Если честно, меня дико раздражают эти стереотипы из крутых боевиков. Когда один герой бьет другого по голове веслом или битой, да так и вырубает с одного удара. Рэмбо, мать его. Это же какой силой надо обладать?

Я… лично я ударил ее сковородой. Два, нет, три раза. Все три по голове. Но не смог вырубить. От этого она будто сильнее стала. И быстрее. Я ударил молотком. Она упала, но все равно не отключилась. Застонала, поползла куда-то…

Тогда я просто сел на нее сверху и надавил на сонную артерию. Надеюсь, хоть так вырубится. Не хочу, чтобы она умерла раньше времени.

Кстати, про сонную артерию я тоже узнал из какого-то фильма. Я вообще много фильмов смотрю, интересных и не очень. Я же писатель.

Ах да, совсем забыл представиться. Меня зовут Дмитрий Томилов. И я собираюсь убить собственную жену.

 

*

Все началось с несостоявшейся ссоры.

В тот день я с самого утра сидел над клавиатурой. Выдавливал из себя текст. Близился дедлайн, вдохновения не было… а из спальни орал телевизор и мешал сосредоточиться. Ленка — так зовут мою жену — опять включила какой-то дебильный сериал по «ТНТ». Что-то про учителя физкультуры, который решил стать бандитом. И кто только смотрит этот бред…

Хотелось ворваться в спальню и заорать громче телевизора, что Ленка мне мешает, что от нее никакой поддержки… но это был бы очередной скандал, которых и так стало слишком много. А если бы мы начали ругаться, то это могло затянуться на несколько часов…

Вдохнул. Выдохнул. Нацепил наушники. Включил музыку. И продолжил, сгорбленный, сидеть над клавиатурой и долбить по клавишам, пытаясь выместить злость на них. Так прошел час, другой…

Телевизор не умолкал, музыка не помогала. Злость внутри меня подступала к краям, а в глазах рябило от букв.

На целом свете есть лишь одна вещь, способная успокоить меня в любой ситуации. Я подошел к комоду, стоящему в зале нашей крохотной двушки.

Тут надо сказать, что хоть я и называю себя писателем, но прокормить семью (да даже себя самого) гонорарами не могу. Приходится подрабатывать доставщиком. На заднем сиденье и в багажнике моей машины побывало много всевозможных посылок. Но мое внимание всегда привлекали фигурки и прочие безделушки.

До сих пор помню, как однажды неделю возил по одному и тому же адресу небольшую коробочку. Дверь никто не открывал, а от мужика из соседней квартиры я узнал, что получатель посылки давно уже тут не живет (и, судя по всему, не жил). В общем, коробочка оказалась никому не нужна. И я забрал ее себе. Вернее, забрал ее содержимое.

Внутри была маленькая, с пол-ладони, керамическая фигурка коня. Черт знает, кому она предназначалась и зачем, но мне фигурка понравилась. С этого и началась моя коллекция, которая теперь хранилась в нижнем ящике комода.

Коллекция у меня небольшая (не так уж и часто люди не забирают посылки), а оттого каждый ее предмет ценнее. Я достал того самого керамического коня, покрутил в руках.

Как и всегда в такие моменты, разумом я унесся из квартиры. Не знаю, как это работает, но подобные фигурки захватывают меня, гипнотизируют. Могу больше часа сидеть, рассматривать их и думать о том, для чего они, кому они предназначались…

— Опять со своими куклами возишься.

Разум резко влетел назад в квартиру. Предавшись приятным раздумьям, я не услышал, как выключился телевизор и как Ленка вышла из спальни. Теперь она стояла в дверях зала, скривив рот в злой презрительной насмешке.

— Лен, не начинай… — только и смог пробормотать я.

— Я не начинаю. — Она вскинула руки в жесте «сдаюсь». — Чего мне начинать? Все равно без толку. На меня ж времени нет! На коней этих есть время только!

Я аккуратно положил фигурку на место, задвинул ящик. Ленка уже орала:

— …а когда я тебя попрошу!..

И тут она резко поменялась в лице, побледнела.

Я не успел ничего понять, а она уже забежала в туалет и громко хлопнула дверью. В другой ситуации я бы связал это в глупую шутку, но лицо жены до сих пор стояло перед глазами. И пугало.

Ленка вылетела из туалета и забежала в ванную.

— Отравилась чем-то? — поинтересовался я, осторожно заглянув внутрь.

Сам в это время судорожно вспоминал, что ел за день. Котлеты, вчерашний (или позавчерашний?) суп, творожная масса с вареньем, больше напоминающая кровавый понос. Ах да, Ленка же почти ничего не ест, на диете, только сок и блевотные каши.

— Не… днаю. — Она спряталась за шторкой с рисунками каких-то морских тварей. — Навердно, травадулась…

— Два пальца в рот, и все пройдет? — пошутил я и тут же спохватился. — Давай таблетку принесу.

— Не надо, — просипела жена, присев на край ванны.

Я чуть не застонал, когда увидел, что она прижимает к губам не полотенце, а мою серую футболку. Это же личная коллекция из неполученных посылок, лот номер два. Футболка заморская с рисунком диковинного кузнечика. Принт, конечно, стерся после первой же стирки, зато сама футболка… идеально облегала тело и скрывала намечающийся живот и выпирающие бока. Да и материал, из которого она была сделана, жуть какой приятный, мягкий и теплый.

— Давай сюда. — Я сунул Ленке в руки полотенце, аккуратно забрал футболку, тут же закинул ее в стиралку. — Легче, не?

— Голова, — поморщилась она, — будто глаза изнутри выдавливают…

Я пообещал найти что-нибудь от головы и сбежал на кухню. Мозг в эти секунды работал быстрее компьютера. Беременность? Не похоже. Усталость? Отравление? Рак? Боль? Смерть? Похороны? Вдовец? Один в пустой квартире? Без детей, без собаки, без цели в жизни… 

Стоп, мозг. Я поставил панику на паузу, принялся потрошить шкафчик с лекарствами. Старые пластыри, просроченные микстуры, пакетики с вонючими травами. Две упаковки с таблетками, название которых — страшный сон логопеда. Все от простуды.

— Время детское, — сказал я из прихожей, натягивая куртку, — аптека работает! Скажи, чего купить? Принесу!

— Я тебе смской сброшу, — прогудела Ленка из ванной.

Через секунду там зашумела вода, по звуку больше напоминающая хрипы умирающего коня.

Похлопав себя по карманам, я выложил ключи от старой дачи, сгреб с тумбочки мелочь и потопал за таблетками.

У лифта я столкнулся с соседкой тетей Люсей. Та словно специально меня ждала, топталась на месте, сжимая в руках связку старых книг.

— Опять ругаетесь, — процедила она прокуренным голосом, — прекратите, иначе Давыдова вызову, участкового. Жить не даете.

Я промычал в ответ «ладно-понятно» и, пока спускались в лифте, старался не смотреть на соседку и ее противные усы над верхней губой.

