DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Виктория Колыхалова «Светлана»

Над асфальтом плыло раскаленное марево. Дорога была пустынна и раздражающе однообразна. Макс сжимал руль потными ладонями и от досады покусывал губы. Это надо же! Полгода собирались на эту рыбалку! На пару с другом — единственным оставшимся с детства из поредевшей компании настоящих дворовых друзей. Вот, похоже, унесло и последнего дружка. И кто причиной?! Баба! Не жена даже, потаскушка, дери ее раздери! Этот придурок додумался потащить ее с собой! Хотя, скорее всего, идея принадлежала ей. Уговорила болвана, чтобы не срывался с поводка, а тот кивал с радостным видом: «Да, котенок, закаты на реке — это так романтично!» А что творится в выжженном гидроперитом мозгу? Там рыбалка прочно ассоциируется с танцами у костра в бикини и коктейлями в кокосовой скорлупе, а ночевка в палатке — с секс-марафоном на свежем воздухе и венками из полевых цветов по утрам… И вот результат: две ночевки в пути наконец убедили идиотку, что в степях нет биде, комары балдеют от голых девчачьих задниц, засевших в кустах, а Харабали Астраханской области — это далеко не Сочи!

В общем, Андрюха трясся теперь в плацкарте «Волгоград — Москва», успокаивая бившуюся в истерике принцессу, а Макс возвращался один в подмосковный Чехов, нагруженный палаткой, лодкой, удочками и воблерами, не доехав до земли обетованной каких-то двести километров.

Близилась ночь. Редкие попутчики начали съезжать с трассы в направлении зазывно подмигивающих окошек разномастных кафе и мотелей. Названия умиляли своей прямотой: «Вдали от жен», «Агафьины калачи», «Румяная шинкарка»… Макс упрямо гнал вперед, решив держаться подальше от придорожного триппера и скоротать ночь в машине. Вот только нужно заправиться побыстрее, пока снова не оказался вдали от цивилизации в бескрайних степях — красный огонек мигал раздражающе давно. От злости не хотелось даже есть, но Макс заставил себя сжевать последний чебурек, все равно в такой жаре тот бы долго не протянул.

Фары встречных машин слепили глаза все реже, попутных же не было вообще. Минут через пять Макс заметил, что остался на трассе один. Где же эта заправка? По дороге сюда он старался запоминать названия населенных пунктов, вблизи которых можно было пополнить запасы бензина. Вот, например, Уголки… Была же заправка, иначе Макс не запомнил бы такую чушь! Он даже перестал злиться на друга и начал закипать по поводу перспективы заглохнуть где-то на краю географии без капли бензина…

Из-за поворота по глазам полоснул белый свет фар, Макс съехал на обочину и включил аварийные огни. Выйдя из машины и направившись навстречу тарахтящему монстру, он ощутил потной спиной порывы холодного ветра и первые ледяные капли дождя. Тарахтелка остановилась, оказавшись до ужаса грязным трактором.

— Земляк, помоги — у меня бензин на нуле, — обратился Макс к темному силуэту в кабине.

— Фу, ёп-те, у меня ж только соляра! — откликнулся тракторист.

— А до заправки далеко, не скажешь? — с надеждой спросил Макс.

— Далеко, — припечатал тракторист. — Ты эта… попробуй дотянуть… Тут какой-то хутор вроде есть… километров семь. Вправо съедь — и по проселку. Договоритесь там уж.

— Спасибо. Я попробую, — без особого оптимизма отозвался Макс и махнул рукой вновь затарахтевшему чудовищу.

— Да ты резину-то не тяни! — чтобы перекричать свое чудо техники, тракторист перешел на совсем уж непотребный визг, — Ща ливанет — по проселку обратно хрен выбересся!

Макс пешком прошелся вдоль трассы, обнаружил «сверток» и вернулся за руль. Проселок представлял собой две глубокие колеи, продавленные в черноземе, на глазах превращавшиеся в две чавкающие, блестящие в свете фар речушки. Мокрые кусты с обочин бросались на лобовое стекло, как ожившие мертвецы. Дождь хлестал сплошным потоком, а барабанная дробь по крыше не могла быть просто каплями — с небес явно сыпался град. Макс старался не думать о высыхающем баке и ободряюще заорал сам себе:

— И никто не узна-а-ет, где моги-илка твоя-а!

