Рассказов, героями которых являются дети и подростки, предостаточно. И это даже если не брать хорошо поживившегося на данной ниве Р. Л. Стайна! Да, его «ужастики» ориентированы на аудиторию «до 16», но при этом они прекрасно окучивают все страхи этого возраста — от социальных до бытовых. Однако в наш топ ни одно его произведений не попало. По двум причинам — во-первых, это читерство, а во-вторых, их отличает некоторый здоровый примитивизм. Крепкая ремесленная работа — но и без дна, и без бездны.

1 место

Дарелл Швайцер «Мёртвый мальчик» (The Dead Kid, 2002)

Совершенно классическая, даже какая-то «стивенкинговская» расстановка сил: хороший, но чуточку наивный протагонист и настоящее исчадие ада в человеческом воплощении, хулиган-оторва, по которому плачут тюрьма и психушка.

То, что на первый взгляд может показаться оммажем «Телу» Кинга, на деле оборачивается историей о взрослении. О взрослении не физическом и даже не социальном, а моральном, когда человек перешагивает тот порог, который разделяет злобноватых и жестоких в своей первозданной звериности — и умеющих сопереживать, помогать и спасать.

Условность фантдопа — возможность существования зомби — полностью нивелируется точным психологическим посылом: даже обнаружив зомби, дети, скорее всего, оставят его себе. Превратив его в игрушку, в инструмент инициации, во что угодно — но только не увидев в нем родственное существо. Что уж тогда удивляться историям о замученных котятах и щенках?

2 место

Нэнси Кресс «Отдушина Мэриголд» (Marigold Outlet, 1996)

Рассказ, который может рассматриваться и как ужастик, и как крепкая социальная полу-фантастика, в шаге от мистического реализма.

Ребенок, медленно погружающийся в пучину безумия, цепляющийся за образ кошки — милой и доброй, дающей ему советы и являющейся его единственной отдушиной в жестоком мире — это могло бы быть типичной «одноногой собачкой», если бы не было так точно, жестко и жестоко прописано. Кресс не стремится выдавить из читателя слезу — она просто рассказывает историю как она есть. Редкость по нынешним временам.

3 место

Теодор Старджон «Любимый медвежонок профессора» (The Professor's Teddy-Bear, 1948)

Теодор Старджон — не писатель-хоррорщик. Это замечательный мастер-фантаст, автор знаменитого выражения «90 % всего есть полная чушь». Его конек — гуманистическая и социальная фантастика, и тем более неожиданно, что в этом рассказе он обратился к ужасам.

Назвать «Любимого медвежонка профессора» чистым «мальчишечьим» хоррором было бы несколько несправедливо — повествование идет сразу в двух пластах, где герой предстает как ребенком, так и уже зрелым мужчиной. Хотя катализатором происходящего является именно «детский» период.

Классический расклад «мальчик и его зловещая игрушка» здесь приобретает новые оттенки. И мальчик не совсем обычен — и игрушка не так-то уж и проста.

4 место

Терри Лэмсли «Отдых» (The Break, 1996 год)

Очень тягучий, муторный и мутный рассказ о ребенке, который вместе с бабушкой и дедушкой приехал в странный отель-пансионат-больницу. «Тягучий», «муторный» и «мутный» здесь обозначают не качество текста, а ощущения от прочтения. Рассказ о старости, болезни и смерти. О постепенной деградации тела и ума — и неизбежность этого куда более ужасающа, нежели вампиры, вольготно расположившиеся у героев под боком.

5 место

Бентли Литтл «Представление» (The Show, 1987)

Строго говоря, герой этого рассказа не ребенок. Подросток на полпути к юноше. Однако Литтл играет на поле именно детских страхов — потеря родителей (в данном случае матери) по собственной вине. Из-за своих собственных необдуманных действий, минутной слабости, порочного увлечения.

Описание жестокости снафф-шоу — лишь подготовка почвы для краткого, резкого, внезапного финала. Литтл знает, когда надо остановиться, чтобы не превратить топливо ночного кошмара каждого ребенка в морализаторскую нудятину.

6 место

К. У. Джетер «Первый раз» (The First Time, 1990)

И здесь тоже герой приближается к юношескому возрасту. Типичная бытовая коллизия — отец везет сына в некое место, чтобы там сын впервые… И далее можно развивать тему как угодно — от реалистического живописания первого секса до реалистического живописания первого секса с зомби (да-да, и такое тоже бывало!).

Здесь много физиологии, да — но куда сильнее психологическая ломка подростка. Его осознание того, что он только что переступил через некую грань и обратного хода уже нет. Да, он приобрел кое-что, теперь он существует в ином качестве — но «качество» ли это? Несколько напоминает морализаторское иносказание «дети, секс это плохо, храните девственность, ибо…» — но на это можно закрыть глаза.

7 место

Джон Коннолли «Клоунами не становятся» (Some Children Wander by Mistake, 2004)

Приличные интеллигентные люди, узнав, что цирк называется «Калибан», постарались бы держаться от него подальше. Но если бы все люди были приличными и интеллигентными, то жанр хоррора просто не появился бы на свет.

Рассказ попадает в наш топ за какую-то свою незамутненную наивность. Может быть, в том вина — или заслуга — переводчика, а может быть, автор спрятал в рукаве огроменную фигу, но текст напоминает классическую интернет-крипоту. Из тех, начало которых детализировано до предела, а конец сжат и скомкан, будто не хватило сил или времени.

И вот эта-та самая наивность делает его каким-то… особенным? жутковатым? настоящим? В нем нет переизбытка литературщины, стилистических изысков, он так же прост и нелеп, как проста и нелепа бывает реальная жизнь. Почему бы, собственно, и нет?