В феврале года две тысячи двенадцатого (заключительного) в тихом омуте российской литературы заворочалась странная, пугающая фигура – убыр. Незнакомец этот не отличался обаянием, не тискал девиц по углам, подобно Эдварду Каллену, – а зыркал себе стеклянными глазами да пожирал потихоньку людские души. Но как-то так вышло, что история о мальчике (точнее, подростке), вступившем в схватку с настоящим злом, нашла признание и у читателей, и у критиков, номинировалась на несколько премий и прозвучала на книжном рынке звонким весенним аккордом.

Рассуждая об этом романе, нередко вспоминают Стивена Кинга, Нила Геймана, даже Отфрида Пройслера – но на самом деле «Убыр» ни на что не похож и ниоткуда не срисован; это книга, о которой можно говорить только в единственном числе. Ее истинные корни – в древней татарской культуре, в темных тайнах самой земли. Тем неожиданнее было узнать, что вышла она из-под пера Шамиля Идиатуллина – не последнего человека в московском «Коммерсанте», автора ироничного «Татарского удара» (2005) и грустной социальной фантазии «СССР™» (2010). А Наиль Измайлов, тезка главного героя – такая же выдумка, как и Алексей Маврин, недолго прожившее альтер эго Алексея Иванова.

Конечно же, «DARKER» не смог пройти мимо: о самой книге мы писали в прошлом номере, а теперь беседуем с создателем «Убыра» о страхах наших предков, книжных трейлерах и будущем литературы…

Думается, на этот вопрос вы отвечали уже не раз и не два, но мы не можем его не задать: почему «Убыр» вышел под псевдонимом? От чего страховалось издательство?

Насколько я понял, в первую очередь издательство пыталось застраховаться от обманутых читательских ожиданий. Идея, насколько я понял, была примерно следующей: есть такой Идиатуллин, пишет многофигурные триллеры с политическим уклоном. И есть книга «Убыр», которая ни разу не про политику, особо сложной не выглядит – по крайней мере, поначалу, – и вообще представляется потенциальным кроссовером, покрывающим чуть ли не все возрастные, социальные и интеллектуальные группы. Так давайте же не будем впихивать этот замечательный текст в узкую идиатуллинскую нишу, а напишем его историю с чистого листа.

Тут еще надо иметь виду два обстоятельства. Мой предыдущий изданный «Азбукой» роман «СССР™» (который как раз социально-производственный триллер, притворившийся политической утопией) мегабестселлером не стал – соответственно, потерять наработанную аудиторию издательство не опасалось. С другой стороны, «Убыра» «Азбука» получила практически одновременно с «Псоглавцами» Алексея Иванова. Который, по моим данным, настаивал на псевдониме, режиме мистификации и истории с чистого листа. Получался красивый шаблон, от которого поди увернись – вот никто и не увернулся.

И я в том числе. В конце концов, мне, при всей любви к своей непростой фамилии, всегда было интересно поглядеть, а что будет, если убрать ее в сторонку. Ну, посмотрел. Оказалось забавно.

Другое дело, что эксперимент не был чистым: издатель с самого начала решил секретность вокруг Измайлова не городить. Продержался псевдоним в лучшем случае несколько недель – но книга к тому времени уже стартовала и зажила как смогла. И слава богу.

Откуда есть пошел «Убыр» – из сборника татарских сказок, из кошмарных снов Наиля Измайлова, из вовремя подвернувшейся метафоры? Какими дорожками автор социальной фантастики пришел к фольклорному хоррору?

Есть убыр пошел из земли, как и было сказано. Пардон. Всё, я собрался.

Да все перечисленное сыграло, а еще сильнее – немотивированный, но вечный и какой-то животный страх за детей, знакомый каждому родителю. «А как они, если со мной чего случится – они ведь ничего не знают, не умеют» – ну и так далее. Фантазия-то дурацкая, расторможенная, вот и начинает играть на эти темы: что может случиться с детками, чего детки не знают, почему не умеют, что им надо сделать, чтобы раз, и научиться – и почему так не бывает да не будет никогда.

В детстве я сказки не очень жаловал, но уже в зрелом возрасте принялся внимательно изучать как часть фольклора и этнографических материалов, которыми увлекся всерьез – и обнаружил, насколько неказистые сюжеты могут быть интересными и страшными. Это для меня, для современного циничного дядьки средних лет. На разнообразных предков, живших в разнообразные времена, сказки нагоняли явно не меньший страх, иначе до нас не дошли бы. И страх этот, стало быть, имеет универсальный характер и без малого вечный срок действия. А вечные ценности игнорировать как минимум глупо.

