DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

О Владе

Уже больше года с нами нет Владислава Женевского, талантливого писателя, переводчика, редактора, критика. Сегодня о Владе говорят близкие ему люди. Нельзя в рамках одной публикации разместить слова всех, кто может с любовью вспомнить Владислава. Не все, до сих пор, могут найти подходящие слова, чтобы выразить утрату. Нам больно, что так скоро мы посвятили памятный материал не кумирам, скончавшимся задолго до нашего рождения, а нашему другу. Но вместе с болью в сердце, Влад оставил по себе добрую память и тихую радость по тому, что мы были знакомы. 

Флюза Хазиева, мать Владислава:

В детстве он был очень тихим, всегда чем-то занятым, ему было интересно с самим собой. До двух лет очень мало говорил слов, что вызывало наше беспокойство, но на третьем году жизни заговорил сразу предложениями. Вскоре выучил через кубики с буквами весь алфавит. Однажды он мне задал вопрос, как из букв складываются слова. Пришлось сбегать к соседской девочке-школьнице и взять тетрадь для прописи, показала один раз, на следующий день уже услышала результат. Прихожу и слышу тихое бормотание с балкона, дело было летом, вижу: сидит, читает по слогам. К трём годам читал книжки сам. Покупала детские книжки, журналы. И он ими очень дорожил. Потом эти книги по несколько штук оформили в жёсткий переплёт в мастерской. Домашние книги были прочитаны, и начались походы в библиотеки города. Там его запомнили и пускали в запасники. К семи годам не осталось ни одного книжного магазина и ни одной библиотеки, где бы он не побывал. И в эти же годы он узнал и полюбил творчество Толкина.

К семи годам он читал, писал, считал. В школу пошёл в 1993 году в восемь с половиной лет, первое время был радостным, но потом погрустнел — на уроках делали то, что он освоил в раннем детстве. Учительница разрешила приносить художественные книги и читать тихонько на задней парте. До февраля 1994-го учился во втором классе, пока учительница не отвела на контрольные в третий класс. За один учебный год закончил три класса.

Зрение у Влада стало садиться где-то с четырёх лет, пытались дозировать чтение, но он прятался с книжкой. Бывало, и с фонарём ночью под одеялом.

Первые стихи написал в шестнадцать лет, когда влюбился в девочку. Начал вести дневник, но всё прятал, потом уже через много лет я увидела дневник. В 2006 году Влад занял второе место на республиканском конкурсе среди молодых талантов — первое признание его таланта, а он отнёсся к этому спокойно.

Школу закончил с золотой медалью. Одноклассники почтительно называли Влада «Профессор». Но и шкодил со всеми и до последних лет жизни общался со всеми друзьями. После школы пошёл в Авиационный институт на программиста, как большинство. Не мог определиться с профессией. Но с первых же месяцев погрустнел, начал говорить, что ошибся выбором, что он гуманитарий, а не технарь. Договорились, что он проучится год, а потом перейдёт куда хочется. И он продолжал ходить в институт и даже повеселел. А секрет оказался прост: утром уходил как на занятия, а всё время проводил в институтской библиотеке, где был богатый фонд художественной литературы. Там он узнал Кинга, Лавкрафта и прочих любимых авторов. К новогодней сессии сын объявил нам, что бросил институт и пойдёт на первый курс филфака. В университете Влад вёл очень активную жизнь, ему всё нравилось. Несколько лет был стипендиатом Потанина. Группой ездили в разные города на соревнования между стипендиатами. Жизнь сына била ключом. Как раз в это время он начал собирать свою серьёзную библиотеку, когда выписывал, когда покупал. Очень любил книжные рынки.

Владислав Женевский с матерью

Его разносторонность поражала нас самих. Выучил нотную грамоту по самоучителю и начал играть на гитаре. Было увлечение рок-музыкой, эстрада мирового уровня, классика. У него в компьютере осталась подборка, где можно найти любую музыку. Влад делился со мной новинками, понимал, что мне понравится. Он много чего знал, но в быту был не приспособленный.

