DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Фотина Морозова: «Неанглоязычные авторы ощущают ненадёжность мира, который может обернуться не тем, чем кажется»

Так сложилось, что корни, ствол, да и многие ветви литературного хоррор-древа берут своё начало в англоязычных ужасах, ими кормятся и их приумножают. Но всё-таки есть и другие отростки, основа у которых совершенно иная. Необычная, непривычная, самобытная — по сравнению с британско-американской базой.

На беседу об ужасах неанглоязычных стран DARKER пригласил специалиста в данной области Фотину Морозову, автора сайта «Мальпертюи».

Здравствуйте, Фотина!

Прежде всего расскажите, как и почему вы увлеклись именно неанглоязычной литературой ужасов.

Всех приветствую! Я происхожу из того поколения, для которого современная англоязычная литература ужасов стала доступна уже во вполне сознательном возрасте: если Эдгар По достался мне в возрасте 10 лет, то Стивен Кинг гораздо позже — намного позже, чем я научилась получать удовольствие от ощущения ужаса и придумывать свои сюжеты. Хоррор считался литературой несоветской, всё мистическое пребывало под запретом, если ему было меньше ста лет. Поэтому народ приучался извлекать страшность (а в ней люди действительно нуждаются) из каких-то вроде бы не предназначенных для этого вещей: из научной фантастики, из гайдаровской «Судьбы барабанщика», из мультфильма о герое эстонского народа Большом Тылле, из французского детектива «Та, которой не стало»... Ну и, конечно, Гоголь и А. К. Толстой — куда же без них? Сплошь и рядом произведения, служившие источником ужасов, являлись произведениями искусства, безо всяких скидок, и при этом содержали авангардный, зачастую национальный компонент: например, тот же «Большой Тылль» Рейна Раамата или «Тени забытых предков» Параджанова. Поэтому, наверное, мне до сих пор ближе вещи, в которых приёмы, свойственные хоррору, становятся ключом к чему-то иному.

Какие отличительные черты в сравнении с англосаксонским хоррором имеют произведения немцев, французов, испанцев? Стоит ли говорить о «страшной» литературе континентальной Европы в общем, имеет ли творчество писателей-европейцев из разных стран что-то общее, объединяющее?

Надо отдать должное англосаксам: они первыми обнаружили, что все эти старинные замки, шорохи и стоны, духи и мертвецы могут использоваться совершенно определённым образом, пугая читателя, и на основе этого создали отдельное течение со своими законами, ясными и определёнными, как на фабрике. На территории континентальной Европы, несмотря на многовековое существование «страшного» фольклора, такого канона не возникло, и пугающий эффект в произведениях неанглоязычного автора носит подчинённый характер, возникая на пути решения какой-то иной задачи. Если взять хотя бы пространство немецкого языка, то для Майринка такой задачей было выражение магии через искусство или искусство как продолжение магии иными средствами, для Гофмана — осмысление судьбы художника в мире, населённом «хорошими людьми, но плохими музыкантами»; Эверса и Штробля, заразившихся национал-социализмом, увлекала его идеология и мифология. Должно быть, поэтому вне англоязычного мира очень мало известных авторов, которые всецело отдавались бы написанию ужасов. Знатоки с ходу назовут Жана Рэ, однако он написал множество разнообразных произведений, включая детективы и газетные статьи: лишь малая часть этого гигантского наследия относится к чёрной фантастике. Сравним это со случаем Стивена Кинга, для которого повествование о бейсболе — лишь микроскопическое отклонение от основного пути, и оценим разницу.

Что касается современного периода, важно отметить, что англосаксонский хоррор создаётся на территориях, мало или совсем не затронутых двумя мировыми войнами: Великобритания изрядно пострадала от гитлеровских бомбёжек, однако военных действий на собственной земле всё-таки не испытала. Континентальная же Европа познала не только масштабную, с кратковременным светлым периодом, войну (некоторые считают и Первую, и Вторую мировую, по сути, одной продолжительной войной), но и смену парадигм: то, что вчера считалось достойным и правильным (фашизм, национал-социализм, коммунизм), сегодня клеймится как позорное и порочное. Должно быть, отсюда у неанглоязычных авторов ощущение ненадёжности мира, который в любой миг может обернуться не тем, чем кажется.

С Владом Цепешем (Сигишоара, Румыния).

Есть ли существенные различия в творчестве авторов, пишущих на одном языке, но живущих в разных странах? То есть, стоит ли Жана Рэя и Томаса Оуэна выделять в совершенно независимый от французского «бельгийский хоррор»?

Знаете, это, наверное, как с людьми, принадлежащими к разным антропологическим группам: если приехать в Китай, сначала все китайцы будут казаться на одно лицо, зато потом взгляд привыкнет выделять индивидуальные особенности, и удивишься: как их можно было путать! Бельгийский хоррор я открыла раньше, чем французский: в отличие от последнего, он более ироничный, сумрачный и бытовой. В нём отсутствует имморализм, зато внятен редкий для франкоязычной литературы дух морских странствий... И всё же я не стала бы называть его «совершенно независимым»: общей для них является преемственность от французских романтиков, а также рациональность, поверяющая разумом даже мистицизм.

