Ложная слепота / Blindsight (роман)

Автор: Питер Уоттс

Название: Ложная слепота / Blindsight (роман)

Жанр: «твердая» научная фантастика с элементами хоррора

Издательство: АСТ, Астрель-СПб

Серия: Сны разума

Год: 2009

13 февраля 2082 года планету Земля сфотографировали инопланетяне. Шестьдесят пять тысяч миниатюрных фотоаппаратов на реактивной тяге сгорели в атмосфере, запечатлев города, разросшиеся до континентальных размеров; горожан — полуэмигрировавших в голографические грёзы; жизнь людей будущего, с помощью высочайших технологий одолевших смерть, но как раз жизни-то сохранивших в себе крупицы. Любопытствующая земная власть, установив пункт отбытия незваных гостей, направляет к предполагаемым и возможно агрессивным братьям по разуму космический корабль с названием из области историографии и экипажем из области психопатологии: каждый со своими жутковатыми особенностями-дефектами, в мирной жизни избыточными, а зачастую и опасными, но для поставленной задачи подходящими идеально. Рассказ ведет один из этих дипломатов — Сири Китон, гениальный аналитик, начисто лишённый эмпатии. Он всегда и всем «посторонний» из романа Камю, он досконально знает, какие шестерёнки крутятся под черепным сводом любого пастыря, но и самой страстной проповеди не разбередить рассудочную сердцевину, что сходит ему за душу. Человечеству понадобилась его бесчеловечность, чтобы задокументировать первый контакт, и земли, которые своеобычный стенографист оставляет за спиной, едва ли не любопытней того, что он встретит в космосе.

Уоттс не ограничивается описанием ситуации, ставшей для романа центральной, но и рисует общество, породившее её участников — автору интересно прогнозировать, он и сам, в некотором роде, Сири Китон, бесстрастно анализирующий разворачивающиеся тенденции. Весь роман можно поделить на две части — космическую и земную, переплетённые спиралью нарративного ДНК, двухкомпонентным стержнем рассказанной истории. На Земле воцарился некий посткиберпанк, мир, где органика окончательно стала придатком механики, где человек не забыл, как выглядит чистое небо, только потому, что может настроить любой его цвет в уголке сшитого с процессором глаза. Этот социум — кибернетический колосс на глиняных ногах, здесь наукообразная лексика срослась на губах с бульварным сленгом, а для занятия сексом достаточно выйти в Интернет. Чтобы сберегать и отлаживать рукотворный Рай, люди воскресили древних разумных антропоморфных хищников, которые неизбежно стали бы своим спасителям палачами, если бы не короткий поводок эволюционного дефекта, в своё время и уничтоживший расу, во всех отношениях превосходящую детей Адама. В космосе Сири и трое его коллег находятся под командованием именно такого существа. Их ждёт экспедиция, выписанная по канонам классической научной фантастики, вроде «Соляриса» или «Эдема», но в экспериментальной новаторской манере. Уоттс вообще очень интересно пишет, он подстраивает средства под цель, собственный язык под язык спрогнозированного мира.

Представь себе, что ты Сири Китон. Ты приходишь в себя от мук воскрешения, захлебываясь воздухом после побившего все рекорды стосорокадневного апноэ. Чувствуешь, как загустелая от добутамина и лейэнкефалина кровь проталкивается сквозь сморщившиеся от многомесячного простоя артерии. Тело надувается болезненными толчками: расширяются кровеносные сосуды; плоть отделяется от плоти; ребра оглушительно трещат с отвычки, разгибаясь на вдохе. Суставы от неподвижности закостенели. Ты палочник, застывший в противоестественном нетрупном окоченении.

Апноэ, добутамин, лейэнкефалин — это только цветочки, первый абзац второй главы. И в недостатке художественности текст Уоттса можно упрекнуть только от недостатка грамотности — просто писатель строит метафоры на научной терминологии, его язык — технократическая поэтика, порой рождающая настоящие шедевры (вроде описания инопланетного пристанища), дьявольски точная в деталях, но сложно принимаемая глазом, подчёркнуто отдалённая. Как Сири Китон.

Подобная манера изложения может, как приковать, так и оттолкнуть читателя: этот лингвистический приём напоминает фокус другого чудесного сочинителя — Алексея Иванова, чьи исторические романы сознательно насыщены терминологией, неиспользуемой уже несколько столетий. Только россиянин черпает материал в учебниках истории, а канадец предпочитает физику, химию, астрономию. И то и другое безупречно создаёт атмосферу, но чтобы ей дышать, к ней придётся привыкнуть. Если вы согласны на эксперимент, то разочарованы не будете — это редчайшая вещь, безусловно, этапная и вдвойне ценная тем, что эпигонство тут практически невозможно. Слишком жгучие ингредиенты — язык, персонажи и научное допущение, костяк фабулы, прекрасно задуманное и роскошно реализованное. Если же вы на эксперимент не согласны, число писателей «попроще» — астрономическое… хотя и поменьше числа читателей «попроще».