— Интересно, что там?

Кирилл стоял в полумраке сарая перед высокой зелёной дверью. Деревенский дом, где проводил летние каникулы, он давно уже изучил вдоль и поперек и до мелочей знал каждый чулан, погреб или чердак. Но такой двери не видел. Покрытая причудливой резьбой, она разительно отличалась от всех прочих в хозяйстве.

— Дедушка, — спросил он, не отрывая взгляда от находки, — что за этой дверью?

Сначала из глубины сарая донесся неразборчивый шум, затем звук тяжелых шагов и наконец в свете тусклой лампочки показалась сутулая фигура старика. Всем своим видом, в особенности длинным крючковатым носом, он напоминал ворона, а благодаря круглым очкам и всклокоченной седой шевелюре, — сумасшедшего ученого.

— Там ничего нет, — прокаркал дед, вытирая ладонь об изрядно поношенный пурпурный кардиган. — Кладовка для разного хлама.

— Можно посмотреть?

— Не на что там смотреть, — отрезал дедушка. — Говорю же, мусор. Порежешься еще, подхватишь какую-нибудь пакость. Пойдём, подсобишь мне с дровами. Вечером баньку затопим.

Кирилл разочарованно вздохнул и поплелся за стариком. А ночью ему приснилась зеленая дверь. Во сне он стоял поодаль, наблюдая, будто из тени. Сквозь маленькое грязное окошко проникал лунный свет и стелился по земляному полу сарая. В лучах клубилась голубоватая пыль. Вокруг царила тишина. Только на чердаке время от времени едва слышно скрипели доски.

Кирилл был неподвижен и молча любовался искусной резьбой. Он смотрел, как узоры движутся по лакированной поверхности двери, а сама она едва заметно блестит, переливается оттенками зелёного, приковывая к себе взгляд и завораживая. Но потом раздался лязг ключа в замочной скважине, скрежет пружин и засовов. Ночь затаила дыхание.

Дверь открылась, разметав сквозняком пыль. Сарай озарился белым электрическим светом, настолько ярким, что давил на глаза и беспощадно слепил. По земле мелкой дрожью рассыпался низкий гул, исходящий из самых недр. Кирилл зажмурился, но даже сквозь прикрытые веки различил в сиянии человеческий силуэт. И тут же проснулся.

Утром он с легкостью вспомнил свой сон и весь день провёл в задумчивости, не в силах отвлечься ни на какие другие дела или развлечения. Мысли настойчиво крутились вокруг одного вопроса: что или кто скрывается за зеленой дверью?

В конце концов, он так у дедушки и спросил. В ответ старик только закряхтел в приступе смеха и отмахнулся.

— Я видел ночью, как из кладовки в сарае вышел человек. Или, может, не человек. Точно не знаю, — упорствовал Кирилл.

— Ночью?

— Во сне. Но я не уверен, что это был сон. Все как будто на самом деле происходило.

— И в этом своем сне ты видел, как двери кладовки открылись, и оттуда вышел пришелец? — продолжал смеяться дед.

— Я не говорил, что пришелец! Кто-то похожий на человека. Там было слишком ярко, и я не смог толком рассмотреть. Видел лишь силуэт.

Старик посерьезнел и на секунду задумался.

— Опять на ночь страшилки смотрел?

— Какая разница…

— Ну?

— Смотрел, и что с того? Там вообще про другое.

— Не знаю уж, о чём там эти твои байки, но то, что в кладовке никто не живёт, я знаю точно.

— Тогда разреши посмотреть.

Дедушка нахмурился.

— Нечего тебе там делать! — отрезал он строго. — Что за бредни у тебя в голове? Сказано нельзя, значит, нельзя. И точка!

«Черта с два ничего там нет! — рассердился Кирилл. — Если это правда, так мог бы и показать. Сложно что ли?!»

Вечером он вернулся домой позднее обычного. Заигрался с друзьями и получил от бабушки выговор, а потому остался на ночь без телефона. Лежал на кровати, ворочаясь с боку на бок, но уснуть не удавалось.

Как бы он ни старался, прогнать мысли о зеленой двери не выходило. Одна сомнительная мысль сменялась другой, ещё более невероятной, и казалось, мозг скоро распухнет от всего этого настолько, что череп попросту лопнет, словно арбуз. В конечном итоге у Кирилла разыгралась головная боль и иглой засела в левом виске.

