— Доброе утро, тётя Вика! — донеслось из гостиной.

Почему у меня мороз по коже от простого дружелюбного приветствия?

— А что ты готовишь?

В этот раз голос раздался прямо за моей спиной, я вздрогнула и резко обернулась, тут же оказавшись в тисках крепкого объятия.

— А ты рано подскочил. — Я заставила себя улыбнуться.

Потом, радуясь, что правая рука занята лопаточкой, левой неохотно похлопала мальчика по спине. Три раза. Каждое прикосновение вызывало волну брезгливости.

— Мама говорит, что я — жаворонок. Чик-чирик!

Племянник развёл руки и помахал ими как крыльями. Как подходяще: птицы тоже вызывали у меня чувство гадливости. По крайней мере появилась возможность снова повернуться к плите. Но тут же лохматая голова прижалась к моему локтю.

— Оладушки! Тётя Вика, ты — самая, самая! — завопил ребёнок.

Я поморщилась. В мире много людей, обожающих всё сопливо-беспомощное, да ещё считающих, что все обязаны разделять их симпатии. Но не я.

Я, мягко говоря, не люблю детей. Не люблю их ор или неразборчивый лепет, не люблю вечно перемазанные чем-то лица и клейкие руки. Меня раздражает, как пахнет в квартирах, где живут мелкие. Громкие игры вызывают головную боль.

А больше всего терпеть не могу племянника Димку, потому что, в отличие от других детей, его общества избежать невозможно.

Ужасно, когда он почти сбивает меня с ног на пороге и лезет целоваться губами в шоколаде. Потом долго и скучно рассказывает о садике, показывает какие-то игрушки и каракули. Напрашивается сидеть рядом за столом, вертится и опрокидывает на тебя чай. А сестра с шурином только снисходительно улыбаются.

Но хуже всего, что мальчик иногда гостил у меня. Приходилось смиряться, когда заканчивались отговорки. Во-первых, всё-таки семья, а во-вторых, этот странный ребёнок почему-то обожает меня.

А я ненавижу раскладывать диван в гостиной. Разбросанные по всей квартире игрушки, карандаши и книжки сводят с ума. Нервирует занятый — и зачастую не совсем чистый — туалет.

Для племянника приходится готовить отдельно, потому что я люблю рыбу и овощи, а он питается исключительно картошкой и макаронами. У него сыпь на сладкое, но при виде пирожных он начинает канючить, как и всякий ребёнок. Сначала я ела любимые вкусняшки тайком, но это сомнительное удовольствие: прятаться в собственной квартире, чтобы полакомиться шоколадкой.

Почитать любимую книгу или посмотреть фильм невозможно. Тут же приползает этот мелкий паразит и спрашивает, про что это и интересно ли это? Но, чтобы я не объясняла, заканчиваются такие разговоры одинаково: Димка требует прочитать ему одну из его книжек или переключить на мультики.

Не пробежаться голышом из ванной в спальню, не пригласить на выходные друзей.

Племянник встаёт рано и ложится поздно, так что вместе с ним сваливаюсь спать и я. Непонятно, откуда у мальчишки силы доставать меня так активно каждый день после смешно короткого по моим меркам сна.

Присутствие Димки превращало мои родные четыре стены в тюрьму.

Но кроме всего этого, племянник иногда просто пугал меня.

Он сидел за столом и за обе щеки уплетал оладушки. Я ограничилась кофе. Органически не могу есть, когда чувствую себя неуютно.

— А знаеф, фто мне фегодня прифнилось? — спросил Димка.

Вот оно, самое ненавистное. Этот странный ненормальный ребёнок с удовольствием докладывает мне подробности своих кошмаров, а мне потом жутко ночами. Знаю, смешно бояться ребячьих фантазий, но поделать ничего не могу. Может, потому что ещё не разобралась с собственными детскими страхами.

— Не болтай с набитым ртом, — строго сказала я, надеясь закрыть этим тему.

Но этот невыносимый ребёнок только кивнул, проглотил ком из непережёванных оладушек и, громко сёрбая, отпил из своей чашки.

— Мне приснилось, что мама грустная-прегрустная, как будто кто-то умер, но не бабушка, она уже умерла, когда я её ещё не помнил...

Моё сердце начало биться быстрее. Совсем не хотелось говорить за завтраком о мёртвых.

— Дима я знаю. Бабушка ведь моя мама.

— Да. Я забыл. А во сне...

— Знаешь, как моя мама, твоя бабушка, говорила, когда мне или твоей маме снилось что-то плохое?

Димка отрицательно помотал головой.