— Не кричи на нее, — сказала тетя Люся, когда мы уже выходили из подъезда, — а то взбесится и глотку тебе перегрызет.

Я вздрогнул, но соседка, как выяснилось, уже отчитывала какого-то пацаненка, чей лабрадор жизнерадостно помечал урну на тротуаре.

Мартовский вечер медленно и настойчиво отвоевывал город себе, заботливо укрывал черным одеялом грязные лужи и желтоватые сугробы. Редкие фонари высвечивали оранжевые пятачки у крыльца, отчего те походили на плавающие в темноте платформы. Как в старой восьмибитной игре.

На стене дома белел огромный предвыборный плакат. «Это наше будущее, наша страна». Сразу вспомнилась противная Ленкина привычка. Говорить везде и всегда «это наше…»

«Это наше достижение»

«Это наше общее решение»

Вот за каким хреном всегда вставлять «это наше…»? Как будто я сам ничего сделать не могу или ничего не добился. И всеми успехами обязан исключительно ей, но она знает, как я это не люблю, потому всегда начинает свои оды со слов «это наше…».

Терпеть не могу, сразу срываюсь. Ленка это давно приметила и в последнее время говорит все реже, чтобы меня не злить. За последние месяца два ни разу вроде не произнесла. Ей же лучше. Это наше… достижение.

У дверей в аптеку я встретил местного чудика. Соседи называли его Дирол. Потому что всегда что-то жевал, а при встрече спрашивал: «Как дела у вас во рту?»

Я сделал вид, будто не заметил Дирола, который активно потрошил урну возле аптеки.

— Сцуко, где же он, — выругался тот, пнув мусорку, — найду, съем.

В этот момент на телефон пришла смска от Ленки. Я прочитал список таблеток и нырнул в теплое помещение, пахнущее лекарствами и хлоркой.

Пока стоял в очереди, прилетело еще одно сообщение, от нее же. Я достал телефон из кармана и… в животе точно петарда взорвалась.

«Он ничего не знает».

Всего четыре слова. И от них меня бросало то в жар, то в холод. Словно в трансе, я показал фармацевту список таблеток, долго собирал мелочь по карманам, потом подбирал ее же с пола.

Пока брел через двор, ступил в лужу, минуту пытался открыть входную дверь таблеткой и, наконец, сообразил, что перепутал подъезды.

Ленка сидела на кухне, строчила кому-то сообщение. Рядом стояла кружка с узорами, напоминающими вспухшие вены (тоже моя коллекция недопосылок). Я бросил таблетки на стол, полез за своим телефоном.

— Кровь шла, два раза, — утирая нос, сказала Ленка, — не месячные. Надо бы к врачу.

Я наконец выудил телефон из глубин порванного кармана. Нашел злосчастную смску.

— Может, Громову позвонишь? — Ленка продолжала пялиться в телефон, из-за этого я только больше злился. — Если получится, то завтра… на прием.

Я ткнул телефоном ей в лицо.

— Кровь… — Она даже не посмотрела на экран. — Не первый… раз…

— Что это такое? — прервал я ее оправдания. — Это кому? Ну?

Она сжала губы, да так, что те побелели. Отодвинулась зачем-то.

— Не хотела, чтобы ты знал, пр… прости. Я маме это писала. Садись. Расскажу.

Я плюхнулся рядом, прямо в куртке. И в ботинках.

Ленка вздохнула.

— Не хотела говорить, но это… это наша общая проблема.

 

*

Ленка ужасная трусиха, когда дело касается врачей и больниц. На следующий день после «серьезного» разговора я отвез ее в клинику, а она чуть было не затащила меня с собой в кабинет гинеколога.

Ленку заставили сдать кучу анализов, пройти квест из исследований. У нее обнаружили новообразование.

Все это время я жил чьей-то другой жизнью, не свою. Сроки сдачи рукописи горели синим пламенем, но мне было не до романа.

Анализы стоили кучу денег, надо было их где-то доставать. Я целыми днями колесил по городу, набив машину посылками. Почти все заработанное приходилось отдавать клиникам и лабораториям. Ведь это была «наша общая проблема».

Домой я возвращался поздним вечером. Засыпал под всхлипывания и сопение жены. Пытался успокаивать ее, но получалось хреново.

А утром все начиналось сначала.

Когда мы пришли к знакомому доктору Громову с результатами биопсии и еще нескольких анализов, я чувствовал себя выжатым лимоном.

Ничто не предвещало, что тот день выпадет из длительной вереницы черных, как круги под моими и Ленкиными глазами. Результаты биопсии должны были наверняка сказать, что это за новообразование, но мы с Ленкой устали переживать и уже готовились к любым новостям. Глубоко в душе я даже был рад, что сегодня исчезнет высасывающая последние силы неопределенность.

Но что-то пошло не так с того самого момента, как из кабинета выглянул доктор Громов и пригласил войти. Нас обоих.

В кабинете он с озабоченным видом перебирал бумаги, что-то искал. Пауза становилась невыносимо долгой. Я уже был готов схватить и разломить на две части худощавое тело Громова, повырывать его седые волосы и оставить сидеть на этом дурацком кресле посреди кабинета.

— Виктор Дмитриевич, все плохо? — слабым голосом спросила Ленка.

Доктор оторвался от бумаг и взглянул на нас так, будто и забыл, что в кабинете еще кто-то есть.

— Я даже не знаю, как сказать… — начал Громов.

И тут я взорвался.

— Что за сраный театр?! Скажите уже нормально, что там! Рак?!

— Нет, не рак.

Громов сжался от моего крика и сказал это тихо, но у меня в голове слова прозвенели так, будто кто-то крикнул их через мегафон прямо в ухо.

Я только и смог перевести взгляд на Ленку. У той лицо вытянулось так сильно, будто хотело стать длинной тонкой линией.

— А что тогда? — тихо, почти шепотом, спросила она.

— Да, что же тогда?! — Я попытался дальше гнуть свою линию, но голос прозвучал неубедительно, даже дрожал.

— В том и дело, что мы не знаем. — Громов почувствовал, что моя психологическая атака провалилась, и снова, будто специально, начал тянуть время. — Если честно, у вас все анализы были очень противоречивые. Если смотреть каждый отдельно, то вам можно поставить кучу разных диагнозов: от того же рака до банальной инфекции мочевыводящих путей. А некоторые анализы вообще заставляют подумать, что вы беременны. Но вот по результатам биопсии диагноз такой: новообразование неопределенного или неизвестного характера. С локализацией в матке.

Монотонный голос Громова раздражал. Но еще больше раздражало, что я ни черта не понимал в его словах.

— …тут всюду атипичные клетки неясного генеза…

Снова захотелось сломать его и усадить в кресло, на этот раз — в инвалидное.

— …это в цервикальном канале…

— А делать-то что? — резко оборвала врача Ленка.

