой мужчина — но совокупность всех мужчин, попавших под проклятие номера для новобрачных и затянутых в темное сердце кровати.

Миссис Гэйлорд распахнула накидку и позволила ей упасть на пол. Она посмотрела на Дженни блестящими глазами и сказала:

— Он здесь, твой Питер. Питер и все его друзья по несчастью. Иди, присоединить к нему. Иди, отдайся ему…

Тощая и голая, миссис Гэйлорд взобралась на кровать и пробежалась пальцами по фигуре из простыней. В нарастающей панике, Дженни бросилась через комнату и схватилась за ручку двери, но ее, похоже, крепко заклинило. Снова поднялся ветер без ветра, и комнату наполнил агонизирующий стон. Теперь Дженни знала, что это за стон. Это были крики мужчин, навеки плененных в плесневелых недрах брачного ложа, похороненных в лошадином волосе, пружинах и простынях, удушаемых этой теснотой ради удовольствия мстительной женщины.

Миссис Гэйлорд схватила набухающий член кровати и сжала его в кулаке.

— Видишь? — закричала она. — Видишь, как он силен? Как горд? Мы можем разделить его, я и ты! Иди, раздели его!

Дженни дергала дверь и молотила по ней, но та отказывалась открыться. В отчаянии она вновь пересекла комнату и попыталась стащить миссис Гэйлорд с кровати.

— Отвали, — хрипела миссис Гэйлорд. — Отвали, сука!

Нечто увесистое на кровати уже разбушевалось. И Дженни почувствовала, как ей врезало нечто тяжелое и сильное — точно мужская рука. Ее нога угодила меж свисающих простыней, и она упала. Поднялся раздирающий уши вой и рев ярости, весь дом затрепетал и задрожал. Она пыталась встать на ноги, но ей снова врезали, и она ударилась головой о пол.

Миссис Гэйлорд оседлала зловещую белую фигуру на кровати и яростно заскакала на ней, крича во все горло. Дженни смогла опереться о сосновый комод и схватить старую керосиновую лампу, что стояла на нем.

— Питер! — закричала она и метнула лампу в голую спину миссис Гэйлорд.

Она даже не поняла, как керосин вспыхнул. Весь номер для новобрачных, похоже, был заряжен странным электричеством, и в нем словно возникла искра или разряд сверхъестественной силы. Как бы то ни было, лампа ударила миссис Гэйлорд в висок и рассыпалась на части, а потом раздалось мягкое «уф» и миссис Гэйлорд вместе с белой фигурой на кровати мгновенно охватило пламя.

Миссис Гэйлорд закричала. Она повернулась к Дженни и уставилась на нее. волосы женщины пылали, завиваясь побуревшими прядями. Пламя танцевало на ее лице, плечах и груди, кожа коробилась, как сгорающий журнал.

Но страшнее всего была сама кровать. Пылающие простыни извивались, сбивались и бурлили, из глубин кровати раздался агонизирующей рев, похожий на хор демонов. В нем был голос каждого мужчины, заживо похороненного в кровати, а огонь поглощал материал, дававший духам плоть. Это было жутко, хаотично, непереносимо, и самым жутким было то, что Дженни могла различить голос Питера — он выл и стонал от боли.

Дом догорал всю ночь, до холодной бледной зари. К середине утра все более-менее закончилось, и местные пожарные проходили по обуглившимся балкам и обломкам, поливая водой тлеющую мебель и рухнувшие лестницы. Посмотреть на пожар пришло человек двадцать-тридцать, а группа из Си-Би-Эс записывала краткий телерепортаж. Давний житель Шермана, с седой бородой и в мешковатых штанах, рассказывал журналистам, что всегда считал, будто в этом доме водятся призраки и его лучше сжечь.

Лишь когда убрали рухнувший потолок главной спальни, обнаружились обугленные останки семнадцати мужчин и одной женщины, съежившихся от жуткого жара, будто обезьянки.

Там была еще одна женщина, но она уже находилась на заднем сиденье такси и ехала на железнодорожную станцию, туго завернувшись в пальто, а рядом с ней лежал спасенный в пожаре чемодан. Ее глаза, когда она проезжала буро-желтые деревья, оставались тусклыми, как камни.


Перевод Василия Рузакова

Иллюстрация Ольги Мальчиковой


Редакция благодарит форум Vault Of Evil за предоставленный текст рассказа.

Комментариев: 3 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 applemice 08-06-2022 20:49

    Идея необычная и интересная.

    Логика происходящего вызывает такое количество вопросов, что сюжет кажется слишком нереалистичным даже для мистического произведения.

    Учитываю...
    • 2 Игорь Денисов 07-02-2024 00:00

      applemice, у Мастертона всегда в рассказах ноль логики. Но атмосфера все перебивает

      Учитываю...
  • 3 Александр 12-08-2020 00:20

    Довольно неоднозначный рассказец. Идея может и оригинальна, но вот подача эта специфично-иностранная .. В который раз замечаю её безобразие невпопад вписаных слов, может это и заслуги переводчика, но с русскоязычными авторами хорошо владеющими языком не сравнить и близко. На троечку по пятибальной схеме.

    Учитываю...