В истории человечества можно найти немало безумных и ввергающих в шок идей. Но особняком стоит то, что принято называть не иначе как «философский пессимизм». В корне этой концепции лежит очень простая и логичная, но тем не менее крайне непопулярная среди простых обывателей идея: «Жизнь есть то, чего не должно бы быть, — зло, и переход в ничто есть единственное благо жизни».

Однозначного ответа на вопрос о том, как же нам должно достичь этого блага, у философов-пессимистов нет. Сколько мыслителей, столько и мнений. Питер Цапффе предлагал в один прекрасный день всему человечеству отказаться от размножения и с грустной улыбкой, взявшись за руки, уйти в закат. Филипп Майнлендер, бывший, пожалуй, самым странным из всех пессимистов, настаивал исключительно на индивидуальном самоубийстве, которое и совершил сразу же по получению из типографии свеженького экземпляра своего magnum opus «Философия избавления». Но действительно самый интересный и вместе с тем самый радикальный и бескомпромиссный вариант предложил Эдуард фон Гартман.

О жизни этого интересного мужчины с забавной бородой известно мало. Родился в семье генерала Роберта Гартмана и изначально шел по стопам отца: учился в артиллерийском училище и провел пять лет на военной службе. Болезнь поставила крест на военной карьере Гартмана, после чего он занялся философской деятельностью. Основной труд Гартмана вышел в 1869 году и был озаглавлен как «Философия бессознательного».

В своих наиболее общих положениях Гартман опирается на другого известного пессимиста – Артура Шопенгауэра. Для Шопенгауэра существующий мир зиждется на двух основаниях. Первое: бессознательная и безличная надкосмическая сила, называемая «воля к жизни». Второе: наше субъективное представление об этом мире, с одной стороны обусловленное априорными формами пространства, времени и причинности, а с другой стороны — физиологическими функциями организма. Но на этом все не заканчивается.

Артур Шопенгауэр (1788–1860)

Воля к жизни слепа и неразумна, следствием чего является крайне удручающее состояние нашей с вами вселенной. Шопенгауэр считал наш мир «худшим из возможных». Люди – несчастные создания, брошенные на большой каменной глыбе, вечность дрейфующей в холодном и темном космосе. Жизнь людей печальна и полна немыслимых страданий. И лишь немногие, такие как сам Шопенгауэр, осознают эту горькую правду жизни. Обыватель не стремится к истинному знанию, потому что оно сталкивает его лицом к лицу с невыносимым космическим ужасом. Лишь немногие мудрецы способны справляться с этим ужасом, капля за каплей планомерно вытравливая из себя волю к жизни.

Но размышления Шопенгауэра не дают ответ на вопрос: как же победить человеческое страдание раз и навсегда?  Единственный практический совет, который дает нам философия Артура – вести аскетичный образ жизни. При этом Шопенгауэр также радикально выступает против решения об индивидуальном суициде, поскольку считает его скорее побегом от проблемы, чем его решением. Окончательного и утвердительного же решения о прекращении всех невообразимых человеческих мучений вынести Шопенгауэру не удалось.

Гартман не был доволен этим. Он считал, что целью жизни каждого человека является не эгоистический побег от страданий через аскетизм и воздержание, а попытка окончательного преодоления всех тягот и забот этого бренного кошмарного мира. Но как этого добиться? Для начала надо задать вопрос: а что же такое «страдание»?

Страдание есть определенный тип раздражения нервной системы. Страдание может быть как физическим, так и моральным, но оно всегда связано с мозгом. К страданию способны лишь ощущающие виды – те, кто обладают нервами, то есть люди и животные. Мировая воля к жизни нервной системой не обладает, а потому и не испытывает тех мучений, причиной которых является. Но именно способность человека испытывать страдания, по Гартману, служит главным залогом преодоления этой самой воли к жизни.

Переосмысливая шопенгауэрианскую систему, Гартман приходит к выводу, что воля и представление едины и нераздельны, поскольку любая воля подразумевает определенное представление об объекте воли. Противоположным же для воли началом является идея. Воля неразумна и темна, но активна. Идея разумна и светла, но пассивна. Изначально они пребывают в чистом небытие, абсолютной пустоте (хотя корректнее в таком случае будет сказать, что они не существуют вообще).

Из-за чистой случайности, которую можно считать вселенской катастрофой, воля к жизни переходит из потенции в акт, таким образом, запуская процесс бытия, как своего собственного, так и бытия идеи. Воля активна, а потому является причиной страданий, но неразумна, а потому не испытывает самих страданий. Идея, напротив, пассивна, а потому не может сопротивляться интервенции мировой воли, но разумна и потому способна испытывать мучения.

Стремясь обратно к своему изначальному состоянию – небытию, идея организует материальный мир в соответствие с определенным внутренним порядком, конечной целью которого является возникновение ощущающих биологических видов и появление сознания, то есть самого человека.

Таким образом, можно увидеть, что мировая история, по Гартману, стремилась к возникновению способного к страданиям человека, чтобы прекратить бытие мира и вернуться в состояние несуществования. Как этого можно достичь? Только через уничтожение всех ощущающих существ, а вместе с ними и возможности их возникновения. Тогда разумное начало окончательно покинет этот мир, оставив иррациональную волю наедине с собой.

Но как возможно в один миг уничтожить всех ощущающих существ? Тут-то на помощь Гартману и приходит то, ради чего мы все сегодня собрались, – техника. Уничтожение всей жизни на земле требует колоссального уровня научно-технического прогресса. Во-первых, принять решение о всеобщем самоубийстве во имя окончательной победы над способностью людей к страданию человечество сможет лишь тогда, когда коммуникации между людьми на разных концах планеты станут легкими и общедоступными. Здесь Гартман предвосхитил возникновение телевидения, радио, мобильной связи и Интернета. Во-вторых, недостаточно просто убить всех людей. Люди произошли от животных, а это значит, что и все животные должны вымереть. Кроме того, нужно сделать саму среду обитания непригодной для возникновения любой жизни. Здесь Гартман, также совершенно ведая это, предвосхитил возникновение другого важнейшего изобретения двадцатого века – ядерного оружия.

Если попытаться как-то собрать все разрозненные мысли этого пессимиста в кучу, то получится примерно следующий сценарий развития человечества: люди должны развивать свои технологи и в особенности средства массовой коммуникации и оружие массового поражения. Но цель подобного развития технологий отнюдь не в стремлении к прогрессу и улучшению комфортных условий человеческого проживания. Развитие технологий для Гартмана – это всего лишь средство для приведения в исполнение его безумного плана по избавлению всего человеческого рода от боли, лишений и несчастий через тотальное истребление всех живых существ на планете вместе с приведением самой планеты в состояние ядерной помойки. Удручающая картина, но из нее можно вычленить для себя множество весьма интересных мыслей. Неужели для кого-то человеческая жизнь может быть настолько удручающим предприятием, что ядерный армагеддон в масштабах планеты покажется самым оптимистичным исходом из всех возможных? Неужели кто-то видит в научно-техническом прогрессе не способ для улучшений комфортной среды, а способ для уничтожения этой среды, притом уничтожения преднамеренного и тщательно спланированного?

Эдуард фон Гартман – это поистине удивительный мыслитель, радикально суицидальная философия которого и по сей день завораживает и пугает. Пугает тем, насколько точно сбылись его прогнозы касательно возникновения новых технических средств, которые в его представлениях должны быть инструментом для нашего с вами уничтожения. После всего выше приведенного остается лишь спросить: кто такой Эдуард фон Гартман? Безумный гений или гениальный безумец?