Затонувшая земля поднимается вновь / The Sunken Land Begins to Rise Again (роман)

Автор: М. Джон Харрисон

Жанр: интеллектуальный роман, магический реализм

Издательство: Эксмо, Inspiria

Год издания: 2022 (в оригинале — 2020)

Перевод: С. Карпов

Похожие произведения:

• Рэмси Кэмпбелл «Усмешка тьмы» (роман)
• Артуро Перес-Реверте «Клуб Дюма, или Тень Ришелье» (роман)
• Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» (роман)

Вопрос о природе реальности, задаваемый в лоб или исподволь, — один из тех, на которые человечество ищет ответ издавна. Так или иначе, ответить на него стремилась всякая религиозная, философская или научная система, создаваемая людьми, но решение, которое удовлетворило бы всех, не найдено до сих пор.

Неудивительно, что и многие литераторы не обошли эту проблему стороной, с тех или иных позиций размышляя о мире: его происхождении, потаенных сторонах, реальных и иллюзорных аспектах.

Разговор о реальности чрезвычайно интригует и Майкла Джона Харрисона, автора интеллектуального романа «Затонувшая земля поднимается вновь».

Конечно, роман, не кривя душой, можно назвать рафинированным, написанным далеко не для всех, но несмотря на, а может, и благодаря этому он получил положительные отзывы от таких именитых и непохожих друг на друга писателей, как Нил Гейман, Уильям Гибсон и Джонатан Коу, удостоился награды университета «Голдсмитс» и был номинирован на премию Британской ассоциации научной фантастики.

Харрисон не из тех, кто ставит вопросы о мироустройстве перед читателем прямо, не давая ему возможности отвернуться или иным образом проигнорировать их. Вместо этого он неспешно и во всех деталях рассказывает о двух людях, Шоу и Виктории, по течению жизней которых при желании можно просто плыть, не обременяя себя излишними размышлениями.

Заведя ни к чему не обязывающую интрижку в начале книге, Шоу и Виктория, мучимые внутренними противоречиями, хотят, но не могут быть вместе; для этого им не хватает внутренней полноты. Стремясь изменить что-то в своей жизни, оба они в продолжении романа меняют место жительства: Шоу уезжает в пригород Лондона, а Виктория в долину реки Северн. Но не стоит ожидать, что после этого сюжет стремительно набирает обороты и ошеломляет читателя леденящими душу сценами.

Роман Харрисона совсем о другом. Медленно, но верно автор затягивает читателя в частности жизни своих героев. Жизни же их настолько серы и однообразны, что, если не всматриваться в каждую деталь, впору взвыть от тоски, прогуливаясь в их обществе по пригородным пабам и полумертвой площади провинциального городка.

Но вот кто-то закапал водой всю лестничную площадку, в серебряной рыбке из Южной Америки обнаружилось куда больше натуралистичности, чем следовало бы, пронесся над прудом зовущий в ночь призрачный голос… и повседневную рутину неотвратимо наполняют отголоски теории заговора, призванного не то вывести существ, живущих в воде, на сушу, не то активировать в людях давно уснувшие гены и умения подводных созданий.

Медленно, но верно крохотные трещинки в рутине начинают резать читателю глаз, наполняя его чувством не столько страха, сколько экзистенциальной тревоги. Не добавляет спокойствия и непоколебимая способность героев долгое время не придавать этим трещинкам совершенно никакого значения. Дети постмодернизма, Шоу и Виктория куда больше значения придают рефлексии над каждой своей мыслью, нежели происходящему вокруг смещению реальности.

Шоу привык «с детства пролистывать свой опыт… Когда он все-таки осмыслял то, что с ним происходит, то процесс осмысления происходил где-то в другом месте — где-то глубже, если у Шоу вообще была глубина: внимание поверхности — да и всей его личности — всегда словно было приковано к чему-то другому». А Виктория, стремящаяся к переменам и боящаяся их, по материнской линии происходила из семьи, все члены которой в среднем возрасте «страдали от парализующих страхов и депрессии, сохраняя в последние годы не больше сил, чем нужно, чтобы умереть от первой же подвернувшейся возрастной болезни». Конечно, оказавшись в водовороте переменчивой реальности, они не могут не то что повлиять на происходящее, но даже в полной мере осознать его, пока не становится слишком поздно.