Он вышел из спальни. Взял обезболивающее из холодильника на кухне и хотел уже вернуться обратно, когда увидел в окно силуэт человека во дворе, освещенный луной. Тот пробирался в сторону сарая, светя под ноги фонариком, и вскоре стало ясно, что это дедушка крадётся в ночи.

Старик внезапно остановился, будто почуял на себе взгляд, и направил луч на дом. Но Кирилл успел спрятаться. Он стоял, вжавшись в стенку рядом с рамой, и, затаив дыхание, прислушивался к собственному сердцу. Потом свет пропал, а через несколько секунд послышался отчетливый скрип и вслед за ним хлопок двери. Дед зашел в сарай.

Даже не обувшись, Кирилл выскочил из дома. Пятки скоро замерзли от холодной росы, спина покрылась мурашками. Но таинственность происходящего гнала вперёд, и сопротивляться этому зову было выше всяких сил.

Пригнув голову, он быстро пересек двор. Обежал сарай, решив, что безопасней будет проникнуть внутрь через маленькую калитку с задней стороны. Щеколды или крючка на дверце не было, и она легко подалась.

В помещении оказалось темно и тихо. С чердака доносился слабый писк летучих мышей, и свет луны, просачиваясь сквозь окошко, бледным пятном лежал перед зеленой дверью. У Кирилла перехватило дыхание от ощущения — всё это уже было. Он спрятался в старом загоне для свиней, прямо напротив кладовки. Посмотрел на дверь сквозь щель в ограде, стараясь не обращать внимания на прилипшую к ногам вонючую грязь.

«Не здесь ли я прятался во сне?» — мелькнуло в мыслях. И действительно, обзор глазам как будто открывался тот же самый. Его окружали те же звуки, те же запахи и полумрак. И также как во сне, вскоре раздалось цоканье щеколд.

Взор ослепил яркий свет. Уши заложило от низкого жужжания и вибраций. В проеме показалась приземистая тень. Дедушка, бормоча под нос нечто неразборчивое, запер за собой. Ключ, большой и серебристый, положил в карман кардигана и покинул сарай.

Чуть выждав, Кирилл вылез из укрытия и на цыпочках подкрался к зеленой двери. Завороженно провёл пальцами по резьбе, погладил холодную черную ручку.

— Что ты скрываешь? — прошептал и вышел на улицу.

По пути домой он всё думал о ключе. Пробравшись в спальню через окно, лег в постель и, едва положив голову на подушку, крепко уснул. Разыгравшееся воображение тут же окунуло его в круговорот ярких фантастических сновидений, быстро сменяющих друг друга. И в каждом появлялась зеленая дверь и серебряный ключ.

* * *

На следующий день старик отправился по делам, и Кирилл, решив воспользоваться моментом, обшарил его комнату. Но не нашел того, что искал.

«Может быть, дедушка носит ключ с собой. Или у него есть какое-нибудь потайное место?» — пришло в голову, и он тщательно осмотрел помещение еще раз. Внимание привлекла книжная полка. Там он не додумался искать, а ведь как-то видел в кино тайник, вырезанный внутри толстого фолианта.

С воодушевлением Кирилл принялся открывать книги одну за другой. Детективы, фантастика, любовные романы на полках соседствовали со школьными учебниками и всякой белибердой. Издания попадались такие разные — от “Астрологического путеводителя для женщин” до “Ста рецептов яичницы”, что создавалось впечатление, будто они очутились бок о бок случайным образом. Кирилл попытался вспомнить, видел ли деда с книгой в руках хотя бы раз за всё время, но не смог.

Он уже почти отчаялся отыскать что-нибудь полезное, когда из толстущего тома «Энциклопедии чудес» выпало несколько фотокарточек. Чертыхнувшись, он поднял их и увидел на одном из снимков дедушку и бабушку. Правда, выглядели они немного моложе. Между ними стоял незнакомый ребенок лет двенадцати. Светловолосый, бледный, зеленоглазый, с растерянным выражением на лице. Футболка и шорты на нем и даже игрушечный робот, которого он застенчиво сжимал в руках, были точь-в-точь такие же, как у Кирилла.

Он недоумевающе перевернул фотографию. На задней стороне ручкой написано имя.

— Саша, — прочел вслух и взглянул на второй снимок.

