DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Линда Э. Рукер «Дом на Кобб-стрит»

Lynda E. Rucker, “The House on Cobb Street”, 2013 ©

Относительно дома на Кобб-стрит было пролито немало чернил, в особенности из ручек Руперта Янга в людных офисах «Афинского Курьера», Мод Уиткавер в соперничающем с ним еженедельным «Крониктауне» и независимого исследователя, поэта и местного разнорабочего Перри «Груши» Пэрри-младшего, в его блоге «Под грушей». Действительно, чернила (в случае Пэрри электроны) и те, с чьих ручек (или клавиатур) они срывались, — это все, что напоминает сегодня о событиях, называемых местными (между собой) Кошмаром на Кобб-стрит. Сам дом снесли, а участок, на котором он стоял, оградили высоким забором. Табличка извещает, что за ним возводят здание будущей клиники доктора Лауры Гонзалес и доктора стоматологической хирургии Диди Мюллера. Главные свидетели по этому делу не откликнулись на многочисленные просьбы поговорить. В одном случае был получен судебный запрет на преследование со стороны автора. Молодая женщина, о которой идет речь, судя по всему, исчезла, если вообще когда-либо существовала.

Роджер Ст. Линдсэй «Призраки и упыри нового американского юга» («Рэндом Хаус», 2010 г.)

***

Я хотел вставить сюда клип с ютьюба, но, похоже, его удалили. Единственное видео, загруженное кем-то под ником крэйвенкрейн. Расплывчатое, снятое, вероятно, на мобильник. Рыжеволосая женщина в сером шерстяном пальто, скорее всего Фелисия Барроу, не бежала, но быстро удалялась от камеры, роняя слова через плечо.

— Конечно, Вивиан существовала, — сказала она. — Естественно. Она была моей подругой. Этот проныра напишет что угодно, лишь бы история казалась загадочней. Роджер Ст. Линдсэй даже не его настоящее имя.

Затем она исчезла из кадра и видео оборвалось.

Этот фрагмент должен был стать частью документалки под названием «Исчезновение Вивиан Крейн», но о ней нет никакой информации: ни об источниках, ни о текущем статусе, ни о создателях, из чего можно заключить, что проект заглох. Фелисию Барроу нашли, но она не пожелала говорить ни о фильме, ни о судьбе Крейнов.

Перри «Груша» Пэрри, блог «Под грушей», 26 июня 2010 г.

***

Вивиан просыпается.

Ночью, такой же, как любая другая, но совершенно не похожей на все прежние.

Сердце дома бьется. Она слышит его — кровь, бегущую под покровом стен, чье дыхание так же дорого скрипящим полам, арочным проемам, высоким куполам, как ей — ее собственное. Она слышит стук сердца. Дом стонет, вздыхает, «успокаивается». Так говаривала ее мать, в другом старом доме, где они жили, когда Вивиан была еще худенькой дикаркой, и, возможно, нашла прекрасное слово, чтобы описать суть того дома, который никогда не был живым, не обладал пульсом, разумом и — более того — волей, но «успокаивался». Вивиан знает это наверняка, даже если об остальном понятия не имеет.

Ее старому дому это не нужно. Он может выжидать, скорее всего, думает или даже дремлет, но никогда не успокоится.

Он к чему-то готовится.

Вивиан чувствует это, как и многое другое. Раньше она наблюдала за кошками. Они выгибали спину — мускулы, можно сказать, играли под кожей. Теперь она думает так о доме, хотя это и клише (фразы становятся клише потому, что правдивы, объясняет она студентам). Дом замер, напряженный и выжидающий. Отсчитывает года, месяцы, недели, дни, часы, минуты, секунды, мгновения и мгновения мгновений, пока время не распадется, не обратится в пыль, не умрет.

Звенит будильник, и Вивиан просыпается по-настоящему.

***

Проснуться по-настоящему теперь очень важно. Иногда Вивиан требуется несколько часов, чтобы убедиться, что ей это удалось. Стоя перед аудиторией первокурсников, излучающих в равных частях скуку и любопытство, говоря о точке зрения автора в «Розе для Эмили», она понимает: я — здесь, это — реальность, я проснулась. Ее мысли парят, как пылинки в лучах, льющихся из чистых стекол. Студенты ждут: их профессор — со странностями, они почти все такие. У меня похмелье после вчерашнего, можно взять твой пропуск, ты слышала, ты, ты — гул их голосов, привычный, банальный, возвращает ее, но она не может вернуть их и часто отпускает, чтобы избежать унижения — в тщетной попытке заинтересовать.

