Иллюстрация Ольги Мальчиковой

Столик притулился под тополем у типовой пятиэтажки. Укрытые от полуденного зноя, здесь коротали время за домино и шахматами пенсионеры. Мужские голоса разносились далеко по улице, вызывая тихое недовольство окрестных старушек. Казалось, вернулись послевоенные годы, когда Юра мальцом бегал за пришедшими с фронта ветеранами. Играл Андрей Михалыч, многократный чемпион двора. Бывало, Юра часами смотрел на лихую удаль ветерана, воплощаемую на доске изысканным круговоротом шахматных фигур. Юрий подошел к столу, бросил взгляд на шахматную доску. От былой удали не осталось и следа: Михалыч медленно делал ходы, ловя мнимое позиционное равновесие, после чего грузно нажимал на часы трехпалой ладонью — безымянный палец и мизинец правой руки он оставил на войне. В какой-то миг ветеран замер, поднял взгляд, прищурился.

— Юрка, ты, что ли?

— Он самый, Андрей Михалыч.

— Ты же вроде в область подался. Костицын сказал, на работу хорошую устроился.

— Все так и есть, Андрей Михалыч, все так и есть.

— А к нам какими судьбами? Али уволили?

— Да нет, Андрей Михалыч, у начальства я на хорошем счету. Завскладом меня сделать хотят. Да вот загвоздка, в партию для этого вступить надо. По месту прописки, здесь, на малой родине. Вот в райком из области и направили, говорят, езжай, мол, Юрка, да без партбилета не возвращайся.

— Партия — дело хорошее, это ты правильно рассудил. На войне коммунисты вперед всех в бой шли, только тогда настоящим коммунистом бойца считали, когда он весь в крови сквозь строй фрицев проходил. Не хочешь сыграть?

— Не в моих силах, Андрей Михалыч, с вами тягаться, шахматы — они острого ума требуют, а конторская работа тому не способствует. Да и в райком пора, уже открылись они, наверное.

— Ну, как знаешь, мое дело маленькое — предложить. И еще, Юрка. Пока ты здесь — постарайся засветло домой возвращаться. Недоброе сейчас время.

— Неужто хулиганы объявились? — удивился Юрий. Городок всегда считался тихим: ну выпьют ребята, ну кто-то подерется, но такого, чтобы прошедший войну ветеран не советовал ночами гулять, отродясь не было.

— Не хулиганы, Юра, совсем не хулиганы. С хулиганами разговор был бы короткий — за шиворот и к участковому. А тут мистика стала твориться. Скажу — не поверишь.

— Вы уж извините, Андрей Михалыч, в мистику не поверю. Без пяти минут коммунист не может быть суеверным.

— По молодости я сам прытким был, еще хлеще тебя, да вот старость, зараза, на обе лопатки положила. Но ты все же старика послушай, жизнь — она одна, другой не будет, а сейчас не война, где жизнь и смерть под руку ходят. Потому береги себя.

— Не беспокойтесь, ничего со мной не случится. Я везучий.

Ветеран вернулся к шахматам, а Юрий неспешно двинулся к центру, с интересом подмечая произошедшие с городком в его отсутствие изменения. Маленькие ухоженные палисадники частного сектора теперь были огорожены похожими, как близнецы, стальными заборчиками. По долгу службы Юрий знал, что они изготавливались местным заводом металлоконструкций. Впрочем, они не шли ни в какое сравнение с высоким стальным частоколом, окружавшим территорию НИИ «Искусственный мех», бывшей меховой фабрики. У проходной НИИ было шумно, рабочие проходили через новомодные крутилки, чуть в стороне курили охранники. Сразу за НИИ находилась ведомственная столовая, куда в свое время рабочие меховой фабрики в обеденный перерыв бегали остограммиться. От идущих из столовой запахов у Юрия заурчало в животе, но он мужественно поборол позыв свернуть перекусить, благо впереди уже виднелся райком.