На нем опять дед с бабушкой, но мальчик рядом стоял уже другой. На обороте значилось: Тимур. И на каждой следующей фотографии находился один и тот же сюжет: двое знакомых взрослых и незнакомый ребенок. Попадались и девочки.

Кирилл не верил в то, что дети со снимков могли оказаться его родственниками. Он в семье был один и ни о какой родне, кроме отца с матерью и бабушки с дедушкой, никогда не слышал. Попытался представить, как выглядели бы папа с мамой в детстве, и внезапно осознал, что не может с точностью вспомнить их лиц или даже имен.

В тревоге он вскочил на ноги. Сжимая в руках стопку снимков, беспокойно зашагал по комнате из угла в угол.

«Просто я уже давно в деревне и не видел их по меньшей мере, целых два месяца. Вот и всё. А имена забыл, потому что всегда зову их папа и мама. Никто не называет родителей по именам. Я даже не помню, как зовут бабушку с дедушкой, ведь для меня они просто бабушка и дедушка. А знал ли я их имена вообще? А своё имя? Нет, своё имя я знаю. А фамилию? Я не помню свою фамилию?! И отчество не помню… Что я вообще помню? Как долго я в деревне?»

Кирилл скрипнул зубами от резкого укола, пронзившего левый висок. Беспорядочный поток мыслей, хлынувший в голову, прервал сварливый старческий бас из прихожей. «Он вернулся!»

Дверь комнаты открылась. Дед стал на пороге и вытаращился на внука, удивленно взметнув бровь.

— Никогда не видел тебя читающим, — заметил он.

Тот улыбнулся, с трудом подавляя мандраж:

— Как и я тебя. Бабушка так и не вернула телефон. Мне стало скучно. Вот и решил взять что-нибудь почитать.

— Похвально, — закряхтел старик и покосился на учебник в руках Кирилла. — Введение в клеточную биологию? Науками интересуешься, как я погляжу. Не рановато ли? На вот, уверен, эта тебе больше понравится.

Он взял с полки книжицу в потрепанной мягкой обложке и протянул её внуку.

— Книга оборотней?

— Разве ты не любитель всяких ужастиков? — хищно осклабился дед. — Ладно, беги давай. Я устал и хочу вздремнуть.

— Спасибо!

Кирилл взял книгу и поцеловал старика в щеку, как ни в чем не бывало. Но когда выходил из комнаты, лицо его выглядело бледнее молока.

* * *

Тем же вечером он решил рассказать родителям о странностях последних дней и позвонил маме. Но едва только она подняла трубку, как Кирилл понял, что не узнает ее. Из динамика лилось ласковое воркование, кажущееся притворным и чужим: Как дела, Кирюша? Как проходит каникулы, зайчик? Что-то случилось, котенок?

Он попробовал вспомнить, когда в предыдущий раз общался с ней или отцом, попытался воспроизвести в мыслях их голоса и, осознав, что не может, почувствовал себя глубоко одиноким.

Прежде сильное желание поделиться загадочными наблюдениями и тревогами с каждой секундой улетучивалось, пока не исчезло вовсе. Кирилл спешно попрощался и повесил трубку, ни слова не сказав о таинственной кладовой и фотографиях детей.

Следующие несколько дней он старался не подавать виду, будто что-то не так. А привычный мир тем временем распадался и рушился прямо перед глазами, не утрачивая при этом своей видимой нормальности. Ночь отныне казалась темней. Клубника, малина, черемуха утратили вкус. А в летнем солнце чудился добела раскаленный зрачок, наблюдающий неотрывно и пристально. И хотя ничего толком не происходило, но Кирилл чувствовал себя заложником странных снов, почти неотличимых от реальности. Вдобавок ко всему прочему, головные боли преследовали его теперь с угнетающим постоянством.

«Все это — не то, чем кажется», — твердил он и не мог найти хоть сколько-нибудь разумного объяснения происходящему. Строил вокруг своих подозрений лабиринты домыслов и догадок, одна другой фантастичнее. И едва ли не каждую ночь его посещали красочные, а порой и кошмарные сны.

Он решил, что лучше всего будет проследить за дедом, когда он вновь пойдет в кладовую. Ведь именно там, за зеленой дверью, надеялся Кирилл, отыщутся все ответы. А до тех пор следовало быть осторожным и вести себя как обычно: не привлекать внимания и ни о чём не спрашивать.

