S.T. Joshi, “H.P. Lovecraft’s Racism and Recognition”, 2020 ©

Посмертная слава Г. Ф. Лавкрафта (1890–1937) в своей невероятности не уступает любому из написанных им рассказов ужасов. При жизни известность его ограничивалась лишь кругом читателей дешевых так называемых «макулатурных журналов» вроде Weird Tales и Astounding Stories и ему так и не довелось увидеть издание хотя бы одной своей книги, однако ныне интерес к его творчеству достиг поистине беспрецедентных масштабов в истории литературы. Как следствие подобной славы, было опубликовано практически все написанное Лавкрафтом — не только его знаменитые рассказы «сверхъестественных ужасов», но и эссе, стихотворения и особенно тысячи сохранившихся писем. Его жизнь, творчество и взгляды подверглись детальному изучению поклонниками, критиками и филологами, а сочинения перевели на более чем тридцать языков по всему миру.

И хотя факт публикации авторитетным издательством Library of America сборника лавкрафтовских произведений, «Рассказы» (Tales, 2005), официально причислил писателя к сонму классиков американской литературы, его влияние на поп-культуру все же куда более значительно. По рассказам Лавкрафта сняты сотни фильмов и сериалов, достаточно лишь упомянуть «Реаниматор» (1985) и «Дагон» (2001) Стюарта Гордона, а также, из недавних, «Цвет из иных миров» (2019) Ричарда Стэнли и «Страну Лавкрафта» Джордана Пила (мини-сериал канала HBO по мотивам вдохновленного лавкрафтовскими ужасами одноименного романа Мэтта Раффа). Пылким поклонником творчества писателя является и Гильермо дель Торо, и в его фильме «Форма воды» (2017) безошибочно угадывается влияние талантливой повести Лавкрафта о человекообразных амфибиях, «Тень над Иннсмутом». Те или иные лавкрафтовские мотивы часто встречаются в комиксах, настольных и компьютерных играх и даже в дизайне разнообразнейших товаров.

Другим весьма любопытным последствием посмертной славы Лавкрафта является обретение им статуса эдакого «небесного покровителя» атеизма¹. Родившись и проведя большую часть жизни в Провиденсе, штат Род-Айленд, он отрекся от баптистской веры еще в подростковом возрасте и во многих своих вдохновенных письмах с пылом обрушивался на притязания религии на истинность, глумился над мистицизмом и осуждал преступное промывание мозгов молодежи религиозными догмами.

Увы, нежелательным побочным эффектом широкого распространения трудов Лавкрафта, и в особенности его частной переписки, оказалось открытие, что порой он позволял себе предосудительные высказывания об афроамериканцах, евреях и прочих национальных меньшинствах. Подобные его взгляды были известны еще с 1950-х, но лишь в минувшее десятилетие ряд обозревателей на их основании заклеймил Лавкрафта как «ярого расиста». И вот теперь он оказался отчасти замешанным в недавних, по большей части вполне обоснованных выступлениях против непроходящего расизма в американском обществе. Кое-какие активисты в Провиденсе даже потребовали удалить отлитый скульптором Брайаном Муром бюст писателя, установленный в 2013 году в Провиденском атенеуме, частной библиотеке².

Как цветной (я — индиец), посвятивший изучению биографии и творчества Лавкрафта большую часть жизни, полагаю, я имею определенное право высказаться по данному вопросу. И я убежден, что существует весомая причина подавить наш гнев — пускай даже в чем-то оправданный — и рассмотреть более взвешенную точку зрения.

Имеется масса свидетельств, что расистские взгляды Лавкрафта изначально сформировались под воздействием его семьи и общей культуры Новой Англии, в те времена крайне консервативной как в социальном, так и в политическом плане. Кроме того, Лавкрафт — убежденный поборник науки, в первую очередь, химии, астрономии, антропологии, палеонтологии и некоторых других дисциплин, — свято верил, будто результаты исследований в биологии и антропологии XIX века (вроде приведенных в трудах, скажем, Томаса Генри Гексли, на которого Лавкрафт ссылался еще в 1915 году) подтверждают превосходство одних человеческих рас над другими. Для ниспровержения этой псевдонаучной теории потребовались целые поколения ученых — начиная с 1920-х и при ведущей роли Франца Боса (1858–1942), профессора антропологии Колумбийского университета, — и работа была завершена лишь спустя многие годы после смерти Лавкрафта.

Чего Лавкрафт, в сущности, жаждал, так это сохранения культуры — и не только своей, англосаксонской, но и вообще всех. Не стоит забывать, что в его времена Соединенные Штаты переживали беспрецедентный наплыв иммигрантов. В период между 1890 и 1920 годами в Америку переселилось более 15 миллионов человек, причем не только из стран вроде Англии и Германии, но и из Восточной Европы, Латинской Америки и Азии.