Серое здание райкома партии было построено несколько лет назад и по задумке архитектора должно было поражать монументальностью. Не поражало. Юрий прикрыл глаза и вошел внутрь. Второй секретарь по фамилии Чекмаев сидел у себя в кабинете и читал газету. Юрий заглянул в приоткрытую дверь и негромко постучал.

— Войдите, — с тяжелым, достойным Екклесиаста вздохом произнес Чекмаев.

— Я из области, — произнес Юрий, — вам насчет меня Лев Алексеевич должен был звонить.

— Юрий Владимирович? — Второй секретарь встал из-за стола. И только сейчас Юрий оценил его габариты. — Значит, это вы продскладом заведовать будете? Рад, очень рад.

Рукопожатие напоминало борцовский захват, и когда Чекмаев отпустил руку, Юрию пришлось встряхнуть кистью, чтобы восстановить кровообращение.

— Хотелось бы быстрее закончить с формальностями и вступить в Коммунистическую партию Советского Союза.

— Вступите, вступите, но не так быстро, — сказал Чекмаев, и по спине у Юрия пробежали мурашки.

— Но Лев Алексеевич сказал…

— Все правильно сказал Лев Алексеевич. — Чекмаев примирительно улыбнулся. — Примем мы вас, но для этого нужно присутствие первого секретаря, Синицына, а его сегодня нет на месте. Подходите завтра в это же время и получите свой партбилет. Вы уж извините, что так получилось, но у всех своя работа. Активный коммунист просто не может сидеть на месте, он должен развиваться, работать, так сказать, с населением.

— А как же вы?

Чекмаев на какой-то миг нахмурился, потом улыбнулся.

— А у меня лишний вес, Юрий Владимирович, не позволяет он развиваться.

Юрий сбивчиво поблагодарил Чекмаева и вышел в коридор. Вступить в партию за один день он и не надеялся, но все равно промедление тяжелым осадком легло на душу. На стене в красной рамке висели фотографии руководителей районного комитета Коммунистической партии. Чекмаев на фотографии выглядел не таким массивным, как в реальности. На хмуром лице второго секретаря не было ни малейшего намека на улыбку. А вот первый секретарь, Синицын, напротив, улыбался. Он скорее походил на неандертальца. Широкое скуластое лицо с выступающими надбровными дугами венчала густая кудрявая шевелюра. Юрий хмыкнул, поразившись неожиданной ассоциации, и вышел на улицу.

Стоял теплый июльский день, но без особого зноя. Хотелось затариться «Жигулевским», отыскать школьных друзей и податься в городской парк, чтобы в тени высоких деревьев вспомнить старые дни. Юрий уже свернул в сторону пузатой бочки с внушительной надписью «ПИВО», когда на площади мелькнуло знакомое лицо.

— Светлана, ты ли это? — произнес Юрий, уже понимая, что не ошибся.

В школе Светка Смирнова была серой мышкой, тихой неприметной девочкой, про которую вспоминали, когда нужно было написать контрольную или уговорить учителя пораньше отпустить класс с занятий. После уроков она всегда ходила в какой-то невзрачной кофточке и юбке ниже колен. Сейчас Юрий увидел яркую, уверенную в себе тридцатилетнюю женщину. Ее можно было назвать красавицей, но не того модельного типа, которых легко увидеть рядом с государственными чиновниками на торжественных приемах в честь очередной годовщины Октябрьской революции, а именно традиционной русской красавицей, на которых так богата советская глубинка.

— Ой, Юра, сто лет тебя не видела! Говорят, ты в область подался, совсем малую родину забросил!

— Есть такое дело. А ты так похорошела!

— Сейчас засмущаюсь. Как жив-здоров? Рассказывай!

— Да потихоньку. Вот в райком приехал, в партию вступать.

— Берут?

— Берут. А ты-то как поживаешь? Семья, дети?

— Да какие там дети. — Светка замотала головой, так что ее челка стала похожа на маятник. — Нет на такие глупости времени: дом-работа, работа-дом, так и жизнь проходит.