Коротая ночи без сна, он бродил по дому, словно лунатик. В окна следил за двором или, лежа в кровати, вслушивался в тишину через стенку, стараясь уловить любое движение из дедовской спальни, пока не засыпал.

Вскоре ожидания оправдали себя. Осторожно, на цыпочках ступая за скрипом половиц и дверных петель, Кирилл проник на веранду и, выглянув из окна, убедился, что старик встал с кровати вовсе не по нужде.

Как и в первый раз, выждав время, Кирилл пробрался в сарай через черный ход и спрятался за оградой заброшенного свинарника. Но теперь он был одет, обут и прихватил с собой небольшой перочинный нож, хоть и боялся представить, что может им воспользоваться.

Прошло немало минут, прежде чем зелёная дверь открылась и, в проеме показался дедушка. Шаркая подошвой, он запер за собой и вышел на улицу. Приблизившись к крыльцу, спрятал ключ под нижней ступенькой и зашел в дом, удостоив двор лишь самым беглым взглядом. Но старик не знал, что за каждым его движением внимательно следила пара глаз из окошка сарая.

«Так просто!» — удивился Кирилл в ответ на открытие тайника. Хотя жуть как не терпелось поскорее забрать ключ и узнать, что скрывает кладовка, он решил немного повременить и только досчитав до ста, выбрался наружу.

В лунном свете деревья отбрасывали длинные тени. Ведра на досках штакетника походили на шлемы дозорных солдат. Ступая мягко и бесшумно, Кирилл пригнулся к земле и весь превратился в слух. Ветер шелестел листвой. Из-за яра со стороны пруда долетал вороний грай и лягушачий ропот, похожий на радиопомехи. Впереди возвышался дом, мрачный и угрюмый, а за оградой, у разбитой ухабами дороги горел единственный на всю улицу фонарь. Его зеленое сияние напомнило двери кладовой из снов.

«А что, если дедушка держит там чудовище? — задумался Кирилл и застыл на месте. — И оно хочет выбраться наружу. А я, сам того не понимая, помогаю ему в этом?»

Он нащупал нож в кармане и немного успокоился. Попытался отбросить навязчивые мысли о монстрах. Но хотя избавиться от них полностью все же не получилось, любопытство оказалось сильнее страха, и вскоре он предстал перед загадочной кладовой.

Дрожа от волнения, вставил ключ в замочную скважину и повернул. Механизм ответил недовольным скрежетом, но затвор покорно поддался. Кирилл потянул ручку на себя, и по глазам болезненно ударил белый свет.

Сквозь полуприкрытые веки он увидел короткий, на пару-тройку шагов, коридор, в конец которого виднелась комната с зеркальными стенами, напоминающая кабину лифта. Излучение, исходящее сквозь потолок прохода, заметно ослабло, и хотя больше не слепило так сильно, рассматривать все равно оказалось решительно нечего.

С опаской Кирилл шагнул внутрь, оставив дверь незапертой. В зеркальной комнате на панели рядом с проемом он заметил круглую кнопку и, поколебавшись несколько секунд, нажал. В ответ лжекладовка стала плавно и стремительно опускаться в неведомые глубины под сараем.

В первое мгновение Кирилла охватила удушающая тревога, но очень скоро кабина остановилась. Впереди раскинулся огромный зал, уходящий вширь, в бескрайние дали. На той стороне виднелись сотни одинаковых дверей. Но быстро стало понятно, что это зеркальный коридор с одной единственной дверью в конце. Ничего другого, кроме множественных пустых отражений вокруг не было.

«Делать нечего, надо идти», — подумал Кирилл.

Спрятав руку в карман, где ладонь успокаивающе грел нож, он шагнул из кабины. Ощущая на себе взгляды бесконечного множества собственных двойников, миновал коридор. Дверь оказалась не заперта, и, приоткрыв её ровно настолько, чтобы в проём пролезла голова, он робко заглянул.

Внутри было просторное, похожее на склад помещение, залитое желтоватым светом. Он лился сквозь мутные шторы из полосовых завес, висящие поперек комнаты. Повсюду громоздились коробки.