От этого вопроса Громов встал в ступор. Упивавшийся до этого своим умом и образованностью, он растерялся так, что даже побледнел. Не доктор, а напакостивший ребенок. Я чуть не расцеловал Ленку.

— Понимаете, Елена. За двадцать семь лет врачебной деятельности я никогда не видел ничего подобного. Единственное, что я могу вам предложить, — продолжать наблюдаться. Смотреть, как ваше новообразование себя поведет. Можно, конечно, провести операцию по удалению…

— Нет! — Ленка впервые за долгое время сказала что-то громко и твердо.

— Ну, если честно, я сам не уверен, что стоит. Из-за того, что мы ничего не знаем о новообразовании, сложно предположить последствия удаления. Кстати, как вы сейчас себя чувствуете?

Ленка задумалась и пожала плечами.

— Нормально… Кровь не идет уже три дня. Болей нет. Не рвало с того дня ни разу. — Ленка говорила так, будто только сейчас это все поняла.

— В таком случае будем наблюдаться. Давайте я еще раз вас осмотрю, и на этом закончим на сегодня.

— Я выйду, — сказал я и пошел к двери.

— Постойте, Дмитрий. Я хочу вам сказать, чтобы вы не спускали глаз с Елены. Эти новообразования — вещь непредсказуемая. Запомните, это ваша общая проблема.

 

*

Всю ночь на лестничной площадке кто-то ругался, плакал и курил. Вонь от сигарет проникла в квартиру, залезла под язык и там противно щекотала, не давала спать.

— Да твою же мать, — вздохнул я, вылезая из кровати. — Чтоб вы сдохли все…

Ленка спала как убитая. Видимо, таблетки подействовали. Последние несколько дней она больше походила на овощ, почти не разговаривала и никуда не ходила. Иногда во сне бормотала, перед кем-то извинялась и советовала этому кому-то… спрятаться. Туда, где не найдут.

Я побрел на кухню. Когда проходил через прихожую, услышал всхлипы, прямо под дверью. Тетя Люся. На днях у нее сын вернулся из колонии, уже раз в пятый. Буянит. Мучает мать и весь подъезд. Неделю или две покутит, а потом кого-нибудь ограбит, морду набьет и обратно за решетку. Надо перетерпеть, как опухоль, потом сама исчезнет…

На кухне было на удивление тепло. Не то, что в спальне, в окна которой с пьяной неугомонностью ломился ветер. Я налил себе воды, отхлебнул. Поглядел, как по стене ползают тени-щупальца от веток за окном.

Нет, сон, похоже, сегодня в гости не заглянет. Я включил ноутбук, открыл файл с начатым романом. Глава четвертая. «Залупа конская» — написал я, поводил курсором по панели инструментов и сказал сам себе, что роман — полный провал. Я никогда не закончу его, больше того, я ненавижу его всеми клетками своего тела. Не-на-ви-жу.

Дальше-то что? Аванс потрачен. Два дэдлайна просрочены. Как убедить издателя дать еще месяц-два? Про Ленку рассказать, своими проблемами загрузить, от гонорара отказаться…

Я не сразу понял, что в дверь кто-то стучится. Тук. Тук-тук. Тук. Стараясь не наступать на скрипучие половицы, я стянул с сушилки любимую футболку, подошел, заглянул в глазок.

Снаружи стоял сын тети Люси. Похожий на серого мертвеца, с закрытыми глазами, он пошатывался, точно кто-то невидимый дергал его за ниточки, заставлял стучать в дверь. Лишь бы Ленку не разбудил…

Я знал, чего ему надо. Осторожно повернул ключ, выглянул наружу.

— Денег надо, Витяй?

Тот, не открывая глаз, кивнул, дыхнул на меня перегаром.

— Дядь Мить, выручи, а? Две сотни, до завтра.

Я взял с трюмо две мятые купюры, протянул ему.

— Можешь не возвращать. Дарю. Только не шуми, ночь же.

Приоткрыв один глаз, Витяй кивнул, с трудом забрал деньги.

— Пасеб те, дядя Митя. Я тебя защищать буду за это. И квартиру вашу. А то они тебя не любят, вот и строят козни...

Прервавшись на полуслове, Витяй побрел прочь. На секунду завис перед лестницей, словно его поставили на паузу. А потом, послав кого-то (или что-то), начал спускаться. По пути кому-то тихо угрожал, а спустившись на один пролет, замер.

Я, старясь не шуметь, запер дверь и вернулся на кухню. Выключил ноутбук и лег прямо на кухонном диване. Навалилась усталость, какая-то приятная истома. Я достал с подоконника плед, которым Ленка укрывалась, когда смотрела сериалы с моего ноутбука.

От пледа пахло мятным шампунем, ее духами, чем-то еще. Засыпая, я вдруг понял, какой роман хочу написать. Идея, герои, сюжет, завязка, развитие…

Яма, глубокая бездонная яма, липкая, противная, вонючая, как чья-то старая матка и…

Ленка, которая меня разбудила. Начала мыть посуду, греметь кастрюлями, хлопать дверцами.

Я с трудом разлепил веки, оторвался от слюнявой подушки. Поморщился, когда начал шевелить занемевшей рукой.

— Ты чего вскочила?

— Обед почти. Есть хочу. А ты?

Я сбросил с себя плед.

— А я? Сдохнуть хочу.

Ленка не ответила, продолжая усердно отмывать тарелку от остатков гречи. Включив ноутбук, я заметил, что на столе лежит фигурка коня. Того самого, из коллекции, которого никому, кроме меня, брать в руки нельзя, иначе развод и девичья фамилия…

— Ты нафига коня сюда приволокла?

— Я не трогала.

— Кто тогда? Кроме тебя некому…

— Я. Не. Трогала. Сам ночью притащил, поди.

Противный комок, застрявший где-то в горле, становился все больше. Еще чуть-чуть и взорвется. А вместе с ним взорвусь и я. Разобью ноутбук, посуду, шкафы, все…

Ленка, как ни в чем не бывало, продолжала мыть посуду. Чтобы заглушить ярость, готовую выплеснуться, я открыл текстовый документ. Надо записать вчерашнюю идею и скорее работать, пока не…

Я понял, что ни черта не помню. Ни шиша. Будто кто-то подтер все воспоминания, оставив только чистую белую простыню.

— С-сука… — выдохнул я, ударив кулаком по столу, да так сильно, что чашка с узорами-венами, стоявшая на краю, упала на пол и разлетелась на куски.

— Ты чего? — Ленка выключила воду и принялась собирать осколки.

А я колотил и колотил по столу, проклинал жену, себя, издателя, роман, врачей, соседей, коня, кружку, все на свете. Кажется, в какой-то момент ляпнул о том, что уже несколько недель держал в себе. Про то, что она мне изменяет, нагуляла где-то свою болячку, а я теперь не сплю, работаю только на анализы, да сколько можно…

В какой-то момент мне показалось, что я оглох от собственного крика, а стены квартиры начали пульсировать, покрываться красными разводами, сжиматься. Сдавливать меня…

Огромного труда стоило успокоиться. Понять, что я наступил босой ногой на осколок и теперь заляпал кровью полкухни. Ленка все это время сидела рядом, повторяя одну и ту же фразу. Как дешевая китайская кукла на батарейках.

