DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Александр Матюхин: «Мне нравится, чтобы читатель испытывал дискомфорт»

У Александра Матюхина выходит сборник рассказов «Восхищение» в серии «Самая страшная книга», в котором нашлось место самым разным историям от психологического триллера до вирда и кровавого треша. В эксклюзивном интервью DARKER’у Александр рассказал о своем подходе к жанру и писательству в целом, о новом сборнике, любимых авторах и многом-многом другом.

Вы начинали с юмористической фантастики, потом перешли на весьма серьезный и мрачный хоррор. Как проходил этот процесс, был ли он связан с перерывом в творчестве?

Технически, один из самых первых моих рассказов был хоррором. В девять лет я написал текст про инопланетных тварей, которые выбрались из разлома в скале и сожрали целый городок где-то на севере.

Если серьезно, я много и часто обращался к разным жанрам. Где-то экспериментировал, где-то учился или же мне просто было интересно писать в том или ином направлении. Никогда особо не ставил себе ограничений. Если в голову приходила идея фэнтези — писал фэнтези. Если хотелось написать киберпанк, занимался им. Одно время меня привлекал жанр юмористической фантастики, но не «лайтовой», а что-то на стыке черной сатиры. Но тут есть забавный момент: уже много лет спустя я заметил, что «темная» сторона всегда привлекала в любом жанре. Каждый раз, когда я участвовал в каких-нибудь конкурсах фантастических рассказов, мои рассказы пинали за то, что в них много «чернушности». Даже в юмористической книге у меня, например, есть подробная сцена, где человеку отрубают голову топором в общественном туалете. То есть вполне логично, что рано или поздно я должен был прийти к хоррору. Тут был вопрос времени.

С одной стороны, наверное, писателя очень раздражает слышать «это русский Стивен Кинг», с другой, как говорится, «все мы карлики, стоящие на плечах гигантов». Так на чьих плечах, на ваш собственный взгляд, стоит Александр Матюхин?

Меня, как автора, сформировали братья Стругацкие и Стивен Кинг. Их книги занимали львиную долю моей библиотеки лет с десяти. Понятное дело, было множество других авторов, особенно детских и подростковых — но именно со Стругацких и Кинга я начал подражать. То есть формироваться как автор, через повторение, копирование стиля, приемов, оборотов, придумывание мира, сюжетов и идей. Чуть позже меня захватили авторы начала двадцатого века — Юрий Олеша, Андрей Платонов, Леонид Андреев, ну и поэты Серебряного века, разумеется.

Что касается хоррора, если не брать «наше всё», то тут определенный вклад внесли Ричард Лаймон, очень удачно подвернувшийся мне лет в шестнадцать, и Дин Кунц. Его «Фантомы» я до сих пор считаю эталоном хоррора.

А в целом, как вы считаете, есть ли какие-то принципиальные отличия русского хоррора от мирового, основания говорить о некой «русской школе»?

Если говорить о принципиальных отличиях, то их, наверное, нет. Любой автор хоррора, зарубежный или русскоязычный, ставит своей целью напугать. А вот свои характерные черты, родовые пятна уже появились.

В первую очередь, у нас силен и популярен исторический хоррор. Причем история тут выступает как центр идеи и сюжета, вокруг какого-то исторического факта, как правило, крутится само произведение.

Русскоязычный хоррор любит играть с постмодерном — использовать знакомые сюжеты, цитировать книги, фильмы. Но, справедливости ради, этим грешит не только хоррор.

Бытовуха, бытописание — еще одна черта русскоязычного хоррора. Особенно бытовуха ностальгическая. Основной костяк авторов хоррора пришел из девяностых, поэтому нам особенно близки «хрущевки», «сегамегадрайв», видеосалоны, папы-сантехники, вот это вот все. А то, что близко, получается лучше всего.

Когда возникает какой-то сеттинг, новое существо или концепция в очередном рассказе — не жалко с ними потом расставаться? Не возникает желание развить историю того же Лешего из рассказа «Леший» или «миллионолетних девочек» из «Похороны старых вещей» до «полного метра»?

Разное случается. Иногда жалко, иногда нет. Во втором случае я подсознательно чувствую, что эта история закончена, дальше ее развивать смысла нет. Вообще, всегда отталкиваюсь в концепции рассказа не от сеттинга или придуманного чудовища, а от истории, которую я хотел бы рассказать. Все остальное вторично. А если история рассказана, то после финальной точки надо двигаться дальше.