Ответом ему с черного неба прозвучал оглушительный громовой раскат в сопровождении синей апокалиптической вспышки. Молния пришлась как нельзя более кстати — в паре метров перед собой Макс разглядел мокрые покосившиеся ворота, в которые и въехал, а точнее вплыл, смачно приложившись передком.

Почти сразу же слева от ворот в стене воды вспыхнул яркий свет — видимо, открылась дверь. Макс, опустив стекло и стараясь не захлебнуться в низвергающемся с небес потоке, громко крикнул в направлении света и видневшегося на его фоне громадного дядьки:

— Вечер добрый! Мне бы…

— Да уж добра, на хрен, привалило! — утробным злым басом оборвал его хозяин, — Ты мне ворота снес, щенок!

Макс с решительностью загнанного зверя рванулся из машины и, погрузившись по колено в бурлящую ледяную воду, начал отчаянно материться, проклиная всех на свете: сюсюкающих дур, крашеных шлюх, друзей-дебилов, владельцев автозаправочных станций, жару, грозу, град, этот хутор и всю эту богом забытую Мухосранскую область вместе с населяющими ее скотами, которым сраные ворота дороже живого человека…

Видимо, зрелище было настолько жалкое, а может быть, монолог поразил дядьку своей виртуозной нецензурностью, но тот молча взял Макса за промокший рукав и втянул в сени. Макс трясся от холода и нервного перенапряжения, вода ручьями лилась с него на пол. Выражение дядькиного лица было трудно истолковать однозначно. Пауза, нарушаемая удаляющимся громом и плеском стекающей с Макса воды, затянулась.

Вдруг дядька, глядя Максу прямо в глаза, зычно гаркнул:

— Светлана!

Макс, минуту назад уверенный, что никакие стрессы после сегодняшней поездки ему уже не страшны, подпрыгнул и испуганно затараторил:

— Ты чё, дядя?! С дуба рухнул? Какая я тебе Светлана?!

Хозяин невозмутимо продолжал на него смотреть. И тут занавеска из веселенького ситца приподнялась, и в сени вышла молоденькая девушка.

— Что?

— Да вот, смотри, какое чучело к нам занесло, — сказал дядька, — В хату его такого не пустишь — весь пол загадит. Ты пойди, из одежи чего похужей выбери — ему переодеться.

Девушка, стрельнув в Макса глазами из-под длинной челки и зарумянившись, исчезла за занавеской. Дядька сурово пророкотал:

— Обсохнешь, и утром чтоб духу твоего здесь не было.

Макс уже открыл было рот, чтобы выразить свою благодарность за столь невероятное гостеприимство, но прикусил язык — мало ли, может, у этих аборигенов беда не только по части куртуазности манер, но и с чувством юмора не лучше.

В сени снова зашла Светлана и с застенчивой полуулыбкой протянула Максу какое-то тряпье. Хозяева скрылись в горнице, а Макс начал торопливо стаскивать с себя мокрую одежду. На секунду задумался, держась за резинку также промокших трусов, но при мысли о возвращении в машину за сменой белья лязгнул зубами и натянул поверх старомодные брюки из коричневого кримплена. К брюкам прилагалась невероятных размеров желтая футболка с угрожающей надписью «Урюпинск — город моей судьбы!» В довершение сего нехитрого туалета Макс натянул пушистые шерстяные носки. Они были совсем новые: Светлана явно позаботилась о парне по собственной инициативе.

Переодевшись, Макс нерешительно потоптался в сенях. Из горницы никто не выходил. Расценив это как безмолвное приглашение, Макс поднырнул под занавеску и оказался в просторной комнате с настоящей русской печкой в углу. У окна стоял квадратный массивный стол, накрытый к ужину. При виде тарелок с дымящейся вареной картошкой и тающими на ней янтарными кусочками сливочного масла, крупно нарезанной кровяной колбасой, огромными, сочными ярко-красными помидорами в окружении перьев зеленого лука и веточек ароматного укропа Макс сглотнул слюну, напрочь забыв про съеденный недавно подозрительный чебурек.

