Допустим, некий писатель изменил вашу жизнь (сам он об этом не подозревает, но тем не менее).

Допустим, обычно вас разделяет семь с половиной тысяч километров (из них не меньше половины — океан).

Допустим, вы узнали, что в недалеком будущем это расстояние сократится до трех тысяч километров… но только на несколько дней. Потом счетчик вернется к прежней отметке.

Если писатель — Стивен Кинг, а вы — это я, то вам и так известно, что было дальше, поэтому читать этот текст не имеет смысла. Если же со вторым условием не сложилось, то можете попробовать. В конце концов, мы уже сняли деньги за чтение с вашего банковского счета и назад их ни за что не вернем.

(Странно сказать, но сомнительным чувством юмора я тоже во многом обязан Стиву.)

В книгах Стивена Кинга отразилось почти все хорошее и все плохое, что только есть в хранимых небом Соединенных Штатах — не в идеализированной одноэтажной Америке из голливудских комедий, не в тесных кругах нью-йоркской интеллигенции, а в жизни обычных людей. Людей, которые ездят в пикапах с наклейками на бамперах, усиживают за вечер ящик-другой «Бада», голосуют преимущественно за республиканцев, живут в домах, которые им не принадлежат, и пытаются как-то любить тех, с кем соединил их судьбы Господь.

Иными словами, Кинг — не только человек, но и символ, тянущий за собой размашистый шлейф ассоциаций и образов. Стоит ли поэтому удивляться, что один из самых известных писателей мира — записной домосед? Наивно ведь ожидать от статуи Свободы, что в один прекрасный день она сойдет с пьедестала и побредет по дну Атлантики на историческую родину, в Старый Свет (впрочем, окончательно такую возможность исключать нельзя — как показывает один известный фильм с Биллом Мюрреем и Дэном Эйкройдом, неподвижность Дамы с факелом не такой уж и постулат). Символу положено стоять на страже родины и охранять ее культурные границы, излучая остаточное сияние в остальной мир. Насколько известно автору этих строк, Кинг пересекал атлантические воды лишь единожды, в начале восьмидесятых. Той памятной поездке в Лондон мы обязаны «Мизери» и  «Крауч-Эндом», но до континентальной Европы дело не дошло. Пророк вернулся в свое отечество и продолжил исследовать вселенную астральными методами, не пересекая географических границ (Канада, конечно, не в счет).

Однако, как сказал один известный персонаж, «они все летают, и ты тоже будешь летать». Осенью 2013 года было объявлено, что в ноябре Стивен Кинг проедется с небольшим туром по Европе в поддержку своего нового романа «Доктор Сон», формально продолжающим «Сияние». За вычетом авиабазы Рамштайн (да-да, с одной «м», но мыслите вы в верном направлении), где Кингу предстояло выступить перед представителями американских ВВС, программа тура предусматривала всего три остановки: Париж, Мюнхен, Гамбург. В каждом городе были запланированы встречи с читателями, интервью на телевидении и прочие стандартные процедуры, которым принято подвергать заезжих знаменитостей.

В этот момент в истории появляюсь я — в роли классического Постоянного Читателя, которому в итоге пришлось попробовать себя и в качестве получателя виз, бронировщика гостиниц, ездока на бочках (точнее, «боингах»), а также глаз и ушей журнала DARKER. Мотивы, руководившие мной, очевидны любому адепту ПЧ-братства. От технических деталей я вас избавлю; скажу только, что осуществить почти-что-мечту приятно, а с таким скромным бюджетом — приятно вдвойне. Так или иначе, но вечером 18 ноября я ступил на землю Баварии — в то же самое время, хочется думать, что и человек, чья магнетическая сила притянула меня в Мюнхен. До встречи оставалось чуть более суток.

Далее, по идее, должны следовать рассуждения о скрытых параллелях и тайных подтекстах, о том, что Кинг в Мюнхене — это не случайность, что Король ужасов не мог не посетить краев, где стучал когда-то по столу пивной кружкой молодой Гитлер и где был устроен один из первых и самых зловещих комбинатов по переработке людей в дрожащее органическое вещество (к слову, Дахау упоминается в «Способном ученике»). Но все это, как выразился бы сам наш герой, чистейшей воды bullshit. В нынешнем Мюнхене зловещего не больше, чем в бочонке пива, — это удобный и чистый город, центр финансовой жизни, автомобилестроения и книгоиздания; город, где трамваи ходят по расписанию (всегда), а мужчины в кожаных штанах (редко, но баварские традиции далеки от вымирания). Все это крайне далеко от тех сюжетов, с которыми мы привыкли связывать имя Кинга; откровенно говоря, вариант с Москвой или Сызранью подошел бы больше.