Если вспомнить первую половину XX века и даже XIX столетие, то мы легко сможем назвать как минимум по два-три имени франкоязычных, немецкоязычных писателей, получивших широкую известность по всему миру. В наше время из зарубежных авторов хоррора на ум приходят практически одни лишь американцы и англичане.

Как вы считаете, с чем связана нынешняя непопулярность современных европейских «страшных» писателей? Виновато ли в этом отсутствие мастерства у европейцев или то, что всё медиапространство занято США и Великобританией, и другим просто некуда приткнуться?

Я не считаю, что европейцам нечем похвалиться: каждый любитель ужасов из Германии, Франции, России может назвать хотя бы одного достойного автора, пишущего на его родном языке. А вот на международный рынок, действительно, выйти очень трудно... Почему? Во-первых, инструменты раскрутки мощнее в Америке и Великобритании (в Австралии, кажется, послабее, хотя тоже вроде англоязычный мир), там легче продвинуть новое, неизвестное имя, в то время как в немецкоязычном пространстве, к примеру, такой сильный писатель, как Вальтер Брандорф, при жизни довольствовался самиздатом. Во-вторых, та нетривиальность неанглоязычных ужасов, о которой мы говорили выше, способна сыграть злую шутку: всё, что не укладывается в привычные схемы, крайне плохо переводится и издаётся. Если миллион первый роман о доме с привидениями или о маньяке так или иначе найдёт своих читателей, то роман о семье, где отец никогда не снимает перчатки, а потом сын вдруг обнаруживает, что под перчатками скрываются красные руки... совершенно непонятно, как это анонсировать и продвигать, для издателя это риск, и рисковать ему вряд ли захочется. Таково свойство человеческой психики: предпочитать хорошо известное, неоднократно обкатанное. Однако всё известное со временем приедается. Так что, полагаю, у европейских ужасов есть шанс.

В Борго Пасс, куда Стокер поселил Дракулу (Румыния).

Азиатский хоррор требует отдельного упоминания. Да и говорить скорее приходится не об Азии в общем, а в первую очередь о Японии. Почему, кроме авторов и произведений из Страны Восходящего Солнца, мы практически ничего не слышали о ситуации с хоррором в других регионах Азии?

Китай долго был слишком беден и слишком идеологичен для создания собственных ужасов, о Северной Корее в этом плане не приходится даже говорить. Что касается Южной Кореи, я неоднократно встречала удачные южнокорейские фильмы ужасов: помимо национального колорита, им свойственна своеобразная поэтичность, даже лиризм. Почему мы не читали южнокорейских ужасов, вопрос к знатокам корейского языка: надеюсь, найдутся переводчики, которые откроют для нас эту сторону азиатского хоррора.

Вернёмся к Стране Восходящего Солнца. Японская культура и искусство в целом пользуются сегодня спросом, однако к литературе ужасов это, в общем-то, не относится. Из последних крупных событий вспоминается замечательный сборник кайданов Хидэюки Кикути «Собрание призрачного меча», но это и всё. Почему, по-вашему, складывается такая ситуация?

С японцами такая интересная штука, что их национальная культура для нас привлекательна, но привлекательна не всегда тем же самым, что для её носителей. Не зная связей внутри неё, увлекаясь экзотическими моментами, мы трактуем её понятия так, что для японца это покажется странным. Например, шумовая музыка, японский нойз, который для европейца представляется суперрадикальным по воздействию, соответственно, чуть ли не сатанинским, для последователя дзэн-буддизма — музыка благочестивая, поскольку наводит на мысли о пустоте. Японская классическая культура самоубийства покажется для сознания, сформированного на основе христианства, чем-то жутким и извращённым, а японец не поймёт европейских моральных терзаний по поводу секса... Это долгое отступление — к тому, что пугающее для нас и для японцев — круги, которые пересекаются лишь отчасти, поэтому трудно ждать, чтобы одни и те же произведения вызывали у нас одинаковую эмоциональную реакцию.

И всё-таки мне не кажется, что с японскими ужасами у нас всё так плохо. Просто есть разряд читателей, которые ждут от них экзотики, лис-оборотней и призрачных самураев, а есть люди, которых увлекает собственно страшная история, достаточно универсальная, чтобы она могла быть пересказана на любом материале, не только японском. «Собрание призрачного меча» — скорее для первых, «Звонок» — скорее для вторых.

На мосту (Сигишоара, Румыния).

Интересуетесь ли вы литературой ужасов других регионов мира? Южная Америка? Африка?

