Люди-кошки / Cat People

США, 1942

Жанр: фильм-нуар, триллер, драма

Режиссер: Жак Турнёр

Сценарий: ДеУитт Бодин

В ролях: Симона Симон, Кент Смит, Джейн Рэндольф, Том Конвэй

Похожий фильм:

• «Человек-леопард» (1943)

В начале картины «Злые и красивые» (1952) голливудский продюсер Джонатан Шилдс (Кирк Дуглас) оказывается в затруднительном положении: чтобы спасти карьеру, ему необходимо сделать хорошую кассу на фильме ужасов «Проклятье людей-кошек». Но заранее ясно, что кино ждет провал: имеющиеся в его распоряжении костюмы чудовищ не выдерживают даже самой гуманной критики. И тогда Шилдсу приходит гениальная идея: «За что платят люди, которые ходят на такие фильмы? За то, чтобы их пугали. А что сильнее всего пугало человека за всю историю цивилизации? Темнота! Предположим, что мы вообще не будем показывать никаких людей-кошек. А зрители сами их представят!».

Не составляет труда увидеть здесь намек на Вэла Льютона — продюсера, который в 1942-м вместе Жаком Турнёром работал над мистическим триллером «Люди-кошки». Отказавшись от прямолинейной концепции с монстром-оборотнем в качестве гвоздя программы, Льютон предложил сделать упор на атмосферу тревоги и психологического напряжения в духе входящих в моду фильмов-нуар. Вместо того чтобы демонстрировать чудовище в кадре, было решено давать туманные намеки на его существование вне кадра — с помощью жутких звуков, красноречивых деталей и театра теней.

 

Примерка кошачьего костюма («Злые и красивые»).

Новаторский подход Льютона был принят студией в штыки: ведь в то время балом страха правили монстроцентрические хорроры а-ля «Человек-волк» (1941) киноконцерна Universal. Под давлением RKO Radio Pictures в фильм пришлось добавить кадры с участием настоящей пантеры и развязку, которая в неоднозначной истории расставляла все точки над i. Но основную часть своего замысла Льютон отстоял. И правильно сделал: пойди он по пути наименьшего сопротивления вряд ли зрители выстраивались бы у кинотеатров очередь, а критики твердили о новом слове в искусстве ужаса. И не сказал бы годы спустя о работах Турнёра-Льютона Мартин Скорсезе: «Это одни из величайших сокровищ, которые у нас есть».

 

Кадр, в котором белое лицо героини окружено темнотой, символизирует постепенное погружение во мрак.

Фильм рассказывает историю молодой сербской эмигрантки Ирены, уверенной, что на ней лежит проклятье: любое проявление чувств, будь то страсть или ненависть, должно превратить ее в монстра, который тут же разорвет того, кто эти чувства вызвал. Поэтому, когда Ирена влюбляется в простого американца Оливера, их отношения и после свадьбы не ведают близости: Ирену страшит совместный сон, объятия, а особенно — поцелуи. В конечном итоге Оливер предпочитает обществу жены компанию Элис, такой же, как он, простой американки без фольклорных «закидонов». Ирене становится известно об этом… и вот — сцена в парке.

Поздним вечером Элис возвращается домой. В тишине эхом отдается стук ее каблучков. Вокруг все спокойно, нет ни души. Но вдруг Элис начинает казаться, что кто-то преследует ее. Она оглядывается, и хотя позади лишь черные силуэты фонарных столбов, Элис бежит, подталкиваемая иррациональным предчувствием. В парке по-прежнему тихо, но у зрителей возникает ощущение неминуемости трагической развязки. Тревожность сцены подчеркнута фоном: фактура стены, мимо которой движется героиня, напоминает изуродованное ожогом тело. Наконец, Элис останавливается, чтобы перевести дух, и тут до нее доносится угрожающий рык. Девушка в страхе оглядывается и видит перед собой источник рычащего звука — обычный пассажирский автобус.

