DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

В поисках лица

Лицо / Ansiktet

Швеция, 1958

Жанр: притча, триллер

Режиссер: Ингмар Бергман

Сценарий: Ингмар Бергман

В ролях: Макс фон Сюдов, Ингрид Тулин, Гуннар Бьернстранд, Найма Вифстранд, Бенгт Экерот, Биби Андерссон

Похожие фильмы:

  • «Седьмая печать» (1956)
  • «Красная пустыня» (1964)

Фильмы великого режиссера Ингмара Бергмана невозможно трактовать однозначно, как нельзя это сделать с произведениями Ф. М. Достоевского, 200-летие которого отмечается в этом году. М. М. Бахтин в работе «Проблемы поэтики Достоевского» впервые применяет музыкальный термин «полифонизм» применительно к наследию классика. Сумрачный философ не мог не быть воспринят «своим» в скандинавской культуре, представители которой точно так же ставили сложные проблемы существования человека в секулярном мире. Протестантизм оказал большое влияние на менталитет скандинавов — они бесстрашно обращались к богу «один на один», пропускали религию как бы сквозь себя, не удовлетворяясь следованием стандартному церковному поведению католиков и православных.

Федор Мизайлович был православным, что позволило РПЦ присвоить себе русского гения, несмотря на кардинальную непохожесть Достоевского ни на Константина Леонтьева, ни на Ивана Шмелева. Возможно, его религиозный экзистенциализм определил колоссальный и неослабевающий интерес к его наследию не только в Скандинавии, но во всем мире. Диалогизм Ф. М. Достоевского послужил провозвестником диалогической философии XX века, а обостренно-чувственное восприятие мира героями вызвало интерес к нему позднейших экзистенциалистов.

Конечно, Ингмар Бергман не мог не усвоить художественные идеи Достоевского, хотя бы через своего любимого автора Яльмара Бергмана, большого поклонника русского классика. И Достоевский и Бергман обращались за вдохновением к эпохе Средневековья, только шведский классик, будучи сыном священника, в большей степени испытал влияние христианской аскезы. Если мир Достоевского населен множеством ладно звучащих голосов, построен на пересечении параллельных сюжетов и напоминает этим мозаичную поэтику притч Роберта Олтмена, то вселенная Бергмана не расширяется, а сжимается — до размеров дома, а лучше комнаты, где два выхваченных из тьмы бытия лица излагают свою душу зрителю.

В 1950-е гг. Ингмар Бергман еще не был аскетом, но даже в «Седьмой печати», населенной многими героями, внешний мир враждебен персонажам — там только страдания и смерть, поскорее бы укрыться в замке, спрятаться от ужаса бытия, в надежде пережить ночь. Но ангел смерти все равно приходит на рассвете и уводит души из укрытия в безграничный средневековый простор.

«Лицо» имеет с этим шедевром безусловную тематическую связь, отчасти являясь дальнейшим развитием темы бегства героев от бессмысленности бытия. Гениально сыгравший ангела смерти замечательный лицедей Бенгт Экерот изображается Бергманом с некоторой иронией в «Лице» в образе спившегося актера, которого руководитель магического театра доктор Фоглер подобрал в лесу. Он одной ногой в могиле, уже чувствует холодное дыхание тьмы, однако, в отличие от рыцаря Антониуса Блока, воспринимает смерть как укрытие от холодной и чуждой человеку реальности XIX века, где, согласно доктору Вергерусу, наука открыла все тайны. Живи и радуйся обретенному смыслу бытия.

Ситуация «смерти бога», точно сформулированная Фридрихом Ницше, лишила человечество опоры в вере. Если для рыцаря потеря бога была трагедией вселенского масштаба, так что даже ангел смерти не мог забрать его прежде, чем он сам согласился умереть, то для человечества секулярного XIX века бог не более чем сказка. «Спиртное моя болезнь и мое лекарство», — говорит спившийся актер Юхан Спегель. Он никогда не думал, зачем человек живет. «Ешь, пей, веселись душа моя», и не надо никакого смысла. «Жив человек, мертв — все едино», как позднее засвидетельствует другой религиозный режиссер Мэриен Дора.

Если для Антониуса Блока важным условием было обрести себя, то доктор Фоглер в исполнении того же Макса фон Сюдова притворяется кем-то другим. В нем еще присутствует рудиментная связь с Блоком, ему пока отвратительно быть кем-то еще, но сил противопоставить течению жизни свое «я», что характерно для Блока и героев-правдоискателей Достоевского, у него нет.

Напыщенные и самовлюбленные обитатели дома консула Эгермана уже давно потеряли лица. Они играют роли, отведенные им обществом, в котором они живут. Доктор Вергерус — всезнающего ученого, а полицейский комиссар Старбек предстает в образе солдафона, который верит в силу и только в нее.