И Лавкрафт был отнюдь не одинок в своей убежденности, будто все эти новоприбывшие угрожают его культуре. Газеты только и заходились истошным криком против чужаков. В 1920-м одним из бестселлеров стала книга Лотропа Стоддарда «Нарастающая волна цветных против господства белых над миром»³. Как следствие, Конгресс США подавляющим большинством одобрил три законопроекта, жестко ограничивающие иммиграцию, — в 1917, 1921 и 1924 годах. Поправки в них были внесены лишь в 1965-м.

В 1924 году Лавкрафт принял до некоторой степени опрометчивое решение жениться на Соне Грин, деятельной предпринимательнице из Нью-Йорка, и переехал к ней на квартиру в Бруклине. Соня была еврейской иммигранткой из Украины. Многие ломали голову, с какой стати Лавкрафт, с его-то антисемитскими воззрениями, взял в супруги еврейку. Он же полагал, что после продолжительного проживания в Англии и Америке Соня полностью европеизировалась (вспомним «хорошего европейца» Ницше), став таким образом ему ровней. Однако на протяжении двух последующих лет писателю приходилось очень и очень несладко из-за неустроенности, поскольку он оказался не в состоянии найти работу в многолюдном и разнородном мегаполисе. Тем не менее даже в глубоком отчаянии он восхищался евреями-хасидами с Нижнего Ист-Сайда, не отказывавшихся от своих обычаев даже в окружении чуждой культуры.

По возвращении в 1926 году в Провиденс Лавкрафт приступил к написанию тех самых замечательных произведений, которыми мы восторгаемся по сей день — «Зов Ктулху», «Цвет из иных миров», «Хребты безумия», «За гранью времен». Также он много путешествовал. В 1930-м писатель осмелился добраться до самого Квебека, и местные франко-канадцы удостоились его щедрых похвал за ревностное соблюдение своих традиций, даже после военного поражения от англичан в 1759 году. Тогда, как и ныне, Квебек был полностью французским городом. А в 1931 году Лавкрафт наведался во Флориду, и остатки старинной испанской культуры в Сент-Огастине и других городах произвели на него неизгладимое впечатление.

Да, Лавкрафт действительно высказывал предрассудочные взгляды в паре-тройке своих стихотворений (всего же за свою жизнь он написал 350-ти) и небольшом количестве писем⁴. Но вот насколько эти расистские аспекты отражены в его столь высоко ценимой художественной прозе? Одни критики полагают, будто весьма и весьма значительно, другие же, вроде философа Джона Грея, пришли к заключению, что «самая сущность его творчества не имеет ничего общего с его социальной и расовой неприязнью». И по ряду причин я склонен согласиться с Греем.

Практически не задумываясь можно указать на рассказ «Кошмар в Ред-Хуке» (1925), написанный Лавкрафтом в период его нью-йоркской «ссылки», как демонстрирующий отвращение к национальным меньшинствам. Еще один написанный в это же время рассказ, «Он», также представляется расистским, и все же ему можно дать и совершенно иное толкование. По сюжету рассказчик во время прогулки в одиночестве по Нижнему Манхэттену знакомится с древним старцем (явственно англосаксом аристократического происхождения), который двумя веками ранее построил в этой местности роскошный особняк. Как далее выясняется, старик завладел землей, отравив проживающих на ней индейцев, однако в конце концов являются призраки этих коренных обитателей и убивают узурпатора — и это доставляет рассказчику большое удовлетворение.

В некоторых своих произведениях Лавкрафт выставляет в весьма невыгодном свете, наоборот, белых. В рассказе «Крысы в стенах» (1923) описывается аристократический английский род, опустившийся до каннибализма. «Затаившийся страх» (1922) изображает обитающее на севере штата Нью-Йорк некогда благовоспитанное голландское семейство, которое вследствие кровосмесительных связей выродилось в кротоподобных чудовищ. «Ужас Данвича» (1928) повествует о деградировавших белых селянах из центрального Массачусетса, пытающихся общаться с чудовищами из другого измерения. На основании трех этих рассказов вполне оправданно можно было бы заключить о предубежденности Лавкрафта против белых.

Многим современным обозревателям как будто неизвестен тот факт, что примерно в 1930 году Лавкрафт отказался от политического и экономического консерватизма в пользу умеренного (немарксистского) социализма. Разыгравшийся в 1929-м биржевой крах и наступление Великой депрессии привели писателя к логическому выводу, что неконтролируемый капитализм ведет лишь к неописуемым бедствиям для основной массы населения. Первоначальным толчком к социалистическим воззрениям, впрочем, для него послужил страх перед революцией «голодранцев», грозящей ниспровержением цивилизации. Однако затем он пришел к заключению, что распределение материальных благ среди большинства является всего лишь вопросом социальной справедливости (да-да, именно того, что сейчас у всех на слуху):

Я согласен с тем, что основная движущая сила какой-либо предполагаемой перемены в экономическом укладе неизбежно исходит от людей, наиболее ущемленных существующим порядком, однако не вижу причин, почему данный факт влечет за собой необходимость вести борьбу каким-то иным образом, нежели требованием гарантированного места для каждого в социальном устройстве. Ведь граждане имеют совершенно законное право требовать от общества выделить им в его сложном механизме место, благодаря которому они получат равные возможности для образования и гарантию заслуженного воздаяния за те услуги, что смогут оказать впоследствии (или же пристойное пособие, если таковые услуги окажутся невостребованными)5.

