18 апреля Гвендолин Кайст получила две премии Брэма Стокера — за лучший рассказ и статью, добавив их к прошлогоднему призу за лучший дебютный роман. При этом издаваться Гвендолин начала не так давно, а на русском языке ее не было вовсе, поэтому DARKER решил познакомиться с автором «Восьми моих убийц…» поближе, и она рассказала нам о своих видениях, женщинах в хорроре и, конечно, о вампирах!

Здравствуйте, Гвендолин! Позвольте поздравить вас с прекрасным дублем на недавнем вручении премии Брэма Стокера. И спасибо, что согласились ответить на вопросы для русскоязычных хоррорфэнов. Ведь, несмотря на очевидный успех в США и Великобритании, в России о вас известно очень мало. Сегодня мы имеем честь представить ваш первый рассказ в переводе на русский язык, но хотелось бы получить некоторое представление обо всем вашем творчестве. Какие пять главных черт вы дали бы себе как писателю?

Во-первых, спасибо большое за публикацию моей работы! Я в таком восторге от разговора с вами и от того, что моя работа будет переведена у вас на сайте! Итак, пять главных черт как писателя… Я бы сказала, что весомую часть моих произведений составляет боди-хоррор. Многие мои истории посвящены ужасным трансформациям того или иного толка.

Еще одна черта это, пожалуй, взросление. Моими протагонистами часто оказываются подростки, которые переживают какой-то страшный опыт, который меняет их жизнь.

В-третьих, сказки — я написала много своих версий сказок от «Красной шапочки» до «Белоснежки», с сильной хоррор-составляющей, разумеется.

Протагонисты женского пола — еще одна черта моих работ. Хотя я, конечно, писала истории с главными героями мужского пола, в большинстве моих произведений у руля женщины.

Ну и, наконец, разнообразие эпох. В своих произведениях мне нравится исследовать различные периоды. Я писала о Кливленде, Огайо, 1980-го, о проклятой съемочной площадке 1960-х и, как я уже упоминала, много сказок, действие которых происходит в более отдаленные эпохи. А еще в соавторстве с Эмили Б. Катанео я написала повесть «В ее незнающих полета крыльях — огонь» (In Her Flightless Wings, a Fire), действие которой происходит на стыке веков во Франции и России, так что разнообразие временных периодов — определенно отличительная черта моих книг.

Вы начали издаваться сравнительно недавно и наверняка помните первую публикацию. Расскажите, что это была за публикация и долго ли вы к ней шли?

Мой первый рассказ был опубликован шесть лет назад в антологии под названием «Странно смешное 2» (Strangely Funny 2). Он назывался «Комод в спальне» (Bedroom Bureau) и рассказывал о девушке, унаследовавшей комод, который был порталом в иные миры — одни дружелюбные, другие не очень. Это, скорее, комическая история, в отличие от большинства моих работ, но до сих пор одна из моих любимых, тем более что мне было очень приятно работать с редакторами, Сарой Гленн и Гвен Майо. Для меня, как начинающего писателя, было важно получить такой позитивный опыт с редакторами, которые тебя поддерживают. Тогда и пишется гораздо легче и веселее.

Основными темами вашего дебютного романа «Ржавые девы» (The Rust Maidens) можно назвать черствость общества, его нежелание замечать проблемы, стремление подавить личность. И все это подается со страшной реалистичностью. Расскажите, роман изначально задумывался с таким сильным социальным уклоном или это была вторичная грань истории о дружбе и семье?

Я бы сказала, эти темы развивались одновременно. Я знала, что хочу затронуть в своем первом романе темы взросления и рассказать о крепкой дружбе между двумя женскими персонажами. Вскоре после этого я стала изучать Кливленд, Огайо, между 1970-ми и 1980-ми для своего рассказа и обнаружила, что хочу написать еще одну работу о Ржавом поясе [Часть северо-востока США, пережившая упадок промышленности в 1970-х годах — прим. авт.] того же периода. Потом я поняла, что могу это совместить,— и так появились «Ржавые девы».

Просматривая отзывы на ваши произведения, мы не могли не заметить, насколько многие читатели видят в ваших героинях себя, как близки им их поступки. А вы, когда пишете, отождествляете себя с персонажами? Много ли личного опыта вкладываете в свои работы?

Конечно, я исследую в своих работах немало личного опыта. Впервые начав писать шесть лет назад, после долгого перерыва в художественной прозе, я сопротивлялась этому порыву, но заметила, что истории, в которых больше личного, вызывают и больший отклик у читателя. Думаю, читателю легко почувствовать связь с произведением, которое честно и правдиво передает чей-то опыт, нежели с историей целиком вымышленной, а потому и чуть более отдаленной от автора. И тогда я подумала, что раз более личные истории выходят более результативными и очищающими, то я могу взять в своем творчестве это направление.

За свою относительно непродолжительную карьеру вы завоевали уже три премии Стокера — за роман, рассказ и статью. Как вы распределяете силы между этими формами творчества? К каким больше тяготеете?