До меня не сразу дошел смысл фразы. Я попросил повторить ее, наверное, в двадцатый раз.

— У меня… — Ленка запнулась, обняла себя за плечи. — У меня… кажется, все прошло.

 

*

— Ничего не понимаю… — Перебирая бумаги с результатами анализов, Громов выглядел озабоченно, будто Ленкина опухоль не пропала, а стала в разы больше. — Почти все вернулось в норму… лейкоциты в норме… белка в моче нет… не понимаю.

— Это плохо? — задала Ленка вопрос, который крутился на языке и у меня.

— А? — Громов встрепенулся, будто мы только что появились в его кабинете из воздуха. — Нет, нет. Это хорошо…

Мою голову забило ощущение, что все как-то не так. И дело было не только в Громове, которого чудесное исцеление Ленки будто расстроило, но и в самой Ленке. Как только мы зашли в кабинет, она ни разу не взглянула на меня и даже сидела чуть отодвинувшись. Неужели все еще дуется? Нормально же все было, пока сюда ехали. Смотрела Ленка только на Громова. Причем взглядом, который обычно предназначался мне, когда она от меня чего-то ждала, а я решительно не давал этого чего-то.

Но все же в Громове странного было больше.

— Елена, я настоятельно рекомендую лечь на обследование. — Громов замялся, будто пытался сказать что-то еще, но не мог придумать.

— Хорошо, — спокойно ответила Ленка.

Чувство неправильности происходящего раздулось в голове до предела. В этот момент доктор махнул нам, мол, свободны, а сам отвлекся на телефонный звонок:

— Да. Да. Да. Оставлял заявку. Требуются. Записывайте адрес. Конная, сто четыре…

Домой мы ехали молча. Ленка смотрела в окно, крутила на пальце прядь волос. Я силился понять, что именно мне не нравилось в поведении Громова.

Виктор Дмитриевич — родственник моего школьного приятеля, который и свел нас примерно год назад. У Ленки как раз были проблемы по женской части, и она хотела показаться гинекологу, но боялась идти к незнакомому врачу. Я спьяну ляпнул об этом своему приятелю, он и порекомендовал мне дядю Витю Громова.

«Дядя Витя» не понравился мне, еще когда мы с ним договаривались о приеме по телефону. Он был какой-то высокомерный, даже хамоватый. При личной встрече впечатление стало только хуже. Он вообще…

Чувство неправильности разорвалось в голове. В сознании загорелся тревожный красный сигнал, похожий на кнопку аварийной остановки в машине.

Я запоздало сравнил поведение Громова год назад, когда впервые привел к нему Ленку и в прошлый раз, когда шел разговор об опухоли. Видимо, тогда я был слишком вымотан переживаниями и не мог думать ни о чем постороннем. А теперь понял, что в тот день от высокомерного хамоватого Громова ничего не осталось. В прошлый раз он был довольно дружелюбный и… довольный? Но чем?

Внезапно вместо тревожного сигнала в сознании проявилась строчка из статьи про злокачественные опухоли, которых я прочитал с десяток. «Могут бессимптомно развиваться от года до нескольких лет». Год! Год назад я привел Ленку к Громову. А спустя год он был явно доволен собой! Но теперь — обескуражен, что опухоль пропала! Опухоль…

…которую подсадил он?!

 

*

Кто-то чужой поселился в нашей квартире.

В первый день это казалось мне безумной мыслью. На второй день превратилось в наваждение, оно репьем липло к телу, заставляло сердце стучать громче барабана.

Пока я прибирался в комнате, на кухне кто-то шуршал пакетами, брякал дверцами. Стучал в окно…

Но стоило мне зайти на кухню, возня прекращалась. А спустя несколько минут начиналась в спальне, в ванной, на балконе. Казалось, незваный гость медленно и упорно сводит меня с ума, заставляя раз за разом вскакивать с дивана и нестись в соседнюю комнату, дабы убедиться, что там никого нет.

Даже ночью это… или этот неведомый гость не давал мне покоя. Скребся в туалете. Создавал ощущение, будто кто-то маленький и смертоносный сидит в бачке унитаза, пытается вылезть оттуда, чтобы добраться до меня.

Сколько раз я вскакивал? Десять? Пятнадцать? Чтобы в очередной раз убедиться, что в квартире пусто. Потом возвращался в постель, проваливался в душный тревожный сон, где меня душили чем-то липким, зловонным, а в уши и нос забирались какие-то насекомые и кусали, жалили изнутри…

Вечером второго дня я сбежал в город, бродил часа два по улицам, слонялся по книжному магазину, листал книги, переставлял их с полки на полку. Потом гулял по торговому центру, накупил ненужной еды, долго ходил вокруг дома, смотрел на темные окна пустой квартиры. Раз или два почудилось, что мне кто-то машет из кухни.

Возле детской площадки я наткнулся на Дирола. Заметив меня, тот гордо заявил, что сегодня он на охоте. Я спросил, за кем чудик охотится. Тот лишь неопределенно хмыкнул и спросил, как дела у меня во рту.

Я позвонил друзьям. Двум единственным друзьям, которые могли вот так запросто сорваться и пригнать ко мне в гости. Ну или я мог попроситься заночевать у них, ничего не объясняя. Как назло, один оказался недоступен, второй сказал, что не может пустить к себе и приехать тоже не может, что завал, а после минут пять пытался втереть какую-то сетевую чушь.

Когда часы показали одиннадцать вечера, я сдался. Повторил про себя девиз паренька из фильма «Один дома». Это моя крепость, я должен ее защищать. И…

И первое, что я увидел, вернувшись в квартиру, это разбитое зеркало в прихожей.

— С-сука, — простонал я, — какого х… да чего тебе надо от меня? Кто ты, млять, и чего добиваешься?

Скинул ботинки, протопал на кухню. Пусто. Спальня. Зал. Балкон. Туалет. Ванная. Ни-ко-го.

В кармане куртки завибрировал телефон.

Сообщение от Ленки. «Спишь?»

А ведь хрень началась вчера утром, как только она, собрав пакет с одеждой, умчала в клинику. Вот будто эта хрень боялась мою жену, а после ее ухода резко осмелела и начала хозяйничать в квартире.

«Не сплю. С ума схожу».

Я отправил смс и собрал осколки зеркала, в которых отражалось мое серое лицо, недельная щетина и круги под глазами, мой сон в отложенных записях.

Поставив чайник, я плюхнулся на кухонный диван, уже потянул руки к ноутбуку, когда на телефон пришла очередная смс от жены. «Мне скучно. Дашь свой ноутбук?»