Светлана тем временем молча поставила на стол еще одну тарелку и уселась напротив хозяина. Тот, хмуро глянув на гостя, достал из старинного буфета два граненых стакана и початую бутылку с мутноватым пойлом. Наполнив оба, молча указал Максу на пустую табуретку и тут же опрокинул свой без всяких тостов и здравиц.

Макс, по природе своей не страдавший излишней мнительностью, тут же уселся за стол, наложил себе картошки из общего блюда, щедро накидал колбасы и, зажав в руке несколько луковых перышек, поднял свой стакан и со словами «Ну, за встречу!» храбро выпил. Самогон был крепкий, ядреный, пахнущий сивухой и лимонными корками. Горло обожгло, в животе будто зажглась лампочка. Набив полный рот лука и колбасы, моментально окосевший Макс довольно оглядел хозяев.

— Меня зовут Максим, — с довольным видом сообщил он. — Я из Подмосковья. С рыбалки домой возвращаюсь.

Дядька молча ел, не глядя на гостя. Зато Светлана с любопытством зыркала и поминутно заливалась румянцем. Макс фамильярно подмигнул ей, не переставая жевать, отчего девушка вспыхнула в очередной раз и принялась возить вилкой по тарелке, издавая пренеприятнейший скрежет.

Хозяин грозно взглянул на нее.

— Чего бельма свои вылупила? Кобелей городских не видала?

Девушка нахмурилась и сложила руки на коленях. Она была совсем молоденькой, но уже, как говорится, в соку, как ранняя майская редиска. Довольно крупная, высокая, с прямой спиной, с толстой русой косой и небольшой, но крепкой грудью. Лицо ее было несколько грубоватым, но не лишенным миловидности. Впечатление портили массивный подбородок и излишне густые брови, но зато у нее были сочные полные губы и лучистые серые глаза.

Не доев и половины свой порции, Макс начал клевать носом. Повинуясь очередному приказу, Светлана подвела его к печи и сунула в руки клетчатый плед. Макс послушно взгромоздился на печную лежанку и блаженно растянулся на расстеленном там красном ватном одеяле. Печку летом, естественно, не топили, и парень торопливо закутался в плед. Его немного знобило, и пару раз он чихнул, но, утерев нос тыльной стороной ладони, быстро заснул.

Утром Макса разбудили звяканье посуды, плеск переливающейся воды и сильная резь в горле. Он попробовал откашляться, но резкая боль не давала даже сглотнуть как следует. Сомнений быть не могло: он простудился, побывав под ледяным дождем после целого дня в раскаленной кабине машины.

По ярко освещенной солнечными лучами горнице прошлепала босыми ногами Светлана с пустым ведром в руке.

— Эй, Покахонтас! — просипел Макс. — Батя твой где?

Девушка густо покраснела и после паузы ответила:

— Хозяин на рыбалку ушел.

— Надолго? — всполошился Макс. — Мне ж бензин нужен! Есть у него? У него, может, запас имеется? Ты знаешь, где? Канистра там или еще что…

Девушка отрицательно покачала головой. Парень выругался громко и отчетливо.

— Вы все равно сейчас уехать не сможете, — твердо сказала Светлана. — Дорогу размыло…

— Ты че несешь?! — начал злиться Макс, — Батя же твой проехал!

— Он пешком пошел. На машине еще дня два не проедешь.

Парень выругался еще отчетливее. Он откинулся на подушку и закрыл глаза, пытаясь успокоиться и сообразить, как выбираться из этой истории… Вдруг он почувствовал прикосновение прохладной ладони к своему лбу.

— Вы простудились? — спросила Светлана. — Я вам сейчас баньку растоплю!