Войдя, Кирилл заглянул в одну и обнаружил десятки жестких дисков, плотно обернутых в прозрачную пленку, с небольшими наклейками наподобие ценников. В другой оказалась детская одежда: знакомые футболки, шорты, брюки и кепки. В третьей — цветные карандаши и альбомы для рисования, акварельные краски и кисти, пластилин и фломастеры. В четвертой лежали разные игрушки, а в пятой — новые смартфоны одинаковой модели, какой был у Кирилла.

Оставив в покое коробки, он прошел вглубь помещения. В самом центре находилось, по всей видимости, рабочее место: крепкий стол с громоздкой клавиатурой и три больших монитора. Рядом на полу стояло несколько массивных системных блоков, похожих на кубы из черного камня. А от них, подобно змеям, тянулись по полу десятки тонких проводов и заползали под полосы штор.

Встревоженный новой загадкой, Кирилл увязался за ними, как за следом из хлебных крошек. Но, отодвинув рукой завесу, едва не вскрикнул от удивления. По ту сторону оказалась комната, куда больше предыдущей, освещенная тусклым золотым светом. В ней стояли вытянутые аквариумы, похожие на стеклянные банки для солений. Только были высотой метра в два, и внутри находились… дети.

Обнаженные и неподвижные, словно спящие, они парили в мутном растворе. Провода в множестве тянулись к их телам сквозь отверстия на дне аквариумов и впивались пиявками в спину, руки и ноги, в голову и живот. Кирилла пробрала дрожь.

Широко распахнув глаза, он завороженно ходил между детьми, ощущая себя гостем анатомического музея, и как будто оказался в одном из своих любимых сериалов, среди развалин подземного города, выстроенного расой пришельцев в доисторические времена. Или в секретной лаборатории злодейской корпорации, где безумные ученые ставят бесчеловечные опыты. Он приблизился к одному из резервуаров, положил ладонь на холодное стекло и пристально всмотрелся в лицо застывшего, как насекомое в янтаре, мальчика. Под веками его глаза безостановочно двигались. Время от времени он судорожно дергал ногой или рукой, или вздрагивал всем телом.

«Кто он и какие сны видит? Почему он здесь оказался?»

Так много вопросов и ни единого ответа. Только догадки. А ведь Кирилл полагал, что стоит зайти за зеленую дверь, как истина сама собой упадет ему под ноги, словно переспелый фрукт.

«Компьютер!» — вспомнил он и направился было обратно в заставленную коробками комнату, но весь побледнел от страха и замер на месте, услышав оттуда знакомый голос.

— Внучок, ты здесь? — прокаркал дед, шаркая подошвами по полу. — А я-то думаю, где ты. Весь двор обыскал, с ног сбился. Ох, и заставил же ты меня поволноваться!

Кирилл бесшумно метнулся вглубь «анатомического музея». Спрятался за резервуарами, низко припав к земле. «Дверь! — мысленно ругал он себя. — Надо было закрыть за собой зеленую дверь, дурак!».

— Ну же, выходи. Я знаю, что ты здесь. Я не буду злиться, обещаю.

Послышался тихий шелест полосовых завес. Выглянув из своего укрытия, Кирилл увидел дедушку. Он неторопливо шагал в проходе между резервуарами, внимательно глядя по сторонам.

— Бабушка проснулась, а тебя в кровати нет. Как она перепугалась, ты бы видел. Чуть с сердцем не упала. Пришлось ей валерьянку накапать, — причитал старик. — Ну что ты устроил? Всех на уши поднял. Я уж и родителям твоим позвонил, а ты, оказывается, вот он где спрятался. Ну ничего, я тебя найду.

Кирилл отступал в глубину зала, которому не было видно конца. Помещение оказалось куда больше, чем выглядело вначале. «Будет легче скрыться», — мелькнуло в мыслях.

Сердце трепетом отзывалось на зов старика. Руки и ноги похолодели. Но страх отрезвил, открыл глаза на правду: дедушка и бабушка вовсе не те, кем кажутся. Чокнутые похитители? Убийцы детей? Нет, психам на за что не выстроить таких катакомб. Может, их дом, да и вся деревня просто декорация? Её жители — обычные актеры или участники эксперимента. А Кирилл — подопытная мышь в затеянной ими игре. Но знают ли об этом родители? Или они тоже участвуют?

Боль пульсировала в виске, будто под кожу забрался скарабей. Лес резервуаров закончился и уступил место просторной площадке. Кирилл осмотрелся: пусто. Но чуть поодаль, в серой стене виднелась дверь.

