DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Виктор Глебов, Юрий Лантан «Когда нас заберут»

В последнее время изменилось многое. Новые люди, принесшие чужие запахи. Стук молотков, рев перфораторов — рабочие с самого утра устанавливали на окна решетки. Не только на первом этаже, но и на втором.

Еще недавно казалось: может стать только лучше. Но даже в таком замечательном пансионе, как «Дубрава», расположенном в живописном лесу, тщательно поддерживаемый распорядок был нарушен.

Собственно, пансионом «Дубраву» называл только персонал, да и то порой оговаривался. На самом деле это был детский дом, только не государственный, а частный, построенный и содержавшийся на деньги благотворительного фонда. Янка и Егор до этого жили в обычном, где дела обстояли иначе. Не то чтобы здесь было намного лучше — все-таки обитатели «Дубравы» не с небес на крылышках спустились. Повидали всякого и научились защищаться и выгоду свою блюсти. В пансионе, правда, дрались и воровали редко. За это могли и пинка дать под зад, а возвращаться в государственный детдом никому не хотелось. Все же тут кормили четыре раза в день, давали фрукты, сладости, и меню могло похвастаться разнообразием.

Янка отложила тетрадь с домашним заданием и неодобрительно взглянула на младшего брата. Разница всего в год, а он все витает в облаках, никак не повзрослеет. Одиннадцать лет — уже не ребенок. Во всяком случае, по детдомовским меркам.

Егор читал книжку и внимания сестры не замечал. Вечно он так: как выдастся свободная минутка, сразу давай страницы ворочать. И что он в этих дурацких книгах находит? Враки одни. Янка считала, что чтение пользы не приносит и в будущем не пригодится. Главное — чтоб тебя забрали в семью. Если семья окажется еще и нормальной (о прямо хорошей она уж и не мечтала), то будет совсем замечательно.

И вот надо ж было, чтоб именно теперь случилась вся эта свистопляска! Всего через месяц их с братом должны были увезти Анна и Сергей. Супруги давно выбрали Янку и Егора, но процесс усыновления долгий, необходимо пройти много разных этапов и заполнить кучу документов.

Анна и Сергей детям нравились. Немолодые, но еще и не старые. Лет по сорок, наверное. С добрыми глазами и теплыми улыбками…

Янка прислушалась к завыванию перфоратора. Решетки ставили в столовой, совсем рядом с рекреацией. Встала, подошла к окну, обвела взглядом ряд сосен, за которым возвышался забор из гофрированного железа. Метра два высотой — с ходу не перелезешь. Зверь перелезал. Ему ограда не мешала.

Все началось две недели назад. Взгляд девочки переместился на крышу небольшой постройки, торчавшей из-за пищеблока. Сейчас она пустовала, а раньше там жил пони Арчи — подарок спонсора, присланный на прошлый Новый год. Дети иногда катались на нем, особенно маленькие. Арчи был смирный и любил морковку. Брал ее теплыми мокрыми губами с ладони и хрумкал, косясь золотистым глазом.

Янка отвернулась, вспомнив, что осталось от Арчи. К горлу подкатил комок тошноты, кончики пальцев похолодели, внутри все сжалось мерзкой судорогой — как в то утро, когда Янка с другими ребятами из старшей группы обнаружили мертвого пони. Воспитатели отправили детей чистить конюшню, но вместо добродушного пони они увидели обглоданные кости с ошметками шкуры и мяса, покоившиеся на окровавленных опилках в загоне.

А затем последовали другие смерти.

Перфоратор на мгновение замолк, и стала слышна музыка: в коридоре играло радио. Его включал на целый день Сутулый. Так дети называли за глаза старшего воспитателя. По правде-то его имя было Петр Семенович, а кличка появилась, потому что больно уж Сутулый вперед клонился, когда ходил.

Егор наконец отложил книжку и встал пройтись. Вид у него был задумчивый. На сестру не смотрел. Всегда он так, когда начитается своих жутких историй. Как будто мало ему жести в реальной жизни.

— Ты математику сделал? — строго спросила Янка, просто чтобы вернуть его в реальный мир.

— А? — встрепенулся Егор.

Поднял голубые, почти прозрачные глаза. Такие же были у матери до того, как она и отец погибли под колесами «Камаза». История банальная, похожая на половину чужих. Отказались в роддоме, умерли, лишились прав — вот и все «разнообразие», выпадавшее на долю обитателей детских приютов.

— Через полтора часа на занятия, — сказала Янка, отгоняя непрошеные мысли.

— Успею, — беззаботно дернул головой брат.

И ведь действительно успеет. У Сергея он уже ходит в любимчиках. Янка не ревновала, понимала: мужчине хочется сына. Зато Анна достанется ей. Это она хорошо чувствовала. У них были совсем одинаковые волосы — пушистые, с темно-русым отливом. Если они станут семьей, никому и в голову не придет, что у Анны приемная дочь.

Главное — пережить этот месяц!

Перфоратор взвизгнул и замолк. Похоже, решетки установили на всех окнах пансиона. Дети в рекреации подняли головы, переглянулись. Никто ничего не сказал. В комнате царила атмосфера тревоги, она сгустилась здесь, когда воспитанников собрали в одном помещении на время работ.

Егор подошел к сестре.

— Знаешь, что я думаю?

«Судя по шепоту, снова начнет фантазировать», — с легкой досадой подумала Янка.

— Ну? — особым тоном, который она про себя называла «скептическим», проговорила она. — Что ты там навыдумывал?

Егор быстро провел ладонью по лицу. Была у него такая привычка, когда он чувствовал, что придется спорить.

— Я насчет этого… ну, зверя. — Егор кивнул в сторону окна.

— Да уж понятно.

— В общем, мне кажется, это не волк вовсе, как все думают.

Янка демонстративно закатила глаза. Начинается! Чего-то в этом роде она и ожидала. У нее не было настроения выслушивать разглагольствования брата. Она так и сказала бы ему, если б в этот момент не открылась дверь и в рекреацию не заглянула Инна Ивановна.

