Teeth Long and Sharp as Blades (2020)

Задумывался ли ты, насколько героини сказок похожи на последних девушек*? Мы пережили отравления, проклятья, заточения, матерей, что так и жаждали вырезать и показательно поднять над головой наши сердца. Но мы выжили. И наше выживание — это иллюстрация одной непреходящей мудрости: веди себя как следует — и все будет в порядке. Будь чиста сердцем. Будь добра к незнакомцам. Не ходи ночью в лес.

Это походило на шутку. Нелепый розыгрыш. Посвящение. Теперь-то я понимаю, что никто не собирался принимать меня в сестринство, но тогда я была наивна. Доверчива. Я пошла в парк, располагавшийся в дальнем конце кампуса. Стояла у границы, где непроглядные тени встречались с галогеновым светом, дарящим ощущение безопасности, лицом к густой, точно лес, гряде деревьев, окаймлявшей аккуратные лужайки. Не спрашивала, почему же я была единственной первокурсницей, которая стоит и дрожит здесь в футболке, купленной мамой в кампусном магазинчике в день, когда мы осматривали университет.

Надпись на красной футболке, прямо над контурным рисунком лесоруба — школьного талисмана, гласила: «Руби!» Подол футболки едва касался талии шортиков в обтяжку. Анжелика так настаивала, чтобы я их надела. Итак, я стояла, разодетая, как идиотка, оставалось лишь спеть целиком универский гимн, включая куплеты, которые уже никто и не помнил, а все ради того, чтобы просто вернуться обратно.

Предполагалось, что это безопасно. Я даже, как оказалось потом, была там не одна, хотя и не знала об этом на тот момент. Брайан из студенческого братства прятался в кустах. Он должен был выпрыгнуть в маске волка и напугать меня. Но вместо этого ему пришлось держать в руках мои кишки, рыдая и зовя на помощь.

Брайан поехал в больницу со мной, держал за руку, но когда меня занесли внутрь, остался на парковке. Затем вызвал Uber до кампуса. Все это рассказали потом, ведь после той ночи я уже никогда не видела Брайана.

Хотите взглянуть на мои шрамы? Все хотят. Пусть даже и не спросят прямо, но взгляд-то со временем выдаст. А там и уголки рта задергаются. Люди отводят взгляд и интересуются, как бы между прочим. «О, кстати…» — и их глаза расширяются. Люди всегда ждут чего-то хуже или лучше. Некоторые, полагаю, подумывают, что увидят, как мои кишки после стольких-то лет все еще болтаются, как веревки. Но ожидания никогда не совпадают с реальностью.

Люди пялятся, и пялятся, и пялятся, забывая, что я все еще здесь вообще-то. Мы последние девушки, героини; наша травма – урок, мы снова и снова выживаем ради вашего развлечения, чтобы научить вас жить.

Видишь? Когда я задираю футболку, видны следы ран от подмышки до бедра. Есть и другие шрамы, но ты их не увидишь. Конечно же, это другая футболка. Не тупи. Я купила новую.

Я стояла на краю тьмы и вглядывалась в деревья. Кроме как на их косматость и то, как они расплываются в буро-фиолетовой грязной ночи, смотреть было не на что. Я так и не удосужилась спеть. Открыла рот, сделала крохотный шажок навстречу теням. Пятками все еще на тропинке — в безопасной зоне света. Почему? Услышала ли, как в темноте что-то шевельнулось — какая-то необъятная, непостижимая тайна, готовая раскрыться и поглотить меня целиком? Или я просто была пьяна и старалась удержать равновесие?

Не важно. Да, это моя история, но когда ты ее услышишь, мое существо уже не будет иметь значения, будет просто воплотившаяся в девушке мораль, объект для примера.

Тьма сгустилась. Я не помню, чтобы она издала хоть звук, в отличие от меня. Раздался звук, но то был не крик, а всего лишь глухой стук от удара моей головы о землю. Я ничего не видела. Я не могла дышать. Что-то раздавило меня, огромные лапы стиснули плечи, прижали к земле. Затем рвали, рвали, рвали, пока не полезли внутренности. А еще жар и эта вонь.