Что дом проклят, было ясно с самого начала. Говорить, почему она так решила, едва переступив порог, ей бы наскучило: из-за мест, где температура таинственным образом падала, дверей, хлопавших без сквозняка, следов, ведущих на второй этаж, когда в доме оставалась только она. Но Крис казался таким довольным, таким счастливым, что наконец вернулся в родной город. Он сам нашел дом и сразу его полюбил — старый, обветшавший за десятилетия аренды студентами, нуждающийся в капитальном ремонте. Бриллиант в грязи, говорил Крис, и как она могла ему перечить? Не то чтобы они не верили в сверхъестественное, нет. Но предположить, что дом не идеален, — значило отказаться от него и — от мужа.

Крис, как выяснилось, тоже заметил эти странности.

***

Власти признали смерть тридцатидевятилетнего Кристофера Крейна самоубийством. Мужчина выстрелил себе в голову.

Крейн покончил с собой примерно в два часа ночи в четверг, 22 июля, на заднем дворе дома на Кобб-стрит в Западных Афинах, в котором жил с женой, Вивиан Крейн.

По словам заместителя главного коронера Уэйна Эванса, на месте смерти детективы обнаружили листок «полный бессвязных бредовых слов», который сочли предсмертной запиской Крейна.

Крейн родился и вырос в Афинах и недавно вернулся в Джорджию, семнадцать лет прожив близ Сиэтла…

«Смерть Крейна признали самоубийством», Руперт Янг, «Афинский Курьер», 29 июля 2008 г.

***

Смотря фильмы или читая книги на эту тему — главным ужастиком ее детства был «Ужас Амитивилля», — всегда задаешься вопросом: почему они не уедут? Зачем оставаться там, где на тебя могут наброситься жуткие призраки, где стены сочатся кровью, где больше никто не спит, где реальный мир отступает, а кошмар обретает плоть?

Бесчисленные рассказчики противоречили себе, придумывая нелепые сюжетные повороты, чтобы удержать героев в плену, однако ответ, как узнала Вивиан, был куда проще: ты оставался, ибо утратил надежду. Поддался чувству беспомощности, убедившему, что вуаль между мирами отдернута и сбежать не удастся. Куда бы ты ни шел, призраки отыщут тебя.

Ты попадал в зависимость от проклятого дома.

Конечно, был еще Крис. Если дом действительно порабощал души тех, кто в нем умер, разве не стоило ей остаться на случай, если он решит связаться с ней, если ему что-то понадобится?

Странно, но Крис молчал — не мог или не хотел говорить. Она сердилась на скрытность мужа, еще сильнее, чем когда дом и его обитатели впервые встали между ними, а он называл ее тревоги «невротическими» и «ненормальными», еще не зная, что призраки уже залезли незримыми пальцами ему в голову, сердце и душу, превращая его в совершенного незнакомца.

Он сделал звукоизоляцию в одной из комнат внизу, чтобы записывать там музыку, но прекратил играть, утратил интерес буквально ко всему, как она позже осознала, кроме работы, сетевого администрирования. Конечно, никто не сказал вдове самоубийцы, что ее умершего супруга непременно уволили бы, не лиши он себя жизни, однако она не зря преподавала литературу. Подтексты были ее специальностью. Каждый раз, встречаясь с его бывшими коллегами и начальником, она замечала это. Казалось, его терпели и считали некомпетентным, но это был не тот Крис, которого Вивиан полюбила, за которого вышла замуж, — не тот человек, с которым она приехала в этот дом. Не ее Крис, с мальчишески-густой копной каштановых волос, падавшей на глаза, без устали готовый цитировать забытые спагетти-вестерны. Не ее Крис, левая рука которого огрубела от ладов бас-гитары, мастерски разбиравшийся в компьютерах и душах коллег. Речь шла не только о работе. Ее всегда поражало то, что он не завидовал другим музыкантам, не скупился на похвалу (всегда находил слова совета и поддержки, как бы ужасны ни были их записи или видео на ютьюбе, говоря, что в мире музыке полно уродов и ни к чему портить его сильней). Все обожали Криса, по крайней мере до последних месяцев его жизни.

Дом изменил его.

***

Все началось с маленьких девочек.