— Ты все там же, на Пролетарской живешь?

— А куда я еще денусь? Зайдешь?

— А почему, собственно, нет?

В квартире у Светки царил идеальный порядок. Заполненные книгами полки, глиняные статуэтки везде, где только возможно, кружевные салфетки ручной работы. Первым делом Светка накормила Юрия домашним борщом, потом из шкафа были извлечены пухлые фотоальбомы, и одноклассники предались воспоминаниям.

В гостиницу Юрий возвращался затемно. Шел мелкий противный дождь, более свойственный сентябрю, чем июлю. Уличные фонари не горели, наполненные дождевой водой выбоины в асфальте превратились в коварные лужи, в которые при отсутствии должной сноровки можно было провалиться чуть ли не по колено. Как выяснилось, сноровка у Юрия сохранилась. Во всяком случае, пройдя почти половину пути до единственной в городе гостиницы, он умудрился так и не промочить ног. Почти наугад обходя лужи, Юрий размышлял, что, возможно, хождение по разбитой дороге — уникальное умение, свойственное жителям только этого городка. Поэтому когда трое прохожих в капюшонах вынырнули из-за угла, Юрий сразу обратил на них внимание. Незнакомцы шли напрямик, даже не пытаясь лавировать между лужами. Подумал, что столкнулся с пьяной компанией, возвращающейся домой после обильного возлияния, но обычно такие компании слышно за два квартала — разговоры, песни, вездесущий русский мат. Эти же прохожие шли молча, единственными звуками, разносившимися по улице, были стук дождя и хлюпанье воды под ногами. От неожиданности Юрий пропустил коварную лужу и провалился по щиколотку в воду.

Попавшая в ботинок дождевая вода вывела Юрия из состояния странного созерцательного оцепенения, в котором он находился. Он вдруг осознал, что незнакомцы направляются прямо к нему, слегка расходясь в стороны, чтобы отрезать пути к отступлению. Мелькнула мысль о хулиганах, потом вспомнилось предостережение Михалыча. В мистику Юрий не верил, а вот в преступный элемент — вполне, поэтому, стараясь напустить на себя самый беззаботный вид, он громко сказал:

— Привет, ребята, вы чего-то хотели?!

Обычно громкий окрик действует на хулиганов. Они или пытаются напасть — сразу, из неудобной позиции, когда у жертвы еще остается шанс убежать, или отказываются от своих намерений, опасаясь привлечь излишнее внимание. Незнакомцы вели себя иначе. Они молча шли в сторону Юрия, одновременно рассредоточиваясь, обхватывая его со всех сторон. Было самое время делать ноги.

Он развернулся и рванул, словно на уроке физкультуры, когда старый седой физрук ожидал в конце стометровки с секундомером. Под ногами хлюпала вода, ботинки скользили, Юрий чуть не упал, поскользнувшись на покрытом грязью мокром асфальте. И когда почти добежал до перекрестка, из-за угла вышли еще две фигуры в капюшонах. Юрий не успел затормозить, и незнакомец цепко ухватил его за запястье. Сначала Юрий не понял, что не так с держащей его костлявой рукой. А потом осознал, покрылся потом. Рука была слишком холодной — даже для пасмурного июльского вечера.

В школе Юрий полгода ходил в секцию бокса, хук вышел безукоризненным. Захват на левой руке ослаб, капюшон соскочил, открывая безгубое лицо покойника. Юрий со всех ног рванул — но уже не по улице, а в сторону проходного двора, отделенного построенными после войны тремя шлакоблочными двухэтажками. Проскользнув по узкому проходу между сплошной стеной сараев и забором детского сада, Юрий выскочил на параллельную улицу и, не останавливаясь, бросился к гостинице. Успокоился, только закрыв на щеколду дверь номера.

Ночью Юрию снились кошмары. Каждый час он вскакивал, наливал в стакан теплую воду из казенного графина, дрожащими руками отсчитывал сорок капель корвалола и выпивал — залпом, как пьют водку. Только под утро пришел здоровый сон — глубокий, без сновидений.