— Ты здесь? — голос дедушки послышался совсем близко.

«Как он так быстро оказался рядом? Как нашел в таком большом помещении? — запаниковал Кирилл, а потом вспомнил, что видел у старика в руках нечто вроде планшета. — На мне жучок!»

Стараясь не издавать лишних звуков, он быстро разулся, стянул с себя футболку и шорты, даже трусы с носками и бросил все тут же, под ближайшим резервуаром. Привстал и, пригнувшись, бесшумно засеменил прочь, к двери. За ней, он верил, ждет спасение. Но то, что оказалось там, повергло его в ужас.

В помещении стояли широкие железные стеллажи, верх которых тонул под невидимым темным потолком. Между ними висели на тонких проводах лампы и кое-как рассеивали унылый болезненно-желтый свет. А на полках, подобно мумиям, покоились бледные тела детей. Одни как будто мирно спали, сложив руки на груди. Другие тряпичными куклами изгибались в немыслимых позах, словно напрочь лишенные костей. Но все они выглядели не тронутыми разложением. На коже не было синяков, кровоподтеков или ран. В воздухе не чувствовалось даже намека на вонь, но ощущался лишь привкус ржавчины и отчетливый запах пластмассы.

Кирилл, бледный не меньше окружающих тел, услышал, как из-за дверей донесся скрипучий голос дедушки. «Опять нашёл меня! Но как? Догадался, что я прячусь здесь?»

Не зная, куда деться, он забрался на свободную полку стеллажа и лег, отвернувшись к стене. Стараясь унять дрожь и совладать с дыханием, закрыл глаза и крепко стиснул зубы, повторяя про себя стишок о кролике, убегающем по облакам от злого волка. Боль в голове усиливалась.

«Прыг-скок, прыг-скок, — шептал в уме, — не догонишь, Серый Волк. Слишком медлен ты и глуп. Не пойду к тебе на суп».

Раздались щелчок задвижки и тихий скрежет дверных петель. «От тебя по облакам убегу, ускачу. Я уж здесь, а ты всё там. Над тобою хохочу».

По полу неторопливо шаркали подошвы. Дед приближался, и Кирилл до боли в пальцах впился в края полки. «Прыг-скок, прыг-скок, — повторял про себя. — Волк зубами злобно: Щёлк!»

— Вот ты где! — на плечо легла мозолистая ладонь, и он вздрогнул всем телом, как от электрического удара. Повернулся, едва не плача от страха, и увидел улыбающееся доброе лицо.

— Ого! Как ты высоко забрался, дружок. Падать-то больно будет, — рассмеялся дедушка, но в следующее мгновение завопил от боли.

Выронив планшет, он попятился и упал на стеллажи. Из тыльной стороны ладони торчал перочинный нож, воткнутый по самую рукоять.

Кирилл спрыгнул с полки и бросился к выходу. Стремительно пробежал зал с резервуарами, стараясь не слушать доносящуюся из-за спины злобную ругань и проклятия. В комнате с компьютером споткнулся и упал, опрокинув пару коробок. На пол вывалились голубые скоросшиватели. Заметив на одном из них своё имя, он схватил папку, и время как будто остановилось. На глазах выступили слёзы.

— Этого не может быть… — задрожал Кирилл. — Так не бывает…

Он не мог оторваться от записей и на мгновение позабыл, где находится. Погоня перестала его волновать, как и спасение. Мысли перемешались и спутались в нервно пульсирующий клубок, в огромную опухоль размером с самый мозг. И сводящая с ума боль, разливаясь в виске, давила на глаза и саднила в деснах.

Все расплывалось перед взглядом. Мир переворачивался вверх дном. Ответы, которые Кирилл так стремился найти, были здесь, у него в руках. Но теперь он пожертвовал бы чем угодно, чтобы забыть о них.

Дедушкин зов вернул его в реальность. Встрепенувшись, беглец бросил папку и выскочил в зеркальный коридор. Бесконечное множество отражений бежали вместе с ним, шлепая босыми пятками по холодному полу. Впереди лифт. Ключи остались в кармане брошенных шорт, и Кирилл молился, чтобы дверь наверху оказалась незапертой. Повезло. Так и случилось.