И, прежде чем Макс успел что-нибудь сказать, убежала на улицу. Он слез с печки, чихнув при этом раз пятьдесят, нашел свою одежду, высушенную и сложенную аккуратной стопкой на табуретке. На столе его ждала огромная кружка парного молока, хлеб, масло и абрикосовое варенье в стеклянной вазочке. Макс позавтракал, морщась от боли в горле и размышляя о своей тяжкой судьбе…

— Все готово! — в горницу ввалилась улыбающаяся, раскрасневшаяся Светлана. — Пойдемте!

Подхватив Макса под локоть, как раненого бойца, она поволокла его из дома.

— Слышь, Покахонтас, а ты, случаем, не пьяная? — удивленно глянул на нее Макс, не без удовольствия ощущая через ткань джинсов трение ее крутого бедра.

Девушка совершенно неприлично захихикала, как будто колокольчики зазвякали…

Макс, плотно закрыв за собой дверь парной, с удовольствием снял с себя одежду и шагнул в плотный влажный пар, окутавший его со всех сторон и проникший в простуженное горло и мокрый нос душистыми клубами. На лавке лежал березовый веник. Парень взял его, вяло хлестнул сам себя по спине, по бокам, по ягодицам… Голова начала немного кружиться — температура была явно больше шестидесяти градусов.

— Давайте я, самому неудобно, да и не умеете вы…

Макс подскочил от неожиданности, с трудом подавив нервный вскрик. Бесшумно проскользнув в дверь, на пороге парной стояла Светлана. Пшеничная челка прилипла к красному лицу, ситцевое платье облепило влажное тело. Глаза блестели, как у блудливой козы…

— Че за фокусы, тебя кто сюда звал? — грубо спросил Макс, держа веник на уровне паха.

— Да вы не волнуйтесь, — успокаивающе заговорила девушка. — Ложитесь на лавку, вот сюда, а веничек мне дайте. Я это хорошо умею, вот увидите — после баньки вся хвороба выйдет. Как новенький будете!

«Она точно пьяная. Или чокнутая», — подумал Макс и хотел было вытолкать нахалку взашей, но не стал: что-то подсказало ему, что он не справится сейчас со здоровой деревенской девахой. Вместо этого он покорно улегся на раскаленную лавку и подставил голый зад под удары. К его удивлению, Светлана не стала его хлестать, а принялась махать над ним веником, посылая клубы обжигающего пара, и периодически резким движением прижимала к обнаженной коже горячие листья. Макс едва не замычал от удовольствия, все его кости и мышцы буквально плавились под умелыми руками.

Парень не сразу заметил, что к традиционной банной процедуре прибавились легкие поглаживания. Девушка проскользила ладошкой по его плечам, потом — вдоль позвоночника, едва заметно задев копчик, отчего Макс сладко вздрогнул и почувствовал, как его моментально напрягшийся член уперся в лавку.

«А что, может, и пошалить немного с этой буренушкой? Улучшить здешнюю породу…» — лениво подумал Макс и легонько провел рукой по девичьей коленке, забираясь выше под ситцевый подол. Светлана перестала махать веником и завозилась, торопливо расстегивая платье. Парень почувствовал, как к его потной спине прижалась голая мягкая грудь. Он мгновенно перевернулся и обхватил девушку, притягивая к себе. Голова закружилась с новой силой, жар был просто нестерпим. В виски как будто били молотом…

Внезапно шум страсти в голове прервался громким, как выстрел, звуком: хлопнула входная дверь, впуская холодный воздух и огромную мужскую фигуру. Макс вздрогнул и прищурился, чтобы сориентироваться в плотных клубах мятущегося пара, в раскатах осязаемой угрозы, исходящей от незваного гостя:

— Сука! — проревел тот. — Су-у-ка! Подстилка!

Дядька схватил Светлану за косу и швырнул лицом в стену. Она, как тряпичная кукла, мягко шмякнулась лбом об косяк и медленно начала сползать на пол.

Хозяин развернулся к Максу, надвинулся на него, сжав кулаки и выцеживая очень тихо, свистящим змеиным шепотом:

— С-сучонок! С-сучий потрох! Кобель паршивый!.. Убью!