Проснулся он, когда солнце уже стояло в зените. От ночного дождя остались лишь воспоминания, небо сияло ослепительной июльской голубизной. Ночные страхи отступили, Юрий задавал себе вопрос: а действительно ли он видел мертвеца или же это было частью ночного кошмара. Ноги сами принесли его во двор, где собирались пенсионеры. Здесь уже шли баталии: стук костяшек домино перемежался щелканьем шахматных часов. Юрий подошел к доске, где играл Михалыч. Ветеран священнодействовал — фигуры противника стояли на самом краю доски, Михалыч же ход за ходом наращивал игровое преимущество.

— Садись, — сказал Михалыч Юрию, когда очередной пенсионер капитулировал.

Юрий уселся на скамейку, расставил фигуры.

— На меня вчера покойники напали, — сообщил Юрий, двинув вперед королевскую пешку.

— Рассказывай. И не забывай про часы.

Юрий нажал кнопку и сбивчиво начал пересказывать события прошлого вечера, одновременно пытаясь противодействовать атакам Михалыча.

— Мертвецы видели, куда ты сбежал?

— Нет, но тут ума много не надо. Гостиница в городе одна.

— Это плохо, — сказал ветеран. — Мой тебе совет — возвращайся в область прямо сейчас. И дорогу забудь на малую родину — тогда они отстанут. Ставлю мат в четыре хода.

— А если так? — Юрий закрылся от шаха конем.

— А если так, то в три. Забирай вещи из гостиницы и шуруй на автостанцию. Может, успеешь.

— Мне в партию надо, Михалыч.

— Если что — я тебя предупредил. Следующий.

Юрий освободил игровое место и отправился вступать в КПСС.

В холле райкома, казалось, стало светлее. Юрий подошел к доске почета и застыл. Чекмаев на стене улыбался. Фотографу удалось запечатлеть в его глазах задорные искры, передать настроение. Юрий перевел взгляд на фотографию Синицына. Первый секретарь на фото выглядел мудрым руководителем, несущим сквозь года сокровенное знание марксистско-ленинского учения. Никаких ассоциаций со вчерашним неандертальцем. Созерцание прервал вышедший из кабинета Чекмаев.

— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — второй секретарь протянул для рукопожатия руку. — К сожалению, Синицын сейчас в НИИ, у них там какие-то проблемы в первичной ячейке, вернется только вечером. Подходите после семнадцати ноль-ноль, а лучше — завтра утром. Вы же не торопитесь?

Что возразить Чекмаеву, Юрий не знал. Не скажешь же второму секретарю, что боишься оживших покойников.

— Хорошо, я зайду попозже, — сообщил Юрий. — Смотрю, вы доску почета перевесили.

Последние слова он сказал, чтобы заполнить неловкую паузу.

— Она в таком виде уже года три, — улыбнулся Чекмаев. — Последний раз меняли, когда предыдущий первый секретарь на повышение ушел. Надо бы фотографии обновить, да руки все не доходят.

Юрий кивнул и молча вышел из здания. В городе творилась какая-то чертовщина, и райком не стал исключением. Впрочем, изменившиеся портреты казались детской шалостью по сравнению с ожившими мертвецами.

Легкое ощущение голода привело Юрия в столовую. Свободных столиков не оказалось. Было время обеда, и сотрудники НИИ «Искусственный мех» с аппетитом уплетали дежурное блюдо — картофельное пюре с мясным гуляшом. Юрий уже направился к выходу, когда его взгляд зацепился за Петра Бажова, с которым они десять лет грызли гранит науки в одном классе.