Пронзенная кинжалом пантера «запертая» в тень от решетки — образ внутреннего зверя, с которым борется главная героиня.

Прием, когда долгое нагнетание страха в результате оканчивается не атакой злодея или, на худой конец, обнаружением изуродованного трупа, а — ничем, стал основным ноу-хау, которое создатели жанрового кино почерпнули в кинодебюте Турнёра. Говорят, что до сих пор, когда американский продюсер хочет, чтобы режиссер вставил в фильм обманку в аналогичном духе, он не пускается в длинные объяснения, а говорит: «Здесь нужен автобус». И сразу все становится понятно.

Но стоит заметить, что в «Людях-кошках» речь идет не о единичном «автобусе», а о цельной неопределенности, стараниями авторов распространившей свои щупальца от первых кадров к финалу и постоянно обманывающей ожидания аудитории. Даже в конце, где интрига получает вполне конкретное объяснение, зрителю, который успел привыкнуть к тому, что от сцене к сцене его водят за нос, может показаться, что произошедшее — очередная фантазия героев, продукт их воображения, требующего прямолинейной развязки. И время спустя после просмотра он будет искать ответ на вопрос: «А была ли на самом деле кошка?».

 

Изобретательность постановщика проявляется в деталях: в одном из кадров рядом с женщиной-кошкой Ирен появляется бог-волк Анубис.

И, конечно, не найдет. В контексте этого фильма не существует однозначных ответов, как и четкого деления на героев и антигероев. Мы можем ненавидеть Ирену в середине за то, что она отравляет жизнь Оливеру, но в финале непременно посочувствуем ее горькой доле. Таким образом, делая вид, что они выполняют ремесленную работу по производству фильма категории B, Турнёр и Льютон создали психологическую драму, полную художественных достоинств и кинематографических открытий. Неудивительно, что семидесяти двух лет от роду кино не знает недостатка в поклонниках — как среди рафинированной интеллигенции, так и тех, кому пришлось побывать в когтистых лапах женской ревности.

Но, вот, пожалуй, главная добродетель ленты. «Люди-кошки» — редкий пример произведения, где визуальная составляющая является первостепенным и универсальным достоинством, что позволяет, минуя размышления о смысловой нагрузке, получать эстетическое удовольствие. В чем подтекст борьбы героини и ее внутреннего зверя, персонифицированного запертой в клетке зоосада пантерой, каждый волен решать для себя сам. Дело в страхе перед первым сексуальным опытом или стычке первородно-языческого и цивилизованно-христианского начала? А может, таким образом француз Турнёр и русский еврей Льютон, решили намекнуть на то, что в США эмигрантов из Европы считают чудовищами? Какой бы из трактовок вы ни отдали предпочтение, во время лучших сцен фильма ваш мозг вряд ли будет занимать вопрос «о чем это кино?», уступая чистому удовольствию от оригинальных режиссерских решений и игры света и тени. Последняя особенно хороша в сцене с бассейном: с одной стороны таинственные блики воды на кафельных стенах и пугающие своим уподоблением зверю силуэты, а с другой погруженная в водную тьму бледная Элис. Возникающая из-за преломления в воде деформация ее тела дает дополнительную подпитку атмосфере ужаса.

 

Один из самых художественных и запоминающихся моментов фильма — сцена в бассейне.

В школе нас учили, что каждое произведение не только является источником определенной информации вроде сюжета и смыслов, но также содержит в себе некий закон или поучение, которое мы после знакомства с ним должны для себя уяснить. Если применить этот, в общем, не совсем верный принцип к фильму «Люди-кошки», то можно извлечь из него следующую «мораль»: не пытайтесь постичь сущее одним рассудком; не ищите простых, однозначных ответов. А будете — и все закончится для вас печально, как для одного из героев. Желая убедить Ирену, что все происходящее с ней лишь следствие расстроенной психики он, наперекор ее страхам, решился поцеловать женщину-кошку. Это было последнее, что он сделал в своей рациональной выверенной и прежде вполне однозначной жизни.