Она была самой молодой воспитательницей в «Дубраве» — всегда внимательная и справедливая. В отличие от других воспиталок, которые сгоряча могли отругать нашкодивших детей, Инна Ивановна старалась разобраться в ситуации, и если наказывала, то по делу. Янка и Егор любили ее по еще одной причине: именно она год назад забрала их из ночлежки для бомжей, куда они попали после того, как сбежали из обычного детдома, не вытерпев постоянных побоев. Инна Ивановна привозила в «Дубраву» новых обитателей — запуганных, озлобленных, чумазых, — собирая их по вокзалам, стройкам и ночлежкам. Такими же были Янка с Егором, пока не отогрелись в пансионе…

— Ребята, время для перекуса! — с улыбкой сообщила Инна Ивановна, поставив на столик поднос с яблоками, бананами и грушами.

Дети по очереди потянулись к фруктам, а Янка отметила, что обычно приветливое лицо воспитательницы вдруг помрачнело.

— Инна Ивановна, нам теперь нельзя гулять во дворе? — пробурчал Никитос, противно чавкая откушенным яблоком. Янка терпеть не могла этого жирного пацана: он ворчал по каждому поводу и постоянно задирал Егора за то, что тот вместо спортивных игр проводил время уткнувшись в книги.

— Почему же? — Инна Ивановна снова улыбнулась, но Янка заметила, как нервно дернулись уголки ее губ.

— Ну как почему? — удивился Никитос. — На окна решетки установили, замки на дверях поменяли, камер везде понатыкали.

— Мы как раз хотели поговорить с вами на эту тему, — сказала Инна Ивановна, наблюдая, как дети расхватывают фрукты. — Петр Семенович все объяснит.

Егор взял две груши — одну себе, вторую протянул Янке — и тихо сказал:

— Ага, конечно. Сутулый мастак лапшу на уши вешать.

Янка недовольно зыркнула на брата, но тот, надкусив грушу, уткнулся в свою книжку. Есть не хотелось, и девочка вернулась к окну. Она наблюдала за тем, как во дворе сворачиваются рабочие: трое хмурых мужиков складывали в багажник машины перфоратор, дрель и другие инструменты.

— Ребята, минуточку внимания!

Янка обернулась на зычный голос: в дверях рекреации стоял Сутулый. Нервно потирая жилистые руки, скользил прищуренным взглядом по лицам воспитанников. В отличие от Инны Ивановны, Петр Семенович, казалось, совсем не интересовался воспитательной работой. Зато он с маниакальным рвением следил за качеством еды в пищеблоке и состоянием комнат, а вот приласкать малышей, помочь старшим ребятам с уроками или организовать спортивную игру — нет, это не к нему. Даже странно, что он устроился на работу в детский дом — ему бы где-нибудь в гостинице старшим менеджером трудиться, гонять персонал в хвост и гриву.

Сутулый растянул губы в наигранной улыбке, но тут же оставил эту бесплодную попытку, посерьезнел — даже посуровел.

— Мы живем в «Дубраве» одной большой семьей, а в семьях принято делиться и радостью, и горем, — начал он, и дети в рекреации притихли, почувствовав напряжение в голосе воспитателя. — В нашем доме случилась беда. За две недели… — он на мгновение запнулся, подбирая слова, а затем продолжил: — …нас покинули Максим и Лиза, не говоря уже об Арчи.

— Их загрыз волк! — выкрикнул Никитос.

Дети встревоженно зашумели, кто-то из малышни заревел, но переполох вмиг прекратился, когда Сутулый постучал костяшками пальцев по дверному косяку — сработала привычка слушаться воспитателей, выработанная годами побоев в других детдомах.

— Тише, тише! — не повышая голоса, сказал Петр Семенович. — Мы действительно не исключаем, что в «Дубраву» наведывается… некий зверь. Вполне возможно, что это действительно волк. И я уверен, что полиция и охотники поймают его. А пока этого не произошло, наша общая цель — сплотиться перед лицом опасности. Вы должны строго выполнять требования воспитателей. В свою очередь, мы не дадим вас в обиду — сделаем все возможное, чтобы больше никто не стал жертвой этого хищника.

— Ага, ври больше! — прошептал Егор, сидевший на полу рядом с сестрой. — Менты и воспитатели сами не врубаются, что здесь происходит.

Обычно Янка любила поспорить с братом по любому поводу, но сейчас была готова с ним согласиться: сотрудники «Дубравы» едва скрывали охватившую их панику и, судя по всему, понятия не имели, с чем столкнулись. Полицейские, которые уже несколько раз шумной оравой наведывались в пансион, пребывали в таком же замешательстве. Вчера Янка подслушала в столовой разговор поварих: те шептались, что оперы не смогли обнаружить никаких следов взлома. Зверь — поварихи были уверены, что это был волк — каким-то неведомым образом проникал в детдом, и теперь руководство решило бороться с хищником собственными силами, не полагаясь на полицию. Наверное, боялось огласки. Ну еще бы: в образцовом частном детдоме погибают дети! Кому нужен такой скандал?

Впрочем, поначалу никто особо не паниковал. Смерть Арчи списали на проделки рыси — они действительно водились в лесах, окружавших пансион. Когда из общей спальни на втором этаже пропал Максим, все подумали, что хулиганистый пацан просто сбежал из детдома. Лето стояло удушливо жарким, окна в комнатах оставляли открытыми на ночь, поэтому само собою напрашивалось предположение, что Максим под покровом темноты улизнул из пансиона, сиганув со второго этажа — благо, под окном росли пышные кусты. Кусты, ветки которых оказались наутро изрядно поломанными. Хотя уже тогда Янка задумалась: разве пустится в бега мальчишка, которого через месяц ждет усыновление? Да и куда бежать из «Дубравы»? Пансион располагался в отреставрированных зданиях бывшей дворянской усадьбы, затерянной среди густых лесов, до ближайшего городка — километров сорок по проселкам, можно скорее заблудиться, чем выбраться из чащобы.

Спустя неделю после исчезновения Максима пропала Лиза — ее кровать тоже находилась на втором этаже, в девчачьей спальне младшей группы. Лизе было всего семь лет, поэтому сама мысль, что такая кроха могла ночью совершить побег из детдома, казалась дикой. И вот тогда воспитатели по-настоящему забеспокоились, хотя полицейские по-прежнему уверяли, что дети просто сбежали, поисковая операция продолжается, нет поводов для паники...