У Юры был математический склад ума, а Петька был ярко выраженным гуманитарием, в школе их таланты гармонично дополняли друг друга. Юра помогал Петьке решать контрольные по алгебре, а Петька пересказывал Юре заданные по литературе книги, выделяя основную мысль, главных и второстепенных героев, а также строя предположения, что хотел сказать автор. Впрочем, довольно скоро Юра понял, что все концепции как в советской, так и в мировой литературе сводились к классовому неравенству и неизбежности социалистической революции. Разнились только методы, которыми автор подводил к этому читателя.

Сначала Юрий нагрузил обед к себе на поднос и только потом подошел к столику, за которым сидел друг детства.

— Петька?

— Юра, ты ли это, чертяка? Присаживайся! Как сам? Ты же вроде в область уехал?

— Есть такое. Вот, малую родину навестить решил, к корням потянуло. Сам-то как, жив-здоров? На меховой трудишься?

— Да что со мной будет, до старости еще жить да жить. Я в дом культуры завхозом устроился. Работы мало, платят достойно — чего еще в жизни надо?

— Коллега, выходит? Меня на завсклада в области двигают.

— Сравнил тоже. Мне до тебя, как запорожцу до трактора. Поздравляю, всегда знал, что ты далеко пойдешь. В партию уже вступил?

— Как раз за этим приехал. Только жуть какая-то у вас тут творится.

Юрий коротко рассказал про ночную встречу. По ходу рассказа лицо Петра успело выразить весь спектр эмоций — от недоверия до испуга.

— Прими дружеский совет: уезжай, пока не поздно.

— А ты не преувеличиваешь? Я здесь родился, знаю все закоулки, на кладбище соваться не собираюсь.

— Да при чем тут кладбище, это же ученые?!

В этот момент за спиной у Юрия кто-то кашлянул. Оглянувшись, Юрий увидел высокого худощавого человека в поношенном костюме. Тот прошел мимо них и уселся за дальний столик. Когда взгляд Юрия вернулся к Петру, тот был бледен как мел.

— Извини, у меня много работы, — прошептал Петр. — Рад был тебя увидеть.

Последнюю фразу он произнес так, что Юрий понял: нет, не рад — в ужасе.

Петр выскочил из столовой. Юрий неспешно продолжил обедать. Несмотря на свободные места, около столика, за которым он сидел, возникла зона отчуждения — труженики обходили его стороной. Допив компот, Юрий отправился в туалет — справить естественные надобности. Помещение было разделено на кабинки, в каждой из которых в пол был вмонтирован турецкий унитаз. Юрий застегивал штаны, когда дверь его кабинки распахнулась и высокий человек в широкополой шляпе схватил его за горло. Белки глаз у него были красными, как у наркомана, а рука неестественно холодной. Юрий попытался закричать, но из горла вырвался лишь хрип — сильные пальцы крепко сжимали шею. Юрий со всей силы ударил мертвеца ногой в живот — без особого результата. Борясь с головокружением, повторил, потом еще раз. В какой-то момент удача вспомнила про без пяти минут коммуниста. Покойник передвинул опорную ногу — совсем немного, буквально на пару сантиметров. Но этого хватило, чтобы наступить в лужу. Юрий из последних сил пнул мертвеца, и тот поскользнулся, потерял равновесие, разжал пальцы, рухнул на мокрый пол туалета. Юрий перепрыгнул через тело и опрометью бросился к двери.

— Помогите! Помогите! — прохрипел Юрий, выскочив в общий зал. — На меня в туалете напал покойник!

— Какой покойник, вы что, товарищ, выпейте воды! — Подошедший работник кухни попытался успокоить Юрия. — У нас приличная столовая, покойников не держим, мы лидеры социалистического соревнования. — Он зачем-то указал на обшарпанную стену, на которой под стеклом висело несколько выцветших грамот.

— Посмотрите сами, он там, в туалете, — голос Юрия дрожал.

— Выпейте воды, и давайте посмотрим вместе.

Юрий послушно сделал два глотка из стакана и постарался успокоиться.

В туалете никого не было. Только распахнутая дверь кабинки напоминала о происшествии. Юрий сбивчиво извинился и отправился в гостиницу.