— Куда ночь — туда и сон, — сказала я и почувствовала, что эти слова успокаивают и меня.

— Куда ночь — туда и сон, — послушно повторил Димка и принялся за очередной оладушек. Но долго молчать мальчик не мог.

— А почему моя мама — мама, а ты — нет? Я бы хотел двоюродного братика, чтобы играть с ним...

— О, кстати, о маме, — перебила я племянника, — попробую дозвониться, ты ведь уже, наверное, соскучился?

Димка как-то скуксился и неопределённо пожал плечами. Странный ребёнок.

Сестра снова не брала трубку. Я насчитала двадцать гудков и со вздохом нажала отбой. Анна всегда была такой необязательной. Правда, раньше она всё-таки регулярно звонила и спрашивала, как там её драгоценный Димка. Так что, скорее всего, у неё действительно какие-то серьёзные проблемы. Но просто не брать трубку — это ведь не вариант.

— Поиграем?!

От испуга я резко вздохнула и подавилась собственной слюной. Димка стоял неприятно близко и хищно скалился... Нет, на самом деле просто демонстрировал почищенные зубы. Гигиена была одним из моих правил, ненавижу вонь изо рта наравне с другими запахами детского тела.

— Дима, перестань подкрадываться, — попросила я, когда откашлялась.

— Извини, тётя Вика. Я больше не буду. Поиграем?

Играть совсем не хотелось, но горький опыт научил меня, что это меньшее из зол. Димка немного отвлекался, успокаивался и можно было хоть ненадолго заняться своими делами. А вот если племянник начинал скучать, то маялся, бродил по квартире, изводил меня бесконечными вопросами и лапал всё подряд, иногда пачкая, а иногда и ломая дорогие моему сердцу вещи. Всё самое ценное на время пребывания Димки у меня и так перекочевывало на верхние полки, но всего не спрячешь.

— Во что играем? — нехотя спросила я.

— Мемори!

— Ок. Но ты знаешь: я не мама с папой, я не поддаюсь.

— Ага.

Димка уже достал из своей сумки коробку и раскладывал на журнальном столике цветные карточки. Мой взгляд задержался на объёмном бауле. Сестра всегда упаковывала столько, словно мальчик не гостил несколько дней у тёти, а шёл на месяц в поход. Но сколько уже у меня гостит мальчик в этот раз. Почему-то не получалось вспомнить. С досадой я отметила, что даже не могу назвать сегодняшний день.

— Ты начинаешь!

Со вздохом я присела на разложенный диван. С этим утомительным ребёнком скоро не то что дату, а и имя своё забудешь.

Играл Димка внимательно и неплохо, но в конце концов у меня оказалось на две пары больше.

— Ещё раз! — потребовал племянник.

— Дима, речь шла об одной игре.

— Ты должна дать мне шанс отыграться!

Это прозвучало так не по-детски, что я невольно рассмеялась. Наверняка услышал и спопугайничал у родителей.

— Ничего такого я не должна. Учись проигрывать. Жизнь тоже не даёт вторых шансов. — Последнее вырвалось само собой, и я спохватилась, что, пожалуй, мальчик маловат для таких лекций. Но слово — не воробей... Впрочем, Димка, наверное, ничего не понял. Тут я ошиблась.

— Почему? У каждого есть второй шанс. И не один! Чтобы раскаяться, чтобы простить.

— Что ты говоришь?

— Ну, ты сама знаешь... Потому что не у всех получается сразу. Мама вот тоже пока простить не может...

— Кого простить?

Он вздохнул не по-детски глубоко.

— Ты опять забыла.

Потом передёрнул плечами и улыбнулся.

— Тогда просто вместе порисуем? Тогда некому проигрывать.

— Погоди, объясни до конца: кого Анна простить не может? С Костей что ли поссорились?

Я подумала, что это прояснило бы, почему племянник гостил у меня уже... так долго. По ощущениям ‐ целую вечность.

Мальчик кивнул и неожиданно расплакался, сквозь всхлипы мне еле-еле удалось разобрать несколько слов

— Папа не хотел... Он тебя не... Ну почему... вы не можете... дружить?!

"Как же, подружишься с этим снобом!" — фыркнула я мысленно.

— Я люблю тебя, тётя... но скучаю по маме... и папе...

Господи, только бы он не прижался сейчас ко мне мокрым от слёз и сопливым лицом.

— Я понимаю, — ответила я, вставая, радуясь поводу покинуть комнату хоть на время. ‐ Попробую снова дозвониться Анне.

Племянник кивнул без особого воодушевления. Кажется, мальчик не расслышал ни раздражения, ни брезгливости. Не в первый раз я мысленно спросила, за что он меня любит?