Бытует мнение, что хорошего хоррора на российском материале не выстроишь – как и демократии (напрашивается вывод, что для нас это одно и то же, но лучше не будем углубляться). На наш взгляд, «Убыр» блестяще это мнение опровергает – такая история могла произойти только в России, только в Татарстане… Каково было заселять привычные городские и сельские пейзажи фольклорной нечистью? Не мешало ли вам этакое скептическое «не верю!»?

Ну, тут бы я поспорил, кабы любил это занятие. Фабула «Убыра» легко привьется к любому региону, коренное население которого не помнит чаяний, желаний и страхов своих предков. А таких регионов что в России, что за ее пределами, скажем так, большинство. В силу совершенно объективных причин.

Мне приятно, конечно, слыть первопроходцем и уникумом, но сюжет «Древняя нечисть в новых условиях» к свежим никак не относится – как и помещение этого сюжета в узнаваемые декорации нашей именно что привычной обыденности. И нечисть у всех народов, если приглядеться, схожая.

Другое дело, что я сочинял историю без оглядки на кого бы то ни было, исходя из нескольких элементарных принципов: она должна происходить здесь и сейчас, с живыми людьми, понятными и родными любому читателю, при этом обязана быть захватывающей и непредсказуемой.

А восклицание «Не верю!» и впрямь штука нужная и вострая. Я старался не давать для него поводов – в первую очередь себе. При желании почти каждому кусочку откровенно сказочной книги можно найти вполне жизненное объяснение – логическое, психологическое или медицинское. Некоторые читатели этим уже занялись – правда, не все определились, кому следует ставить диагноз, герою или автору. Определятся, я уверен.

У романа есть интересная особенность: в зависимости от угла зрения в его авторе подозреваешь то матерого знатока жанра, то нежданного гостя, радующего свежим взглядом на старые приемы. Где истина? Насколько близко вы знакомы с традицией ужасного в литературе? Или, может, вы вдохновлялись кино?

Всякие ужасы я не слишком люблю, но уважаю. Знакомство с жанром у меня повыше среднестатистического, но это просто статистика у нас такая. Стивена Кинга я, понятно, прочитал всего – но хоррор-традиция в его творчестве меня занимала не особо, а любимым до сих пор остается роман «Мертвая зона», освоенный четверть века назад в «Иностранке» и не имеющий к ужасам никакого отношения. С десяток книг, проходящих по разряду классики и полуклассики жанра, я прочитал в юности, когда пошел вал – в числе прочих – и этих изданий. «Знамение» там, «Изгоняющий дьявола» и так далее. Ну, прочитал, очнулся от легкого недоумения и продолжил читать любимую фантастику вперемешку с детективами.

Кинообразование было более плотным – я вообще насчет кино человек увлеченный, хоть и странноватым образом: читать про фильмы люблю больше, чем смотреть их. Но ужасы все-таки слишком заперты внутри канона, который каждые десять лет взламывается каким-нибудь «Криком» или «Пилой», принимает новую форму – и костенеет снова. Вот от этой традиции я, пожалуй, отталкивался – в прямом смысле. Каноничненько – это никак не про нас.

Многие критики отмечают, что «Убыр» написан на стыке жанров. Задумывались ли вы вообще о жанрах, когда работали над романом? Как бы определили его принадлежность вы сами?

Определение жанров – забота критиков, первоочередная и насущная. У меня с этим вечно полная лажа – может, потому, что сидеть внутри жанра, любого, неинтересно. Ни автору, ни читателю. «Убыр» я начинал писать как страшную сказку, и до сих пор считаю это определение, скажем так, корректным. Но и с любым другим определением спорить не буду. Критикам видней, читателям тем более.

Убыр несет в себе богатый символический смысл: при желании его можно навесить эмблемой на многие неприглядные стороны нашей жизни. Что убыр для вас? Случалось ли вам ощущать его взгляд на собственном затылке?

Фольклорный убыр – прожорливая нечисть, которая заменяет колдуну душу. Тут я с фольклором поспорил бы. Для меня убыр – прорва, которая выжирает из человека человеческое. Не из колдуна, а из любого человека. И заметить это может только сама жертва. Обнаружил, что нет в тебе ни любви, ни жалости, только удовольствие от жизни, превосходство и приятная такая легкость во всем организме – привет, поздравляем с пассажиром.