Небольшой гостиничный номер Юрий ощущал как убежище. Согласно дореволюционным сказкам, мертвецы не могли проникнуть в дом без разрешения хозяина. Или это касалось вампиров? Юрий всю жизнь считал, что советскому гражданину стыдно слушать религиозные байки, порожденные деревенским суеверием. Исключение в этом мировоззрении делалось только для этнографов, но этнографом Юрий не был. И сейчас, столкнувшись с проявлением потустороннего, вступающего в конфликт со здравым смыслом и диалектическим материализмом, Юрий решил взять паузу для размышления.

Несомненно, мертвецы были реальны. Первую встречу еще можно было списать на разыгравшееся воображение: ночь, темная улица, подвыпившая компания. Но покойник, напавший на Юрия в столовой, не мог быть плодом его воображения. Или мог? Он несколько минут обдумывал версию, связанную с его, Юрия, сумасшествием, после чего отбросил ее как несостоятельную.

Итак, в родном городе появились мертвецы, которые не совсем мертвецы. Появились недавно. И местные жители про них знают. Юрию не давала покоя услышанная от Петра фраза: «Да при чем тут кладбище, это же ученые?!» Если предположить, что здесь проводятся какие-то секретные эксперименты по продлению жизни, то дело можно перевести из области мистики в область социалистической науки. Причем эксперименты не совсем удачные. Ничем иным объяснить нападение живых мертвецов на специалиста из области у Юрия не получалось.

Размышления Юрия прервал настойчивый стук в дверь.

— Кто там? — спросил он.

— Сантехник, плановая проверка сантехнических приборов. Мне буквально пять минут на осмотр надо, — ответил мужской голос из-за двери.

Рука Юрия уже потянулась к замку, когда до него дошел смысл сказанного. Еще раз окинув взглядом комнату, он спросил:

— Извините, а что вы планируете осматривать?

— Санузел, — радостно ответил мнимый сантехник.

— Прошу прощения, но у меня в номере его нет. То, что вы ищете — в конце коридора.

Из-за двери донеслись изощренные ругательства.

Через двадцать минут в дверь номера постучал электрик, еще через полчаса — почтальон. У электрика Юрий спросил, в чем измеряется сила тока, и, услышав уверенное «в вольтах», дополнительно запер дверь на щеколду. У почтальона Юрий не спрашивал ничего — он прекрасно знал, что ни один служащий почты не поднимется на этаж, всю корреспонденцию они традиционно оставляли внизу — у администратора гостиницы.

Из номера Юрий вышел только в пять вечера. В его планах было быстро дойти до райкома, получить партбилет и, наконец, вернуться в областной центр. Когда он подошел сдавать ключи, сидевшая за столиком администратор протянула телефонную трубку:

— Юрий Владимирович, вас спрашивают.

На той стороне провода была Светка Смирнова. Она плакала.

— Юра, пожалуйста, забери меня отсюда.

— Света, успокойся, ты где?

— Они украли меня из дома, связали, сказали, убьют, если ты не придешь, — у девушки была истерика.

— Успокойся, я сейчас позвоню в милицию. Скажи, где ты находишься.

— Они хотят, чтобы ты пришел в полночь на проходную меховой. Они говорят, что в милиции у них есть свой человек, и если ты позвонишь, меня убьют.

— Да кто такие они?

— Я не знаю!

В трубке пошли короткие гудки, и Юрий швырнул ее на аппарат.

Оставив чемоданы в камере хранения на автостанции, Юрий пошел на берег городского пруда. Усевшись на мягкую траву, он долго смотрел на дрожавшую под дуновением ветерка воду, пытаясь обрести покой и умиротворенность. Там, куда Юрий собирался пойти, не должно быть места страху. Когда солнце ушло за горизонт и на луг опустилась ночная прохлада, Юрий бодрым шагом зашагал в сторону НИИ.