Ты в курсе, что в наших окрестностях не видели ни одного волка за последние пятьдесят лет? Мы практически истребили их. Выгнали из привычной среды обитания, поубивали все источники пищи, оставили их голодать. Несмотря на популярное мнение, волки очень редко нападают на человека. Да и с чего бы? Слишком много проблем. Они предпочитают добычу полегче. Меньше. Слабее. Однако в случае нужды волки съедят что угодно. Так поступит любое голодающее существо – вопрос времени. Есть места, где волки выживают, поедая оставленный человеком мусор, как это делают птицы-падальщики. Или койоты. Только не говорите им в лицо, хорошо? Не знаю, правда ли это, но, по крайней мере, звучит правдоподобно, не так ли? В большинстве случаев хорошая история важнее реальности.

Волки не любят подходить близко к городам. Они не любят свет, запахи, шум. Я должна была быть в безопасности. Я даже не была там одна. Но, как бы того ни хотелось, мы никогда не находимся в полной безопасности.

Волки не приближаются так близко к городам, но и ножи не оставляют такие шрамы. Так что же ты такое? Годами я задавалась вопросами. Был ли ты болен, голоден, напуган? От рождения ли ты такой или сделался? Ты перепутал меня с оленем? А волк ли ты вообще?

Между истинами необъятная пропасть. Именно там и начинается история. Именно там и место существам, таким, как мы.

Конечно, люди прочесали леса, вооружились винтовками с транквилизатором и пулями. Неделями кампус наводняли белые тенты, заполненные кофе, радиоаппаратурой и складными стульями. Территорию окружили барьерами с развевающимися желтыми полицейскими лентами на них. Но так ничего и не нашли. Ну, или нашли не то, что искали.

Я лежала в больнице, поэтому все пропустила. Слышала, люди нашли какого-то бродягу. Он жил в укрытии, сооруженном из старого матраса и брезента, какой можно купить в любом магазине. Вроде даже опубликовали его фото в газете, хотя и не представляю зачем. Но я отчетливо вижу его образ у себя в голове – грязные каштановые волосы, борода спутанная и неухоженная. Но не только каштановая: немного светлая, слегка рыжая. Белый, худющий, что аж ребра торчат. Глаза зеленые со странными вкраплениями цвета ржавчины. У него даже не было рубашки. Лишь штаны из грубой ткани, перевязанные веревкой на поясе. Босоногий, стопы почти черные с грязью под желтоватыми ногтями.

Он и правда очень похож на тебя.

Волки – не монстры, они есть силы природы. Не выбирают, как себя вести, но если бы могли, как думаешь, что бы они выбрали? Существует ли волк, который предпочел бы открыть вегетарианский ресторан или, укутавшись в бабушкин халат, занялся бы вязанием?

Я никогда не хотела оказаться в сказке. Помню, в общежитии у лифта висел рекламный постер какой-то художественной выставки. Летающая тарелка зависла над озером; девочка стоит на берегу с букетом ромашек, будто собирается сделать предложение. Такой я и хотела бы стать – девчонкой, которая выходит замуж за НЛО и сбегает прочь. Но вместо этого я лишь выжившая. Всегда ей буду.

После того как меня выписали из больницы, я ожидала, что буду мечтать о волках. Не случилось. Мне дали справку о пропуске экзаменов, думали, что пройду предметы заново в следующем семестре, но я съехала из общежития в квартирку за пределами кампуса. Оплатил все щедрый выпускник, беспокоящийся о моем психологическом состоянии. Ощущение, будто принимаю плату за молчание, но я все равно согласилась. Да, в сестринство я так и не вступила.

Вместо волков мне снились мужчины с голодными глазами. Стоя среди деревьев, они наблюдали за мной. Жаркое дыхание пахло дешевым виски вместо красного мяса. Считаешь, что всякая сказка – это аллегория? Полагаешь, мозг способен защитить себя вымыслом, неважно, насколько надуманным и фантастичным?

Но, как я и говорила, нож не оставит таких ран.

Бабушка посылает мне деньги на каждый день рождения. А поскольку мне после выхода из больницы уже не надо было беспокоиться из-за оплаты жилья, я потратила деньги на еBay, купила себе шубу. Продавец уверял, что она из натурального волчьего меха и у меня нет причин сомневаться. Ты знал, что я была вегетарианкой?

Шуба пришла в конце весны, температура уже пробила восемьдесят пять градусов. [прим. пер.: по Фаренгейту; по Цельсию это около +30] Чтобы вытащить ее из коробки, пришлось напрячь обе руки. Продавец завернул ее в оберточную бумагу, пахнущую сиренью, словно она прибыла прямиком из винтажного маркета. Шуба ощущалась такой гладкой в руках, словно наделяла властью. Я воображала, будто часами мчусь без устали, мои мощные челюсти способны сквозь плоть и кости перекусить человеческую ногу. Подкрался голод.