С 2005-го по 2006 год Влад заболел, оформили академический отпуск, вот тогда он и начал писать прозу. После выздоровления часто гулял по окрестностям, а после уехал в глухую деревню к другу отца. Деревня находится в горах рядом с электростанцией, построенной Демидовым в 1905 году. Вот где он полюбовался на старину и седой Урал с его дикими лесами да скалами. С собой он взял книгу про травы и изучал флору лесов. Утром уходил в горы и приходил к вечеру. Ничего не боялся. Рассказывал, что, когда видел кусты, деревья, скалы причудливых форм, сразу разыгрывалась фантазия. Он приехал очень воодушевлённый. В рассказе «Мёд» он описывает именно те места.

Когда начал писать, я по настроению понимала, посетило вдохновение или нет. Если пришла Муза, то Влад становился озорным: глаза горят, подшучивает, ненадолго отрываясь от компьютера, еду приходилось приносить на стол к нему, не хотел отрываться. Но если был мрачнее тучи или вздыхал, значит сегодня не повезло со встречей. Тут и с едой нельзя было подойти.

Мне всегда нравилось творчество сына, частенько давал мне читать, хотя предупреждал что мне может не понравиться сюжет. Но меня завораживал язык, его манера писать. Влад всегда был скромным, похвалу принимал со словами: «Да это так себе».

Последние годы у него появился ритуал празднования дня рождения любимых писателей, как Кинг, Лавкрафт. Происходило это обычно ночью. Одевался празднично, на дисплее портрет именинника, зажигал свечи, включал соответствующую настроению музыку, затем доставалась текила, лимон и соль. На вопрос, что он делает такой нарядный, сын ответил, что сегодня день талантливого и хорошего человека и он празднует. Больше не спрашивали, а только интересовались, кто нынче именинник.

Нам его очень не хватает. Очень грустим. Нам он дорог любой, если бы даже не было бы такого таланта. А так вдвойне больно.

 

Парфёнов М. С., писатель, энтузиаст русскоязычного хоррора, основатель серии «Самая страшная книга»:

Влад запомнился мне интеллигентом в лучшем смысле этого слова. Человеком, который, имея огромные знания и выдающиеся таланты, предельно терпимо и уважительно относился к чужому мнению. Был при этом весел и жизнелюбив, что всегда контрастировало с серьезностью большинства его произведений.

Я всегда буду помнить его рассказы, потому что восхищался ими. А одним из самых теплых, живых воспоминаний для меня будет, наверное, сцена на берегу Финского залива, когда Влад, я, Дмитрий Тихонов, Александр Подольский и другие ценители ужасного просто сидели, пили пиво и вели непринужденные беседы о хорроре и не только. Это была какая-то идиллия, хотелось, чтобы эти минуты длились вечно.

Михаил Парфёнов, Владислав и Александр Подольский перед публикацией DARKER

Влад был автором самобытным и самодостаточным, а богатый читательский багаж у него выливался не в бездумное следование неким кумирам, не в подражание или стилизацию. Как и всякий писатель, он учился у коллег, перенимал приемы. Внешне, на первый взгляд, это иногда и правда кажется стилизацией, но... Например, он сам называл новеллу «Искусство любви» наиболее «лавкрафтианской» своей вещью. И читатели в большинстве говорят и пишут о том, что это подражание Лавкрафту. Но у меня, когда я читал эту замечательную историю, возникли ассоциации не с ГФЛ, на которого там, разумеется, расставлены прямые отсылки (ведь вещь писалась для антологии, тематически связанной с Мифами Ктулху), а с работами совсем другого мэтра, Стивена Кинга. В «Искусстве любви» есть то, чего мы никогда или почти никогда не находим у Лавкрафта, но что давно присуще Кингу: черный юмор, мрачный, но при этом и довольно веселый сарказм. Эта вещь у Влада вообще во многом ироническая, взять хотя бы лежащую в ее основе идею того, что лавкрафтианские чудища в наш мир явятся не посредством легендарного «Некрономикона», а с помощью невинного любовного романчика. Учитывая это, учитывая другие моменты, я считаю, что Женевский не стремился писать стилизации, мое мнение — он пользовался приемами, заимствованными у классиков жанра, для создания оригинального творчества. Стиль — это тоже прием, или комбинация оных.