Подозреваем, что убыр, бичура и албасты – не единственное, чем может очаровать непосвященного татарский фольклор. Какие еще открытия поджидали вас во время работы над романом? Какие источники вы посоветовали бы тем, кто вошел во вкус и хочет еще?

Естественно, в исконном татарском фольклоре, как и всяком другом, отряд нечисти огромен – от лешего-щекотуна шурале, прославленного нашим главным поэтом Габдуллой Тукаем, до бабки-проглотки Жялмавыз и всевозможных ия – хозяев воды, хлева, моста и так далее. А я ведь еще и по сокровищам братских народов шарился, в основном тюркских и финно-угорских, где вообще чудеса творятся: по лесу, предусмотрительно обнявшись, шарахаются одноногие чудища, а люди происходят из червей, вывалившихся из сгнившего на небе супермедведя. Так что главной задачей было в определенный момент старательно забыть все это изобилие и сосредоточиться на избранной группе товарищей, которые нам совсем не товарищи.

Базовыми источниками, понятно, являются популярные сборники волшебных сказок, как татарские, собранные Тукаем, Насыри и прекрасными советскими специалистами, так и всесоюзные – их и до, и после знаменитой булатовской «Горы самоцветов», было немало. Но самая хтонь таится все-таки в академических сборниках и монографиях издательства «Наука», а также в многотомных исследованиях местных этнографов, историков и языковедов. Составление полноценного и доступного пособия по фольклору российских народов остается делом будущего. Надеюсь, недалекого.

Ваш роман по-хорошему путает читателя, ставит загадки и скупится на отгадки. Существует ли в вашей голове некое окончательное объяснение событий, произошедших в книге? Что бы вы посоветовали читателям, заблудившимся в этом сумрачном краю?

В тексте «Убыра» есть пара моментов, не имеющих ни прямого объяснения, ни особого значения для сюжета. Все остальные загадки и непонятки снабжены ключами и внимательным читателем вскрываются на раз. Заблудившимся я посоветовал бы, в зависимости от степени интереса и вовлеченности, либо перечитать книжку, либо махнуть на нее рукой и счастливо забыть.

В какой гамме вам видится финал романа – бочка меда с ложкой дегтя, бочка дегтя с надписью «МЁД», сплошной деготь?

Я, как и всякий правоверный, не пью, зато ой как ем, а потому довольно нервно отношусь к экспериментам со съедобным-несъедобным. Потому не могу придумать ничего наглядней картинки, впрямую задействованной в эпилоге: хмурые облака разлетаются в клочья, и над героями распахивается чистое небо, с солнышком и сверкающим намеком на то, что мало добиться победы – важно ее удержать.

Сейчас вы работаете над продолжением «Убыра». Когда впервые задумались о второй книге – во время работы над первой? Или, быть может, вдохновил ее успех? Что это будет – дополнение или принципиально новая история?

Я с самого начала не исключал того, что «Убыр» развернется на две или три части. Даже прикидывал предварительно, про что будут продолжения – формально линейные и выдержанные в том же стиле, но на самом деле совсем другие, про другое, на новом материале и с уклоном в иные жанры. И, пока писал книгу, многие идеи, куски и героев, которые явно не вписывались в, согласитесь, довольно компактную историю, сносил в отдельный файл с пометкой «М.б., для второй части?» Но в итоге идея писать продолжение мне почти разонравилась. Слишком устал. К тому же срок выхода книги все сдвигался и сдвигался, тянулось это полтора года, в течение которых я регулярно перечитывал чистовой и даже сверстанный текст с надфилем в руке. Надоело это страшно.

Издательство все это время намекало на интерес к продолжению, но я искрометно отшучивался и предлагал дожить до выхода книги, убедиться в том, что она хоть кому-то интересна, а потом уже возвращаться к разговору. А сам тем временем писал шпионский триллер [«Варшавский договор» – Ред.], абсолютно непохожий на «Убыра», а похожий, скорее, как раз на мои первые романы (он, кстати, издателя заинтересовал куда меньше, но это совсем другая история).

В любом случае, упражнения в иной области позволили мне прийти в себя. Тем временем «Убыр» вышел, многие читатели вслед за издателем категорически потребовали продолжения – и я вернулся к полузабытому файлу. Подумал и согласился.