Правильно. Зачем спрашивать, как у меня дела? Как я тут дома? Из-за чего с ума схожу? Дай ноутбук, барыне ведь скучно. И это не ее, это наша общая проблема.

«Мне он нужен для раборы, извни»

Ошибки обнаружил, когда сообщение уже улетело. Поморщился и отложил телефон. В спальне скрипнули дверцы шкафа. Будто сидящим там скелетам стало скучно, и они решили выбраться подышать воздухом, сделать пару селфи. Селфи…

Вот же кретин, почему я не догадался раньше поставить на кухне камеру и записать все, что здесь происходит? Где-то под кроватью лежит старая «Сони», на которую лет пять назад я записывал писательские лекции от какого-то спившегося автора…

Включив свет и убедившись, что в комнатах никого, я полез под кровать. Разгреб все пустые коробки, нашел всю Ленкину обувь, упаковки от неполученных посылок (три из них были на один и тот же адрес, Конная, сто четыре, где же я раньше это слышал?), старые фотоальбомы, костюм горничной, в который Ленкина задница уже года два не влезала. Где камера, елы-палы?

Через десять минут я нашел ее в ящиках стола. Видимо, Ленка закинула. А может, и я, не помню. Проверил батарею, рабочая. Поставил на зарядку. Сам в это время перебирал старые фотографии с отцовской дачи, лопал пупырчатую пленку и зачем-то строил пирамиду из коробок.

Пленки хватит часа на два, не больше. И ладно. Уверен, мой гость проявит себя за это время. Я поставил камеру на полку с крупами, так, чтобы вся кухня попадала в объектив. Включил запись, показал экрану средний палец. Свет оставил включенным.

Казалось, весь мир затаил дыхание. Стихли шумы улицы, унялся ветер за окном, перестали хрипеть батареи. Как хищники в ожидании добычи. Надеюсь, эта добыча не я.

Чтобы унять волнение, я взял в руки фигурку коня, долго и упорно смотрел в его лиловые глаза, прислушивался к шорохам в квартире, пытался думать о романе, о героях, идее, сюжете, но мысли, как непослушные дети, возвращались на кухню, к камере, липли к ней, как мошкара к уличной лампе, и…

И я провалился в сон, такой блаженный, теплый, тихий, спокойный, словно оказался в утробе, где нет ничего, кроме стука, стука, стука…

Тук. Тук-тук. Тук.

Я вскочил как ужаленный. Не сразу сообразил, что стучат в дверь. Протер глаза, утер слюни со щеки и выглянул в прихожую. В квартире по-прежнему было тихо. Лампа с кухни высвечивала желтый квадрат на обоях в коридоре. Будто дверь в другой мир.

Когда стук повторился, я, даже не посмотрев в глазок, открыл дверь и тут же поморщился от запаха перегара.

— Дядь Мить. — Витяй с трудом стоял на ногах, одной рукой держался за стену, другой шарил по карманам. — Я это… долг занести. С-сука, куда дел…

— Да наплюнь, — пробормотал я, вспомнив, что на кухне меня ждет камера, видеокапкан с пойманным зверем. — Спать лучше…

— Песдатый вы мужик, дядь Мить, — выпалил Витяй и, громко икнув, добавил: — Каблук тока и трус, даже мамку мою боитесь, а так нормальдом мужик. Добрый, ык…

Как бы не стать той самой жертвой, благодаря которой Витяй вернется обратно в тюрьму.

— Ты тоже мужик что надо, — ответил я, нащупывая ручку двери. — Давай, до завтра…

— Она там вторые сутки лежит, там между гаражами пустырь и свалка, ни черта не видать, — скороговоркой выдал алкаш, после чего отлип от стены и, пошатываясь, побрел прочь. — Эх, дядя Митя, знал бы ты, что тут без тебя…

Я захлопнул дверь, оборвав бормотания Витяя. С трудом повернул ключ в замке, тут же отдернул руку, словно от ручки могло ударить током.

Фразы алкаша рассыпались на отдельные слова, которые жалили и жалили, словно пчелы, шею покалывало сотней иголочек, перед глазами плавали зеленые круги.

Надо проверить камеру.

Через минуту я, жмурясь от яркого света, взял в руки старую «Сони».

Через десять минут я был готов убить все, что движется.

Через полчаса я сбежал из квартиры.

 

*

Машина подскакивала на выбоинах разбитой загородной дороги. Я был точно наездник в седле гарцующего коня. Под колесами что-то страшно стучало, но я все равно не сбрасывал скорость.

Видео с камеры стало последней каплей. Я семь минут смотрел на неподвижную картинку собственной кухни. А потом запись кто-то выключил. Я отчетливо слышал, что она закончилась звуком нажатой кнопки.

Из глубин прозвучал слабый голос разума. Он утверждал, что не было там никакого звука, я сам виноват, что не проверил старую камеру, а сразу стал записывать.

Нет! Я что, псих? Может, и звуки в пустой квартире мне показались? И зеркало разбитое?

На очередной выбоине ноутбук на пассажирском сиденье опасно подскочил. Я отвлекся на него и чуть не слетел в кювет.

Снова зазвучал голос разума. Корил меня за то, что я метнул камеру в стену. Жалко же, денег стоит, которых и так мало.

В этот раз я не стал его затыкать. Был согласен.

Старая дача досталась мне от отца. Он до самой скоропостижной смерти оставался заядлым огородником. Мне эта страсть не передалась, поэтому на даче бывал крайне редко. Ленка все время капала на мозги, что надо продать. Очередное «это наше общее решение», на которое я не соглашался. Лень было возиться с документами, искать покупателя.

Сбежать из города казалось единственно правильным решением. Я отправил Ленке смс, что «надо срочно на дачу, ее затопило». Жена даже не ответила, все еще дулась из-за ноутбука. Плевать, нам вдвоем со старым покосившимся домиком будет хорошо…

Но когда я увидел заваленный снегом двор и разбитые окна веранды, то уверенности тут же поубавилось. Она совсем исчезла, когда я, с трудом справившись с проржавевшим замком, ввалился в темные сени. Изнутри дом был похож на лесную хижину из фильма ужасов, в которой ждет жертв неведомый монстр. Но даже здесь мне казалось безопаснее, чем дома.

Я проверил пробки. Электричество работало. Слава прогрессу, не зря платил за него, хоть Ленка каждый раз и закатывала глаза, повторяя «забей» и «это не наша проблема».

Я включил ноутбук. Свет с экрана, родной и теплый, пролился не только в темную лачугу, но и мне в душу. Я открыл файл с романом и жадно накинулся на клавиатуру.

Текст складывался сам, плавно тек и нес за собой. Так появилась одна страница, вторая. Началась третья, как вдруг какая-то мелкая тварь, похожая на кузнечика, спикировала с потолка и шумно плюхнулась на клавиатуру.