Они были хуже всего. Явились ей, когда Вивиан спала в гостиной, кашляя и пылая от жара. Она перебралась туда, чтобы не мешать Крису — беспокойным сном, ознобом и потом. Тогда, в первый раз, очнувшись, она услышала их — всполохи зловещего шепота, словно белый шум, одно слово различимо среди прочих: она, она, она. Вивиан понятия не имела, что в этих трех буквах — коротком придыхании — может быть столько ненависти. Она осознала, что не может пошевелиться, ее руки и ноги, как и все тело, были зажаты, словно в тисках, и, наконец, почувствовала, что злые гостьи парят где-то наверху — позади нее. Она видела их мысленным взором. Трое или четверо — распахнутые белые глаза, вздернутые носики, приоткрытые, полные острых блестящих зубов рты.

На следующее утро она решила, что виноват жар (хотя была не настолько больна) или что-то еще, гуглила фразы вроде «гипнагогическая галлюцинация» и «сонный паралич» и вглядывалась в картину Фюссли, пока демон на груди женщины и дикие глаза лошади, высунувшей безумную морду из-за шторы, не стали пугать. Выпила кофе, поехала на велосипеде в кампус (плохая идея, трижды за пару миль пришлось останавливаться из-за кашля) и забыла о девочках.

Нет, не забыла. Сны оставались с ней и раньше, в основном кошмары, и она ненавидела дни, когда подсознание преследовало ее, но понимала: это — совсем другой случай, внешнее влияние, даже если у нее не было доказательств.

Она понимала, что у разума достаточно трюков, чтобы убедить человека в реальности бредовых фантазий, а еще знала в глубине души (в которую верила не больше, чем в призраков и проклятия), что фразы в строке поиска, день с его прозаическими объяснениями и даже темнейшие бездны психики не имели ничего общего с существами, прокравшимися ночью к ней в комнату и следившими за ней с такой злобой.

Она всегда считала, что ненависть — человеческое чувство, слабость, присущая только людям, порок, от которого следовало избавиться, чтобы выжить. Никогда раньше она не рассматривала ее как нечто естественное, не думала, что она движет миром: животные пожирали друг друга, атомы сталкивались, планеты и звезды умирали, извергая камни и пламя. Вивиан не сознавала, сколько ненависти направлено на нее. На нее. Потрясенная, она сидела в своем кабинете в Парк-холле, уставившись в выкрашенную под древесину столешницу. Кто-то стучал в дверь, снова и снова. Вивиан понимала, это студент — она сама назначила ему консультацию, — и все же не открыла. Не могла пошевелиться, сидела, парализованная новым знанием. Наконец, стук прекратился. Студент ушел. Вот бы и она могла исчезнуть.

***

Существование Кристофера Крейна никогда не ставили под сомнение. Корни Крейнов уходят вглубь округа Кларк, и хотя сам Крейн давно оттуда уехал, его с теплом вспоминают как одного из основателей инди/альтернативной кантри-группы «Гэзлайт Хулиганз», чья популярность упала после его отъезда.

По крайней мере, таким запомнили Криса Крейна я и несколько моих знакомых. Остальные говорят о другом: он никогда не покидал город, а «Гэзлайт Хулиганз» распались более десяти лет назад, сыграв несколько квартирников и пару концертов в местных клубах, не слишком успешно. Как и сотни других групп, появляющихся каждый год, чтобы вскоре кануть в Лету.

Свидетельства — онлайн и реальные — противоречат друг другу, но одно можно сказать точно. Существуют по меньшей мере две версии жизни Криса Крейна. Это приводит к ошеломляющей мысли, что все мы живем в ирреальном, неустойчивом мире, где Вивиан Крейн существовала и нет, в мире, центр которого занимает дом на Кобб-стрит.

Перри «Груша» Пэрри, гугл-кэш блога «Под грушей», 9 июля 2010 г. (ныне недоступно)

***

С тех пор как она потеряла Криса, прошло шесть месяцев. Ее лучшая подруга Фелисити приехала из Сиэтла, остановилась в доме и пытается убедить ее выбираться время от времени. Не нужно развивать бурную деятельность, объясняет она, но Вивиан необходимо что-то еще, кроме кампуса и дома. (Этого жуткого дома, не говорит Фелисити, этого отвратительного места, которое забрало Криса и взялось за тебя. Но она чувствует.)