Последнее слово он выкрикнул так, что Максу показалось, что смерть уже настигла его, разорвав барабанные перепонки и обрушив на голову ветхие стропила. Глаза закрылись, и в тот же миг по ним плеснула горячая влага, раскаленные камни в очаге зашипели, а баня наполнилась густой, как кисель, невыносимо тошнотворной вонью горелой крови.

Макс машинально отер лицо и взглянул перед собой. Исполинская туша нависала над ним, покачиваясь и как-то нелепо съеживаясь, постепенно оседая вниз. Из глубокой раны на голове затихающим фонтаном ритмично выплескивалась кровь. Целые реки крови. Кровь текла по разваленному надвое лицу, по обломкам зубов в раскроенном рту, по глазнице, заполненной бело-розовым фаршем. Кровь брызгала на стены, собиралась на дощатом полу темными лужами, окрашивала алым клубы зловонного пара. Кровь капала с кончиков волос, прилипших к темному лезвию огромного топора, который сжимала в руках Светлана.

Она тяжело дышала. Топор в ее руках выглядел волшебным оружием, его размеры превращали эту зловещую картину в карикатуру. Эдакое рубило больше подошло бы какому-нибудь бравому лесорубу из старых сказок, чем молоденькой девушке. Тем не менее, она уверенно держала его, готовая в любой момент нанести повторный удар. На нее было страшно смотреть. Рана на разбитом лбу кровоточила, делая ее сходство с умирающим отцом невыносимым даже для самого крепкого рассудка. Глаза горели нечеловеческой яростью, белки в сетке лопнувших сосудов были красны, как все вокруг. Расстегнутое, намокшее от крови платье открывало живот и грудь, также испещренные красными каплями.

Макс не мог отвести взгляда от этого ужасного, но непостижимо притягательного существа, и, когда мертвое тело хозяина распростерлось наконец на полу, облегчение от неожиданного спасения уступило место неистовому возбуждению. Эрекция мощным толчком заставила Макса застонать сквозь зубы, уничтожая мысли о неуместности, ненормальности такой реакции на происходящее.

Светлана отбросила в сторону топор и, не отводя взгляда от Макса, опустилась на колени перед мертвым телом, скинула мокрое платье и принялась омывать свое обнаженное тело горячей кровью. Ее руки скользили по коже, размазывая алую блестящую смазку по лицу, по ногам, животу и груди. Соски затвердели и заострились, волосы на лобке слиплись, кровь стекала с них в темную ложбинку, смешиваясь с девичьим соком. Ее губы шевелились, а нежный голосок вещал что-то странное и жуткое:

— Исполнена еси земля дивности. Как на море, на окияне, на острове Буяне есть горюч камень Алатырь, на том камне огнепалимая баня, в той бане разжигаема доска, на той доске — тридцать три тоски. Бьется тоска, убивается тоска, с доски в воду, из воды в полымя, из полымя в кровь. От стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда через все пути и дороги и перепутья… Выйду я из парной бани, стану своим белым телом на шелков веник, дуну и плюну в три ветра буйных… Стану я не благословляясь, пойду не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, в чистое поле. В чистом поле стоят и три, и два, и один — бес Сава, бес Колдун, бес Асаул, и я сойдусь поближе и поклонюсь пониже. Вы, тридевять бесов — три, два и один бес Сава, бес Колдун и бес Асаул, и как вы служили Ироду-царю, так и послужите мне — снесите тоску и сухоту в его буйну голову, в тыл, в лик, в ясны очи, в губы, в зубы, во все кости и пакости, во все жилы, полужилы и поджилки. Будь ты, тоска, неисходна. Жги, тоска, его кровь горячую, его сердце кипучее. Как удавшему в петле, как утопшему в воде было б ему тошно без меня. Ел, не заедал, пил, не запивал, во сне бы не засыпал, а все по мне тосковал…. И тем моим словам ключ и замок, и замок замкну, и снесу замок в окиян-море, под Алатырь-камень. Отныне и до века, и во веки веков! Кто камень Алатырь изгложет, тот тоску превозможет…