Если сюжет в романе зачастую заменяется яркими картинами, более всего напоминающими поток сознания, то его атмосфера, напротив, выписана с филигранной, кинематографической точностью.

Роман как бы пребывает между землей и водой: он движется, колеблется и изменяется, как беспокойные речные волны или несомый водами Темзы ил. Читая, буквально кожей чувствуешь «пыльные запахи, блики воды за листвой, неотличимые от блеска битого стекла в неглубоких корнях буддлеи и кипрея, тихие движения потревоженной птицы, легкое удовольствие от того, что одновременно и на воде, и на твердой земле», в чем Харрисону очень помогает язык. Слова как бы сливаются друг с другом в единый поток, зазоры между частичками которого настолько малы, что иногда приходится перечитывать абзац не единожды, чтобы действительно понять мысль автора.

Еще одна особенность книги, позволяющая глубже погрузиться в происходящее, — запараллеливание сюжетных линий. Роман разбит на несколько частей, на протяжении которых повествование ведется от лица то вроде бы разумного, но абсолютно инфантильного Шоу, то любопытной, но слабохарактерной Виктории. Так у читателя появляется возможность посмотреть на авторский мир с разных точек зрения, что придает событиям гораздо больше правдоподобия и объема.

Кроме того, как и положено интеллектуальному роману, наследующему предшественникам, «Затонувшая земля» полна явных и скрытых отсылок. Среди них особенно хочется выделить реку Северн, в окрестностях которой происходили события многих лавкрафтианских рассказов одного из мэтров ужасов, Рэмси Кэмпбелла. Заволакивающая все вокруг мглистая хмарь, сонные городки и поля по берегам — судя по всему, превосходные декорации не только для мифов Ктулху, но и для современного магического реализма.

Есть с Кэмпбеллом у Харрисона нечто общее и в приемах нагнетания саспенса: повседневная реальность, мгновенно сменяющаяся чем-то сюрреалистическим, столь же быстро вновь трансформирующимся в обыденное, ярко прорисована и в «Усмешке тьмы» Кэмпбелла, герой которого от пережитых сдвигов фактически лишается рассудка. Правда, ужас в романе Харрисона обычно куда более метафоричен и эфемерен.

Кроме того, Кэмпбелл никогда не объединяет героя с окружающим его ландшафтом в настолько нерасторжимом, эмоционально заряженном союзе. Для того чтобы подчеркнуть важность подобного союза, Харрисон даже упоминает о психогеографии, призванной изучать точные законы и конкретные воздействия географической среды на эмоции и поведение индивидов. Из-за этого его Лондон иногда изрядно напоминает галлюцинаторный, подчас сбивающий с толку Петербург Достоевского.

Наконец, играя с реальностью, Харрисон как бы противопоставляет себя предшествующей традиции постмодернизма. В отличие, скажем, от Артуро Перес-Реверте, главный герой романа которого «Клуб Дюма, или Тень Ришелье» и рад бы столкнуться с чем-то по-настоящему потусторонним, но по объективным причинам не может этого сделать, персонажи Харрисона настолько поглощены собой, что долгое время не задумываются о том, что лежит у них буквально под носом. А задумавшись, расписываются в своей полной и окончательной капитуляции перед непостижимым, не желая или не будучи способными предпринять что-либо для выхода из тупика.

Роман Харрисона хорош, когда в вашей жизни настал момент паузы: время тянется медленнее, чем когда-либо прежде, пространство сжалось вокруг в удушающий кокон, а жизнь превратилась в череду до странности одинаковых дней. Он читается медленно, и поначалу от него станет еще тяжелее. Но потом, вместе с переживающими собственные кризисы героями, вы, быть может, перейдете на иной уровень восприятия реальности, ощутив, что даже в самой беспросветной рутине есть место странному: города суши могут уйти под воду, а затонувшая земля способна подняться вновь.