Вивиан не рассказывает подруге всего. Теперь она уверена, что у Криса в последние дни жизни тоже были от нее тайны. Это случилось перед самым приездом Фелисити, после того как она попыталась заставить подругу отложить визит (навсегда), но у нее ничего не вышло. Фелисити думает, что со смертью Криса между ними пробежала трещина: они, лучшие подружки с пятилетнего возраста, сидели в неловкой, странной тишине. Фелисити не представляет, что дело даже не в трещине — в бездне.

Вивиан не знает, радоваться ей или ужасаться, но у нее появилось физическое доказательство того, что она не сходит с ума. За неделю до приезда Фелисити, Вивиан спит в супружеской постели. Она снова просыпается парализованной: в стенах что-то кричит. Пока ей не слишком страшно, по крайней мере оно там, а не в комнате. Вивиан лежит и вспоминает «Желтые обои», историю, которую она обсуждала со множеством первокурсников, бедную безумицу, следившую за причудливыми узорами, и другую — прятавшуюся за ними. Размышления о ползавших женщинах странным образом успокаивают ее. Крики стихают, возможно потому, что она превращает их в символы и абстракции, несмотря на звучащую в женском голосе боль.

Но незадолго до этого она ощущает чужое присутствие — совсем рядом, в своей кровати. Несмотря на паралич, ее трясет от ужаса. Будь это Крис, она бы зарыдала от счастья, но это не он. Что-то другое. Она не может сказать, мужчина ли это, женщина, оба сразу или нечто иное. Оно берет ее за руку, сплетает свои ужасные пальцы с ее, почти ласково, и Вивиан понимает, что такое настоящий холод. От ладони он поднимается к запястью, распространяется по телу, и она думает, что умрет, и знает, что люди, которые найдут тело через несколько часов или дней, сочтут ее смерть естественной. Не подозревая, что в мире нет ничего более неестественного, чем тварь, которая в эту минуту держит ее за руку.

И вдруг все заканчивается. Вивиан вскакивает, бормоча и задыхаясь, бежит в ванную и встает под обжигающий душ — прямо в пижаме (ей страшно раздеться). Растирается, все еще дрожа: освобожденная рука холодна как лед. С трудом разжав пальцы, она видит это у себя на ладони. Круг, словно от ожога. Присмотревшись, замечает змеиную голову в основании большого пальца и понимает, что перед ней. Уроборос, змей, пожирающий собственный хвост. Теперь она знает, что ее пометило нечто ужасное.

***

Дом на Кобб-стрит обладает несколькими качествами, нехарактерными для проклятых мест. В нем не случилось преступления, породившего дальнейшие ужасы: ни кошмарных убийств, ни жуткого прошлого — до одержимости Крейнов (изучив свидетельства, я верю, что это — лучшее слово, чтобы описать влияние дома на Кристофера и Вивиан Крейн). Местные не помнят связанных с ним отвратительных легенд. Примерно за три десятилетия до покупки дома Крейнами это было просто ветшающее студенческое жилье. Одно из многих. До этого дом принадлежал двум сестрам, проведшим в нем всю жизнь. Его следующая владелица, их внучатая племянница, жившая в Висконсине и умершая вскоре после покупки дома Крейнами, доверила управление делами местному агентству недвижимости. Они заявляют, что с домом не было никаких проблем, кроме обычного обветшания.

Все же мне удалось отыскать нескольких человек, снимавших там жилье незадолго до Крейнов. Те из них, что говорили о паранормальных явлениях, употребляли грибы, содержащие псилобицин, или ЛСД. Все трое были постоянными пациентами психиатрических больниц. Они жили там в разное время, не знали друг о друге и не рассказывали о своем опыте кому-то еще, но связывали начало душевной болезни с переездом в дом на Кобб-стрит. Каждый заявил, что у него была круглая татуировка на левой ладони, различимая теперь только у одного: змей Уроборос — символ бесконечности.

Похоже, именно этим символом была одержима и Вивиан Крейн. Его бесчисленные варианты, нацарапанные на стенах дома, обнаружили после ее исчезновения. Это свидетельство, вкупе со «сдвигами во времени», о которых упоминала мисс Крейн и трое бывших жильцов, привело автора к мысли, что «проклятие» дома на Кобб-стрит сродни погодным феноменам вроде дождей из лягушек и внезапных торнадо. Иными словами, речь не о призраках, а об аномалии в самой ткани времени и пространства, появившейся в последние годы. Символы Уробороса предполагают, что за ней таится нечто разумное и, возможно, более страшное, чем выходцы с того света, населяющие остальные страницы этой книги.