Я вздрогнул. Попытался согнать, но насекомое будто меня не видело. Трогать голыми руками его не хотелось. Я поднял ноутбук и попытался стряхнуть тварь, но она держалась так цепко, что даже не шелохнулось. На столе обнаружился старый нож. Я взял его, прицелился и только замахнулся, как насекомое само резко спрыгнуло куда-то на пол.

Я облегченно выдохнул и хотел вернуться к работе. Но голову забила мысль, что где-то рядом эта мерзкая прыгающая тварь. А может, она уже на мне?! Ползет по одежде и вот-вот вцепится в шею…

Я вскочил, скинул с себя куртку и начал остервенело ее трясти. Потом ощупал футболку. Ничего.

Достал из кармана телефон, посветил на пол. Кузнечика нигде не было, но обнаружилось несколько то ли жуков, то ли тараканов, боязливо разбежавшихся в стороны. По стенам тоже бегали насекомые, а в углах сплели сети и дремали в них крупные пауки.

Я схватил ноутбук и, прижимая его к животу, выскочил на улицу.

На даче я провел два дня. Ездил за едой в небольшой магазинчик возле остановки на краю дачного поселка, там же подзаряжал ноутбук. Спал и жил в машине. Пытался писать, но опять ничего не получалось.

Голос разума снова начал убеждать меня, что дома ничего нет, а я просто перенервничал. На этот раз голос звучал гораздо тверже и увереннее, я даже не пытался его заткнуть.

К утру третьего дня я выжал зарядку ноутбука до капли и понял, что придется все-таки зайти в дом, чтобы добраться до рабочей розетки. Дома поблизости пустовали (разбитые и заколоченные окна верное тому доказательство), а магазинчик открывался не раньше обеда.

Пыли на розетке был целый слой, я даже усомнился, что она все еще работает. Но как только я вставил в нее зарядку, на ноутбуке зажглась лампочка.

Я сел напротив загоревшегося экрана. Пока ноутбук включался, огляделся. Жуки все так же ползли по стенам, пауки притаились в сетях. Я глубоко вдохнул, борясь с отвращением.

На полу, между моих ног, лежала какая-то палочка, едва различимая в потемках. Я подумал, что это могла выпасть какая-то запчасть из ноутбука, потянулся к ней. Но как только пальцы приблизились, палочка обросла бессчетным количеством мелких лап и стремительно скрылась меж досками деревянного пола.

Это стало последней каплей.

Я захлопнул ноутбук и сбежал так же быстро, как та самая палочка с мелкими лапками.

 

*

Возле подъезда стоял полицейский уазик.

У меня кольнуло в груди, когда капитан, куривший у дверей, двинулся ко мне, махнул рукой и полез за удостоверением.

— Капитан Давыдов, добрый день. Здесь живете?

— Ну да. Здрасьте… с дачи только приехал, несколько дней дома не был.

Я поймал себя на мысли, что с ходу начинаю оправдываться.

— Людмилу Кузнецову знаете?

— Кузнецову? — В голове моей творился бардак, и выудить нужное воспоминание не получалось. — Это с какого этажа… в смысле, из какой квартиры?

— Девяносто второй, — ответил лейтенант, не сводя с меня взгляда.

Тетя Люся…

— Соседи мы, — промычал я, заглушив двигатель. — Что с ней…

— За гаражами нашли. Позавчера. Голова проломлена.

Чудилось, вот сейчас он скажет, что я виноват в смерти соседки, скрутит меня и запихает в уазик на глазах у всего двора…

— Сына ее ищем, — Давыдов зачем-то сунул мне под нос школьную фотографию Витяя, — Виктора Кузнецова. Давно его видели?

«Она там вторые сутки лежит. Между гаражами пустырь...»

Неужели Витяй про свою мать говорил?

— Я… — Голос у меня вдруг сделался тоненьким, как у школьницы, которая пришла пьяной с дискотеки. — Неделю назад видел его в квартире. Денег у меня занимал. После этого Витька пропал…

— Ты чего-то боишься, — выдал вдруг капитан. — Или кого-то.

Сердцу моему стало тесно в груди, и оно грозилось проломить ребра.

— Я тоже боюсь, — продолжил капитан, словно потеряв ко мне интерес. — Бляха, взял зачем-то эти деньги у бабки, она же старая была, трясла за каким-то хером ими передо мной, потом на диване оставила, я и взял. Немного, тыщ двадцать, а теперь совесть мучает. Ладно, шуруй, мы тут подежурим, если увидишь Кузнецова, сразу нам сообщи.

Договорил и побрел в сторону гаражей. Как… робот.

У меня в ушах звенело от его зычного прокуренного голоса. Нашарив в кармане таблетку, я открыл подъезд, наверное, целую вечность плелся к лифту и ждал, пока он спустится.

В кабине пахло чем-то гнилым, словно тут целый день лежал мешок с помоями. Или грязный немытый алкаш…

Витяй…

Мать-то зачем? За какие грехи? Чего она тебе сделала? Ты же… ты на зоне сгниешь теперь, балбесина…

Я вышел из лифта и вздрогнул, когда увидел еще одного человека в форме. Тот стучал по стене и прислушивался, точно ждал, что оттуда кто-то постучит ему в ответ.

— Добрый… — начал я и запнулся.

Передо мной стоял Дирол. В полицейской форме.

— Дирол, ептвою, ты где взял…

— Охота кончилась, — перебил меня чудик, обнажив желтые зубы. — Я нашел его.

— Кого? — Я почувствовал, что ноги становятся ватными, облокотился на перила. — Откуда у тебя форма?

— Все меняется, — сказал Дирол, снимая фуражку. — Я готов к переменам. А ты? Как дела у тебя во рту?

Он открыл свой рот, и на секунду мне почудилось, будто между гниющими зубами, под синим языком шевелится что-то черное, противное, похожее на… комок червей.

— У кого ты форму-то взял? — Я аккуратно обошел чудика, попятился к своей квартире. — Красивая такая, с погонами…

Только сейчас я заметил, что звезд на погонах нет, только чудные узоры, похожие на вспухшие вены. Как на моей кружке.

— У кого взял, у того больше нет, — с гордостью отчеканил Дирол. — Я на зов первым пришел. Я молодец. И ты молодец, что своего вырастил, не убил. Только зря убежал… без тебя он чуть не погиб. Но мы о нем позаботились, все вместе!

Кто мы-то? С кем вместе?

Я хотел ему ответить, отшутиться, но голос подвел. Издав булькающие звуки, я потянулся за ключом, а тот, проклятый, попал в дырку в кармане и не желал покидать свое убежище.

— Ты, главное, больше не бросай его, — погрозил мне пальцем чудик. — Если вырастил, будь добр. А уж он… ты удивишься, на что они способны. Мне вот с охотой помог. И тебе твой поможет. А может, уже.

Мне наконец удалось достать ключ. Теперь бы еще в замок попасть…

— Тяжело им у нас, — вздохнул Дирол и медленно двинулся ко мне, — не могут приспособиться, вот и хитрят по-всякому...

Я повернул ключ и дернул дверь на себя.  