Но три дня назад все изменилось: в «Дубраву» нагрянули менты с хмурыми, озадаченными рожами, а сотрудников детдома охватил страх. Правду не спрячешь, и уже к обеду все воспитанники пансиона знали, что в небольшом лесном овраге обнаружили разодранные тела Максима и Лизы…

Когда старшие пацаны, первыми узнавшие о смерти ребят, с волнением рассказывали об этом остальным детям, Янка с ужасом поняла: не было никакой гарантии, что следующей жертвой зверя не станет она или Егор. И это за месяц до того, как они наконец-то попадут в новую семью!

Голос Сутулого вырвал Янку из размышлений:

— …по этой причине на окнах установили решетки, а в коридорах и комнатах — камеры видеонаблюдения, — чеканил Петр Семенович. — Ночью на каждом этаже по-прежнему будут дежурить воспитатели, а уже завтра в «Дубраву» приедут охранники, которые возьмут под контроль территорию пансиона. Мышь не проскочит!

— А гулять нам можно? — снова встрял Никитос. — Мы с пацанами в футбол погонять хотели.

Сутулый поморщился, недовольный тем, что нагловатый толстяк в очередной раз перебил его речь.

— У вас есть час на игры во дворе под моим наблюдением, — сказал старший воспитатель. — После чего все должны вернуться в классы на занятия. Но прежде чем вы уйдете, я хочу повторить: мы сделаем все возможное, чтобы больше никто не исчез из «Дубравы».

— Это не поможет, — с мрачным смешком тихо прокомментировал Егор, когда дети с понурым видом поплелись на выход вслед за Сутулым и Инной Ивановной.

— С чего ты взял? — Янка почувствовала раздражение: ей хотелось, чтобы Сутулый оказался прав и никто больше не погибал, чтобы кошмар, частью которого могли стать и они с Егором, кончился.

— Сама подумай: ну как волк может похищать нас из комнат на втором этаже? Волки так высоко не прыгают, а двери и окна на первом этаже всегда запирались на ночь!

Янка поморщилась при слове «нас». Это причисление их с Егором к числу потенциальных жертв ей совершенно не понравилось.

— Мало ли… — неуверенно проговорила она.

— Тебе просто возразить нечего, — отрезал Егор. — Признай, что это не волк!

Они вышли вместе со всеми во двор и сели на лавочку, с которой можно было наблюдать за игрой в футбол. Дети быстро разбились на команды, Никитос сбросил мяч, и матч начался.

— Воспитатели и менты до сих пор не нашли никаких следов, — проговорил Егор с важным видом, который и умилял, и подбешивал Янку одновременно. — Мы же видели их озадаченные рожи, так?

Янка нехотя кивнула. Интересно, к чему ведет?

— Дети исчезали из спален на втором этаже. И не кричали, не звали на помощь. Вот я бы орал как резаный, например. А ты?

Янка и с этим согласилась.

— Значит… — Егор выдержал короткую паузу, — их похищает никакой не волк, и вообще не зверь!

Янка вздохнула. Снова дурацкие фантазии…

— Нет, ты сама подумай! — почувствовав ее настрой, зачастил Егор. — Я тут вычитал… щас, секунду… — Он торопливо зашелестел страницами книжки.

— Что это? — прищурилась Янка.

— «Энциклопедия монстров и таинственных существ». Откопал вчера в библиотеке.

— «Издание для детей», — процитировала Янка, взглянув на цветастую обложку. — «Иллюстрированное». Понятно.

— Ну и что?! Тут дело написано. Ты послушай.

— Давай, жги.

Янка обвела взглядом игравших в мяч, затем посмотрела на ряд сосен, росших вдоль ограды. За ними сплошной стеной темнел лес, густой, даже дремучий. Сквозь него вилась узкая проселочная дорога, по которой приезжали и уезжали машины. Кто бы ни похищал из пансиона детей, он являлся не по ней…

— Вот тут описаны существа, способные проникать в закрытые помещения, — заговорил Егор, тыча пальцем в картинки. — Например, ки-цу-нэ, японская лиса-оборотень. А это баргест, зверь из английских легенд. Между прочим, как раз похищает детей и…

— Мы не в Японии и не в Англии, — оборвала тираду Янка. — Пора тебе завязывать с чтением всяких бредней!

— Я свою правоту докажу, вот увидишь. Сидеть сложа руки не собираюсь. Просто ждать, когда оно придет за нами — нет, спасибочки! Особенно сейчас, когда…

Он не закончил, но Янка отлично поняла, что брат имел в виду. Сейчас, когда их почти усыновили. Когда счастье стало почти возможно.

— И какой же у тебя план, Ван Хельсинг? — поинтересовалась она.

— Прежде всего…

Закончить Егор не успел, потому что тяжелый кожаный мяч ударил его в висок и опрокинул в траву.

Янка от неожиданности вскочила и тут же увидела направлявшегося к скамейке Никитоса. Толстяк шел вразвалку, с мерзкой ухмылкой на лице — ясно, что мяч он запустил в голову Егора нарочно. У Янки сжались кулаки.

— Тебе что надо, говна кусок?! — прошипела она, когда Никитос подошел ближе.

— Спокуха, сучка, я случайно, — просипел Никитос, наступив на упавшую книгу. — Упс! Это тоже не нарочно, сама понимаешь. — Он еще шире растянул толстые потрескавшиеся губы и смотрел на Янку в ожидании.

Собственно, поэтому он и пропустил момент, когда Егор поднялся с земли и со всей силы заехал ему в челюсть. На круглом лице Никитоса появилось удивление, а затем он с рычанием схватил обидчика за грудки. Мальчишки покатились по траве, Янка ринулась за ними. Ни о какой честной драке в детдомах речи не шло: здесь бились насмерть. Поэтому она просто набросилась на Никитоса, как только он оказался сверху, и вцепилась пальцами ему в лицо. Ногти впились в пухлую рожу, и толстяк завопил, как свинья. Но вместо того чтобы попытаться сбросить Янку, с размаху влепил затрещину Егору. Кулак угодил в ухо, голова Егора резко мотнулась, и глаза у него закатились.

— Тварь! — вскрикнула Янка, в ярости раздирая ногтями ненавистную жирную морду.

В этот момент сильные и совсем не детские руки подхватили ее под мышки и оторвали от Никитоса. Тот орал и прикрывал разодранные щеки ладонями. Между короткими, похожими на сосиски пальцами сочилось красное, что вызвало у Янки дикий восторг. Глаза у Никитоса бешено вращались. Он попытался кинуться на девчонку, но выросший как из-под земли Сутулый преградил ему дорогу, заодно скрыв от Янкиных глаз лежавшего без движения Егора.

