DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Роберт Леви «Перемена»

Robert Levy, “Conversion”, 2016 ©

ПЕРВАЯ СЕССИЯ

Новый пациент сидит на кушетке и смотрит мимо терапевта на длинный ряд книжных полок. Сумрачный кабинет, уставленный справочниками, пропитан запахом дыма: сигар, сигарет и трубки, с тех давних времен, когда врач еще предавался этому пороку. Мальчишке всего пятнадцать, но в его глазах плещется такая боль, что кажется, они вот-вот вспыхнут. Врач понимает, что будет непросто провести его через конверсионную терапию, не сломав. Изменение поведения — по крайней мере, такое, которое бы удалось закрепить, — процесс трудоемкий. Торопиться нельзя, нужно действовать крайне деликатно. Но это должно быть и будет сделано. Он и раньше помогал людям с такой проблемой и раздувается от гордости, рожденной чувством выполненного долга. Образование и опыт, как всегда, укажут ему путь.

Мать пациента, прямо, как кукла, сидит на кушетке рядом с мальчиком. Она теребит рукав и подол, лакированные ногти то и дело касаются коленей и царапают накрахмаленное зеленое платье.

— Доктор, вы должны нам помочь, — говорит она, не сводя взгляда с сына. — Я слышала, что ваш метод работает безотказно.

— Вы должны доверять мне, — отвечает он и вытирает очки платком. — Если хотите, чтобы ваш ребенок выздоровел. Неважно, чего потребует лечение. Вы мне доверяете?

Она кивает. Ее глаза расширяются — в них осознание безграничных возможностей и надежда. Теперь она и сама превратилась в ребенка.

— Превосходно. В таком случае можно начинать. Прошу вас, — он указывает на дверь. — Нам, двум джентльменам, надо кое-что обсудить.

Как только мать оказывается за порогом, терапевт кладет блокнот на стол и улыбается. Откидывается на спинку кресла и скрещивает руки за головой.

— Итак, — произносит он. — Давай поговорим о том, что происходит в школе.

— Что происходит в… — Мальчик пытается сделать вид, что не понимает о чем речь, но получается плохо.

— Ты ведь поэтому здесь? Тебя дразнят за то, что ты другой. За то, что ты слишком…

— Похож на девочку?

Терапевт кивает.

— Даже учителям это не нравится, как мне сказали. Ты ведь сильно отличаешься от других мальчишек, так?

— Не очень, — бормочет он, повесив голову от стыда.

— Между нами не должно быть секретов, — терапевт наклоняется вперед, глядя на пациента так пристально, что тот не смеет отвернуться. — Никаких, если мы решим изменить твою жизнь. Видишь ли, у тебя есть выбор. Один путь — одиночество, болезнь и отчаяние, другой — интеграция и возможности. Сейчас ты на перекрестке. Хочешь, чтобы тебя всю жизнь принимали за девочку? Или станешь мужчиной?

— Я хочу… — Мальчик нервно облизывает нижнюю губу. — Хочу стать мужчиной.

— Тогда я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы тебе помочь. Ты примешь мою помощь?

— Да, — говорит мальчик. — Приму.

— Тогда расскажи мне о своих проблемах. Особенно о своих тайных фантазиях.

— Тайных фантазиях?

— Во время мастурбации. Ты ведь мастурбируешь?

— Я не хочу говорить об этом. Мне неловко.

— Никаких секретов, молодой человек. Помнишь? Никаких, если хочешь выздороветь.

Пациент кашляет. Раз, другой, третий. Вероятно, это психосоматическое.

— Я думаю о… других ребятах… о том, что они со мной делают…

— А эти другие мальчики… что именно ты воображаешь?

— Я представляю… как они наказывают меня.

— Ясно. — Терапевт берет со стола блокнот с ручкой и начинает писать. — Пожалуйста, продолжай. И ничего не скрывай. Я хочу, чтобы ты рассказал мне все.

ЧЕТВЕРТАЯ СЕССИЯ

— Что ты видишь, когда смотришь на него?