Я уверен, что творчество Влада достойно восхищения, уверен в том, что его новеллы можно назвать современной классикой. Сам Влад был очень скромным и даже, на мой взгляд, излишне строгим к себе и своим трудам. Сам он ни за что не согласился бы с тем, что написано в аннотации к его сборнику. Но, черт подери, это не значит, что написанное там — ложь. Это значит лишь то, что Влад был очень придирчив к себе как к литератору. Я же — мы все, надеюсь, — его талантом восхищаемся и ставим в один ряд с классиками.

 

Елена Зеленова, журналист, фотограф, возлюбленная Влада:

Где бы Влад ни был, ни путешествовал — в любую свободную минуту читал. Таким он остался в памяти: с книгой в руках и фразой «Подожди, страницу дочитаю» на устах. В путешествиях посещения книжных магазинов и букинистических лавок обязательны. Интеллектуальная наркомания. В Питере — обязательный заезд на «Крупу». А по завершению поездки испытание — допереть до дома чемоданы. Притом, что обычно в ту сторону тоже везлись книги — на подарки друзьям, на продажу знакомым.

Вторым обязательным пунктом путешествий были зоопарки — питерский, пражский, финский, пермский... Там проводили по целому дню, гуляя и умиляясь. Потом было море историй, как в одном вольере сосуществуют похожая на подошедшее тесто кошка и худенькая пума, как стая фламинго гоняла наглых уток, издавая звуки, похожие на сотню клаксонов старых машин... Особая любовь у Влада была к кошкам, о чём многие знают. Дома всегда были коты — огромный рыжий ТинПу, сказочно серый и умный Тишка и его мамашка — идеальная кошка — Ночка. Всех их регулярно тискал, да и сами они охотно шли на руки. Как Влад говорил, если в каком-то месте есть кошка, это хорошее место. Котят называл «кусяськами». Кстати, в Питере как раз целенаправленно сходили в котокафе «Республика кошек», перегладили все, что под руку попадалось, даже лысое. Недавно и в Уфе открылось такое, Влад был бы рад.

Влад обязательно отмечал дни рождения любимых писателей. 20 августа в Хельсинки под дождем искали бар, чтоб выпить за Лавкрафта, а на следующий день — 21-го — за Леонида Андреева. Было забавно, Влад заказал текилу и объяснял бармену, что к ней нужна еще лимонная долька и соль, бармен понял как понял и с удивлением на лице насыпал полный стакан соли.

Многие отмечали внешнее сходство Влада с Андреевым. Не зная, где чьё фото, можно было и спутать. Мы очень долго искали могилу Андреева на Волковском кладбище в Питере, сбились с ног, указатели и карта врали, нагугленные фотографии не помогали, даже обращались вслух, мол, ну где ж ты прячешься! Но, наконец, нашли, можно сказать, чудом. Влад тогда еще говорил, что хотел организовать сбор средств, чтобы поставить Андрееву нормальный памятник, а не такой безликий постамент.