«Вдруг умер?!» — пронеслось в голове, и Янка неожиданно для себя безудержно зарыдала.

***

Янкино лицо проступило сквозь пелену перед глазами. Егор пошевелил головой, но тут же застонал: черепушка будто превратилась в футбольный мяч, набитый жужжащими пчелами, а правое ухо болело так, словно туда вбили раскаленный гвоздь.

Егор повел взглядом, пытаясь сообразить, где находится. Слева из распахнутого окна, забранного решеткой, дул теплый ветерок с запахом свежескошенной травы, с потолка торчал засиженный мухами плафон, а справа сидела Янка. Все ясно: Егор лежал в своей кровати в общей спальне пацанов. Должно быть, воспитатели принеси его сюда после позорного поражения от Никитоса. Кроме сестры, в комнате больше никого не было: похоже, остальные ребята отправились на занятия.

Янка, расплывшись в счастливой улыбке, что-то говорила, но он едва разбирал отдельные слова сквозь гул в голове и пульсацию в ухе.

— Что? — переспросил он слабым голосом. — Ни черта не слышу.

— Очнулся, говорю! — громче повторила Янка. — У тебя сотрясение мозга. Хотя это странно, потому что я всегда думала, что его у тебя нет.

— Очень смешно. — Егор осторожно пощупал голову: половину лба, висок и правое ухо покрывали лейкопластыри. — А с ухом что? Я ни хрена не слышу.

— Фельдшериха сказала, что у тебя сильный ушиб, но вроде ничего особо страшного. Ну, еще ссадины на башке. Сутулый перепугался до усрачки, хотел «скорую» вызвать, но Фельдшериха его отговорила. Говорит, если к вечеру не очухаешься, то повезут тебя в больничку. А «скорую» вызывать — все равно несколько часов ждать. Тут же глухомань.

— Не, в больничку не хочу! — заволновался Егор. — Скажи им, что мне уже лучше!

— Фельдшериха скоро снова припрется, вот сам ей и скажешь. — Янка протянула ему стакан с водой. — На, попей.

Егор приподнялся в кровати, и все вокруг качнулось, поплыло, словно он только что сошел с карусели. Он взял стакан обмякшей рукой, сделал несколько глотков — прохладная вода обожгла пересохшее горло — и, скривившись от боли, откинулся на подушку.

— Нужно больше лежать, вставать пока рано. — Янка забрала стакан. — Ну, если только в туалет сходить. Ужин я тебе попозже принесу.

— А Никитос где? — Егор, поморщившись, вспомнил разъяренную морду жирдяя, когда тот мутузил его на земле.

— На взбучке в кабинете у Сутулого. — Янка не скрывала злорадства. — Оттуда такие крики доносятся, что мама не горюй!

Она заговорила про то, что такого наказания для Никитоса явно будет мало, и на месте воспитателей она бы упекла жирного урода в карцер — вот только жалко, что в «Дубраве» нет никаких карцеров, они бы уж точно не помешали. Сестра тараторила что-то еще: было заметно, как здорово она разозлилась.

Егор прикрыл глаза. Голова разрывалась от гула, и ухо пульсировало так, словно внутри пробуждался вулкан, готовый вот-вот взорваться… Хоть бы не увезли в больницу! С одной стороны, это обезопасило бы его от нападения неведомой твари: Егор не сомневался, что это никакой не волк, а некое потустороннее существо, и для удобства решил называть его «баргестом», уж больно слово загадочное и жуткое. С другой стороны, если бы Егора упекли в больничку, пришлось бы расстаться с Янкой. На такой «побег» он пойти никак не мог.

В какой-то момент Егор отключился и пришел в себя только под вечер, когда его осматривала Фельдшериха — никто из детей не помнил, как звали тощую тетку в белом халате. Она осталась довольна состоянием Егора и пообещала, что не отправит его в больницу.

Чуть позже в комнату вернулся Никитос — с царапинами на пухлых щеках, мрачный и понурый: ему изрядно досталось от Янки, а потом и от Сутулого. Егор с радостью вскочил бы с кровати и как следует врезал уроду по жирной морде, но попросту не мог: слабость и дурнота были настолько сильными, что малейшее движение заканчивалось взрывом боли в голове и ухе. Никитос забрался на свою койку в противоположном конце комнаты и с ехидной улыбкой показал Егору средний палец.

Егор хотел его обматерить, но отвлекся на вошедших в спальню Янку с Инной Ивановной: они принесли ужин на подносе — картофельную запеканку и морковный сок. Егор проглотил пару кусков — и отодвинул тарелку: от еды его затошнило.

Когда Янка и воспитательница ушли, Егор отвернулся к стене. Он все время зевал, хотелось спать, но еще больше хотелось, чтобы прекратился противный гул в голове, заглушавший все звуки вокруг…

…все, кроме одного: Егор слышал тихий мелодичный вой, доносившийся со двора. Он проникал в мозг, словно тонкая серебряная нить, скользил по извилинам, опутывая сознание и лишая связи с реальностью…

Егор тряхнул головой, отгоняя наваждение: черепушка отозвалась резкой болью, но этот взрыв на время заглушил потусторонний вой, овладевший сознанием. Серебряная нить лопнула и исчезла, выскользнула из мозгов.

Егор осмотрелся: спальню освещала бледная луна за окном, от решетки на стену падала черная тень. Окно оставили открытым: воспитатели решили, что раз уж установлены решетки, то нет нужды держать детей в духоте. В постелях, похожие на белые холмики, мирно посапывали укрытые одеялами пацаны.

Должно быть, Егор вырубился сразу после ужина и не заметил, как остальные ребята вернулись в комнату и улеглись спать.

А может, он и сам сейчас спит? Что это — сон или реальность?

Егор прислушался: сквозь ставший уже привычным гул внутри головы он снова различил тягучий вой, доносившийся откуда-то из коридора. Звук становился все громче.

Парень уставился на дверь. Спустя несколько секунд из-под нее показался желтый дым. Тонкие струйки медленно завихрялись, как призрачные щупальца утреннего тумана. По комнате распространился тяжелый гнилостный запах. «Пожар!» — мелькнуло в голове у Егора. Надо было встать, поднять тревогу… Рука потянулась, чтобы отбросить одеяло. Но в этот момент желтые клубы сгустились в центре спальни, приобретя смутные очертания лохматого сгорбленного существа. Вой усилился.