Живи Лавкрафт в наше время, он, возможно, оказался бы сторонником Берни Сандерса, определяющего себя «демократическим социалистом» — причем еврейское происхождение этого политического деятеля нисколько не смущало бы писателя.

Лавкрафта подвергали резкой критике за его неоднозначную поддержку Гитлера, высказанную в некоторых письма периода 1933–34 годов, когда Гитлер только пришел к власти. Однако в этом заблуждении Лавкрафт был отнюдь не одинок, причем фигуры куда более известные и влиятельные — достаточно лишь вспомнить Чарльза Линдберга и английского короля Эдуарда VIII — выражали свое восхищение Гитлером гораздо красноречивее. Кроме того, один из друзей Лавкрафта рассказывал, что в 1936-м писатель общался с соседкой, побывавшей в Германии, и пришел в ужас от ее описаний жестокостей немецкого правительства против евреев и прочих преследуемых национальных меньшинств.

Что еще важнее, после окончательного обращения к социализму он уже резко выступал против всевозможных правых радикалов, начиная от толстосумов-капиталистов и заканчивая неприкрытыми фанатиками, поскольку считал, что все они лишь препятствуют достижению экономической справедливости. Совершенно очевидно, что в тот период Лавкрафт ни в коем случае не мог поддерживать нечто, имеющее хотя бы отдаленное отношение к белому расизму:

Поскольку вероятность переворота в духе Франко семействами Гуверов, Меллонов и прочими уважаемыми банкирами ничтожно мала, а также с учетом того обстоятельства, что американская почва едва ли особо плодородна для какой-либо разновидности нацизма — даже несмотря на движение проповедника Чарльза Кофлина, «Черный легион», «Серебряные рубашки» и Ку-Клукс-Клан, — вполне вероятно, что дни разгульной плутократии в Соединенных Штатах сочтены.6

Пожалуй, было бы преувеличением сказать, что под конец жизни Лавкрафт отказался от своих расистских воззрений, и все же на основании некоторых свидетельств можно допустить, что вследствие убежденности в остро назревшей необходимости в политических и экономических реформах свои взгляды он все-таки пересматривал.

Стоит также упомянуть, что при жизни Лавкрафт пользовался всесторонней любовью и уважением. Он отличался сказочной щедростью (не деньгами, которых ему вечно недоставало, но временем и познаниями) при оказании помощи коллегам в совершенствовании писательского ремесла. Один из его друзей, Эрнест А. Эдкинс, так вспоминал о Лавкрафте: «Я бережно храню память о нем как о выдающемся джентльмене, в самом истинном смысле этого уже основательно опошленного слова»⁷. Не существует и свидетельств друзей и коллег Лавкрафта, будто он когда-либо позволял себе отпустить расистское замечание в их присутствии. Содействием и поддержкой писатель ни в коем случае не обделял и коллег еврейского происхождения — например, поэта Самуэля Лавмэна и тогда еще совсем юного Роберта Блоха, впоследствии автора прославленного «Психо» (1959). Четырехлетняя (1933–37) переписка с Лавкрафтом имела для Блоха такое значение, что, по его признанию, он приполз бы из Милуоки в Провиденс на четвереньках, чтобы оказаться у ложа умирающего писателя, знай он всю правду о состоянии здоровья старшего товарища.

Любопытно, что Лавкрафта за его взгляды клеймят вовсю, а вот многим другим деятелям отклонение от господствующих ныне общественно-политических установок милостиво прощается. Эдгар Аллан По беззастенчиво поддерживал рабство. Герберт Уэллс с пренебрежением отзывался о «примитивных» культурах. Джек Лондон демонстрировал стойкие предрассудки против азиатов: его перу принадлежит статья «Желтая угроза» (1904), осмеивающая китайских иммигрантов в Калифорнии. А друг Лавкрафта Роберт Говард, создатель Конана-варвара, написал рассказ «Черный Канаан» (1936), расистский посыл которого гораздо очевиднее, нежели в любом из лавкрафтовских произведений, поскольку в нем неприкрыто выражается симпатия к белым рабовладельцам, подавляющим бунт афроамериканских невольников в Техасе незадолго до Гражданской войны.