— Не знаю. — Мальчик трясет головой, вглядываясь в экран, его маслянистые волосы заправлены за розовые, острые уши.

— Продолжай, — говорит терапевт. Сидя в невзрачном кресле, подлокотники которого за тридцать лет выцвели от пота с его ладоней и исцарапаны его беспокойными пальцами, он смотрит на ерзающего на кушетке мальчика, и его двойника — на экране телевизора. Видео транслируется с камеры, установленной на штативе. — Скажи, что ты видишь?

— Я вижу… вижу кучу прыщей. — Мальчик смеется, но совершенно безрадостно, ему больно, как от удара. Терапевт подавляет вздох и воздерживается от реплики, надеясь, что тот расскажет больше о своем мрачном и искаженном воображаемом образе.

Пациент худ, как скелет. Под тонкой футболкой и короткими шортами — кожа да кости. Единственный приличный кусок мяса в этом теле, вероятно, висит между сжатых ног, украшенных еще светлым, подростковым пушком. Это только третья их сессия, а мать мальчика уже требует результатов. Увы, из тряпки не сделать человека за одну ночь или даже за месяц, сколько бы тебе ни заплатили и какой бы ни была репутация врача. Нужны крайние меры.

— Я вижу… — Мальчик замолкает и грызет заусеницу, его губы влажно блестят: он снова их облизал. Это кокетливый жест, неумышленный флирт, и терапевт подавляет отвращение. Не говорит ни слова, хотя внутри у него все кипит. — Вижу человека, который себе не нравится.

— Да-да, — бормочет терапевт у него за спиной и шевелится в кресле. — Что еще ты видишь.

— Человека, который всех разочаровал — семью, общество. Того, кто боится собственной тени. А еще…

— Продолжай.

Мальчик сглатывает, его кадык поднимается и падает, как задвижка.

— Я вижу того, кто хочет стать лучше.

Терапевт тянется к нему, и они смотрят, как на экране врач по-отечески сжимает плечо пациента.

Он порвет этого пацана, но сделает из него мужчину. Эта мысль приятно отдается в промежности терапевта, и его член оживает. Он трахнет его, если надо. Протащит грязного щенка через комнату и перегнет через стол. Звякнут, слетая, ремни, и он вонзится в него — шесть дюймов стали в оттопыренную тугую задницу. Пациент будет кричать, но он зажмет ему рот и станет ездить на нем, пока тот не закашляется и не сблюет, едва не задохнувшись, пока бедра врача не станут липкими, не заблестят от пота и крови — в процессе самой жестокой и восхитительной дефлорации.

— Хорошо, — говорит терапевт и убирает руку с плеча мальчика. — Это хорошо.

СЕДЬМАЯ СЕССИЯ

— Что ты видишь?

— Двух… двух мужчин, занимающихся сексом.

Пациент сидит на кушетке перед телевизором. На экране двое мужчин, бритых и мускулистых. Один из них белокожий и светловолосый, другой — смуглый. Они лежат на кровати-платформе в центре обшитой деревянными панелями комнаты, напоминающей подвал частного дома или охотничью сторожку. Блондин крупнее, он сверху и вколачивается в темноволосого с размеренностью и безразличием заводной игрушки. Это сцена из «Мальчиков в бунгало 3», одного из многих порнофильмов, которые терапевт хранит в запертом нижнем ящике письменного стола, чтобы их не увидела его никудышная дочь, вздумай она спуститься в его офис на первом этаже (они живут в таунхаусе, и ее комната на четвертом). Гадкая девчонка с любопытными глазами и неумелыми пальцами. Такие фильмы предназначены лишь для него и его пациентов. Это уже третий фильм, который они смотрят вдвоем с мальчиком.

— Тебя это возбуждает? — спрашивает терапевт и берет пульт.

— Я не знаю… кажется, нет.

— Будь со мной честен. Никаких секретов.

— Да, — говорит мальчик, немного помолчав. — Наверное.

— А что именно в этой сцене возбуждает тебя?