Я очень люблю нон-фикшн и романы, но рассказы, наверное, у меня будут самые любимые, отчасти потому что с ними я впервые открыла для себя жанр хоррора. Я выросла на рассказах Эдгара Алана По, Роберта Блоха, Ричарда Мэтисона и Стивена Кинга. Позднее я влюбилась в работы Анджелы Картер, Ширли Джексон и Шарлотта Перкинс Гилман, помимо множества других.

Как я уже сказала, я люблю и романы, потому что в крупном формате рассказчик способен на гораздо большее. А нон-фикшн увлекает меня потому, что я склонна проводить недели, если не месяцы, в исследованиях для предстоящего проекта и эссе дают мне возможность исследовать темы еще подробнее, чем я могла бы это делать в художественной прозе. Мне нравится думать, что разные жанры, в которых я пишу, находятся в одной связке, хотя и работают по-разному.

Не далее как в январе у вас вышла новая повесть «Изобретение призраков» (The Invention of Ghosts), и издательство представило ее как ваше «последнее странное видение». Действительно ли произведения являются к вам сами? И если да, то насколько существенна их «постобработка»?

Думаю, это зависит от истории. Некоторые мои художественные произведения сложились очень быстро, и финальная опубликованная версия была очень близка к первоначальному законченному варианту. В других случаях было много правок, по большей части — до того, как кто-либо видел текст. Я стараюсь не отправлять редакторам произведений, которые не доработаны как следует, если это нужно, но я очень благодарна тем потрясающим людям, с которыми я работала. Они понимали мое видение и помогали отточить историю и перенести ее на страницы.

Вы написали цикл статей, посвященных женщинам в хорроре. За одну из них, «Магия, безумие и ползающие женщины: Сила личности в творчестве Шарлотты Перкинс Гилман» (Magic, Madness, and Women Who Creep: The Power of Individuality in the Work of Charlotte Perkins Gilman), получили премию Стокера. А кого из женщин, писавших классический англоязычный хоррор, вы считаете незаслуженно обделенными вниманием?

За эти годы в хорроре было много изумительных писательниц, и многие не удостоились заслуженного внимания, так что выбрать нелегко. Сразу приходит на ум Леонора Каррингтон. Она хорошо известна как художница, но ее хоррор-произведения тоже стоит поискать. Ее рассказы красивы и удивительны, в духе фантастических вариаций Анджелы Картер на темы сказок. Ее точно стоит почитать, особенно рассказ «Кролики» (Rabbits), такой чудесно-странный.

Когда мы брали интервью у Нэнси Холдер, первой женщины, выигравшей премию Стокера за рассказ (в 1991 году), она рассказала, что в то время женщинам удалось доказать неправоту тех, кто ранее утверждал, что они не умеют писать ужасы. А сейчас, когда вручением престижной хоррор-премии женщине, едва ли можно удивить, осталась ли у женщин, пишущих хоррор, необходимость что-либо доказывать или опровергать?

Я уверена, что сейчас у женщин в хорроре дела идут гораздо лучше, и во многом благодаря таким авторам, как Нэнси Холдер, которые прокладывали путь в последнюю пару десятилетий. Конечно, остались люди, не принимающие авторов-женщин всерьез, но мне кажется, что подобные взгляды, к счастью, с течением времени встречаются все реже. Кроме того, женщин в жанре стало очень много, благодаря редакторам, ищущим женские голоса, и соцсетям, оказывающим поддержку все более разнообразным авторам. Инициативы вроде Women in Horror Month, которая проводится каждый год в феврале, тоже дают нашим голосам шанс быть услышанными, и хотя временами прогресс все еще небыстрый, но написанный женщинами хоррор определенно делает большие шаги вперед.

А теперь поговорим о вампирах. Вы написали рассказ по мотивам «Дракулы», участвовали в антологии «Behold the Undead of Dracula: Lurid Tales of Cinematic Gothic Horror» и, должно быть, знаете об этом произведении все. А есть ли у вас любимая киношная Люси? Мина? Граф Дракула?

Моя любимая Люси — Сэди Фрост в «Дракуле» 1992 года. Я обожаю ее в этой роли. Она так хорошо показала невинность Люси и была восхитительно устрашающей в ее вампирской ипостаси. Мой любимый Дракула — Кристофер Ли в «Дракуле» 1958 года или в любом другом фильме, где он его играл. Кристофер Ли был неизменно потрясающ во всем, чем занимался. Что до Мины, то я не уверена, есть ли у меня любимая. И Вайнона Райдер в «Дракуле» 1992 года, и Изабель Аджани в ремейке «Носферату» Вернера Херцога именно таковы, какой я представляла Мину в книге, и только за это, я, пожалуй, выберу их обеих.

Сэди Фрост в образе Люси Вестенра в «Дракуле» (1992).