Двадцать пять длинных гудков. Чёрт побери, Анна!

— Тётя Вика... — Племянник уже успокоился и подкрался с новым требованием.

— Не сейчас, Дима, мне нужно подумать.

Племянник послушно ушёл, но не минуло и минуты, как из гостиной донеслись дикие завывания.

— Дима! — закричала я.

Естественно, он был тут как тут.

— Я — привидение! — завывал племянник.

Белоснежная скатерть, в которую он укутался, волочилась по полу.

— Ты опять шарил по шкафам? Мы же уже обсуждали это.

Племянник притих, но дурацкое выражение лица не выглядело виноватым.

— Мне скучно одному. Поиграем?

— Мне не хочется сейчас играть.

— Тогда посмотрим "Каролину"!

Конечно, что же ещё? "Коралина в стране кошмаров" — как подходяще. Обязательно скажу Анне пару ласковых за ненавистный диск. Но внутренне я уже сдалась.

— Хорошо. Давай, посмотрим.

Сидя в десятый раз перед этим жутковатым и, на мой взгляд, не совсем детским фильмом, я подумала, что это не жизнь. С ситуацией надо разбираться, какие бы проблемы не были у сестры. В конце концов, у Димки есть ещё бабушка по отцу.

Ночью что-то разбудило меня так внезапно, что я рывком села в кровати и прижала руки к груди, в сонной попытке успокоить болезненно быстрый стук сердца.

— Тётя Вика, — жалобно протянул тёмный невысокий силуэт перед кроватью.

Вместо глаз у него была пара пуговиц. Я вскрикнула и зажмурилась.

— Тётя Вика?

Раздался щелчок, и чернота перед моими закрытыми веками посветлела. Я отважилась открыть глаза. В спальне, рядом с ночным столиком стоял Димка. Он включил ночник, при свете которого глаза мальчишки выглядели нормально. Чего только не привидится из-за идиотского мультика!

Хотелось наорать на племянника, но из горла вырвалось только сиплое:

— Димка!

— Мне приснился кошмар...

Я откинулась назад и устало потёрла глаза.

— Мы же уже говорили об этом сегодня утром. Помнишь: куда ночь?..

— ...Туда и сон, — протянул Димка. — Но мне всё равно страшно.

По дрожащему голосу я поняла, что ребёнок вот-вот расплачется. Только этого не хватало. Я подвинулась и хлопнула рукой по свободному месту. Димка быстро забрался в кровать и свернулся клубком. Я накинула на племянника угол одеяла, из оставшегося соорудила между нами вал, и тут же начала мёрзнуть.

— Мы ехали в машине... — тихо начал мальчик.

— Не обязательно рассказывать мне сон, Дима.

Но он продолжал, словно не услышал моих слов.

— Очень-очень быстро. Было страшно, но и здорово.

— Завтра, Дима. Попробуй уснуть.

— А потом было громко, и огонь...

— Перестань.

— И кто-то кричал... и было так больно...

— Я сказала — хватит!

— Тебе бывало больно во сне?

— Нет, — соврала я. — Спи.

— Хорошо, — неожиданно мирно согласился племянник.

Действительно, минуту спустя рядом со мной раздавались глубокое равномерное дыхание.

А я лежала до самого рассвета, мечтая об одеяле или хотя бы пледе, мечтая выключить проклятый ночник, одновременно радуясь, что он всё-таки горит, потому что по необъяснимой причине мне было не по себе, мечтая встать и выпить чашку горячего чая, но боясь даже пошевелиться, чтобы не разбудить несносного Димку.

Следующим утром за завтраком я делюсь с Димкой разработанным за бессонную ночь планом.

— Мне надо отлучиться по делам. — И тут же пресекаю: — Тебя с собой взять не могу. Ты не малыш. Включу мультик, к концу как раз вернусь. Если нет, посмотришь немного детский канал. С дивана вставать — только в туалет и назад. Понял? Не прыгать, не лазать по ящикам, не открывать никому дверь.

— Родители никогда не оставляли меня одного, — неуверенно тянет племянник.

Кажется, он немного испугался. Ничего, мне тоже страшновато, но, надеюсь, чем больше он боится, тем осторожнее будет.

— Потому что твои родители считают тебя ещё совсем маленьким, но я-то вижу, что ты вполне взрослый мальчик, — покривила я душой.

Димка смотрит всё ещё с сомнением, но не возражает.

На всякий случай я снова пробую дозвониться Анне. Никто не берёт трубку.