Мальчик пожимает плечами, но терапевт ждет. Он будет молчать до конца сессии, если надо.

— Ну, — наконец отвечает пациент. — Думаю, то, что нижний бессилен. Он не может выбраться. По идее, они должны этим наслаждаться, но посмотрите на его лицо. Он в отчаянии и просто ждет, когда все закончится. Он подчиняется другому. Не вырывается, хотя ему больно.

— Интересно, — замечает терапевт и делает несколько записей в блокноте. — А где в этом сценарии ты? Какая позиция доставляет тебе удовольствие?

— Наверное, я сдаюсь, — говорит мальчик и морщится, словно от боли.

— Да. Конечно. — Терапевт останавливает фильм и поднимается с кресла. Достает ключ из нагрудного кармана и подходит к столу. Наклоняется и отпирает нижний ящик — не тот, что с порнографией, а второй — с совершенно другими раздражителями.

Он вынимает оттуда черную коробку и приносит ее на кушетку. Встает перед мальчиком на колени, чтобы включить в розетку аппарат ЭСТ.

— Что это? — спрашивает мальчик, указывая на черную коробку с множеством крохотных циферблатов и кнопок, когда терапевт прикрепляет зажим к пальцу мальчика.

— Это аппарат электростимуляции. Ты продолжишь смотреть этот фильм и возбуждаясь, всякий раз будешь получать маленькие удары током. Немного неприятное ощущение, но у него будет кумулятивный эффект. Ничего страшного.

— Вы уверены? — мальчик сомневается, и это естественно, но терапевт начнет с небольших разрядов. Он делал это не раз. — Как вы узнаете, что я… возбудился?

— Это просто, — он протягивает мальчику пульт. — Ты будешь нажимать на эту кнопку всякий раз, как почувствуешь возбуждение. Ты сам себе хозяин. Беспокоиться не о чем, я обещаю.

— А. Ну ладно, — лицо пациента краснеет от облегчения. — Значит, мне нажимать сюда, и все?

Терапевт кивает.

— Давай. Попробуй.

Мальчик нажимает на кнопку и вздрагивает на кушетке.

— Ай! — говорит он с нервным смешком. — Странное чувство. Как будто… батарейку лижешь, но всем телом.

— Видишь. Ничего страшного. Продолжим?

ОДИННАДЦАТАЯ СЕССИЯ

Мальчик бледен. Под глазами чернеют огромные круги, волосы сухие, как перекати-поле, кожа на лице, там, где ее не пятнают прыщи, обвисла, тонкие темные вены бегут по вискам и груди, пальцы от воздействия аппарата ЭСТ посерели. Он растянулся на полу, будто труп, и похож на выключенного робота, ожидающего, когда новый разряд вернет его к жизни. Последние сессии, электрошок плюс рвотное, сильно на нем сказались. Конечно, все это — часть процесса. Без нескольких потрясений конверсионная терапия не будет успешной.

— Ты уже так много сделал, — говорит терапевт, приглушая свет. — Ты и сам знаешь. А теперь перевернись, пожалуйста, на живот.

Начинается фильм. Двое мужчин, на сей раз на катере, еще один стоит на коленях, уткнувшись головой в чужую промежность, и расстегивает ширинку.

Терапевт ложится на мальчика, прижимает его к жесткому ковру, член упирается в ложбинку между ягодиц. Нравится ли мальчишке такая близость? Как бы то ни было, он не сопротивляется.

— Чувствуешь возбуждение? — шепчет терапевт ему в ухо.

— Нет, — говорит мальчик, еле слышно, одна сторона его лица прижата к жесткому ворсу, хотя он еще может смотреть на экран.

— Что ты чувствуешь?

— Тяжесть. И… тошноту.

— Хочешь в туалет?

— Нет. Не сейчас. Но я не хочу это видеть.

Через несколько минут оба мужчины на экране кончают на впалый живот минетчика. Терапевт встает и поправляет одежду перед тем, как сменить кассету.