Происходящее напоминало сон: странные звуки, потусторонний свет, замедленные движения…

Забравшись под одеяло и стуча от страха зубами, Егор поскорее зажмурил глаза: это сон, всего лишь сон, и нужно как можно скорее проснуться!

Но вместо пробуждения Егор провалился в липкую, горячую яму забытья.

***

Разбудил Егора истошный, полный ужаса вопль. Парень подскочил, как ошпаренный, и ошалело уставился на Юрку, стоявшего возле кровати Никитоса. Белое, красное, почти черное — вот что врезалось в мозг при мимолетном взгляде на постель жирдяя. Рассмотреть подробности Егор не успел: в спальню ворвались Сутулый с Инной Ивановной. Оттолкнув Юрку, они на пару секунд замерли перед кроватью Никитоса, полностью заслонив обзор, а потом началось!

Всех детей мигом выставили в коридор, кто в чем был, не дав толком одеться. Некоторые даже оказались босиком.

Прислонившись к холодной стене, Егор чувствовал, как его трясет. Нахлынули воспоминания о ночном кошмаре. Кошмаре ли?! Почему никто не слышал жуткий вой, который издавала тварь, убившая Никитоса? На него не могли не обратить внимания, а в ночной тишине звук так и вовсе должен был сразу вызвать переполох. Но ничего такого не случилось.

— Эй, — обратился Егор к Юрке, сидевшему рядом на корточках. Кажется, тот был не в себе после увиденного. — Ты ночью вой слышал?

Пацан повернул голову, поднял бледное лицо с отсутствующим взглядом.

— Какой еще вой? — пробормотал он.

***

Инна Ивановна собрала детей в столовой, закрыв за собой дверь. Воспитательница явно не хотела, чтобы ее подопечные услышали малейшие обрывки фраз, доносившиеся из воспитательской, расположенной чуть дальше по коридору. Спускаясь по лестнице в столовую, Янка видела, как директор детдома — приземистый, бородатый мужик, напоминавший вырядившуюся в костюм гориллу — с раздутыми от гнева ноздрями сгонял в кабинет дежуривших ночью воспитателей. Они заходили в воспитательскую с озабоченными, сосредоточенными лицами, по которым было заметно: взрослые понятия не имеют, как зверь проник в спальню с закрытой дверью и зарешеченными окнами.

Янка поделилась своими наблюдениями, когда они с братом ковыряли задержавшийся из-за переполоха завтрак (никто даже не обратил внимания, что воспитанник, которому полагалось лежать в постели, явился в столовую). Егор, не дослушав сестру, шепотом выдал историю, от которой вся спина покрылась мурашками. И хотя Янка выслушала брата скептически, было видно: не сочиняет! Либо уверовал в чрезмерно реалистичный сон, либо это был бред, вызванный сотрясением, либо действительно видел. Но как можно поверить в тварь, способную просочиться в виде дыма в спальню? Да и Янка уже вышла из возраста, когда допускают существование чудовищ.

Егор смотрел выжидающе: пошлет сестра его к черту или, наконец, прислушается?

— Ладно, — нехотя проговорила Янка. – Просто допустим, что ты прав. Как оно попало в пансион?

— Баргест может проникать сквозь небольшие отверстия и щели! — торопливо зашептал Егор, и Янка даже не удивилась, что брат уже определился с названием для существа. — Ему и распахнутые окна не нужны, хотя раньше он вытаскивал через них Максима и Лизу, но теперь решил прикончить Никитоса прямо в комнате.

— А почему никто не слышал вой, если он тебе не приснился?

— Не знаю. Возможно… У меня есть предположение, — Егор замолчал. Было видно, что он сам не уверен в том, что хочет сказать.

— Ну, выкладывай уже.

— Что, если этот вой всех усыпил? Понимаешь? Как бы загипнотизировал.

— А тебя?

Егор потрогал заклеенное пластырем ухо.

— Думаю, дело в этом. Я малость оглох, и вой доносился до меня словно из-под воды. Поэтому я и не вырубился, как вы все.

Звучало вполне логично, но все же…

— Слушай, я думаю, скоро все выяснят, — сказала Янка, не желая соглашаться с версией брата. — Не зря же камер везде понатыкали. Вот посмотрят записи, и станет ясно, кто…

— Да их давно посмотрели! — раздраженно перебил Егор. — Неужели не понимаешь?! С этого начали, НО! — он поднял палец, — ничего не увидели!

Янка покачала головой.

— Откуда такая уверенность? Если даже что и увидели, нам не сказали бы.

Ее взгляд упал на стоявшую возле двери Инну Ивановну. Обхватив себя руками за плечи, женщина задумчиво глядела поверх голов обедавших воспитанников.

— Тебя только один человек послушает, — неожиданно для себя самой выпалила Янка.

Егор обернулся и спустя несколько секунд медленно кивнул.

Однако сразу после завтрака поговорить с Инной Ивановной не удалось. Снова нагрянули полицейские, которые больше двух часов допрашивали персонал «Дубравы», и лишь ближе к обеду Янка с Егором отыскали уставшую воспитательницу на втором этаже.

— Вы чего? — спросила Инна Ивановна, едва взглянув на их лица.

— Мы спросить хотели. — Егор осмотрелся, убеждаясь, что никто посторонний его не услышит. — Вы ж записи с камер наблюдения смотрели?

Инна Ивановна вздохнула.

— Конечно, — сказала она осторожно.

— И что на них?

— Ребята, это вас не касается. — Воспитательница приняла строгий вид. — Полиция разберется.

— Пожалуйста, ответьте! — Егор даже вперед подался. — Нам очень надо знать!

Женщина приподняла брови.

— Зачем это?

Егор быстро облизнул губы.

— Скажу, если ответите.

Инна Ивановна нахмурилась.

— Вы что-то нашли?

— Нет. Но это действительно важно, честное слово!

— Ну, хорошо. — Воспитательница сделала паузу, словно не до конца решилась удовлетворить детское любопытство. — На записях ничего нет.

— Я же говорил! — воскликнул Егор, посмотрев на обескураженную сестру.

— Как нет? — только и смогла выдавить Янка.