Третьей части, посвященной сшибке разных мифологий, я больше не вижу, по крайней мере, в обозримом будущем. Но вторую я, иншАлла, сделаю в разумные сроки. Действие «Убырлы» (название условное) начинается ровно там, где заканчивается действие первой книги. Дети вернулись домой. А дома все совсем не так, как ожидалось. И надо жить дальше – если получится.

Как приняли роман в татарской культурной среде? Каким видите его место и предназначение вы сами?

Приняли роман по-разному, как всегда – потому что «татарская среда» термин примерно столь же однородный и исчерпывающий, как и «русская среда». Большая часть моих соплеменников встречает любые игры на домашнем поле в лучшем случае настороженно – и нередко с гордостью сообщает, что такое вот читать не собирается, потому что это бледное подражание худшим западным или русским образцам, сатанизм и отвлечение от насущных проблем. Реакция прочитавших вполне интернациональная: те, кому книга понравилась, хвалят, те, кому не понравилась, ругают. Нормально, в общем.

Предназначение у книги самое простое – в идеале она должна обеспечить читателю несколько захватывающих часов чтения и несколько интересных часов размышлений по итогам. Мне хотелось бы, конечно, чтобы читателей, соприкоснувшихся с идеальным вариантом, было побольше – но и нынешний уровень понимания меня вполне устраивает, поскольку заметно превышает мои ожидания.

Хотя повествование в романе ведется от лица подростка (а сама книга угодила в короткий список конкурса детско-юношеской литературы «Книгуру»), стилистика его не отличается простотой: синтаксис балансирует между рваным и головоломным, образность бьет ключом, то и дело мелькают словечки и отсылки, с которыми знаком не всякий пятнадцатилетний… На что вы ориентировались, давая книге голос? Как оцениваете результат?

Вот сколько я пишу, столько получаю по башке за усложненность и заковыристость слога. Правда, «Убыру» всё больше, наоборот, примитивность с грубоватостью предъявляют – но это в основном молодые читатели (примерная цитата: «Да, в жизни мы так и говорим – но зачем это в книгу тащить?!»).

Я ориентировался на сына и его приятелей, которым было как раз 14–15, когда книга придумывалась – и подглядывал-подслушивал, конечно. Понятно, что буквально воспроизводить их фасон де парле невозможно – по причинам как цензурного, так и литературного характера. Тем не менее, уверяю тех, кто полагает, что все школьники говорят и мыслят примитивно и скудно: вы ошибаетесь.

Результат мне представляется более-менее аутентичным. Иные мнения принимаю со смирением.

«Убыр» – одна из немногих русскоязычных книг, разжившихся собственным трейлером. Как вам понравилось творение студии «Муха» – признали ли свою книгу? Участвовали ли вы сами в работе над роликом?

С роликом была забавная и затяжная история: «Азбука» решила сделать первые в отечественной книгоистории качественные трейлеры сразу для двух романов, «Псоглавцев» и «Убыра». Я, хоть и сомневался в эффективности такой методики, согласился по возможности принять участие в подготовке, встретился с режиссером и сразу предложил делать мультик. Даже написал вариант сценария. Тут выяснилось, что качественную анимацию при имеющемся бюджете вытянуть вроде как невозможно, так что решили делать оба ролика киношными и в схожей стилистике. Я вздохнул и отошел в сторону – правда, послушно сделал еще несколько вариантов сценария. Ролик «Псоглавцев» меня малость напугал – показался очень правильным, техничным (по построению картинки, постановке света и т. д.), но не захватывающим. А с «Убыром», на наше счастье, все сорвалось – на режиссера упали срочные дела. Кто-то подсказал главреду «Азбуки» уфимскую «Муху» – и это стало огромной удачей. У «Мухи» получился отличный трейлер – и по гамбургскому счету, и особенно с учетом того, в какой спешке и на какие деньги все делалось. Обошлось, кстати, без моего участия – я только на рабочие материалы поглядывал и тихо радовался как результатам, так и тому, что они приблизились к изначальному сценарию.

Не знаю, оправдались ли ожидания издателя, и сыграл ли буктрейлер заметную маркетинговую роль. Но в историю отечественного книгоиздания он вошел точно – и по праву. И я рад, что каким-то боком имею к этому отношение.

Кому бы вы доверили экранизацию «Убыра»? Разрешили бы перенести действие за рубеж (как это произошло с «Впусти меня»), если бы получили предложение от западного продюсера?