Новый фильм, на этот раз с голой женщиной. Ее сморщенные соски кажутся твердыми, как стеклянные шарики, она ласкает себя. Рука с французским маникюром путешествует от бритой промежности по торсу, мимо огромных грудей, к ухмыляющемуся рту. Помада размазывается по губам, будто кровь, пока она гладит себя внизу и вверху. Вскоре в кадр входит голый мужчина, снятый по грудь, безликий, с огромным стояком. Не говоря ни слова, он бьет женщину по лицу. Это одна из любимых сцен терапевта.

— Давай, — говорит он пациенту. — Потрогай себя. Не стесняйся. Возьми его. Это твоя природа. Твое право по рождению.

Мальчик садится и расстегивает пуговицы на брюках. Начинает мастурбировать. Его дыхание становится прерывистым, кулак поднимается и опускается, но на покрасневшем лице вскоре проступает тревога, смешанная со смущением и, возможно, нет, совершенно точно, с яростью. Движения становятся все медленней. Наконец он признает поражение и, отчаявшись, складывает руки на груди.

— Я не могу, — говорит он, воплощая собой всю боль. — Не могу это сделать.

— Просто ты еще не знаешь, как желать женщину. Но ты научишься. — Терапевт наклоняется, его губы скользят у затылка мальчика — над темными кудрями, достаточно близко для поцелуя. — Смотри. Как он берет ее? Грубая рука сдавливает ей горло, в лицо летят ругательства. Разве она не дрянь, не глупая шлюха? Она знает, что это так. Видишь? Здесь. Страх у нее на лице? За ним скрывается наслаждение, она хочет, чтобы ей засадили, втоптали в грязь. Она знает, что там ей самое место. Унизить женщину, сломать ее, разве это не призвание, не истинное желание настоящего мужчины? Мы все жаждем этого.

Терапевт склоняется над мальчиком, сжимает его обмякший член. Мальчик всхлипывает и дергается.

— Ш-ш-ш-ш, все хорошо. Я не сделаю ничего плохого. Расслабься. Я ведь доктор, помнишь? Смотри на женщину. На ее страх.

Мальчик замирает, его взгляд устремлен на экран, где творится насилие. Мужская рука ходит вверх-вниз, и член под пальцами постепенно встает.

— Вот видишь, — говорит терапевт.

ТРИНАДЦАТАЯ СЕССИЯ

Пациент на кушетке, свет приглушен. Там же сидит дочь терапевта — всего в футе от него, но они такие разные, что, кажется, между ними настоящая пропасть. Отцу понадобилась она, ее пороки и само ее тело, и он заставил ее прийти. Все ради пациента. Мальчика нужно направить, научить обращаться с возможной партнершей, а кто лучше подойдет на эту роль, чем личная, домашняя помощница терапевта?

Ей семнадцать, она уже почти женщина, и с каждым днем все больше напоминает мать. Какой красавицей была его избранница в молодости, думает терапевт, и бледнеет при мысли о том, какой она стала — от родов ее разнесло. Возможно, он найдет себе новую молодую жену, когда дочь уедет в университет. Он делает мысленную заметку, обдумать это в свободное время.

— Я чувствую себя дурой, — улыбаясь, шепчет девочка пациенту, но отец все слышит.

— Что я тебе говорил? — журит он ее, а на душе черно при мысли об оплывших формах жены. — Ты не должна открывать рта. А ты сказала, что хочешь пойти на школьную вечеринку. Или ты опять передумала?

— Нет, отец, — признает она. — Извини меня.

— Тогда ни слова больше. — Смягчившись, он возвращается к пациенту.

— А теперь, — продолжает он, — посмотри на нее. И скажи, что видишь.

— Я вижу… — Мальчик хихикает, и она снова улыбается, но косится на отца, не зная, разрешено ли это. — Я вижу прекрасную девушку.

— Да, — говорит терапевт. — А как она пахнет?

Мальчик осторожно наклоняется и нюхает ее шею, а потом отшатывается, распахнув блестящие глаза. — Дорогим шампунем. Может, лавандой.

— И какая она на ощупь?