Инна Ивановна, похоже, была озадачена и растеряна не меньшим образом:

— В то самое время, когда зверь предположительно проник в дом, на всех камерах поочередно появились статические помехи, будто что-то мешало съемке. — Она замолчала, вглядываясь в лица детей, а затем строго сказала: — А теперь выкладывайте, что там у вас — и не юлить!

Егор и Янка переглянулись.

— Ночью я проснулся, — сказал Егор.

И описал Инне Ивановне все, что видел в комнате. Воспитательница слушала, не перебивая. Когда он замолчал, она медленно села в кресло, расправила складки на юбке. На детей не глядела. Сказала устало:

— Тебе это приснилось. Ни одно живое существо не способно проникать в помещения в виде дыма. — Инна Ивановна взглянула на часы на запястье. — Егор, через пятнадцать минут ты должен быть в учительской, где тебя с другими мальчиками допросят полицейские. Я очень прошу тебя не упоминать ни про дым, ни про вой, чтобы не вводить следователей в заблуждение.

— Но ведь это… — попытался было возразить Егор, но Инна Ивановна остановила его решительным жестом.

Она поднялась, лицо ее приняло непривычно строгое выражение.

— Не надо спорить, — отрезала воспитательница. — Мы все сейчас на взводе, и твои россказни только собьют всех с толку. Это был сон, ты нездоров. Почему ты вообще расхаживаешь по пансиону вместо того, чтобы лежать в постели?

— Мне уже лучше. Я…

— Яна, после разговора с полицейскими отведи брата в спальню и проследи, чтобы он лег.

Дети проводили взглядами направившуюся прочь воспитательницу.

— По крайней мере, кое-что мы узнали, — подвел Егор итог беседы.

— Я слышала, как разговаривали возле учительской Сутулый с директором, — сообщила Янка. — Сказали, ночью воспитатели спали. Я имею в виду, те, которые дежурили на этажах. Директор разозлился — мол, хороши сторожевые псы, нечего сказать.

Егор новости обрадовался.

— Я ж говорю: этот жуткий вой всех вводит в какой-то транс! Поэтому никто его и не слышал, кроме меня. Я все расскажу ментам!

— Сдурел? Тебе даже Инна Ивановна не поверила! И запретила рассказывать полиции свои бредни.

Егор с досадой выругался. Янка решила сменить тему:

— Директор сказал, все визиты будущих родителей отменили. На неопределенное время. А наши должны были завтра приехать. Но ничего, все равно через месяц они нас заберут.

— За месяц баргест нас всех перетаскает.

На этот возразить было нечего. Янка посмотрела по сторонам, задумчиво подняла глаза на потолок, а затем серьезно уставилась на брата.

— Допустим, баргест действительно существует. Ты скажи, как с ним справиться.

***

После беседы с полицейским Егор отвел Янку в библиотеку, подальше от суеты, захватившей пансион. Скрепя сердце он поведал следователю короткую историю о том, как после удара мячом у него разболелась голова, после чего он уснул, а проснулся уже от вопля в спальне. Егор едва сдержался, чтобы не рассказать полицейскому про баргеста, зловещий вой и сверхъестественный дым. Янка была права: взрослые никогда не поверят в такую историю, тем более из уст одиннадцатилетнего мальчишки. Даже добрейшая Инна Ивановна, и та посчитала Егором в лучшем случае фантазером…

Здесь же, в библиотеке, Егор и Янка могли наконец-то спокойно поговорить, не привлекая внимания. Егор был единственным завсегдатаем небольшой пыльной комнаты, заставленной рядами стеллажей; остальные ребята предпочитали проводить свободное время за игрой в «Плейстейшн» или во дворе, гоняя мяч. Библиотекаря в пансионе не водилось: дети брали и ставили книги на место, когда хотели, воспитатели следили только, чтобы они не валялись повсюду.

Егор, чувствовавший себя здесь как дома, жестом радушного хозяина пригласил Янку присесть на стул, а сам устроился возле окна на недавно привезенной в пансион стопке книг.

— Рожай быстрее, у нас мало времени, — поторопила Янка. — Через двадцать минут начнутся занятия.

Егор кивнул и тут же слегка поморщился: малейшие движения отзывались вспышкой головной боли.

— Что такое? — насторожилась Янка. — Плохо?

— Нормально. — Егор поспешно махнул рукой и затараторил, пока сестра была настроена его слушать: — В книге не написано, как можно убить баргеста, но если допустить, что его ближайший родственник — вервольф, то нам понадобятся пистолет и серебряные пули.

— Ты дебил? — спросила после короткой паузы Янка. — Где мы возьмем серебро в детдоме, не говоря уже про пистолеты?

— Сначала я думал, что можно незаметно вытащить пистолеты у приехавших охранников.

— О Боже! — простонала Янка. — Тебе точно все мозги отбили! Как ты себе это представляешь?!

Егор машинально провел ладонью по лицу.

— Погоди. Мне потом другая мысль в голову пришла, получше.

— Ну, выкладывай.

— Баргест наверняка пробирался в дом через раскрытые окна. Но когда их закрыли решетками, он проник в спальню через щель под дверью.

Егору представилось, как чудовищная тварь рыскает по комнате, выбирая себе жертву… Он мог оказаться на месте Никитоса, и от одной этой мысли похолодело в груди. А еще ему вдруг стало жалко Никитоса: жирдяй был выродком, но даже он не заслужил такой участи.

— К чему ты клонишь? — спросила Янка, прервав затянувшуюся паузу.

Егор несколько раз моргнул, отгоняя дурные мысли.

— Вот что странно, — продолжил он размышлять вслух. — Расстояния между прутьями решеток всяко больше, чем щель под дверью. Вопрос: почему этой ночью баргест выбрал другую лазейку?

Янка развела руками: сдаюсь! Егор, даже не пытаясь сдержать торжества, объявил:

— Потому что он боится железа!

Янка удивленно захлопала глазами, и Егор чуть не прыснул от смеха: нечасто он видел сестру в растерянности, и зрелище это всегда казалось ему уморительным.

— Ты же говорил про серебро… — заикнулась Янка, но Егор ее перебил:

— Согласно поверьям, нечисть боится не только серебра, но и железа. Потому что это, типа, самый земной металл. Все совпадает: как только окна забрали решетками, баргест нашел другой путь! Он просочился сквозь щель под дверью, потому что иначе в спальню не попасть.