Конечно, при желании щупальца тьмы можно разглядеть где угодно. К примеру, такая вывеска заставляет думать о шкатулке Лемаршана, одержимых зеркалах и прочих милых вещицах:

Словарь, однако, напоминает нам, что hell по-немецки — это всего лишь «светлый». Пожалуй, в запасниках славного доктора скорее найдется святой Грааль, чем билет на свидание с Пинхедом.

Или вот взять местные кладбища:

Только бродят по этому славному некрополю не заблудшие души, а мамы с колясками и пенсионеры с собаками.

Хотя вот это существо напомнило мне небезызвестного живописца Ричарда Пикмана, большого любителя кладбищ:

И все же одна параллель нашлась. Встреча проходила не где-нибудь, а в местном цирке. А где цирк, там и

Впрочем, отсутствие шариков и некоторых других обязательных признаков заставляет удержаться от однозначных выводов.

Две с половиной тысячи билетов были распроданы подчистую. Поскольку места в цирке «Кроне» номеров не имеют (или не имели в тот вечер), публика выстроилась перед входом за добрых два часа до начала. Трудно в это поверить, но литература не совсем еще утратила способность собирать людей в толпы. Точнее, аккуратные очереди.

Под куполом (ха! еще одна параллель!) «Кроне» роились оживленные голоса, воздух звенел от предвкушения чего-то радостного и необыкновенного.

Наконец на сцену вышел Питер Страуб, который почему-то представился Денисом Шеком. Разумеется, такие топорные уловки не смогли бы обмануть того, кто хотя бы раз видел второго создателя «Талисмана» на фотографии. Не говоря уже о людях с идеальной памятью на лица. Хорошее немецкое произношение г-на Шека — не аргумент; фамилия «Страуб» скажет проницательному человеку вполне достаточно.

— Итак, дамы и господа, впервые в Германии — Стивен Кинг!

Дальше произошло нечто странное.

Из-за кулис вышел высокий худощавый мужчина, которого я определенно знал лично, и знал хорошо. Вероятно, это был мой дядя, сосед или друг семьи; так или иначе, но его жесты, тембр голоса, некрасивое и одновременно трогательное лицо — все это было знакомо до боли. С этим человеком мы много лет прожили под одной крышей. Зачем же тогда все эти хлопоты с визой, билетами, отелем?..

— Мистер Кинг, двое ваших сыновей тоже стали писателями. В чем секрет?

— Все очень просто. В детстве я запирал их в комнате с бумагой и ручкой и говорил: «Хочешь есть — пиши».

Купол «Кроне» сносит взрывом смеха, но работники цирка приколачивают его обратно. Немецкая эффективность.

— А если серьезно, то просто так вышло, и все. И еще они выросли в доме, где всегда было полно книг…

В Кинге удивительным образом сочетаются национальная самоуверенность и стеснительность записного интроверта. В отношениях «публика — кумир» он не ведущий и не ведомый. Это больше похоже на выступление одаренного малыша в тесном семейном кругу — всего-то две тысячи пятьсот один человек. Все будут смотреть на него, все будут хлопать. От этого ему немножко страшно, но как же это здорово!

— Меня спрашивают иногда: «Почему вы вообще пишете такую хрень?». И я отвечаю: «А с чего вы взяли, что у меня есть выбор?».

Кинг хвалит немецкую кухню, упоминает между делом братьев Гримм («у вас, ребята, самые мрачные сказки в мире») и холокост. Обводит взглядом цирк и в звучных выражениях признается, что более красивого места в жизни не видел. И не без гордости заявляет, что воспитал целое поколение американцев, немцев и так далее, до смерти боящихся клоунов.

Он читает отрывок из «Доктора Сна» (повозившись сперва с планшетом —«сраный айпэд!»). Да-да, я уже слышал этот голос. Слышал с книжных страниц, но так же ясно, как слышу сейчас.

— Когда я брался за «Доктора», то немного тревожился: все-таки многие читатели называют «Сияние» самой страшной книгой, которую им довелось читать… Слушай, но тебе же тогда было четырнадцать лет! А сейчас тебе пятьдесят, ты читаешь и думаешь (зевает): да ну, сла-а-абенько как-то.