«Лицо» одновременно антипритча, по сравнению с иносказанием «Седьмой печати» о поиске неуничтожимого смертью смысла бытия, и аллегория, опрокинутая в прошлое, где словно в зеркале отражается безбожный XX век. Бог умер, а что дальше? Герои «Меланхолии ангелов» (2009) бунтуют без бога, впадают в девиации и насилие. Персонажи «Лица» воплощают театр. Жан-Поль Сартр приводил в качестве метафоры поведения человека в обществе официанта, который разыгрывает роль перед посетителем, и так усердно, что маска, как в античном театре, становится лицом. Так и люди XX века играют роли, изображая тех, кем они не являются и часто не хотят быть.

Тема игры в реальной жизни одна из ключевых в творчестве Ингмара Бергмана — до самых последних фильмов шведский гений говорил о смерти подлинных чувств в мире актеров. Лишь самые умные, духовно развитые, как доктор Фоглер, еще способны чувствовать диссонанс, противоречие между лицом и личиной. Но современный мир таков, что в нем невозможно не играть — человек, вздумавший быть собой, прослывет чудаком, как бабушка Фоглера, воплощающая уходящую натуру. Не столько важно, колдунья она или нет, сколько то, что она не скрывает свою личность, не приспосабливается к миру Вергерусов и Старбеков, от одобрения которых зависит успех труппы Фоглера в их городке.

Если «Седьмая печать» — фильм в большей степени индивидуалистический, где каждый отдельный герой имеет свою правду и смело высказывает ее по ходу пьесы, то «Лицо» изображает потерю индивидуальности в коллективистском мире. Важен не индивид, а коллектив. Нигилизм Фридриха Ницше уравновесился марксизмом, где речь идет не об индивидуальностях, а о классах. Для Ленина «интеллигент», то есть тот, кто самостоятельно мыслит, и вовсе стало ругательным словом.

Какую страну ни возьми, везде происходит утрата субъекта. Человек, чтобы жить в коллективе, должен соответствовать стандарту. И люди настолько привыкают к такой жизни, что уже не видят противоречия между лицом и личиной. Лицо исчезает, растворяясь в полутьме.

Не только Ингмар Бергман переживал потерю индивидуальности в современном мире. В защиту человеческого достоинства в те же годы высказывались неореалисты, многие из которых были носителями левых идей, воспринявшими у Маркса его протест против эксплуатации капиталистом рабочего, а вовсе не его идеи о коллективе трудящихся. В Италии мощно заявил о себе Микеланджело Антониони, режиссер, которого нередко сравнивают с Бергманом, несмотря на методологическую пропасть между ними. Бергман, вслед за Достоевским, был скорее психологом, погружаясь во внутренний мир каждого героя, в то время как Антониони воспринял импрессионистский подход запечатления ускользающего мига бытия.

Выход из ситуации «потери лица» Ингмар Бергман видит в искусстве, единственной сфере человеческой деятельности, где ценится индивидуальность, а не соответствие стандартам. Искусство — это жизнь души, неслучайно Бергман так ценил драматургию Юджина О`Нила, говорившего, что взаимоотношения бога и человека есть единственная стоящая тема. Юджин О`Нил писал, что «материализм неспособен выдвинуть нового, удовлетворяющего первобытный религиозный инстинкт поисков смысла жизни и избавления от страха перед смертью бога».

Доктор Вергерус говорит Фоглеру, что хочет препарировать его, дабы познать. В нем говорит материализм, отрицающий жизнь души и сводящий всего человека к биологическому роботу. Фридрих Энгельс справедливо называл таких «ученых» вульгарными материалистами. Но именно такой подход к человеку был распространен в XIX веке, что нашло отражение и в литературе, например в натурализме Эмиля Золя, а позднее привело к стандартизации человеческой жизни, в ответ на что и появился экзистенциализм.

Но и доктор Вергерус, со всем своим «научным подходом» и отрицанием всего мистического, не властен над своим материализмом, соприкасаясь с искусством. Оно, минуя разум, обращается к душе, где находит таинственные струны, играя на которых вызывает волнение перед встречей с миром идей. Тайна пугает вульгарных материалистов, а несоответствие человека принятым стандартам поведения провоцирует изгнание его из общества. Вопрос, так мучительно поставленный Антониусом Блоком перед собой, многие ныне даже не задают. Главное, быть таким, как все. Это и есть счастье.

Художники всегда изгои. Мир не понимает их и пытается изучить, навесить ярлык, бирку, подогнать под какой-то стандарт. Но искусство есть обитель духа. Человек, созданный по образу и подобию божию, уникален и неповторим. Бергман, восприняв от христианства в интерпретации протестантских теологов представление о человеке как о самоценной личности, всю жизнь вглядывался в души своих героев, снимал слой за слоем пласты комплексов, страхов, усвоенных моделей поведения, дабы узреть «самость», пользуясь терминологией К. Г. Юнга, и разглядеть лик Господа «сквозь тусклое стекло» бытия.

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)