DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Женские лики русской готики

Современная литература ужасов в России наполнена яркими женскими именами. Дарья Бобылёва, Мария Галина, Виктория Колыхалова, Ольга Рэйн, Елена Щетинина… Даже звание «нашего Стивена Кинга» критики прочили женщине — Анне Старобинец. В позапрошлом столетии все обстояло иначе. Стоит открыть любую антологию «таинственной прозы» XIX века — в списке авторов будут значиться практически одни мужчины. Впрочем, в далеком прошлом женщины тоже брались за страшные сюжеты, правда, не слишком часто и не всегда успешно…

Хотя женская литература развивается в России с 1770-х годов, голос ее был практически не слышен, а отношение к ней оставалось несерьезно-снисходительным. Писательниц сомнительное положение «роз без шипов» не устраивало. В борьбе за признание, тиражи, гонорары и читателей они обращались к разным жанрам. Не осталась в стороне и мистическая проза, которая своей загадочностью всегда притягивала немало поклонников.

Евдокия Ростопчина

Наиболее ранний текст, который до сих пор охотно включают в жанровые антологии, — это «Поединок» (1838) Евдокии Ростопчиной (1811–1858). Повесть впервые была опубликована в сборнике «Очерки большого света» под псевдонимом Ясновидящая. Сюжет испытывает явное влияние «Повестей Белкина», но вот стилю не хватает пушкинской легкости. Многословные описания и запутанные отступления излишне растягивают историю о двух офицерах, влюбленных в замужнюю даму. Мистика проскальзывает лишь ближе к финалу: прощальное письмо сообщает, что погибший на дуэли Дольский заранее знал о трагическом исходе. Смерть в поединке ему много лет назад предсказала цыганка. Бросая вызов лжецу Валевичу, он понимал, что обречен. Смертельно раненный Дольский становится подлинным победителем, ведь его соперник вынужден пересмотреть жизненные приоритеты и до неузнаваемости измениться. Мистический элемент — роковое предсказание — лишь подчеркивает жертвенность и благородство героя.

В творчестве знаменитой «кавалерист-девицы» Надежды Дуровой (1783–1866) мистические сюжеты сыграли более весомую роль. До того как стать литератором, она прославилась на военной стезе — под видом мужчины служила в гусарских и уланских полках, участвовала во многих сражениях и получила чин штабс-ротмистра. Наибольшую известность Надежде Дуровой принесли «Записки кавалерист-девицы» (1836), но одними только мемуарами она не ограничилась. В 1839 году в сборнике повестей и рассказов под псевдонимом Александров она публикует «Серный ключ» («Черемиска. Рассказ исправницы Лизовецкой») — романтическую историю любви двух сирот из черемисских деревень. Девушку, всеобщую любимицу и самую желанную невесту, тянет к неприметному пастуху, изгою и первому кандидату в рекруты. Юноша под хохот злого духа Керемета вынужден выйти на бой с медведем. Очевидный исход поединка сводит девушку с ума и обрекает до смерти смывать с волос невидимую кровь. Надежда Дурова специфически выстраивает композицию: описанию обстоятельств, при которых рассказывается история, отведено не меньше места, чем самой истории.

Надежда Дурова

Похожий прием используется и в повести «Ярчук, собака-духовидец» (1840), которую критик Виссарион Белинский назвал «грудой нескладных небылиц». Группа студентов бурно отмечает окончание учебы и решает разнообразить веселье страшными историями. Некоторые в силах рассказать лишь пару банальных случаев с налетом мистики. Только у одного есть по-настоящему страшная история — о его собаке, способной чуять злых духов. Если суеверные крестьяне воспринимали пса как источник бед, то для барона Рейнгофа он стал единственным способом спастись от древнего проклятия. Гофмановская по духу задумка не реализовалась в полном объеме. Повествование прерывается то другими историями, то походами за вином, из-за чего зловещая атмосфера развеивается, не успев сгуститься. От композиционной запутанности страдает и повесть «Клад» (1840) — история о двух чудовищных друзьях и зловещей тайне их происхождения. Виссарион Белинский в одном из критических отзывов справедливо отметил, что мир фантастического — «мир сколько обаятельный, столько и опасный — истинный подводный камень для всякого таланта, даже для всякого немецкого поэта, если он не Гофман». Надежда Дурова дарованием Гофмана явно не обладала.