Никаких улыбок, никакого смеха. Пациент медленно тянется к ней, его серые, обожженные пальцы дрожат, как на шелковых нитях. Девочка смотрит, как он кладет руку ей на колено.

— Теплая. Она теплая.

— Грудь, — говорит терапевт, указывая пальцем, и ладонь мальчика скользит вверх. — Теперь… исследуй ее.

— Отец…

— Молчать! — приказывает он, и девочка вздрагивает, как от удара. Пациент медлит, а потом его пальцы, как пауки, бегут по ее телу, и на несколько секунд задерживаются на животе, чтобы потом скользнуть под футболку. Она ахает и отворачивается, на ее лице проступает тревога. Его руки поднимаются от живота к груди, он кладет их поверх чашечек бюстгальтера и склоняется к ней, чтобы еще раз ее понюхать. Он трется носом о девичью шею, быстро и мелко ее целует, прижимается к ней так, словно хочет залезть под кожу.

Ее терпению приходит конец. Дочь терапевта вскакивает с кушетки, отталкивает мальчика, в ее глазах блестят слезы. Она закрывает руками лицо и выбегает из кабинета, хлопнув дверью так, что дипломы в дубовых рамах вздрагивают на стенах. Похоже, школьной вечеринки ей не видать.

— Мне так жаль, — говорит пациент, но врач качает головой. — Я не должен был…

— Не извиняйся. Ты все сделал правильно. Очень хорошо. Ты осознал, какое это наслаждение? Доминировать, как велит природа, чувствовать власть над женщиной, быть настоящим мужчиной?

— Да. Я действительно это понял. — Мальчик криво улыбается, губы расходятся, обнажая острый клык, и терапевт видит, как в глазах пациента вспыхивает искра надежды. Лечение помогает.

— Я очень рад. — Он похлопывает мальчика по колену. — Женская скромность не должна тебя останавливать. Когда дело доходит до главного, настоящий мужчина не спрашивает разрешения, не потакает женским капризам. Ты не должен извиняться за то, что твое по праву. Просто бери, и все.

ДЕВЯТНАДЦАТАЯ СЕССИЯ

— Мы должны обсудить то, что произошло прошлым вечером.

— Я что-то не так сделал? — спрашивает пациент и лихорадочно облизывает нижнюю губу. Волосы у него мокрые — снаружи идет снег. Судя по внешнему виду, за последние пару недель он возмужал, словно обжился в своем теле, расправил плечи и больше не горбился. Вот только его взгляд все еще тревожно скользит по комнате, мимо терапевта, к двери.

— Моя дочь очень напугана. Она сказала матери, что видела тебя у окна. Проснулась ночью и увидела, что ты за ней наблюдаешь. И еще она несколько раз замечала, что ты шел за ней по дороге из школы.

Лечение идет по графику, и мальчик на пути к полному выздоровлению, но терапевт слишком поздно понял свою ошибку, и теперь пациент цепляется за его дочь, как новорожденный гусенок. Нужно срочно внести коррективы.

— А, — робкая улыбка, блеск острого клыка, — вы об этом.

— Когда мы использовали ее в ходе сессии, моя дочь была дублершей, воплощением женственности. Она не должна была превратиться в объект твоего желания. На прошлой сессии ты сказал, что будешь держаться от нее подальше. Ты дал мне слово.

— Думаю… я просто пришел в восторг от того, что мне нравится девочка. И что я действительно… хочу ее.

— Да, и твой юношеский энтузиазм нам очень поможет. Но теперь мы должны переключить твое внимание на других девочек и молодых женщин.

Мальчик кивает, хотя, похоже, сомневается.

— А как мы это сделаем?

— С помощью профессионала. — Терапевт что-то пишет на листке для заметок. — Позвони по этому номеру. Она тебя ждет.

Пациент берет листок.

— Кто она?

— Ее имя не имеет значения. Важно ее тело. — Мальчик благоговейно смотрит на записку у себя в руках, ключ к волшебному королевству. — Тебе ни к чему соблюдать приличия, только не с этой женщиной. С ней ты можешь делать что угодно, словно она животное. Поступать, как захочешь.