Вообще очень странно и неуютно рассказывать о Владе… Он был мой близкий человек, хотя в «книжную» сферу его жизни я почти не погружалась, просто знала, что читает, переводит, рецензирует… Для меня он был немного другим, чем для знакомых, — нежный, родной, обнимательный. Было море своих шуток, переделанных словечек и песенок, которые он регулярно напевал, традиций, например, гулять по выходным на располагавшемся поблизости Михайловском кладбище, по лесам и полям (жили за городом) пешком и подолгу. Влад был отзывчивый и честный, мы частенько спорили с ним о пиратстве: для него правильным было купить музыку любимого исполнителя, при возможности купить книгу, а не выкачать ее из Интернета. Приучал меня к порядку во всем, особенно в хранении файлов. Влад был большим любителем составлять списки, как-то показывал тетради, в которых еще в детстве записывал рейтинги любимых песен, потом это переросло в списки книг и фильмов, которые он себе ставил целью прочитать и посмотреть за год. Свою библиотеку (огромный книжный шкаф во всю стену, книги в несколько рядов) он тщательно вел в отдельном файле. Слишком уж стойкая ассоциация: Влад и книги…

Илья Пивоваров, Влад Женевский, Елена Зеленова

Илья Пивоваров, писатель, редактор журнала DARKER:

О Женевском говорят «талантливый прозаик», «красиво пишет», «классик хоррора». А я вижу человека с вечно печальной улыбкой на лице, с вечно сиплым из-за операции голосом. Иногда думается, что Влад совершал ежедневный подвиг — жил в мире, которого боялся. Мало того, ещё и рекомендовал хорошую литературу, помогал советами, всячески просвещал других. Человек умер, друг умер, и это настолько ужасно, что сложно выразить словами. Но остались его идеи, мысли, то, во что он душу вкладывал. Хорошо бы продолжить то, что делал для русской литературы Влад: писать лучше, читать больше, критиковать мягче и справедливей.

Александр Подольский, писатель, бывший главный редактор журнала DARKER:

Про людей вроде Влада говорят — родственная душа. Достаточно было пообщаться с ним совсем чуть-чуть, на любую тему, как тут же тянуло назвать его другом. Он даже спорил настолько интеллигентно, с юмором, что запросто мог перетянуть оппонентов под свои знамена. Потому что веяло от него какой-то домашней теплотой, позитивной энергетикой. Мы виделись всего пару-тройку раз в году, но положительного заряда хватало надолго. Например, когда Влад летел домой из Германии после встречи со Стивеном Кингом, у него была пересадка в Москве. Небольшой компанией мы засели в уютном баре, где слушали его рассказы, напитывались живыми впечатлениями. Перед нами сидел счастливый человек, который осуществил мечту и встретился с любимым писателем. С тем, кто когда-то изменил его жизнь. И благодаря Владу, его тогдашним эмоциям и историям, мы сами будто бы повидались с Мастером.

В нашем узком кругу он считался мастером во всех ипостасях, но если говорить о более широкой аудитории, то тут особняком стоят его успехи на ниве критики. Причем публицистика Женевского не давала забыть и о его писательском таланте, ведь статьи и рецензии Влада — это полновесные литературные произведения. Многочисленные публикации в периодике, неоднократные победы и призовые места на престижном конкурсе «Фанткритик», признание пишущих коллег — все это говорит само за себя. К сожалению, достигнуть такого успеха как писатель и переводчик он просто не успел.

Влад опирался на чужое творчество, а не копировал любимых авторов. Он никогда не забывал про собственный голос. Он обладал уникальным чувством языка, всегда скрупулезно работал над текстом, буквально над каждым словом (и звуком!), корпел над источниками информации. Думаю, в литературном плане Женевского можно назвать педантом. При таком подходе работа идет медленно, тяжело, пока текст, как единый организм, не будет полностью удовлетворять своего создателя. Но результат стоит всех трудов. Такие рассказы, как «Запах», «Искусство любви» или «Никогда», запросто могли бы украсить зарубежные антологии «старого» хоррора, и никто бы из читателей не догадался, что автор — российский современник.

Я считаю Женевского талантливейшим писателем, а его сборник — отличной книгой. Но я уверен, что своих лучших вещей он так и не написал. У Влада все было впереди, в том числе и звание прижизненного классика.