Я открыла шкаф и надела шубу. Зашла внутрь, села спиной к стенке и аккуратно прикрыла дверцу.

В темноте я почти могла разглядеть зеркало в человеческий рост на дверце. Вглядываться в отражение сквозь висевшую одежду – все равно что наблюдать за собой сквозь деревья. Я представляла, как меня проглатывают, как прислоняюсь к желудку зверя, чью шкуру ношу. Засунула пальцы в рот и жевала, пока не ощутила вкус крови. Я закричала. То звучал насыщенный горловой вой.

Больше я не мечтала о людях, таившихся за деревьями.

Хочешь узнать, чем закончится история? Заметил камеру, не так ли? Вот мы и подошли к месту, где я исправлю рассказ, снова выйду на первый план, напомню тебе, что я была здесь все это время. Мы с тобой снимем фильм. Ты будешь звездой.

Знаешь, что за убийство вымирающих видов животных налагается штраф в пятьдесят тысяч долларов? И я все еще вегетарианка – можешь поверить? Жестокость к животным – это плохо; они не могут себя изменить. Но девушка должна делать то, что предписано ей делать, если она желает добиться большего, чем просто выживание.

Ты веришь в способности трансфера? Это когда одна вещь подменяет другую, например монета за жертву или агнец за сына? Веришь ли, что вино в кубке обратится в кровь, лишь коснувшись праведных губ?

Я расскажу тебе историю. Однажды девочка пошла в лес. Волк сожрал ее, но каким-то образом она вылезла. Когда девочка выросла, она вновь отправилась в лес, но на этот раз взяла с собой копье, вырезанное из чернейшего, отполированного до блеска дерева.

Волк также вернулся, чтобы привычно тревожить лес, и героиня знала: если ей не удастся убить хищника, он сожрет еще больше таких же, как она, девочек. Так что она двинулась вперед и сразилась с волком, несмотря на очевидное превосходство хищника. Пусть даже его глаза налиты кровью, дыхание подобно буре, а каждый зуб словно лезвие длиной с руку девочки. Но она не выказала страха, вонзила копье прямо в волчий мозг. Затем забрала его белоснежный мех для накидки и объявила лес вновь безопасным.

А вот еще одна правдивая история. Девочка пошла в лес, и волк сожрал ее, но она выжила. Когда девочка выросла, в лесу уже не осталось волков; люди даже говорили, что их никогда и не было. Но девочке снились кошмары, она знала: мир небезопасен, и если расслабиться, он сделает из нее того, кем она не является. Поэтому девочка прокралась в лечебницу для больных животных. Она украла волка, столь чахлого и одурманенного, что тот не мог сопротивляться. Он так оголодал, отощал, что девочке не составило труда унести его.

Она притащила волка в подвал своего жилого дома. Девочка привязала его к старой армейской койке в дальнем углу прямо под перегоревшей лампочкой. Волк испугался. Волк умолял дать ему еды и воды. Неужели девочка не видит, что он болен и непричастен к ее шрамам? Она ответила: «Нет», больше не могла на него смотреть. Она могла смотреть лишь на огромного, воняющего кровью красноглазого волка, чьи зубы длинные и острые, как лезвия.

Девочка взяла нож, который был не длиннее ее руки. Если не сказать очень маленький. Она медленно резала волка. Начала с грудины и дошла до паха. Пришлось повозиться, руки налились жаром, все-таки его кожа не молния-застежка. Жутко воняло, хищник постоянно орал, воплями уверяя, что она ошиблась, ошиблась, ошиблась, что он и не волк вовсе.

Когда я вскрою тебя, надену ли твою шкуру? Освобожу ли лес? Или обнаружу лишь кровь, кишки и органы, которые даже придерживать никто не будет до приезда скорой помощи?

Ты говоришь, в окрестностях уже более полувека не было ни одного волка. Я говорю, что ножи не оставляют таких шрамов. Какой истории верить? Мир не всегда рационален. Иногда тайна поджидает среди деревьев, готовая поглотить всех нас целиком.

Теперь я включу камеру. Я бы сказала, что мне жаль, но это нарушит весь смысл. Вот как мы вырастаем из сказок. Перестаем быть просто выжившими девушками. Мы сами становимся монстрами. Не наглядным примером. Не образцом справедливости и мести. А всего лишь живыми людьми. Живыми и очень жестокими.

Примечания:

*Последняя, или оставшаяся девушка(eng. final girl) — это классический женский типаж большинства слэшеров, впервые появившийся в фильме «Хэллоуин».