Т. С. Элиот и Эзра Паунд были откровенными антисемитами, причем нападки второго на евреев в выступлениях по радио во время Второй мировой войны отличались такой остервенелостью, что в итоге его на несколько лет упекли в психиатрическую лечебницу. Роальд Даль также придерживался ярых расистских и антисемитских воззрений, что для него гораздо менее простительно, нежели для Лавкрафта, поскольку он прекрасно знал об ужасах Холокоста. Даже едва ли не канонизированный Джордж Оруэлл, как недавно выяснилось, был гомофобом. И список этот можно продолжать и продолжать.

В некотором смысле такое обособление Лавкрафта в плане обвинений в расизме, при том что другим подобные провинности сходят с рук, можно считать данью уважения писателю: действенность его произведений многие находят столь неодолимой, что воспринимают прегрешения автора в расовом вопросе практически как личное оскорбление. В наши дни воздействие Лавкрафта на поп-культуру достигло масштабов, о каких поэтам-интеллектуалам вроде Элиота и Паунда и мечтать не приходилось. Небезынтересно, впрочем, и то обстоятельство, что эта одержимость расистскими воззрениями писателя является главным образом продуктом англо-американской культуры. Я практически ежедневно общаюсь с редакторами, издателями и поклонниками Лавкрафта со всего мира, и интерес к его расизму проявляют очень и очень немногие. А ведь это те самые люди, которых, казалось бы, больше всего должны беспокоить его предосудительные воззрения — вот только на деле таковые их попросту не волнуют. Что их волнует, так это стремление как можно шире представить творчество Лавкрафта в своем обществе.

В нашем же американском обществе, переживающем сейчас весьма непростое время, многие, как создается впечатление, попросту недостаточно терпимы к нюансам. Естественно, видение вещей лишь в черных и белых красках ублажает чувства куда действеннее. И все же я верю, что однажды трезвый ум возобладает, и Г. Ф. Лавкрафта, чьи необычайно яркие рассказы ужасов вдохновили целые поколения читателей, писателей и ученых, перестанут смешивать с генералами-конфедератами и прочими, расизм которых причинил реальный вред цветным и которые совершенно справедливо заслуживают развенчания и лишения уважаемого и авторитетного статуса. Весьма прискорбно наблюдать, как Лавкрафта изображают лишь «ярым расистом» и никем более. Да, он был расистом, но едва ли «ярым». Он неизменно оставался учтивым, с представителем какой бы национальности ни общался. И его взгляды на эту массу прочих тем, что занимали его ум, не так-то и просты, чтобы на них с легкостью навешивать тот или иной ярлык.

Вынесение морального приговора деятелям из прошлого неизменно таит в себе опасность, причем самая большая опасность заключается в том, что лет через пятьдесят-сто нам и самим предстоит подвергнуться подобному осуждению за всевозможные проступки, о которых мы сейчас и не подозреваем или же преспокойно воспринимаем их как незыблемую составляющую современного общества. Так что некоторая обходительность определенно не помешает. Беспрестанный бубнеж об одном лишь расистском аспекте философских принципов Лавкрафта может и сам по себе породить предубеждение или предрассудок, заслуживающий порицания.

Примечания автора

¹ См. мою статью «Г. Ф. Лавкрафт: богоборец и создатель богов» в Truth Seeker, vol. 147, май–август 2020 г.

² Упомянутый бюст эпизодически появляется в фильме Вуди Аллена «Иррациональный человек» (2015) как выставленный в вымышленном род-айлендском колледже.

³ С выдержками из этой книги, а также с прочим материалом подобного рода можно ознакомиться в моем сборнике Racism in America: A Documentary History (Sarnath Press, 2020).

⁴ И здесь я ничуть не преуменьшаю. Я бы сильно удивился, если бы оказалось, что расовые вопросы затрагиваются более чем в 5 % из 4,5 миллионов слов его сохранившейся корреспонденции. Возможно, реальная цифра составляет всего 2 %. Ум Лавкрафта по большей части занимали совершенно иные вещи.

⁵ Письмо Кеннету Стерлингу от 18 октября 1936 г., приведено в Letters to Robert Bloch and Others, под редакцией Дэвида Шульца и С. Т. Джоши (New York: Hippocampus Press, 2015), сс. 285–86.

⁶ Письмо К. Л. Мур от 7 февраля 1937 г., приведено в Letters to C. L. Moore and Others, ed. David E. Schultz and S. T. Joshi (New York: Hippocampus Press, 2017), с. 213.

⁷ Эрнест А. Эдкинс «Черты характера ГФЛ» (1940), опубликовано в Ave atque Vale: Reminiscences of H. P. Lovecraft, ed. S. T. Joshi and David E. Schultz (West Warwick, RI: Necronomicon Press, 2018), с. 363.

Перевод Дениса Попова