Страшный вопрос – во всяком случае, для такого киномана, хоть и неумелого, как я. Мне его задавали как-то на встрече с читателями, и я брякнул про Копполу – просто потому, что накануне сыну «Крестного отца» показывал. На самом деле список прекрасных действующих режиссеров грандиозен и разнообразен – от Иствуда с Фридкиным до Тарантино с обоими Райтами, Джо и Эдгаром, ну или от Джонни То с Чжаном Имоу до Китано с Альфредсоном. Да и в отечественном кино все не так худо, как принято считать. Я не из квасного патриотизма так говорю, и не потому, что любимейший режиссер у меня Данелия. Даже поверхностное знакомство с нашим кино позволяет заметить, что на беспросветном вроде бы фоне бессовестных ремейков и безмозглых комедий появляются не просто нестыдные, но отличные фильмы режиссеров вроде Попогребского и Хлебникова. Забавно, что последний внезапно и отчаянно понравившийся мне фильм посвящен как раз татарской теме – это «Бибинур» Юрия Фетинга.

Что касается переноса действия… С одной стороны, приведенный вами пример очень показателен. Шведский оригинал «Впусти меня» – прекрасная картина, холодно нежная и свирепо трогательная, а американский ремейк, снятый с любовью и пиететом к обоим первоисточникам [фильму Т. Альфредсона и роману Й. А. Линдквиста – Ред.] – никчемная тягомотина. С другой, любая толковая экранизация является произведением не автора литосновы и даже не сценариста, а режиссера и продюсера, и ничего с этим медицинским фактом не поделать. Я, например, очень люблю Богомолова со Стругацкими и очень не люблю фильмы, сделанные по их произведениям Тарковским – но нехотя признаю класс и величие этих фильмов. Соответственно, нет большой разницы, на Запад, в космос или просто в свой сценарий перенесет предполагаемый режиссер-продюсер действие – все равно это будет что-то иное и на книгу не слишком похожее. С третьей, так сказать, стороны, «Убыр» без российского да татарского – это и не «Убыр» совсем, так что не из-за чего и кашу заваривать.

Писатели обычно не любят пророчествовать, и все-таки: что будет в ближайшие годы с российской литературой? А чего с ней точно не будет? И долго ли еще продержится бумажная книга?

В обозримом будущем революционных изменений не произойдет, но эволюция будет довольно заметной. Круг читателей продолжит сужаться, в силу совершенно объективных причин: тридцать лет назад книга была чуть ли не единственным утолителем сенсорного голода, а сегодня таких утолителей куча – сериалы, игры, а главным образом соцсети, – и каждый из этих утолителей усваивается куда легче, чем громоздкий старомодный текст с дополнительными слоями и смыслами. Соответственно, продолжит скукоживаться и круг чтения, вернее, все круги, от трэша до боллитры. Одновременно всякий из этих кругов будет пробовать опереться на новые платформы индустрии развлечений. Многие профессиональные писатели уже переквалифицировались в сценаристы для ТВ и игровых компаний, и это только начало. При этом окончательно никто не умрет – даже самые мусорные проекты и межавторские сериалы разве что сменят тему и перескочат с бумажных носителей на электронные. В немаргинальных сегментах бумажная книга, конечно, останется – разве что вырастет в цене и, надеюсь, в качестве.

Я не согласен с издателями-мейджорами, которые винят в кризисе отрасли и прочих бедах пиратов. При этом я согласен с тем, что появление удобной системы оплаты электронных книг станет революцией. Но этого как раз в ближайшие годы мы вряд ли дождемся.

Традиционный вопрос: что бы вы посоветовали начинающим авторам? Стоит ли овчинка свеч?

Нормальный начинающий автор не слушает советов – и, в любом случае, все внятные советы он знает наизусть: «Можешь не писать – не пиши», «Пиши только о том, что знаешь», «Переписывай готовый текст минимум трижды», ну и так далее. А к чему и насколько прислушиваться, каждый решает сам.

Про овчинку смешно, спасибо. Все зависит от того, чего вы ждете от игры с овчинкой. Если златых гор и полных рек – не будет этого, скорее всего, никогда. Литературный труд не относится к категории высокооплачиваемых, точка. Он выжить-то не особо позволяет.

А вот все остальное – моральное удовлетворение, гордость, слава и величие, а также снисходительная похвала друзей и тотальный игноранс всех остальных, – будет в количествах, это точно.

И напоследок (вместо пожелания нашим читателям): как уберечься от убыра? Что поможет, что спасет?

Не забывайте своих, сторонитесь чужих и держите слово.

Арт книги, созданный студией "МУХА":