Но еще быстрее ко мне подскочил Дирол, ухватил за руку и затараторил:

— Его блокирует что-то. Защита-защита-защита. Они сами ее поставили, чтобы мы их не убили со страху! Сними защиту, и все поймешь! Как я!

Изо рта у него пахло, как из забитого унитаза. У меня закружилась голова, к горлу подступила тошнота.

— Только не пугайся того, что увидишь, — сказал совсем тихо Дирол и впихнул меня в квартиру.

Дверь захлопнулась с таким грохотом, что затряслась мебель в прихожей. Но я все равно услышал, как повернулся ключ в замке. С другой стороны.

Я судорожно похлопал себя по карманам. Достал отдельную связку ключей от дачи.

Сука, я не только оставил в замке ключ от квартиры, но и сумку у двери забыл. А там ноутбук! С романом…

Кто-то застонал в спальне.

И, что пугало больше всего, голос был мужской.

Держась за стену, я нащупал выключатель, прихожую залил яркий свет. Сжав ключи от дачи в кулаке, я толкнул дверь спальни.

В углу, всхлипывая, сидел Витяй. В кровати лежала голая Ленка, а рядом с ней… Громов.

Ключи выпали из руки и в повисшей тишине звякнули о пол так громко, будто сотни зеркал одновременно разлетелись на мелкие осколки.

Я почувствовал, как вата в ногах твердеет, крепнет. Ярость во мне вскипела как никогда и потеснила безумный страх, который прогнал меня из квартиры, а потом вернул обратно.

Даже не знаю, что взбесило меня больше: голые Ленка с Громовым на кровати или порядком задолбавший за последние дни Витяй.

— Ты какого хера тут забыл?! — Сжав кулаки, я двинулся к алкашу.

Тот поднял на меня зареванное лицо.

— Дядь Мить, спаси. Спрячь. Ты ж добрый мужик, всегда мне помогал. Единственный, кто ко мне хорошо относится.

— Какой, нахер, хорошо относится? — Внутри меня все тряслось. — Я боялся, что ты, мудила, мне голову проломишь и опять на зону загремишь!

Я резко замолчал, точно мне дали подзатыльник. Зачем я это сказал?

— Да ты чо, дядь Мить, я б тебя не тронул. — На секунду показалось, что Витяй сейчас перекрестится в подтверждение своих слов. — Ты ж реально хороший мужик. Даже лучше мамки моей, суки! Она сказала, что ненавидит меня, что я ее всю вымотал! А я ей и… прям по башке…

Витяй разрыдался, уронив голову на ладони.

Не покидало чувство, словно что-то насильно заставляет говорить его только правду. И ничего, кроме правды.

— Мудила, — прошипел я, — тебя ж до конца жизни упекут.

Внутри меня было слишком много эмоций, дабы понять, что я сейчас чувствую. И если я чего-то боялся, так это того, что бешено колотящееся сердце не выдержит этой бури и разорвется.

— Дядь Мить, спрячь меня, — не поднимая головы, пробурчал Витяй.

— Я совсем больной, по-твоему, чтобы от полиции тебя прятать?

— Да не от полиции! — Я снова увидел заплаканное лицо Витяя. — А от этого…

— От кого? — От удивления даже эмоции внутри меня чуть улеглись.

— Там, на свалке… Я пришел мать закопать… а там че-то ползает! Я убежать хотел, а меня этот придурок, Дирол, скрутил и сюда приволок. Еще и форму нацепил какую-то, козел.

— Погоди, — остановил я Витяя. — Что там ползает? На свалке?

— Да не знаю я… образина страшная. На кузнечика похожа.

Я вздрогнул. Вспомнилась мерзкая прыгающая тварь с дачи.

— Дядь Мить, помоги, а? Я для тебя что угодно сделаю. Хочешь, этого хмыря прихлопну, чтобы жен чужих не трахал.

Я обернулся на кровать. Ленка и Громов лежали в том же положении, в каком я их застал. Будто надеялись, что если не будут шевелиться, то их не заметят.

— Позвольте, у меня нет привычки спать с чужими женами. Эта — единственная. — Голос Громова звучал до жути спокойно.

Словно и он рубил правду-матку против своей воли.

— Дядь Мить, да я его одним ударом выключу.

— Не надо меня выключать! — пропищал Громов. — Я вообще с ней не ради удовольствия спал!

Лежавшая до этого неподвижно Ленка беспокойно зашевелилась.

— Чего-о? — протянула она.

— Елена! Ты меня как женщина не привлекаешь! Я кого только не представлял, когда мы с тобой…

— Скотина! Ты же мне говорил, что я достойна большего, чем!..

— Да врал я все! Я научную работу по твоей опухоли хотел написать! Премию, грант получить. А тебя, истеричку, надо было как-то возле себя удержать! Чтобы никто другой мои лавры не получил. Я тебе и наговорил этой ерунды! А то б ты пошла к другому доктору, а он тебе сразу бы сказал, что надо удалять эту херню! — Громов пыхтел так, будто пытался остановиться после каждого предложения, но не мог.

— Мразь! — провизжала Ленка.

Она сдернула одеяло, обнажив свою грудь и всего Громова. Тот вскочил, прикрываясь подушкой.

— Ох, лядушки, какая маруха, — восхитился Витяй.

— Да ты на себя посмотри, корова! — Громов судорожно оглядывался, видимо, искал пути отступления. — У тебя задница как две моих.

«Три», — подумал я, глядя на тощие ноги Громова.

Ленка резко поднялась с кровати и в одно мгновения оказалась возле Громова. Она замахнулась для удара, но тут сзади оказался Витяй, который толкнул ее обратно на кровать.

— Ну, дядь Мить, это для тебя, — выдохнул Витяй и добавил неуместное: — А то ты ж как баба. Сам не сможешь.

Дальше все произошло за пару секунд.

Витяй ударил Громова в нос так, что тот, даже не пикнув, отлетел назад и со всего маху ударился затылком об угол шкафа. Витяй, словно хищник, подскочил к жертве и бил, пока лицо Громова не превратилось в отбивную.

Я медленно сполз на пол по стенке, каким-то чудом оставаясь в сознании.

Витяй повернулся к голой Ленке, застывшей на кровати. Его глаза горели.

— Дядь Мить, хочешь, я эту шалаву тоже пришью? Только это… дай я ее сначала того, а то на зоне бабы нету, а хочется.

Ленка, точно в фильме ужасов, судорожно поползла вперед спиной. Упала с кровати, но продолжала ползти, пока не уперлась в угол.

Понимая, что жертва никуда не денется, Витяй, плотоядно скалясь, медленно шел к ней, расстегивая ремень на джинсах.

У Ленки, видимо, тоже дыханье сперло, потому что она пыталась закричать, но лишь разевала рот, как рыба без воды.

— Сим-сим, откройся, — сказал Витяй и спустил штаны.

Ленка зажала рот рукой. Ее глаза от ужаса были распахнуты так широко, что, казалось, сейчас вывалятся из орбит.