Образ Люси в романе Брэма Стокера был во многом архетипичным для своей эпохи. Сегодня уклад жизни совсем иной и девушки-аристократки выглядят несколько иначе, чем в XIX веке. Как думаете, если бы действие «Дракулы» происходило в наши дни, какой из себя была бы Люси?

Это замечательный вопрос! Люси как персонажа можно интерпретировать очень по-разному, но, думаю, в XXI веке она была бы инстаграм-инфлюэнсером и отлично разбиралась бы в трендах моды и красоты. Думаю, что на ее фото иногда попадала бы и Мина, но та сильнее, чем Люси, стеснялась бы камеры. Соцсети были бы отличным местом для Люси, потому что мне кажется, она всегда была бы в центре внимания.

Как вы относитесь к «альтернативным» версиям «Дракулы», далеко ушедшим от первоисточника — скажем, романам Кима Ньюмана или недавнему сериалу Моффата — Гэттиса? Как оцениваете их влияние на вампирский жанр?

Я еще не смотрела «Дракулу» от BBC и не читала недавних интерпретаций, но я придерживаюсь мнения, что смотреть новые вариации на тему произведений прошлого довольно забавно. Не говоря уже о том, что я получаю удовольствие от каждой адаптации, всегда приятно открывать новые способы рассказать ту же историю. Это дань уважения невероятному наследию и долговечности романа Брэма Стокера, который интерпретировали столько раз и у которого до сих пор появляются новые версии.

В вашей биографии указано, что вы живете на заброшенной лошадиной ферме неподалеку от Питтсбурга, с мужем, двумя котами и слишком малым числом призраков. Кто из домашних больше всех помогает вам в творчестве?

Больше всех мне определенно помогает муж. Он — моя главная опора в работе. Первым читает все, что я пишу, делает мне кофе и готовит еду, когда я погружена в работу и не могу оторваться. А остальные мои домашние на ферме — это призраки, они ведут себя довольно тихо и, пусть они не помогают писать, но зато и не мешают. А вот коты, наоборот, не любят, когда я уделяю свое внимание чему-либо, кроме них, так что часто мяукают, требуя взять их на колени, когда я пытаюсь писать. Но держать их, когда пишу, не худший из компромиссов.

Есть ли у вас ритуалы, помогающие в работе?

Их немного — разве что держать поблизости чашку теплого кофе, пока сижу за ноутбуком. Обычно я пишу большинство дней недели и часто слушаю музыку — я обожаю рок 1970-х и фолк — вот, по сути, и все. Иногда этого достаточно и я пишу помногу. В другие дни — не особо. Процесс написания для меня до сих пор магия, которая иногда обладает собственным сознанием. Я не всегда могу предсказать, как сегодня пойдет работа, но от этого лишь забавнее и приятнее, когда она идет хорошо.

Этот номер DARKER’а посвящен проклятиям. Расскажите, приходилось ли вам сталкиваться с их феноменом в реальной жизни? Или может быть, есть любимые проклятия из книг или фильмов?

Проклятия очень любопытны сами по себе. Я никогда не сталкивалась с ними напрямую, но знаю людей, которые ощущали, что их прокляли или кто-то из их знакомых постоянно направляет на них негативную энергию. Когда я изучала психологию, то, помню, читала исследования о психологических и даже физиологических эффектах на тех, кто считал, что их прокляли. Это может сильно воздействовать на человека.

Из произведений на эту тему, я люблю «Звонок» и «Проклятие». В обоих фильмах она хорошо раскрыта, и оба довольно эффектные и напряженные. Оригинальные версии, конечно, получились лучше, но думаю, и ремейки сделаны неплохо.

На одной из соседних страниц в этом номере — рассказ «Восемь моих убийц (отрывок из дневника Люси Вестенра)». Поделитесь, пожалуйста, историей его написания.

Этот рассказ я писала почти два года. Идея возникла летом 2017-го, когда я вновь задумалась об этом персонаже, Люси. Я всегда ей сочувствовала, с ней так несправедливо обошлись. Как я уже говорила, я фанат всяких переделок, и когда я осознала, что не встречала версии «Дракулы» с точки зрения Люси, то и решила ее написать. Нужный формат для этой работы нашелся не сразу. Я обдумывала несколько разных идей, но рассказ не складывался как хотелось, пока я не решила подать историю в виде списка людей, которых она считает ответственными за свою смерть. Дальше все пошло очень быстро. Когда рассказ приняли в Nightmare Magazine, мне довелось поработать над последними правками с невероятной Вэнди Вагнер, и потом он вышел в номере за ноябрь 2019 года.

Иллюстрация Ольги Мальчиковой к рассказу «Восемь моих убийц (отрывок из дневника Люси Вестенра)».

Может быть, вы хотели бы сказать что-нибудь читателю, который собирается к нему приступить? Сейчас самое время!

Я лишь хочу еще раз поблагодарить за интервью и публикацию моей работы и сказать спасибо всем в России, кто впервые прочтет мое произведение. Это честь!

Спасибо за ответы, Гвендолин!