Но иногда, что называется, не отпускает. Например, концепция «тварей божиих» из рассказа «Обжарка done» мне настолько понравилась, что я развил ее до романа «Дразнилки». Или мальчик из рассказа «Дурные слова» наделен очень прикольным свойством — он притягивает в себе людей с плохими мыслями. Мне так понравилось развитие этого концепта, что я продумал полноценную повесть, которой сейчас тоже занимаюсь — и она будет пересекаться с рассказами «Семечко» и «Дети внутреннего сгорания», то есть здесь я постарался придумать сквозной сеттинг для разных текстов. Интересный опыт, кстати.

И вообще «недосказанность» в ваших рассказах, когда «правила игры» и «сущность чудовища» остается неясной до конца — все это принципиально важно для вас или «так получается»? Если первое, то почему?

Повторюсь, очень часто для меня монстр или сеттинг вторичны, они играют роль дополнительного средства, чтобы донести какую-то идею или рассказать историю. Но это не значит, что они не продуманы, скорее наоборот — у меня в голове есть четкое понимание и правил игры и конкретики появления того или иного чудовища. Тут есть еще один момент: я люблю играть с читателем, оставлять ему простор для фантазии и разные толкования. Мне нравится не описывать конкретного монстра с множеством деталей и кровавых подробностей, а обозначить его широкими мазками, чертами — остальное же оставить для читателя. Пусть он сам представит и додумает так, как будет комфортно ему. Пусть испугается чего-то своего, я его лишь подтолкну.

Есть ли некий «зазор» между тем, чем пугает писатель Александр Матюхин, и тем, чего боится сам Александр Матюхин как человек?

Страхи у меня самые обыкновенные. Боюсь высоты, очень не люблю глубины и всегда — всегда — вожу с собой биту в машине на случай, если сверну не на ту дорогу.

Есть еще один иррациональный страх — боюсь воздушных шариков. Мне кажется, что если эта резиновая штуковина взорвется рядом со мной, то разнесет мне голову к чертям. Это же форменная граната, только веселенькой расцветки. Если у вас есть надутые шарики — не подходите ко мне слишком близко, иначе я достану биту.

Часто встречаются споры на тему «а меня это произведение не напугало, значит это не хоррор» — притом, что разных людей, разумеется, пугают разные вещи. Насколько для вас как автора хоррора важно именно напугать читателя? Какой из рассказов нового сборника, на ваш взгляд, самый страшный?

Очень распространенное, увы, заблуждение, что если конкретного человека что-то не пугает, то это не хоррор. Однобокое.

Я почти никогда не пишу конкретно для того, чтобы сделать человеку страшно. Мне нравится, чтобы читатель испытывал дискомфорт, в первую очередь. Чтобы он оглядывался по сторонам не из-за того, что на него может выскочить монстр, а потому что стало слишком темно или слишком холодно. Дискомфорт достигается разными способами: атмосферой, сюжетными ситуациями, идеей, выстроенными сценами. Мне важно, чтобы читатель закончил читать рассказ не в том состоянии, в каком его начал. По этим факторам, пожалуй, самый страшным рассказом в сборнике я считаю «Химию». В нем почти нет «чистого» страха, скримеров или каких-то пугалок. Но рассказ определенно давит и тем самым пугает.

В «Восхищении» вы рассказали, откуда взяли идеи для каждого рассказа. Какая из этих историй создания кажется вам самой необычной и почему?

Интереснее всего произошло с рассказом «Навсегда». Он написал себя сам. То есть я участвовал как проводник, который просто набивает буковки. Никогда не думал, что такое бывает. Чистое незамутненное вдохновение. Мне пришла в голову идея, я сел — и написал вообще всё, от начала и до конца. Кажется, я даже ни разу не вычитывал этот рассказ до публикации.

К чему нужно быть готовым читателю, который берет в руки сборник «Восхищение»?

В сборнике очень много разноплановых рассказов и это, наверное, самое важное, к чему читателю нужно быть готовым. Собирая тексты, я сам удивился тому, насколько разными они у меня иногда получаются. Есть постмодерн, есть вирд, «кровавый треш», с ними соседствуют психологические триллеры и стандартные «пугалки-перевертыши».

Страхи можно условно разделить на рациональные («а вдруг на меня маньяк нападет, машина переедет») и иррациональные («а вдруг в темноте прячется чудовище»). Какой тип страхов интереснее вам как писателю?

Очень люблю, когда рациональный страх перерастает в иррациональный. И наоборот. Еще у Кинга, если мне не изменяет память, любимая тема — когда обычные люди попадают в ситуацию, когда привычный ход вещей внезапно начинает изменяться и мир вокруг скатывается во что-то совершенное нереальное.

Я сам в последнее время люблю писать вирд, смешивая бытовые страхи и непредсказуемые, дико нереалистичные вещи. Но если в голову приходит идея про очередного маньяка — то почему бы и нет? grin

И, кстати, о маньяках: есть ощущение, что эта тема вас как писателя привлекает особенно сильно. Если да, то почему? Занимались ли вы ею специально, читали ли какие-то исследования?