Еще с тех пор, когда НИИ «Искусственный мех» был меховой фабрикой, в заборе, сплошной стеной охватывающем предприятие, существовал лаз. Сначала это была доска, закрепленная одним гвоздем, которую можно было отодвинуть легким нажатием. Когда забор стал металлическим — вынимающийся чугунный прут. Про лаз знали все окрестные мальчишки, частенько игравшие на территории меховой. Администрация фабрики неоднократно заколачивала, заваривала лаз, но рабочие с достойным уважения упорством восстанавливали его. Одно время милиция даже проводила регулярные рейды с целью поймать несунов, но в сети закона попадались только нарушители трудового режима, пытавшиеся покинуть рабочее место на час-другой пораньше.

Юрий подошел к лазу примерно за полчаса до полуночи. Неслышной тенью он проскользнул внутрь огороженной территории, сразу же спрятался среди буйно растущих кустов сирени — затаился. В небе висела полная луна; ни живых, ни мертвых видно не было. Только в листве выводил заливистую трель зяблик. Где-то хрустнула ветка. Юрий прижался к земле, задержал дыхание. В кустарник вломилась мохнатая дворняга, деловито обнюхала Юрия и побежала дальше — по своим собачьим делам. Минут через десять возле проходной мелькнула тень. Дождавшись, пока она скроется в здании, Юрий пробежал к главному корпусу и вжался в бетонную стену.

В окнах цеха горел свет. Не яркий электрический, которым освещают рабочее место, чтобы не допустить брак. Нет, этот свет был красным, мерцающим, словно в цеху зажгли тысячи восковых свечей. Ворота, ведущие в цех, были закрыты. Дверь для персонала — тоже. Но если дверь была заперта изнутри на засов, то на воротах висел кодовый замок. Юрий такие замки открывал вслепую. Положив пальцы на нижнее колесико, он прижал его к основанию замка и аккуратно прокрутил до тихого щелчка. Повторив операцию еще три раза, он снял замок, приоткрыл ворота и тихо вошел внутрь цеха.

Внутри творилась чертовщина. Пять шаровых молний, подрагивая, висели в вершинах правильной звезды. Что это именно звезда, а не пентагон, Юрий понял по алым — толщиной с палец — горящим мерцающим светом жгутам, которые соединяли вершины. В центре звезды стоял стол. На нем лежал покойник. Из-под красного сукна виднелись только ноги и лысина. За столом сидели пять человек в коричневых балахонах. Или не человек — лица были скрыты широкими капюшонами. Светка обнаружилась чуть в стороне, привязанная к одному из станков. Похоже, она была без сознания.

Юрий проскользнул вдоль стены и спрятался за ящиками с готовой продукцией. К одному из них был прислонен массивный разводной ключ, который Юрий тут же взял в руки. Существа в балахонах о чем-то спорили. Из-за треска шаровых молний Юрий не слышал ни единого слова, однако интенсивная жестикуляция не оставляла сомнений. Через какое-то время один из них направился к выходу. Юрий принял решение спонтанно. Проскочив к воротам, он выбежал на улицу. Коричневый балахон шел к проходной. Юрий рванул следом.

Юрий планировал ударить в спину, но балахон услышал шаги и успел повернуться.

— Безумец, — прохрипел он. — Ты поплатишься!

Это были его последние слова — разводной ключ попал точно в висок, и тело грузно осело на асфальт. Юрий оттащил труп в кусты и снял балахон. Под ним оказался покойник не первой свежести. Синяя кожа, местами уже затронутая разложением, провалившийся нос, наполовину оторванное ухо. Подавив брезгливость, Юрий надел на себя балахон, накинул на голову капюшон, спрятал ключ в рукав и вернулся на склад. Открыто — через дверь. И неспешно прошел внутрь звезды.

— Ну что? — спросил один из балахонов.

— Не пришел. — Юрий постарался сымитировать хрип упокоенного мертвеца.

— Садись, — приказал балахон. — Слышишь, женщина, твой рыцарь не пришел тебя спасать.

— Он придет, и вы умоетесь кровью. — Светка подняла голову и посмотрела в их сторону ненавидящим взглядом.