Из сарая он стремглав выбежал во двор. На улице все еще стояла ночь, но на востоке уже поднималась бледная синева, предвещая скорый рассвет.

«Куда мне теперь?» — растерялся Кирилл и услышал свое имя.

Обернулся. Позади стояла высокая, строго одетая женщина, и хотя лицо было незнакомо, по голосу он узнал ту, что назвалась его матерью в телефонном разговоре.

— М-мам? — прошептал он, смущенно прикрываясь руками. В следующую секунду тело пронзила резкая боль, как будто внутри взорвалась начиненная иглами граната, и тысячи острых жал впились Кириллу в кости, желудок, кишки и легкие, в каждую клеточку мозга.

Скрученный судорогой, он упал навзничь.

— Ты был очень непослушным мальчиком, — услышал ласковый упрек и перед тем, как потерять сознание, заметил два спиральных провода, которые торчали у него из груди и тянулись к электрошокеру в руках «мамы».

* * *

— …эти фотографии тебе сдались? Ты с годами таким сентиментальным стал, совсем размяк.

— Ой, да помолчи ты уже! Завелась!

— Почему это я должна молчать? Думаешь, мне самой легко? Думаешь, ты один страдаешь?

— Да ничего я не думаю…

— Они не твои дети и не внуки, вот что ты должен, наконец, уяснить. Они вообще не дети, раз уж на то пошло. Жестоко, я понимаю. Жаль, что Господь своих не дал, но надо с этим смириться. Наше дело — тестировать.

— Да знаю я!

— Ну, молодец, коль знаешь. Нас из-за тебя когда-нибудь уволят, помяни моё слово. И что прикажешь потом делать?

— Ш-ш. Кажется, он просыпается.

Кирилл открыл глаза и обнаружил себя крепко скованным по всему телу ремнями. Он сидел кресле. Со всех сторон окружали ослепительно белоснежные стены, а лампа, похожая на узкий кошачий зрачок, угрожающе наблюдала за ним с высоты изогнутой гибкой ножки.

— Деда, — прошептал Кирилл со слезами, — что происходит?

Попытался осмотреться, но затылок был плотно прижат к подголовнику. Он ясно помнил события прошедшей ночи. Или когда все это случилось? Сколько он пролежал без сознания?

— Мама! — завопил Кирилл. — Мамочка!

Но звал не самозванку, ударившую его электрошокером, а настоящую мать, хотя ничего не помнил о ней и никогда не видел.

— О-о, Господи, шумный-то какой! — послышался голос бабушки. Она, ссутулившись, сидела за компьютером в углу комнаты и, не вынимая сигареты изо рта, очень быстро печатала. — Выруби ему речевой модуль, ради Бога! Голова раскалывается.

Кирилл перевел взгляд на деда. Старик стоял рядом. Привычный пурпурный кардиган сегодня заменил белый халат, и поверх него висел прозрачный пластиковый передник. Морщинистое лицо пряталось за защитным экраном, правая рука в желтой сенсорной перчатке с чёрными наперстками, а левая, перебинтованная, болталась на плечевой повязке.

— Ну-ка, — шепнул он и потянулся здоровой рукой к макушке «внука». В пальцах он сжимал тонкий острый кабель с золотистым наконечником, убегающий другим концом к системному блоку у стены.

— Что ты!.. — закричал было Кирилл, но почувствовал, как по телу волной прокатился электрический импульс и вонзился иглой над левым ухом.

Он до предела разинул рот в безмолвном вопле. Перед плотно сомкнутыми веками паутиной ветвились яркие разноцветные прожилки, порождая бесконечную сеть. Они искрились вспышками и мерцали, становились всё ярче, больше и излучали нестерпимый жар. Кириллу казалось, еще секунду, и его глаза расплавятся от пекла и потекут по щекам, словно белок из разбитого яйца.

Сквозь пеструю агонию и всполохи эхом доносился бабушкин голос:

— …а ещё эти новые модели. Видел? Любопытные, непослушные, вредные. Неужто богатеям такие дети нужны.

— Дети такие и есть, — отозвался дед. — А эти… они как настоящие.

Старуха фыркнула.

— Хлопот с ними не оберешься. Вот этот, например. Считай, на ровном месте дал сбой. Ложные воспоминания частью потёр и поехал кукушкой. В когнитивном блоке — полная каша. А с прежними куклами подобного ни разу не случалось.