Да, я много и часто пишу про маньяков, и это, думаю, связано с тем, что мне одно время очень нравились книги и фильмы в жанре психологического триллера (трилогия про Ганнибала Лектера, «Психо», «Мизери» и т. д.). Одно время я кроме этого ничего не смотрел и не читал. Плюс один мой родственник долгое время работал в судебной экспертизе и постоянно приносил леденящие истории об убийствах — с юных лет я слушал байки о расследованиях, маньяках, серийных убийцах. А родственник умел их рассказывать. В общем, тема интересная, мне нравится погружаться в истории о маньяках.

Как вы работаете над произведениями: сколько времени проходит от возникновения идеи до завершения текста? Если каждый раз по-разному, то хотя бы «диапазон значений»: самый долгий срок и самый короткий?

Если говорить о рассказах, то у меня работает правило: «думай много — пиши быстро». Когда в голове появляется идея, я хожу с ней пару недель, делаю записки, наработки, обкатываю в голове и в виде заметок. Разрабатываю сюжет, ищу подходящий стиль (обычно набрасываю три-четыре разных начала, чтобы понять, какое подходит больше всего). Когда сюжет полностью готов, продуманы эпизоды и сцены — сажусь и пишу. Как правило на написание среднего рассказа в один авторский лист уходит где-то два дня. Затем редактирую еще неделю, если есть время и желание.

Но бывают исключения. Например, рассказ «Таймер» я придумал и написал за два вечера. То же самое было с рассказом «Навсегда». А вот рассказ «Дальние родственники» я писал месяц, потом отложил еще на четыре месяца — и затем вернулся, чтобы доработать, и просидел за ним еще где-то три недели.

В крупной форме подход другой. Само по себе формирование идеи выглядит несколько иначе, поскольку задачи, которые выполняет роман, отличаются от задач рассказа. При написании романа месяц или два уходит на то, чтобы составить подробный план: расписать персонажей, их взаимосвязи, обозначить сюжетные линии, эпизоды, ключевые сцены, точки реакции и много разных нюансов. В среднем я пишу роман (от идеи до финальной точки) — около года. Но были моменты, когда укладывался в три месяца — если очень нужно издателю или, что называется, попрет.

Когда вы работаете, вам обязательно требуется уединение? Пишете ли вы, например, под музыку или только в тишине? Есть ли у вас как писателя определенный график работы — скажем, «я пишу с семи утра до обеда»?

Идеальная тишина — мой верный спутник работы. Я погружаюсь в текст и не люблю, когда что-то меня отвлекает. Даже шум воды из ванной комнаты может отвлечь, поэтому, как правило, если пишу, то в уединении, иногда в берушах. Отсюда и график работы — либо раннее утро, либо поздняя ночь. Но с появлением детей, конечно, поздняя ночь стала приоритетом grin

Можете ли выделить кого-то из других отечественных авторов хоррора?

Это был бы легкий вопрос лет семь назад. Сейчас когорта отличных авторов хоррора выросла настолько, что я боюсь ненароком подзабыть кого-нибудь.

Думаю, что обязательны к знакомству Максим Кабир, Олег Кожин, Елена Щетинина, Анатолий Уманский, Екатерина Кузнецова. Но в целом я бы предложил взять любую антологию серии «Самая страшная книга» — и просто начать читать. Огромное количество авторов умело работает с различными оттенками хоррора и выдает жемчужины.

Следите ли вы за жанром хоррора в целом и есть ли у вас любимые авторы (произведения) в книгах, фильмах, музыке?

Слежу, обязательно. Считаю, что невозможно работать в жанре, не зная его.

Топ любимых книг: «Рога» Джо Хилла, «Мизери» Стивена Кинга, «О приютах и мухах» Чада Луцке, «Остров» Ричарда Лаймона, «Психо» Роберта Блоха. И еще, примерно, сотня 

Обожаю режиссеров Александра Ажа и Элая Рота (фильмы «Лихорадка» и «Кровавая жатва» держат первое место в моем личном топе ever). А вот музыку слушаю совсем не хоррорную. В плейлисте уживаются Монеточка и The Beatles, Муся Тотибадзе и System of a Dawn, Найк Борзов и (о, боже) Тима Белорусских. Разве что «Король и шут» навсегда в моем панковском сердечке.

Комментариев: 1 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Master_of_Puppets 21-03-2021 04:43

    Спасибо за интервью! Всегда круто покопаться в голове автора. Подход "думай много - пиши быстро" показался интересным. Надо опробовать.

    Учитываю...