Роджер Ст. Линдсэй «Призраки и упыри нового американского юга» («Рэндом Хаус», 2010 г.)

***

Я читал исследование Роджера Ст. Линдсэя о местных призраках. Какими бы бездоказательными и грубыми ни казались мне его измышления (кроме того, они противоречат законам физики, а ведь я знаю о них так же мало, как вы), его методы не совсем безумны. Изложенная в книге история дома на Кобб-стрит подтверждается, хотя его гипотезы нелепы.

Кстати, бдительный читатель прислал мне ссылку на страницу IMDB с синопсисом документалки «Исчезновение Вивиан Крейн». В проекте участвует Винсент Левеллин, известный серией «найденных пленок» «Восстание полтергейста». Но, похоже, производство фильма приостановлено из-за юридических проблем.

Перри «Груша» Пэрри, блог «Под грушей», 12 августа 2010 г.

***

Вивиан просыпается.

Эта ночь не похожа на другие. Сперва она не уверена почему, а потом понимает: из-за тишины.

Она ужасна. Как внезапное молчание детей, только не лукавое, а зловещее. Вивиан тянется к Крису, но, конечно, его нет рядом. Она делает так регулярно, но сейчас жест напоминает ей о той ночи. Последней. Тогда она не встревожилась сразу — с чего бы? — хотя он никогда раньше не оставлял ее в постели одну. Впрочем, Крис в последнее время не походил на себя. Она потянулась к лампе и — с помощью лужицы света — отыскала халат. Взглянула в гостиную, на диван, но Криса нигде не было. Прошлась по дому, пока еще спокойно. Все казалось ненастоящим, хотя она знала, это не сон.

Вивиан поднялась и снова спустилась по лестнице. Стала звать его, занервничала. Она хотела рассердиться, ибо злость лучше тревоги, решила, что устроит Крису сцену, когда найдет, — от обиды, что он ее напугал, и от радости, что ничего плохого не случилось.

Позже ее с недоверием спрашивали: как вышло, что она не проснулась от выстрела? Пила ли она в тот вечер? Принимала ли наркотики? Снотворное? Они с Крисом поссорились? Им не нужно было винить ее. Она винила себя. Как ты могла не знать, почему ничего не сделала, как ты могла, как ты могла?

Его, прислонившегося к задней изгороди, с головой, разбитой пулей, нашла не она. Услышав выстрел, сосед сразу же вызвал полицию, но этого не могло быть, она ведь часами блуждала по лестнице, из комнаты в комнату, искала его целую вечность, прежде чем на нетвердых ногах выйти на задний двор, полный света мигалок, треска раций, какофонии паники.

В иные, лучшие ночи полиция не приезжала, и она искала во тьме, пока сама — Вивиан Крейн, в девичестве Коллинз, рожденная в Ванкувере, Вашингтон, 10 июня 1971 года, выросшая в Сиэтле, тихая книжная девочка матери-одиночки (отец навещал ее всего несколько раз, движимый чувством вины), — не исчезала или не превращалась в призрака, если так это происходит. Вивиан бродила по комнатам, по лестницам и коридорам, снова и снова, до тех пор, пока не забывала, кто она и чего ищет. Порой просыпалась и не могла вспомнить, на каком она свете.

Поездка с Фелисити в аэропорт Атланты едва не спасла ее. Едва. Она вспомнила эту мысль, вспомнила грубую живую красоту шоссе 285 — с множеством полос и ревущих машин, рекламных щитов и закусочных, — очарование обыденности. В Хартсфилде, огромнейшем аэропорту в мире, она стояла в очереди к стойке регистрации вместе с Фелисити и мечтала о гладких самолетах, которые унесут ее прочь, куда-нибудь в безопасное и далекое место, пока не увидела подругу за проходной. Позже, сидя в атриуме главного терминала, она жевала куриный бутерброд с соусом песто и думала, что ей делать.

В конце концов, это было слишком: куда я пойду, как объясню другим, что происходит, там моя работа, моя жизнь, мои вещи, у меня нет выхода.

Она села в машину и вернулась домой.

Смерть Криса въелась в нее сильней, чем клеймо Уробороса.