Но вдруг ее взгляд изменился. Пропал страх. Ленка медленно отняла руку ото рта. Лицо расслабилось.

— Я сказал, открой рот, — прорычал Витяй.

И тут Ленкина рука, словно атакующая кобра, схватила его член и с силой дернула.

Витяй заорал, завизжал по-бабьему. Ленка распахнула рот и вцепилась в член зубами. Во все стороны брызнуло красное. Кровь Громова на руках и куртке Витяя смешалась с его собственной. Продолжая визжать, он рухнул на колени. Ленка отпустила член и вцепилась в горло бедняги. Визги Витяя сменились хрипом, потом — бульканьем. Он безвольно рухнул на пол.

От вида того, во что превратилась Ленка, я мог либо умереть, либо броситься бежать. Случилось второе. Дышать все равно было тяжело, в груди все так же щемило. Но жить хотелось.

Я бросился на кухню. Ища оружие, схватился за стоявшую на плите сковороду. Ленка уже была в дверях. Двигалась она странно, будто кто-то ею управлял… как и Витяем, и Громовым, и Давыдовым. Лицо жены было вымазано кровью, тонкие струйки стекали на шею, грудь, живот.

Я замахнулся сковородой. В голову пришла глупая мысль, что я сейчас выгляжу как сварливая жена из анекдотов.

«Дядь Мить… ты ж как баба».

Сковорода опустилась на Ленкину голову, издав гулкий звук. Я ожидал, что она сейчас же рухнет на пол, как это случается в крутых боевиках, но хрен там. Я ударил еще. И еще.

Ленка продолжала двигаться, подобралась ко мне вплотную, схватила за плечи и с небывалой силой швырнула к кухонному шкафу.

Я влетел плечом в нижний ящик и вспомнил, что храню в нем инструменты. Судорожно потянул за ручку, вытащил молоток. Ленка была уже близко.

Я ударил наотмашь и попал по голове. Ленка упала, застонала и куда-то поползла. Не вполне понимая, что делаю, я сел на нее сверху, перевернул на спину и надавил на сонную артерию.

Лицо жены снова поменялось. Хладнокровный убийца, только что загрызший Витяя, уступал место моей жене, какой я знал ее последние десять лет. Уступал место Ленке, которая вечно говорила раздражающее «Это наше…». Уступал место суке, которая изменяла мне! И это, мать твою, не наше общее решение…

Ленка закатила глаза и обмякла.

Я вскочил на ноги.

Мысли метались, не желали собираться в кучу. Надо бы связать, пока не очнулась.

Я кинулся в зал, открыл ящики комода, приметил среди коллекции посылок разноцветную китайскую скакалку, потянулся к ней…

Из глубины ящика на меня смотрели лиловые глаза коня.

Не понимая зачем, я взял фигурку в руки. Покрутил.

Жуткий крик вдруг появившейся в дверях Ленки заставил меня вздрогнуть. Руки расцепились, конь полетел на пол и разлетелся на куски. Внутри фигурки оказался какой-то маленький черный кубик, от которого исходило зеленоватое свечение. Через секунду кубик погас.

Я глянул на Ленку. В дверях стояла именно она, голая и испуганная. Ее взгляд был направлен мне за спину, губы дрожали, глаза навыкате.

Знакомое чувство. Де-жа-вю.

Что кто-то ползет по мне, по одежде, подбирается к шее, чтобы впиться в кожу цепкими лапами, присосаться и не отпускать…

— Это наше, — прошептала Ленка, — наше чудо.

Прикосновение было мягким, приятным.

Я хотел повернуться, я знал, кого увижу. Стершийся с футболки принт, то ли кузнечика, то ли сверчка, с узорами по всему телу, больше похожими на вздувшиеся вены. У него лиловые глаза и пасть, из которой пахнет забитым унитазом. И черт знает, что это такое, но… оно не причинит мне вреда.

Оно здесь благодаря мне. Именно я помог появиться ему на свет. Я и Ленка. Ее опухоль, ее новообразование, от одного вида которого возбуждался Громов. Это… это наше чудо.

Тело наливалось приятной усталостью, какой-то сладостной истомой. Испарились все страхи, все заботы. Осталось только неодолимое желание работать, писать, творить, создавать…

— Я хочу дописать роман.

Тварь отлепилась. Что-то зеленое мелькнуло на периферии зрения, исчезло в дверях, а через секунду из спальни раздалось противное чмоканье.

Словно кто-то обсасывает жирную кость…

Ленка так и стояла в дверях, наблюдая за мной, повторяя «это наше, наше, наше».

Я взял ее за руку, уложил на диван, накрыл пледом. Удивительно, какой сильной она оказалась. Не женщина, зверь. И в горящую избу войдет, и коня на скаку…

— Что со мной… — начала она, но договорить не смогла, задрожала, как только скрипнула входная дверь.

В прихожей стоял Дирол, в одной руке он сжимал сумку с моим ноутбуком, другой прижимал к себе… Давыдова.

— Совесть же замучает, — бормотал капитан, — хочу вину искупить, иначе с ума сойду.

— Искупишь, — прошелестел чудик, увидел меня, улыбнулся. — А мы к вам с Еленой. Как она?

— Отдыхает. — Я улыбнулся в ответ. — Но всегда готова помочь и пережить десяток новых образований.

— Вы этого хотите? — спросил с серьезным видом Дирол.

 — Хотим, — кивнул я и добавил: — Это наше общее решение.

Дирол довольно цокнул языком и, усадив капитана на стул, заглянул в спальню.

— Это тебе вот, — опомнившись, чудик вручил мне сумку с ноутбуком, — работай, мы мешать не будем, сами тут все сделаем.

Я прикрыл дверь в комнату. В последний миг спохватился и спросил:

— Дирол! Как дела у тебя во рту?

Тот оскалился, демонстрируя содержимое своего грязного рта, а после нырнул к Ленке под плед.

На кухне было холодно и грязно, но я не обратил внимания. В голову лезли сюжеты, один за другим, словно кто-то сбил пломбу, которая долго-долго их сдерживала, а теперь они сами сыплются из головы, успевай записывать.

Пока загружался ноутбук, я терпеливо ждал. Подумал даже, что люди, которые начинают вдруг говорить правду под действием некой загадочной силы, — тоже интересная идея. Надо бы и ее втиснуть в роман.

За окном, за пустырем и старой железкой, там, где высились разноцветные новостройки, что-то огромное, зеленое, шипастое, медленно шевелилось, словно разминало затекшие во сне десятки конечностей. Тянуло их к солнцу, к домам, ко мне и…

И ноутбук наконец загрузился. Я улыбнулся своему отражению в экране, открыл текстовый документ, стер все написанное и начал с чистого листа.

«Если честно, меня дико раздражают эти стереотипы из крутых боевиков. Когда один герой бьет другого по голове веслом или битой, да так и вырубает с одного удара…»