На территорию художественной прозы заглянула и теософ Елена Блаватская (1831–1891). Конечно, ее имя обессмертили не литературные произведения, а оккультные изыскания, но среди толстых томов с разъяснениями «тайных доктрин» затесался и небольшой сборник «Кошмарные рассказы» (1892), составленный после смерти писательницы. Некоторые истории, включенные в книгу, вообще сложно отнести к изящной словесности, они скорее напоминают словесные иллюстрации к различным теософским положениям. Кармические видения, сеансы месмеризма, зловещие двойники — в ее сочинениях воплотились все увлечения поклонников мистицизма. Схематически очерченные герои не забывают время от времени блеснуть какой-нибудь оккультной мудростью, писательница и сама не прочь, отбросив сюжет, пуститься в мистико-философские измышления. В рассказе «Ожившая скрипка» она целую главу посвящает рассуждениям о сверхъестественной природе таланта Паганини. В остальном история получилась довольно жуткой и напряженной. Молодой музыкант мечтает превзойти легендарного скрипача, но, услышав виртуозную игру вживую, понимает: без черной магии здесь не обойтись. Для победы юному Францу нужна скрипка со струнами, сделанными из внутренностей человека, который его по-настоящему любит…

Рассказ «Из полярного края» впоследствии подхватила сестра Блаватской Вера Желиховская (1835–1896). Он содержит короткую рождественскую историю о таинственном старике, который спас охотников на тюленей из ледяного плена. В вольном продолжении «Из стран полярных» загадочный седой ясновидец возносится над временем и пространством. Он становится мистическим покровителем севера, который способен и отвратить неминуемую беду, и жестко пошутить над недоверчивыми адептами «близорукой науки». Вера Желиховская была довольно успешной писательницей — из-под ее пера выходили мемуары, детские книги, драмы, но особое место в ее творчестве занимает сборник «Фантастические рассказы» (1896).

Елена Блаватская и Вера Желиховская

Писательнице не раз приходилось защищать или популяризировать учение Блаватской, но сторонницей сестры она не стала. Погруженность в теософию сочеталась у Желиховской с православной верой. Истина виделась ей в слиянии восточных доктрин с христианскими заповедями. Мировоззренческие искания накладывают отпечаток и на творчество. Так, «В Христову ночь» продолжает традиции пасхального рассказа: мертвецы приходят с кладбища, чтобы вернуть скорбящей по маленькой дочери женщине веру в вечную жизнь. В других произведениях Желиховской встречаются деревья-людоеды, средневековые маги, могущественные джины. В повести «Майя» (1893) необычная девушка проходит сложный путь духовного становления, на котором получает откровения от сверхъестественного наставника, сталкивается с темными силами и человеческим непониманием, а также переживает новое рождение. В образе главной героини, с детства наделенной сверхчувственным восприятием, Желиховская воплотила как саму себя, так и свою сестру.

Наибольшего успеха в области мистической прозы добилась Вера Крыжановская (1857–1924) — одна из самых успешных беллетристов своего времени. Литературовед Евгений Харитонов даже назвал ее «первой леди научной фантастики». Крыжановская не замыкалась в темнице одного жанра — она охотно писала о современной жизни, исторических событиях, невероятных явлениях. Писательница вращалась в оккультных кругах и слыла хорошим медиумом. Известность Крыжановской подкрепляли слух, что романы ей надиктовывают духи. В честь сверхъестественного помощника она даже указывала в своих произведениях его фамилию — Рочестер. Максим Горький в разгромной статье язвительно назвал духовных соавторов писательницы «малограмотными».

В оккультных романах Крыжановская испытывает влияние Желиховской и Блаватской. Через художественную прозу она доносит свой взгляд на мистическое устройство мироздания: что со смертью все не заканчивается, что человечество стоит лишь на пороге знания, что ад потребует платы за расточаемые им земные блага. Демонстрируя всесилие законов кармы и неминуемость победы добра над злом, писательница не забывает об увлекательном сюжете. В романе «Дочь колдуна» (1913) темная страсть сталкивается с искренней влюбленностью на фоне готического замка и древних проклятий. Наибольшую известность получила пенталогия «Маги» (1901–1916). С помощью первоначальной материи герои обретают бессмертие. У них появляется неограниченный запас времени для научных бдений и постижения сути бытия. Познание законов мира становится главным фактором спасения, когда человечество, погрязнув в жестокости и сатанизме, приближает гибель планеты.

Вера Крыжановская

Женскую ипостась русской готики нельзя назвать удачной. Отечественной Мэри Шелли или хотя бы Анны Радклиф так и не появилось. Максим Горький ехидно отмечал, что «Ванька [собирательный образ любителя «забористых» книжек. — Прим. А.М.] ужасы любит, и тем более любит, чем они нелепее». Похоже, именно эта легкая нелепость в разных ее проявлениях — запутанность, многословность, назидательность — и помешала женской мистической прозе выдержать испытание временем. Многие из упомянутых текстов сейчас покажутся слишком архаичными, но таящиеся в них идеи до сих пор способны нанести укол приглушенного, оккультно-философского ужаса…

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)