Дмитрий Тихонов, Сергей Тягунов, Александр Подольский, Владислав

Дмитрий Тихонов, писатель, сценарист:

Влад сразу производил впечатление абсолютно интеллигентного — в хорошем смысле слова — человека. То есть, вот есть некий абстрактный идеал русского интеллигента, и Влад приблизился к нему настолько, насколько возможно. Потрясающе широкий кругозор, готовность всегда помочь советом или делом, стремление сглаживать противоречия и не допускать конфликтов — вот это Влад. Ну и талант, конечно. Он любил слова, умел с ними обращаться, складывать их в истории, и это чувствовалось сразу.

Самое яркое воспоминание — с той самой ФантАссамблеи 2012. В последнюю ночь Влад, Саня Подольский, Серега Тягунов и я, с помощью грима придав лицам сходство с жуткими персонажами современной масс-культуры, отправились бродить по окрестностям пансионата. Мы были слегка пьяны и бесстрашны, пугали водителей, на свою беду случившихся на пустынной ночной дороге, затем отправились в близлежащее кафе «Кавказ». На наше счастье, оно было закрыто. Такой Хеллоуин в конце лета на берегу Финского залива.

Мне кажется, что для Влада в литературе на первом месте стояли вовсе не идеи, не сюжеты, не герои. На первом месте для него стоял язык. Сам текст. То, как буквы превращаются в слова, слова в предложения, а предложения — в абзацы — вот что интересовало его сильнее всего. Именно поэтому, на мой взгляд, он и не уделял «достаточно» внимания собственному творчеству — ему хватало переводов, чтобы работать с языком, удовлетворить тягу к созиданию. Многие писатели, занимающиеся переводами ради заработка, воспринимают их исключительно как работу, повинность, тупой и неблагодарный труд. Для Влада переводы были искусством, не менее значимым, чем любое другое. Поскольку я тоже некоторое время работал переводчиком, мы с ним иногда совещались по тем или иным вопросам — чаще всего, конечно, я обращался за помощью. Голова у Влада работала удивительно: он мог за минуту выдать десяток вариантов, перепробовать несколько комбинаций с каждым из них и выбрать самый подходящий. Причем, это относилось не только к родному языку. Он точно так же чувствовал и понимал английский, что само по себе большая редкость, профессионально переводил на него.

Вот в Википедии написано, что «классическая литература — корпус произведений, считающихся образцовыми для той или иной эпохи». Если принять это определение за истину, то, безусловно, поздние рассказы Влада можно с чистой совестью назвать классикой современных отечественных weird и horror (хотя само разделение этих жанров попахивает поводом для серьезной дискуссии), потому что они вполне подходят на роль образцовых. «Запах», «Искусство любви», «Kom», «Ключик» сделаны настоящим мастером, сделаны практически идеально и способны стать источниками вдохновения для других авторов. Станут ли? Время покажет, но хотелось бы надеяться, что да.

 

Сергей Крикун, художник, переводчик, писатель:

Влад был не просто товарищем, а другом-единомышленником. Бывал у меня в гостях после первой операции, вместе ездили во Львов. Не могу вспоминать о нем без теплоты. И хотя я вообще практически не плачу... безвременная кончина Влада меня так опечалила, что я начал пускать слезы прямо во время одного разговора. Мы любили подтрунивать друг над дружкой, называя всяческими обидными словами, и бывало, что ссорились из-за произведений, когда Влад брал себе в перевод то, что, по моему мнению, должен был переводить я. Забавно, что сейчас я перевожу «Алые заветы» Баркера — книгу, работать над которой начинал Влад. Если издатель позволит, напишу предисловие об этом и посвящу перевод Владу. Очень жаль потерять такого умного, живого друга. Хотелось бы, чтобы он знал, как хорошо о нём вспоминают. Пускай шоггота Влад и не победил, быть замечательным человеком то недолгое время, что он делил с нами на одной планете, ему удалось. До встречи, друг.

Кирилл Луковкин, Влад, Сергей Крикун

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)