Из Африки как-то ничего до меня не доходило; боюсь, жизнь там слишком бедная и напряжённая, чтобы наслаждаться хоррорами. Из Южной Америки — да, разумеется, я горжусь тем, что выпустила на просторы рунета через свой сайт такого своеобразного автора, как аргентинец Андахази, способного как напугать, так и рассмешить до икоты. Даже у Борхеса с Кортасаром можно найти кое-что с мистическими и пугающими сюжетами. Вообще, надо отметить, что Латинская Америка успешно продвигается и в тёмной музыке (взять хотя бы такие дарк электро группы, как Hocico, C-Lekktor, Amduscia), и в тёмной литературе; я думаю, у неё богатое будущее.

На ваш взгляд, русский хоррор исторически тяготел скорее к англоязычной или континентальной европейской литературе?

Мне представляется, русский хоррор знает два периода. Первый — дореволюционный — подпитывался как фантазиями немецких романтиков, в меньшей степени французской мистической новеллой (напр., Шарль Нодье, «Инес де Ла Сьеррас»), так и английской готикой (Мэтьюрина с «Мельмотом Скитальцем» знали и любили); о влиянии этих компонентов на отдельных авторов можно спорить, но то, что они присутствовали в русском культурном поле на паритетных началах, несомненно. После — советский провал в 70 лет с отдельными фольклорно-самобытными всплесками. Постсоветский период характеризуется равнением на англоязычный хоррор, благо мы открыли, что в нём, оказывается, так много наработано; какое-то время считалось, что только так и надо, появилась масса романов и повестей со стандартными для этой литературы сюжетами, но на отечественном материале (типичный пример — Алексей Атеев). Тем не менее, параллельно пробились в печать произведения, несущие пугающий компонент, который лучше было бы назвать не ужасом, а жутью, глубоко своеобразные, где внимание к стилю преобладает над сюжетом; таковы некоторые образцы малой прозы Петрушевской, Юрия Мамлеева, принадлежавшего, однако, к Южинскому кружку, в который входили и профессиональные переводчики с английского (он и сам пожил в Америке). Фольклор населяющих Россию народов становится отличной почвой для мистической истории, как доказывает Наиль Измайлов своим романом «Убыр». Сейчас новизна хоррора как понятия схлынула, так что автор свободен выбирать, какой традиции следовать. А может и не следовать никакой. Потому что человек творческий, когда он по-настоящему творит, берёт нужное для себя там, где его находит, не считаясь с любыми условностями.

Презентация сборника «Грехи наши» в магазине «Библио-глобус».

Сегодня неанглоязычный хоррор мало известен отечественному читателю. Есть несколько писателей, которые давно уже пополнили ряды классиков и потому более или менее пользуются спросом. Почему, по-вашему, современный читатель не интересуется ужасами континентальной Европы?

Я уже частично ответила на этот вопрос: читатель потребляет то, что предлагает издатель, а издатель не хочет рисковать, вкладываясь в публикацию и раскрутку того, что не принесёт гарантированной прибыли. Такой вот змей Уроборос, кусающий себя за хвост... Однако не всё так печально. На ежегодном международном конкурсе вампирской прозы «Трансильвания» замечается немалый интерес молодых пишущих (которые являются также и читающими) к континентальной Европе как месту действия их романов — и родине ужасов. У нас есть вампиры-скандинавы, вампиры-турки, вампиры-цыгане — со своими привычками, своими узнаваемыми чертами. В поисках фактического материала авторы изучают историю и фольклор, зачастую обращаясь к произведениям классиков литератур Восточной Европы, имена которых ничего не скажут массовому читателю.

Неанглоязычная литература ужасов — слишком широкое определение, куда входит хоррор, созданный во множестве стран, порой очень сильно отличающихся одна от другой. Но есть же какие-то опорные точки, которые наиболее ярко дают возможность прочувствовать вкус этого литературного массива.

Какие ориентиры вы бы назвали читателю, только лишь начинающему осваивать неанглоязычный хоррор, чтобы получше его понять и проникнуться им?

Чтобы проникнуться, лично мне, ещё в детстве, хватило Жана Рэ с рассказом «Рука Гёца фон Берлихингена». Потом пришли Майринк и Оуэн, благодаря В. Крюкову и Евгению Головину. Увлечение Румынией, возникшее благодаря всё-таки англоязычному, хоть и ирландцу, Брему Стокеру, привело к Эминеску и Элиаде. Но таков мой опыт; для вас, читатель, лучше всего начать со страны, к культуре которой вы испытываете интерес. Для кого-то это Япония, для кого-то Франция, для кого-то Польша; в какие бы дали вы ни забрели, там всегда найдётся место для пугающей литературы.

Презентация сборника «Грехи наши» в магазине «Библио-глобус».

Спасибо за беседу, Фотина. В заключение пожелайте что-нибудь читателям DARKER.

Желаю побольше странного! Не бойтесь заглядывать в чуждые вам этнографические и литературные области, не отвращайтесь от непривычного в именах, психологии и поступках героев, и новые ощущения откроют вам срез реальности, с которым вы ещё не встречались.

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)