Янка задумчиво кивнула. К удивлению Егора, она не стала высмеивать его теорию. Неужели ему все-таки удалось убедить сестру?!

— Думаю, что-нибудь железное мы здесь точно найдем, — проговорила Янка. — Но что делать с гипнотизирующим воем? Мы могли бы заткнуть уши ватой, но она наверняка будет пропускать звук.

— Воспользуемся методом Одиссея! — Егор выставил вверх указательный палец. Снова представился повод блеснуть знаниями — зря он, что ли, прочитал столько книг?

Янка скорчила недовольную физиономию, давая понять, что слыхом не слыхивала ни о каком Одиссее. Егор решил не вдаваться в подробности приключений древнегреческого героя и коротко пояснил:

— Когда Одиссей и его команда во время плавания столкнулись с гипнотизирующим пением сирен, он приказал залепить уши воском.

— Опять ты за свое! — Сестра покачала головой. — Где мы воск возьмем? У нас и свечек нет. Вот если б Новый год или чей-нибудь день рождения…

Егор задумался, а затем, радостно хлопнув в ладоши, принялся торопливо излагать одну идею за другой — не только о том, как спастись от гипнотизирующего воя, но и как победить самого баргеста. Янка внимательно слушала Егора, лишь иногда перебивая, чтобы дополнить его план дельными предложениями…

…И если бы брат с сестрой хоть на секундочку отвлеклись от разговора, то наверняка заметили бы, что все это время их беседу внимательно слушала Инна Ивановна, притаившаяся у двери библиотеки.

***

Прошло семь дней с тех пор, как баргест загрыз Никитоса. Полицейских сменили охранники в черной форме. Внушительным видом они создавали иллюзию безопасности, но Егор знал: никто из них не сможет остановить баргеста, когда тот, проголодавшись, в очередной раз нападет на ребенка.

Впрочем, размышлять об этом было особо некогда — да и смысл? Имелись дела понасущнее. Егор и Янка до мелочей отточили свой план и теперь с тревогой ждали той ночи, когда чудовище снова наведается в детдом: они не сомневались, что рано или поздно это обязательно случится. Егор, начитавшись историй Джима Корбетта про тигров-каннибалов в индийских джунглях, был уверен, что баргест, пристрастившийся к мясу человеческих детенышей, не успокоится, пока не истребит всех обитателей пансиона.

Три недели отделяли Егора и Янку от новой семьи: нужно немного потерпеть, продержаться, выстоять, и скоро у них снова будут мама, папа и свой дом. С тех пор как стали пропадать дети, время превратилось в густой, вязкий креозот, в который с каждым днем все глубже погружались надежды на счастливый исход. И все же шанс был — так, во всяком случае, говорил себе Егор. Они с Янкой не обсуждали, какова вероятность одолеть баргеста. Оба понимали, что невелика. В конце концов, они просто маленькие дети. Если бы взрослые послушали их, поверили в существование чудовища, организовали продуманную операцию по предложенному Егором плану… Но, разумеется, на это надежды было еще меньше. Воспитатели никогда не примут идею, будто детей похищает монстр, способный просачиваться даже через самые крошечные щели и дыры.

Егор вздохнул, устраиваясь в постели. Хватит думать о разной фигне! Его задача на эту ночь, как и во все предыдущие — ждать появления баргеста, не смыкая глаз. Правда, это еще ни разу не удавалось: как бы Егор ни старался, сон все равно его одолевал — если не к полуночи, то под утро точно. Янке он, конечно, говорил, что всю ночь бодрствовал, и она кивала, отводя взгляд: почти наверняка тоже вырубалась, но делала вид, что неустанно несет ночную вахту.

Егор, накрывшись одеялом, уже привычным движением вставил в уши комочки жвачки. Голова третий день не болела, раненое ухо снова прекрасно слышало, и он надеялся, что резинка надежно убережет мозг от проникновения гипнотизирующего воя. Вот только комочки стали подсыхать и твердеть, так что Егор немного беспокоился насчет герметичности. Пришлось, прежде чем лечь, не без труда разжевать их, чтоб вернуть эластичность.

В комнате было темно, через приоткрытое окно едва ощутимо тянуло теплым воздухом. Мир, погруженный в тишину.

Егор лежал, пялясь в потолок и заставляя себя не смыкать глаз. А спать хотелось. Веки так и норовили опуститься, чтобы дать глазам необходимый отдых. Но нельзя, нельзя… Нужно бодрствовать и ждать, когда донесется с улицы приглушенный жвачкой вой. И надеяться, что принятых мер окажется достаточно, чтобы не впасть в оцепенение. Вдруг Егора пронзила мысль: что, если резинки в ушах не помогают, и на самом деле он не засыпает, а так же, как и остальные, попадает под действие гипнотического воя?! Что, если баргест уже приходил, а он не заметил? Обеспокоенный, Егор даже сел на кровати, но что он мог сделать? Только ждать. Поэтому, проверив, достаточно ли плотно заткнуты уши, он снова улегся. Вскоре луна зашла за тучи, и комната полностью погрузилась во тьму — хоть глаз выколи.

***

Он не впадал в оцепенение — это Егор понял, как только проснулся из-за доносившегося с улицы воя. План сработал — по крайней мере, первая его часть.

Все остальные пацаны, разумеется, дрыхли. Егор даже не стал пытаться их будить — да и зачем? Их участия не требовалось.

Откинув одеяло, Егор спустил ноги на пол, нашарил ступнями приготовленные кроссовки и, обувшись, прильнул к окну. Темнота, в которой невозможно ничего различить, только над зубчатым краем леса виднелась чуть более светлая, чем все остальное, полоса неба.

Особо не таясь, Егор выскользнул в коридор. Они с Янкой условились встретиться здесь. Хоть бы она тоже проснулась от воя! Идти в темноте через весь коридор не хотелось.

Егор нетерпеливо потоптался, всматриваясь в темноту, и увидел светлое приближающееся пятно. По мере того как оно росло, становилось ясно, что это человеческая фигура. На всякий случай Егор прижался к стене и затаил дыхание. Спустя минуту он с облегчением узнал Янку.