Макс чувствовал, как сходит с ума от ужаса и возбуждения. Лихорадка пожирала мозг, не давая телу двинуться с места, и он был почти благодарен Светлане, когда она повалила его на лавку и оседлала, как стреноженного жеребца. Ее движения были злыми и резкими, она жгла его, как адское жерло. Кровь хлюпала в ее лоне, стекала по его раздувшемуся члену. Кровь разлеталась во все стороны от хлопков ее ягодиц по его бедрам. Кровь заливала их тела. Кровь капала с сосков, когда острые конусы ее грудей тряслись над его лицом. В крови скользили его пальцы, впиваясь в ее кожу. В крови захлебывались они оба, глотая зловонный горячий пар. В крови утонул и растворился разум, когда Макс с рычащим воплем выплеснулся в скачущую на нем дьяволицу.

 

***

 

Макс плавал в густом клейстере лихорадки, приходя в себя то на рассвете, то на закате. Пил жирное горячее молоко с приторным медом и снова уплывал в забытье. Пот пропитывал белье и постель, становилось холодно, и он снова просыпался, чтобы отдать свое слабое тело терпеливым заботам своей хозяйки.

Он избегал смотреть на нее, избегал говорить с ней, но укрыться насовсем от звенящего щебета не мог.

— Котик, как ты сегодня? Бедненький мой. Сладенький.

И зубы сводило от страха, от сознания своей полной беспомощности. Его тошнило, он натягивал одеяло до подбородка, несмотря на сильный жар.

— Мой котик хочет сметанки? Или супчика? Пойду курочку зарублю, сварю супчик моей заиньке…

И дрожь пробиралась под пуховое одеяло, воскрешая в памяти кровавую баню, обмякшее изрубленное тело на мокром полу.

— Котику нужно поправляться! Максику нужны силы, чтобы приласкать свою заиньку, правда?!

И снова блаженное забытье накатывало, милосердно укрывая от воспоминаний о том, чем занимались они там, в крови и удушающем смраде смерти.

 

***

 

«Убила отца. Родного отца. Собственными руками. Зарубила, как собаку!..»

Макс стоял во дворе, поеживаясь от вечернего ветерка, и смотрел на располосованные спущенные покрышки. Машина превратилась в груду бесполезного железа. Мобильник он не видел с той ночи, как вписался под дождем в ворота…

Прошло уже достаточно времени, и Макс был готов рискнуть. Несмотря на перенесенную болезнь и еженощный изматывающий секс, он чувствовал в себе силы уйти отсюда пешком…

— Котик! Ты где? Иди, помоги мне с поросятами!..

Вот только когда? Светлана ни на минуту не выпускала его из виду. Даже на рыбалку ходили вместе. «Закаты на реке — это так романтично! Правда, котик?!»

Макс научился копать огород, сажать картошку и капусту, рубить и щипать кур, ремонтировать крышу и нехитрую дворовую утварь, строгать и пилить доски, колоть дрова, ходить за скотиной — доить корову и выгребать навоз. Кормить поросят. Поросята… Вонючие глыбы сала. Смотрят на него каждый раз своими маленькими жадными глазками, как будто ждут… А из открытых пастей тянется бурая блестящая слюна… Светлана скормила отца поросятам. «Знаешь, какие они прожорливые?! Просто наказание какое-то!»

Ее колокольчиковое хихиканье острыми иглами колет под ребра всякий раз, когда она зовет его в баню. Отмытая от крови, выскобленная до светло-желтой древесной сердцевины, она все еще смердит смертью, стоит только развести в ней огонь и наполнить тесную парилку влажным паром… Макс несколько раз пытался ее сжечь.

«Максик, так же нельзя! Не по-хозяйски! Горе ты мое! Ну что мне с тобой делать, а?! Что сделать мне с тобой?!»

И снова — жуткий колокольчиковый смех. И снова эта милая девочка со светлым именем скакала на нем до утра, до боли, до хрипа. До крови.