— Да?

— Ее порочность не знает границ. Поверь моему профессиональному опыту.

— Спасибо, доктор. — Мальчик смотрит в пол, пробует листок кинжалом клыка, а потом снова поднимает глаза. — Спасибо вам за все.

ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ СЕССИЯ

— Что ты видишь, когда смотришь на него?

Он наблюдает за пациентом, глядящим на своего двойника на экране. Врача там не видно, только тень его правой руки, которую он быстро убирает из кадра.

— Я вижу того, кто стал лучше, — отвечает пациент и кивает своему отражению, подтверждая правоту этих слов. — Я вижу лидера.

— И что ты хочешь этим сказать?

Мальчик переводит взгляд на терапевта, и сияет, как солнце. Даже кожа у него на лице очистилась, гормоны наконец пришли в равновесие.

— Что теперь знаю, кто я такой. Помните негатив, с которым я явился к вам? Болезненные желания, отчаянье, жажду подчинения? Все исчезло. Теперь я вижу ненормальность этих чувств. Направив свою страсть по верному пути, я понял, что добьюсь всего, чего захочу. Любая женщина будет моей. Я раскрылся. Стал мужчиной.

— А от прошлых импульсов и желаний не осталось и следа?

Пациент улыбается, глаза и зубы блестят.

— Теперь у меня другие желания.

— Отлично. — Терапевт закрывает блокнот. — Тогда, как говорится, дело сделано.

Он провожает мальчика к выходу, вернее, не мальчика, а очередной свой успех, который стоит добавить к воспоминаниям о других, открывавших эту самую дверь. Перемена свершилась.

— Я так многому у вас научился, — говорит пациент, протягивая врачу руку. — Правда.

— У вас большое будущее, молодой человек. Я это вижу.

— Ах. И еще кое-что. — Из нагрудного кармана куртки он достает простой конверт. — Это вам. Подарок за все, что вы для меня сделали. Можете открыть его позже. Считайте это знаком признательности.

— Право, я тронут, — говорит терапевт и берет конверт, толстый, как колода карт. — Это очень мило с твоей стороны.

— Это меньшее, что я могу сделать, доктор. Без вашей помощи я был бы ничем.

Вскоре после того, как молодой человек уходит, терапевт берет со стола нож для писем и разрезает запечатанный конверт, врученный ему пациентом. Он осторожно достает то, что внутри: две дюжины матовых фотографий, квадратных с закругленными уголками, очень ярких. Он включает настольную лампу, сдвигает очки на переносицу и рассматривает подарок.

Первая фотография размыта, но, поднеся ее к лицу, терапевт понимает, что на ней глаз, огромный и круглый. Присмотревшись получше, он видит, что глаз распахнут не от изумления, а от ужаса. Он берет следующий снимок. На нем верхняя половина лица знакомой проститутки. Один глаз по-прежнему широко открыт, а другой заплыл, кожа под черными дорожками слез серо-синяя. На следующей фотографии видно ее голое тело. Она лежит на кровати, связанная собственными порванными чулками, у нее во рту черные трусики. Из уголка губ по щеке бежит тонкая струйка крови — прямо на грязные смятые простыни.

Новая фотография: голая сгорбленная спина, кожа почти прозрачная. Все белое.

Следующая: голая спина, у плеча зияет рана от кошмарного укуса, в ее уголке хорошо видно углубление от острого зуба. Красное на белом.

Еще одна: со спины сорван лоскут кожи, в ране — кровавой улыбке, готовой к смертельному поцелую, — открывается нежное мясо. Красное, белое, розовое.

Задний план размыт, на нем туалетный столик, в заляпанном зеркале отражение фотографа, мальчика, превратившегося в молодого мужчину, бывшего его пациента. Он сияет и ухмыляется — не распростертой перед ним женщине, а собственному двойнику, камере и терапевту. Юноша обнажен, у него стоит. Освобожденный член ярко-красный — он алеет от возбуждения и блестит от крови и чего-то еще более вязкого, возможно, от слизи или жира. Юноша явно гордится собой.