Шек (простите, Страуб) спрашивает, как возник замысел «Сияния». Кинг вспоминает, как в 70-х с женой и детьми… Вдруг он останавливается, делает серьезное лицо и говорит:

— Вот что, послушайте моего совета. Если вы молоды и все, что у вас есть, это две пары штанов, — не заводите детей. Это ошибка.

И все-таки рассказывает, как осенью 74-го гостил вместе с женой в отеле «Стенли», что в Скалистых горах, штат Колорадо. Гостиница закрывалась на зиму, и они были единственными постояльцами. Снаружи выли ноябрьские ветра…

Разумеется, речь заходит про Кубрика.

— Мы со Стэнли… (внезапно замолкает) О, я ведь могу называть его Стэнли. Мой кореш Стэнли. Стэ-э-энли, чувак…

На самом деле контактов между двумя С. К. было не особенно много, но Кингу есть что вспомнить.

— Я как раз брился в ванной, как вдруг вбегает Табита и говорит: «Стив, тебе из Англии звонит Стэнли Кубрик». Я от неожиданности порезался, заклеил кое-как ранку туалетной бумагой и побежал к телефону. А там голос из трубки: «Привет, Стив, я Стэнли Кубрик, и мне кажется, что большинство историй о призраках оптимистичны». Ну вот представьте: семь утра, я стою в одних трусах, рожа в крови, а мне говорят, что привидения — это оптимистично. Почему, спрашиваю. «Ну, если существует жизнь после смерти, то это неплохо». — «А как же ад?» — «А я в ад не верю…»

В конце концов Стив признается, что не то чтобы ненавидит этот фильм — просто не особенно его любит.

Еще один фрагмент романа: на этот раз профессиональный чтец долго декламирует на немецком. Местные слушают, затаив дыхание. Иностранцы в зале скучают.

— Хоррор — это репетиция смерти. Это такая возможность получить страховой полис с гарантией, что ничего с тобой не случится…

Кинг то шутит (подтверждая свою репутацию матершинника), то философствует, но слушать интересно и то, и другое.

— Есть ли у Стивена Кинга свое особенное звучание? — спрашивает Шек-Страуб.

— Кри-и-ик!

Мы ищем в книгах голоса, которые захочется услышать снова. Кинг полагает, что мистификация с Ричардом Бахманом вскрылась как раз потому, что его голос стал узнаваем.

Встреча подходит к концу, гостю предлагают несколько вопросов из зала и интернета.

— Стивен, если бы вы оказались в магазинчике из «Нужных вещей», то что бы попросили?

Почти без запинки:

— Подушку Лавкрафта. Может, своровал бы у него какие-нибудь сны.

И еще:

— Какие ваши книги вы посоветовали бы новичку?

— Чтобы уж было наверняка, купите все мои книги. Тогда точно что-нибудь понравится.

Стоит ли удивляться, что после слов «Спасибо, встреча окончена» две с половиной тысячи человек встают и устраивают неказистому немолодому мужчине из Новой Англии десятиминутную овацию.

В Париже Постоянных Читателей порадовали не только встречей, но и продолжительной автограф-сессией. А вот немцев (и российских засланцев) обделили: несколько десятков заранее подписанных экземпляров «Доктора Сна» были разыграны среди присутствующих в «Кроне» лотерейным методом. У счастливчиков на билетах был изображен лев.

Убедить организаторов, что именно так в России выглядят нормальные львы (морские), не удалось. В этом, несомненно, проявилось истинное отношение гнилого Запада к идеалам духовности и гуманизма.

Или же мне просто не повезло.

Впрочем, для осуществленной почти-что-мечты это слишком громко сказано.

Сотни зрителей расходились в ночь, лучась внутренним светом. Клоун перед входом недобро поглядывал им вслед из темноты. Все было как всегда.

P. S. В качестве бонуса — несколько фотографий.

Центральный магазин книжной сети Hugendubel. Шесть этажей книг.

Нет, не так. Шесть. Этажей. Книг.

Для тех, кто любит поворчать о переделанных издателями названиях. Попробуйте угадать, что это за книга.

То, что у нас было в 90-х, у немцев в порядке вещей и сейчас.

«Доктор Сон» у старой мюнхенской ратуши.

Что немцу хорошо, то русскому бугага.

Фото (какие уж есть) автора