Вивиан просыпается среди вечного безмолвия с одной мыслью — покинуть дом, столь сильной, что ей странно, почему она не подумала об этом раньше.

Вивиан спала в футболке и штанах для йоги (ходила на занятия давным-давно, когда еще была реальной). Переодеться или даже найти тапочки кажется ей ужасной тратой времени. Она со стуком опускает ноги на пол, бросается вниз по лестнице, почти ожидая, что коридор вытянется перед ней, как в фильмах ужасов или во сне, но он остается прежним. Дверь распахивается от толчка, снаружи мерцают звезды. Она хватает ртом воздух — воздух за пределами дома. Она свободна. Это так легко, главное — не возвращаться в дом. Она не взяла ключи (нет времени) и не может сесть за руль, но может бежать — по улице — целую вечность, если надо, ведь бег, как и дыхание, говорит о жизни, а не о смерти.

Но снаружи царит тишина. Темная, немая улица, знакомые дома, пустые, мертвые. Не слышно шума машин на оживленном перекрестке в квартале отсюда. Ни лая собак, ни сирен — ничего.

Она бросится в дом и попробует еще раз. Это должно сработать.

Снова внутри. Вивиан тяжело дышит, стоя перед дверью. Почему прежде она не чувствовала в воздухе запаха плесени, гнили? Она вновь открывает дверь. Выходит на улицу. Снова, и снова, и снова, и снова. Она и не думала, что вечность будет такой, что ей, отрезанной от других призраков, суждено повторять одни и те же тщетные действия, пока само время не превратится в пыль.

***

Это — сугубо афинская легенда. Короткая, неизвестно откуда взявшаяся, она рассказывает о женщине, которая исчезла не только из собственной жизни, но и из наших. Записи о том, что ее приняли на работу в качестве преподавателя, не существует, хотя несколько бывших студентов заявляют, что посещали ее курс.

Крис Крейн жил и умер один в доме на Кобб-стрит, хотя многие настаивают, что это не так. Некоторые утверждают, что жена Крейна осталась там после его смерти — женщина, в существование которой никто больше не может верить или не верить. Говорят, память постоянно меняется, на нее нельзя полагаться. Мы принимаем на веру, что прожили все дни — вплоть до сегодняшнего.

Однако несколько студентов, утверждающих, что помнят Вивиан Крейн, одинаково рассказывают об ее последней лекции.

— Она все говорила и говорила о змее, пожиравшем собственный хвост, о времени, выворачивающемся наизнанку, и о том, что случится, если попасть в такую петлю, и какова ее суть — проявление ли то божьей или человеческой воли или просто сила природы. Затем она показала нам странную татуировку — змею у себя на ладони, — сказала одна молодая женщина, известная только как Кирстен. — И спросила: «Что, если реальность постоянно меняется, пытаясь сложиться, как пазл? Что будет с теми, кто не вписывается в новую версию?»

Эта история совпадает с рассказами двух других студентов, просивших не называть их имен и не цитировать. Четвертый, вспоминавший примерно то же самое (с небольшими изменениями), вскоре отказался от своих слов и просил оставить его в покое.

Я хотела связаться с остальными, но не смогла ничего о них выяснить. Встретилась с последним студентом, несмотря на его просьбу, но он не стал со мной говорить и, похоже, действительно не узнал меня.

Итог: кажется, эта головоломка решает себя, стирает собственные следы, пока от нее ничего не останется.

Но Крис Крейн был моим другом, мы росли вместе, вместе учились в колледже, вместе дурачились, и если бы он уехал из города на семнадцать лет и вернулся с женой, естественно, я бы узнала об этом одной из первых.

«Загадка Крейна», Мод Уиткавер, «Крониктаун», 24–30 июля 2009 г.

***

В тот день Вивиан ехала из кампуса на велосипеде, так быстро, как только могла. Словно хотела перегнать что-то, хотя понимала: что бы это ни было, оно двигалось быстрее. Она подумала, что могла бы укрыться в церкви. Вивиан так давно не верила в бога, что удивилась искре надежды, вспыхнувшей в груди при мысли об этом. К сожалению, единственная церковь, мимо которой она проезжала, была южной баптистской, со знаком «нарушителей отбуксируют» на парковке, и пользовалась сомнительной репутацией в их прогрессивном районе. Вивиан подумала, что ее двери будут закрыты в буквальном, а не метафорическом смысле.

Она крутила педали изо всех сил, но невозможно сбежать, когда по пятам идет вечность.