В этот раз мультик выбираю я. Никаких ужастиков, "Тайная жизнь домашних животных" — в самый раз для ребёнка, оставленного дома одного. Бросаю взгляд на время: в моём распоряжении полтора часа.

— Я убежала! — крикнула я на прощание и захлопнула дверь квартиры.

Уже в подъезде меня охватило опьяняющее чувство свободы. Как здорово делать что-то — даже неприятное, да всё равно, что — без Димки. Я запрыгнула в любимую машину и подавила желание поехать куда-нибудь, куда по-настоящему хотелось: в салон красоты, в любимый бутик, встретиться с подругой в кафе... Утешила себя, что скоро всё это будет, но сначала нужно разобраться с Анной.

Сначала мне просто хотелось упаковать все Димкины вещи и просто отвезти его к маме. И плевать, что там у них приключилось.

Но после первого воодушевления эта привлекательная идея начала вызывать у меня сомнения. Вдруг ни сестры, ни шурина не окажется дома, что делать тогда с Димкой, который наверняка начнёт реветь? Да и поговорить с сестрой я хотела по душам, не стесняясь выражений.

Улицы сегодня были приятно пустыми, ехала я быстрее привычного и добралась до дома Анны минут за двадцать. Я только припарковала машину, когда увидела удаляющуюся фигуру в знакомой кричаще красной куртке.

— Анна! — позвала я, но сестра меня не услышала.

Проклиная всё на свете, я поспешила за ней, на ходу доставая телефон и набирая её номер. Длинные гудки. Расстояние между мной и Анной ещё было слишком большим, чтобы расслышать, звонил или вибрировал ли её телефон. Но, чёрт побери, почему она не берёт трубку?!

Сестра свернула налево и быстро зашагала к высокой кованной изгороди. Для меня не новость, что сестра не чурается близости кладбища и регулярно прогуливается к могиле мамы, разговаривает с ней. Мне от этого не по себе, я не знаю, о чём можно говорить с мёртвыми. Сегодня поведение сестры раздражает особенно — о живых бы позаботилась!

— Анна! — Я снова попробовала обратить внимание на себя, но она не обернулась.

Мне удалось нагнать сестру, когда она наконец остановилась перед двумя свежими могилами.

— Анна! — выдохнула я.

Она не отреагировала, только сказала что-то неразборчивое.

— Нам нужно поговорить!

В этот раз голос сестры прозвучал громче.

— А всё из-за тебя. Ненавижу. Будь ты проклята... — последние слова сорвались на рыдания.

Неожиданное обвинение ошарашило меня.

— Анна! Что я тебе сделала?

Я шагнула вперёд, чтобы наконец посмотреть сестре в глаза, но мой взгляд скользнул по фотографиям на могилах, и я забыла дышать.

Димка и я.

— Это какая-то ошибка, — прошептала я.

Телефон сестры зазвонил. Она громко шмыгнула и долго обыскивала карманы в поисках телефона. Кажется, это Костя, хотя Анна отвечала мужу непривычно холодно. Потом она просто прошла сквозь меня и направилась домой.

А я ещё долго стояла перед могилами и пыталась осознать происходящее. Потом вернулась домой. Просто, чтобы узнать, смогу ли.

Димка ждал меня в гостиной. Он сидел перед выключенным телевизором. При мысли о том, что он сидит так уже очень долго, мне стало страшно.

— Как мама? — спросил он.

— Ты знал?

Димка кивнул.

— Ты все время забываешь. Но это всё равно.

— Всё равно? Дима! Мне нужно знать. Что случилось?

— Я хотел сидеть впереди. Как взрослый.

И тут же объявилось потерянное воспоминание. Как взрослый. Без детского автокресла. И на "сиденье смертника".

— И я разрешила...

Димка виновато кивнул. Потом опустил голову и всхлипнул.

— Теперь тебя наказали.

— Кто? — спросила я.

Как будто это играло какую-то роль.

Димка только пожал плечами.

— А ты? Тебя то за что наказали? — спросила я непослушными губами.

На самом деле мне всё равно.

— А я не наказан, я так сам выбрал. Я люблю тебя тётя! Я подожду маму здесь, у тебя.

Что это означало? Моя голова отказывалась думать.

— Теперь поиграем?

На миг мне показалось, что мальчик злорадно ухмыльнулся. И что это вовсе не Димка. Я тут же отвернулась. Ерунда, конечно, Димка. Невыносимый, раздражающий, скучный и утомительный Димка. Всё-таки лучше верить в это, чем в то, что на самом деле суд завершён, и нет никакого второго шанса.

— Поиграем? — повторил Димка.

И мы играем.