Брат с сестрой кивнули друг другу. Егор продемонстрировал прихваченные с собой блокнот и ручку. Янка в ответ показала свои. Разговаривать с затычками в ушах было бессмысленно, а читать по губам они за несколько дней так и не научились — это оказалось намного сложнее, чем они предполагали.

Егор включил маленький фонарик и зажал его зубами.

«Видела кого-нибудь?»

«Да, охранника. Он в трансе».

Егор бросил взгляд вдоль коридора, но в темноте ничего нельзя было разобрать.

Янка нетерпеливо дернула его за рукав. Мол, идем, что ли? Он кивнул.

Светя фонариками, дети спустились на первый этаж. По дороге прошли мимо Фельдшерихи, дремавшей на диване возле лестницы. Веки у женщины были чуть приподняты, так что виднелись закатившиеся белки.

Сутулый расположился возле входной двери. Он сидел, откинувшись на спинку вертящегося кресла. Луч фонарика скользнул по застывшему лицу, упал на живот Сутулого, а затем — на связку ключей, пристегнутых карабином к шлевке брюк.

«Давай ты», — быстро начеркала Янка в своем блокноте.

Егор чувствовал, что так и будет. Обошел стойку администратора, всем видом показывая, что не боится. Впрочем, спящий Сутулый страха не вызывал. Пугало то, что по плану следовало дальше.

Егор аккуратно отстегнул ключи, время от времени поглядывая на лицо воспитателя — не очнется ли? — и вернулся к сестре.

Вой усилился. Казалось, баргест чувствует передвижения детей и следует за ними. Судя по звуку, можно было подумать, что он стоит перед входной дверью.

Янка вдруг вцепилась брату в рукав. Ее трясло. Егор слегка дернул рукой — мол, пусти. Сестра послушно разжала пальцы. Он сделал шаг к железной раздвижной решетке. Все ли они продумали?

Дрожащими пальцами Егор выбрал подходящий ключ и вставил в скважину. Повернул дважды — нарочно наблюдал за тем, как Сутулый запирает на ночь решетку.

Вдвоем с Янкой они сдвинули металлическую «гармошку».

Вой придвинулся: чудовище приближалось. Нельзя было терять ни секунды. Надо успеть выйти ему навстречу раньше, чем он проникнет в пансион. Егор быстро отпер входную дверь и приоткрыл ее.

Нечто темное и большое придвигалось к крыльцу. Оно не прыгало, а переступало, раскачиваясь всем могучим лохматым телом. Монстр словно не мог поверить удаче и не решался броситься вперед, в образовавшийся проем. От него исходило легкое желтоватое сияние — словно от шерсти струился светящийся пар. Пахло сырым мясом и псиной.

Видя, что брат колеблется, Янка вытолкнула его на улицу и захлопнула дверь. Схватила за плечо и рванула в сторону.

Они помчались вдоль фасада. Баргест кинулся за ними. Янке хватило одного брошенного назад взгляда, чтобы понять, что чудище преследует их. Вой был так силен, что на какой-то миг показалось: затычки из жевательной резинки не помогут, чужая воля поглотит разум и опрокинет во тьму! Янка на всякий случай подняла руки и зажала уши.

Егор свернул в сторону пустующей после смерти Арчи конюшни, и Янка припустила следом. Только бы успеть!

Они ворвались в конюшню и сразу кинулись к сену. Там они несколько дней назад, незаметно от воспитателей и сверстников, спрятали вилы. Железо, которое должно поражать плоть нечисти и возвращать духов в иной мир.

Егор и Янка разбрасывали сено, но черенка вил не находили. Зажатые в зубах фонарики плясали, как огромные безумные светлячки.

Дверь распахнулась, и баргест медленно вошел в конюшню. Дети обернулись, и оба бледных луча света скрестились на лоснящейся морде. Маленькие глазки, широкая пасть, полная треугольных «акульих» зубов, короткие приплюснутые уши. Баргест двигался пластично и неторопливо. Сейчас, загнав жертв в угол, он не спешил, а словно оценивал ситуацию. Вот одна когтистая лапа передвинулась вперед, за ней — другая. В лица детей пахнуло не только кровью, но и гнилью. Кажется, запах испускало желтоватое сияние, струившееся от шерсти чудовища.

Янка попятилась, наткнулась на стоявшего за спиной Егора, и оба, потеряв равновесие, повалились в сено. Баргест тотчас припал к земле, распрямился, как огромная пружина, и взвился в воздух. На мгновение он заслонил собой потолок — распластавшееся черное нечто, — а затем что-то метнулось ему наперерез. Человек!

Баргест рухнул вниз, выставив лапы, но упал не на съежившихся детей, а на выставленные и упертые в землю вилы.

Его вес был слишком велик, чтоб Инна Ивановна смогла удержать свое нехитрое оружие, так что ее отшвырнуло в сторону. Вой оборвался, и вместо него воздух огласил пронзительный крик, почти человеческий. Баргест бился в судорогах, лупил по земле лапами и выгибался, словно одержимый. Глубоко засевшие в его груди вилы ходили ходуном. Егор и Янка отползли подальше, но не могли оторваться от жуткого зрелища.

Наконец тварь затихла.

Первой поднялась Инна Ивановна. Включила фонарь, пошарила по конюшне, задержала луч на монстре, затем осветила детей.

Егор и Янка встали и замерли, не зная, что делать. Воспитательница подняла свободную руку и вытащила из ушей беруши. Выбросила. Дети переглянулись и последовали ее примеру.

— Вы целы? — Голос у женщины дрожал.

Она вдруг опустилась на землю, и Егор с Янкой бросились к ней.

— Ничего, все нормально. Просто… ноги подкосились. — Она быстро осмотрела сначала мальчика, а потом девочку. — Слава Богу, не ранены! — На ее лице мелькнула улыбка.

Снаружи послышался топот, и в конюшню влетели трое охранников с короткими автоматами. Вслед за ними ворвался Сутулый. «Их разбудил крик зверя», — сообразила Янка.

Ее покачнуло, в голове застучало. Неужели все кончилось?! Вот лежит мертвый баргест, они живы, никто больше не умрет, и их скоро заберут новые родители!

Скоро заберут. Совсем скоро…

Чувствуя, как земля уходит из-под ног, Янка полетела в блаженную темноту. Полную умиротворения и покоя.

Комментариев: 1 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Надя 30-08-2019 09:42

    Спасибо, именно такого финала и хотелось.

    Учитываю...