— Не надо их так называть.

— Фотографии свои выкинь. Тогда и поговорим. Готово! — объявила старуха. — Гибернация через десять секунд. Когда проснется, будет как новенький. Повоюем еще.

Послышался скрип кресла. Усталый вздох. Тяжёлые шаги.

— В следующем месяце за ним беты приедут, — вновь раздался бабушкин голос. — Отчет я отправила. Закончишь тут без меня.

Кирилл почувствовал, как на голову легла спрятанная под резиновой перчаткой ладонь. С трудом, но ему удалось открыть глаза. Впереди в дверном проеме виднелась комната с детьми на полках. Темный силуэт шел между стеллажами, переваливаясь с ноги на ногу и поднимая густой дым под потолок.

Кирилл осмотрел себя, насколько позволяли ремни. Из его тела торчали десятки длинных черных проводов, даже из пальцев рук и пупка. Горячая слеза прокатилась по щеке. Он вновь попробовал кричать, но лишь по-рыбьи хватал ртом воздух.

— Спи спокойно, внучок, — проскрипел старческий голос из-за спины, над самым ухом. — Все это просто кошмарный сон.

* * *

Кирилл стоял в полумраке сарая перед высокой зеленой дверью и любовался резными узорами. Он услышал голос дедушки со двора.

— Иду! — ответил и потянул на себя ручку.

В нос ударила смесь из запахов солярки, солидола и бензина. Потревоженная пыль щекотала ноздри так, что захотелось чихнуть. В маленьком и темном чулане негде было развернуться. Повсюду огородные инструменты, ведра, канистры и прочие вещи, полезные в хозяйстве. Кирилл небрежно бросил грабли в угол и пошел к выходу.

Сегодня за ним приедут родители, и вместе они отправятся домой. Лето вот-вот закончится, начнутся скучные школьные дни. От всех этих мыслей на душе становилось скверно.

Он забрал из комнаты рюкзак с вещами. Заглянул на кухню утолить жажду. Бабушка с дедом ждали у калитки. Кирилл видел их через мутные окна. Когда вышел, старики попросили его сфотографироваться с ними на память. Они выглядели счастливыми, но печальными, и ему стало их жалко.

«Наверное, — решил он, — им очень грустно вдвоем, ведь они друг с другом почти не разговаривают. Интересно, почему?»

Время таймера вышло. Тихо щелкнул затвор. Дедушка подошел к стоящему на ржавой бочке фотоаппарату.

— Хорошо получилось, — заключил он, щурясь в маленький экран, и поджал губы.

Вскоре к воротам подъехал автомобиль. Из него вышли мама и папа. Бабушка пригласила их в дом.

— Мы спешим, — виновато отвечали они. — Как-нибудь в другой раз.

Последовали объятия и поцелуи, обещания увидеться в скором времени, тёплые пожелания и даже слёзы. Скрипнули петли калитки. Хлопнули двери авто. Ровно загудел мотор. Раздался звонкий сигнал, а потом еще один, когда, поднимая пыль, машина скрылась за поворотом.

Альвина Степановна, облегченно вздохнув, вернулась в дом. Давид Юрьевич последовал за ней.

Проходя мимо кухни, он остановился, услышав вопрос супруги:

— Ты не видел нож? Не могу найти. Как сквозь землю провалился.

Старуха принялась шумно рыться в шкафу, гремя посудой и щелкая языком. Но дед только пожал плечами.

Проходя мимо комнаты Кирилла, заглянул внутрь. Он и раньше, бывало, испытывал сожаление в такие дни, когда приходилось прощаться с “внуками”. Но на сей раз на сердце стало особенно тоскливо. Права Альвина. Старик совсем размяк.

Сутулясь, он присел на краешек кровати и глубоко вздохнул. Повсюду вокруг лежали детские вещи: рисунки, одежда, игрушки и разный занятный хлам вроде красивых камушков, лакированных альчиков и желудей. Все это придется утилизировать. Глядя на них, Давид Юрьевич почувствовал, как внутри разрастается пустота, и впервые за долгое время подумал о выходе на пенсию.

Тело налилось усталостью, и, поддавшись ей, он прилёг. Но затылок уперся во что-то жесткое. Дед пошарил под подушкой здоровой рукой и вытащил «Книгу оборотней».