 

***

 

Первая попытка Макса выбраться с хутора пешком стала и последней. Пущенный по его следу цепной Боцман, лохматый дружелюбный волкодав, лизавший новому хозяину пальцы всякий раз, когда он его кормил, порвал ему ногу от колена до щиколотки так, что и через год Макс мог передвигаться, сильно хромая, только по двору.

Ослепительные зимние рассветы сменялись дождливыми пахучими весенними сумерками, звенящим летним зноем, а после — надрывные крики пролетавших на юг птиц нагоняли дремоту на скотину, заставляли хозяев торопиться с заготовкой дров и почаще проверять набранный поросятами вес.

Макс отпустил бороду, перестал обращать внимание на мозоли на грубых ладонях и въевшуюся под ногти грязь. Он даже был счастлив и спокоен в течение одного недолгого времени — пары предрассветных часов, когда Светлана сладко засыпала на его плече, по-детски улыбаясь и щекоча ему кожу пшеничной прядью волос. Сразу после того, как он, корчась от нестерпимой боли, с криком извергал семя как будто в ее лоно, но на самом деле — в бездонную, бесплодную бездну, наполненную кровью и смертью. Жадную пасть жрицы поганого культа.

 

***

 

Второй стакан самогона помог Максиму улыбнуться вполне нормально в ответ смешливым колокольчикам.

— Максик, тебе селедочку лучком присыпать? Или ты так будешь, вприкуску?

Светлана хлопотала у стола, где прямо в сковородке дымилась и истекала маслом жареная картошка, пахучим клубком зеленел укроп и блестели крепкими боками маринованные маслята.

От торопливых движений конусы ее грудей подпрыгивали, натягивая ткань домашнего платья твердыми сосками. Макс по-хозяйски положил руку ей на поясницу, спустился ниже, сжал упругое полушарие, скользнул пальцами между ног. Юное тело тотчас отозвалось на нехитрую ласку, девушка игриво сверкнула глазками и подалась к Максу, прижавшись бедром.

— Сучка ненасытная! — осклабился он, тут же почувствовав тухлый запах из собственного рта.

— А сам-то! Сам! — рассыпались смешливые колокольчики. — Седина в бороду, бес в ребро, а туда же!

Максим легонько оттолкнул девушку, неторопливо огладил бороду, в которой и впрямь в последнее время седых волос заметно прибавилось. Их со Светланой теперь можно было принять за отца с дочерью…

Где-то в доме хлопнула открытая форточка, осенний ветер проник в комнаты студеным сквозняком, задул по ногам. Вслед за первым порывом окреп, затянул небо темными тучами, ускоряя и без того ранние сумерки. По оконным стеклам забарабанили тяжелые холодные капли, и почти сразу же полыхнуло синим, треснул гром.

Максим налил еще полстакана и уже поднес ко рту, когда с улицы донесся скрежет и грохот, явно возвещая о материальном ущербе хозяйству. Громко выматерившись, Макс отставил стакан и вышел на крыльцо. В плотных струях дождя горели яркие фары, освещая бесформенную груду досок на месте ворот.

— Д-добрый вечер! П-простите, я з-заблудился… — из открытого окна автомобиля на Максима поблескивали круглые стекла очков.

— Добрый?! Это в каком месте он добрый, вечер-то?! — рявкнул Макс. — Ты мне ворота снес, щенок!

Из теплых сеней показалась Светлана и с любопытной, застенчивой улыбкой взглянула на гостя.

Комментариев: 6 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Аноним 07-11-2023 10:54

    Круто, крепко, классически)

    Учитываю...
  • 2 Аноним 22-01-2021 21:29

    Алексей, так в тексте: "Жадная пасть жрицы поганого культа"

    Учитываю...
  • 3 Аноним 19-01-2021 20:08

    Дааа... Атмосферно как... А что за поганый культ?

    Учитываю...
    • 4 Алексей 22-01-2021 20:08

      Нина, это не культ. Это древняя нечисть развлекается.

      Учитываю...
  • 5 Алексей 17-01-2021 00:02

    Восхитительно.)

    Учитываю...
  • 6 Грег 21-05-2020 00:42

    неплохо! из всех произведений, что сегодня прочитал здесь, лучший.

    Учитываю...