***

Несколько журналистов и зевак собралось сегодня, чтобы посмотреть на запланированный снос дома, породившего легенду о Кошмаре на Кобб-стрит. За месяцы после исчезновения Вивиан Крейн он действительно стал кошмаром — для полиции и соседей. Внутрь не раз вламывались «местные исследователи», желая сфотографировать странные знаки и символы, предположительно оставленные на стенах мисс Крейн. Все чаще говорилось о связанных с домом жутких явлениях.

Днем и ночью из него доносились женские крики. Люди видели маленьких девочек, выбегавших из парадной двери, а также фигуру, которую никто из свидетелей не смог толком описать. Лишенная пола, возраста и лица, она ползала вокруг дома.

Хотя «местные исследователи» говорили о знаках, символах и изображениях знаменитого теперь Уробороса на стенах, никто из них не сделал четких фотографий. Снимали на первоклассную цифровую камеру и на старую пленку, пытались фотографировать даже «полароидом», но технологии, продвинутые или винтажные, не помогли. Все, кроме одной. Находчивая молодая женщина соорудила из картонной коробки камеру-обскуру и сделала единственный снимок: в нижнем правом углу у парадной двери очень мелкими буквами шариковой ручкой (по ее словам) было написано «Этот дом стирает людей».

Исследователи паранормальных явлений заявляют: существование фотографии говорит о том, что Вивиан Крейн пыталась донести до нас нечто важное. В таком случае у нее получилось лишь однажды. Другие люди, входившие в дом на Кобб-стрит, говорили, что не видели надписи, и никому больше не удалось сделать снимок камерой-обскурой — даже ее хозяйке.

Снос дома на Кобб-стрит прошел без инцидентов. На самом деле, все оказалось так обыденно, что зеваки вскоре заскучали и разошлись.

Перри «Груша» Пэрри, блог «Под грушей», 19 октября 2010 г.

***

Сердце дома потеряно. Сердце дома стучит. Сердце дома кровоточит. Сердце дома разбивается. Сердце дома тоскует, скорбит, ищет, жаждет вернуться к жизни, круги расплываются, время вывернуто наизнанку. Сердце дома, как и мы все, безумно, одиноко и брошено.

***

С тех пор как снесли дом и построили стоматологическую клинику, на улице не замечено никакой паранормальной активности. Сегодня все меньше и меньше местных хотят или могут рассказать о Кошмаре на Кобб-стрит.

Изображение змей, оплетающих жезл, известный как кадуцей, иногда используется на медицинских эмблемах. На самом деле это искаженный вариант жезла Асклепия — с одной змеей. Поэтому автор не станет обращать внимание на похожего на них (хотя и символизирующего нечто совсем иное) Уробороса на табличке перед кирпичным зданием. Следует, однако, заметить, что в день, когда автор посетил это место, несколько маленьких девочек рисовали такие же круги на асфальте перед клиникой. Он попытался расспросить их, но они заявили, что им нельзя разговаривать с незнакомцами.

Жуткое впечатление, которое оказали на автора их пронзительные голоса, быстрые движения пальцев, скрип, с которым мел царапал асфальт, скорее всего, было предвестником лихорадки, обрушившейся на него позже в отеле.

Остается только сказать, что дом на Кобб-стрит исчез и забрал с собой свои тайны.

Из электронного издания «Призраков и упырей нового американского юга» Роджера Ст. Линдсэя, опубликованного с дополнительными материалами в 2012 г.


Перевод Катарины Воронцовой

Комментариев: 3 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Аноним 25-11-2019 12:11

    А я вспоминала о Голодном доме Митчелла иногда и о Проклятии, а Данилевского прочла и забыла. Рассказ отличный и жуткий.

    Учитываю...
  • 2 Аноним 03-10-2019 18:51

    Рассказ неплохой, но во время чтения постоянно вспоминал "Дом листьев" Данилевски -- роман о другом паранормальном доме, с которым вообще мало что может конкурировать.

    Учитываю...
    • 3 Eucalypt 06-10-2019 12:41

      Аноним, а я читая Данилевски вспоминал то, «Анигиляцию» Вандермеера, то SCP. И все это может конкурировать с Данилевски по увлекательности и структурированности smile «Дом листьев» хорош, но раздут местами излишне и сам в себе теряется. Что не отменяет того, что кому-то именно этим и мил

      Учитываю...