— У нас нет крови, мы ее пролили, — проскрипел балахон. — Эта участь ждет и тебя, готовься, женщина.

Тем временем сидящий слева от Юрия балахон достал большой нож и одним движением отрезал левую ступню лежавшему на столе покойнику. Срез был ровный и совершенно серый, на нем не было видно ни мышц, ни костей. Разрезав ступню на пять кусков, он разложил их по тарелкам.

— Вы каннибалы, вас найдут и посадят, — громко сказала Светка.

— Молчи, женщина, это всего лишь гриб, — сообщил балахон.

Потом он нагнулся и достал из-под стола бутылку портвейна «777», в народе называемую «Три топорика», и пять граненых стаканов. Резким ударом ручки ножа отколол горлышко и разлил алкоголь по стаканам.

— За наше вечное будущее!

Балахон поднял стакан и отхлебнул портвейн. Остальные последовали его примеру. Юрий чуть замешкался, но этого никто не заметил. В стакане и вправду был портвейн, хотя Юрий подсознательно ожидал почувствовать солоноватый вкус крови.

— Да начнется ритуал!

С этими словами балахоны приступили к трапезе. После портвейна Юрий был готов к тому, что плоть у него на тарелке окажется чем-то вроде торта. Откусив маленький кусок, он почувствовал грибной вкус, со странным, напоминающим куриную запеканку, оттенком.

— Приведите женщину, — сказал балахон.

Светку отвязали от станка и втянули внутрь звезды.

— Твой одноклассник не пришел, вместо него умрешь ты.

Балахон спихнул грибного покойника со стола и швырнул туда Светку. В тот же миг треск, исходящий от шаровых молний усилился, каждая из них выбросила жгут, и в центре звезды — прямо над столом, в точке пересечения жгутов — вспыхнул алый шар. Балахон разорвал блузку на Светке и занес нож для удара. В этот миг Юрий очнулся от оцепенения, разводной ключ сам скользнул в руку. Юрий ударил без замаха, вложив в удар всю свою ненависть, весь пролетарский максимализм кандидата в члены КПСС. Удар пришелся ровно в висок, голова балахона лопнула, как свежий арбуз, оросив окружающих серым гноем. Оставшаяся троица не смогла оказать разъяренному Юрию достойного сопротивления, и спустя пару минут они легли рядом с предводителем. Юрий скинул балахон, и Светка с радостным визгом бросилась ему на шею.

На проходной обнаружился городской телефон, и уже через десять минут территорию меховой фабрики окружили милицейские машины с мигалками. Юрий со Светкой прямо на фабрике дали подробные показания и поехали спать — разумеется, домой к девушке.

В райком Юрий приехал уже после обеда. Первый секретарь Синицын на этот раз был на месте.

— Здравствуйте, Юрий Владимирович. — Синицын широко улыбнулся. — Наслышан о ваших подвигах. Весь город гудит: милиция, прокуратура, санэпидстанция...

— По всей видимости, вы знаете больше, чем я. — Юрий тоже вежливо улыбнулся. — Я просто спасал одноклассницу и понятия не имею, что это за покойники.

— Конечно, это секрет, но вы сыграли не последнюю роль в их разоблачении, поэтому я немного вас просвещу. В нашем НИИ разрабатываются новые типы меховых покрытий — на основе грибницы. И эта грибница каким-то образом смогла заразить нескольких сотрудников. Они уже не осознавали, что творят — медики диагностировали обширное поражение головного мозга.

— А как же шаровые молнии?

— Возможно, в здании произошло короткое замыкание, а остальное — плод вашей буйной фантазии. Впрочем, специалисты разберутся. А я, от лица советского народа, уполномочен принять вас в ряды Коммунистической партии Советского Союза. Героическим поступком вы доказали свое право быть коммунистом.

Синицын протянул Юрию партбилет и крепко пожал руку. Рука первого секретаря райкома партии была холодной.