Терапевт смотрит на последнюю ужасающую фотографию, поднеся руку ко рту, прикусив костяшки пальцев от шока и отвращения.

Он отталкивает от себя мерзкие снимки, и они раскрываются на столе нечестивым веером. Через секунду терапевт вылетает из офиса и оказывается на лестнице с перилами из красного дерева, поднимающейся на самый верх великолепного таунхауса.

— Окна закрыты? — кричит он. — Все окна в доме закрыты и заперты?

— Конечно, — отвечает сверху его жена. Все-таки зима.

— Что случилось? — его дочь свешивается с верхнего этажа, плечи у нее голые, волосы мокрые — она только что из душа. — В чем дело?

Он входит в кабинет, запирает дверь и осторожно приближается к столу, словно боится, что фотографии могут слететь со своего места и наброситься на него. Но нет, они все еще там, куда он их бросил, лежат, как грязные тряпки.

Терапевт садится в кресло. Он берет снимки и осторожно, один за другим, выкладывает их на журнал посещений, будто кошмарный пасьянс. Нужно немедленно что-то предпринять.

Он тянется к телефону, сжимает холодную пластиковую трубку, не зная, кому именно звонить. Матери пациента? В полицию? Нет, так не годится. Его карьера разрушится из— за одного случая, методы будут дискредитированы, а сам он превратится в посмешище для коллег. Ни за что.

Даже глядя на эти снимки, разве мог он предположить, что за пороки таятся в душе его пациента. А они воистину ужасны, нечестивы, немыслимы!

Он берет одну из фотографий и рассматривает ее в свете лампы. Укус, которым мальчишка проделал новое отверстие в ее теле… кто бы мог подумать, что женщину, даже простую шлюху, можно настолько унизить? Пациент действительно ею овладел, не так, как его учили, но жестче и лучше. Он знал, как обращаться с пороком, и хотя она была первой, на смену ей придут новые.

Терапевт гладит фотографию и позволяет ей слететь на колени. Его член, тоже своего рода чудовище, шевелится и твердеет.

ПЕРВАЯ СЕССИЯ

Очередная клиентка, женщина средних лет, лежит на кушетке. Комната наполнена ароматом свежих пионов — пахнет от букета, который новая жена терапевта срезала в саду этим утром. Он тревожится о ней, такой юной и наивной, не подготовленной к жизни в этом опасном мире. Она немногим старше его дочери, так и не вернувшейся из-за границы после окончания учебы. Дочь не звонит и не пишет и никогда его не навещает. Эгоистичная мерзавка. Даже на свадьбу не приехала.

— Больше всего меня беспокоит моя дочка, — говорит новая клиентка, и терапевт отвлекается от горьких мыслей. — Вот я и пришла. Она просто одержима соседской девочкой. Это меня тревожит.

— Интересно. — Терапевт делает несколько записей в блокноте. — Почему вы так думаете?

— Она и та девочка постоянно вместе. Словно жить друг без друга не могут. Я пыталась положить этому конец. Велела дочери сразу идти домой после школы, запретила им общаться, но буквально в прошлую субботу застала ее, когда она возвращалась домой посреди ночи! Она не сказала мне, куда ходила, но я все поняла. Мне сразу стало ясно, что она занималась бог знает чем с той девчонкой. Говорю вам, это неестественно.

— Нельзя, чтобы дочь проявляла к вам неуважение. И, конечно, нельзя позволять ей гулять по ночам.

— Да. Раньше это был безопасный район, а теперь… ну… вы знаете. Говорят, по улицам рыщет убийца.

Терапевт морщится.

— Я в этом не уверен.

— Но это правда. Моя сестра работает секретаршей в полиции. Она говорит, что только за прошлый год в нашем районе убили пять женщин. Ночных бабочек.

— Неужели?

Женщина кивает.

— Убийства были кошмарными. Просто зверскими. И на всех телах остался этот ужасный след от укуса… — Она съеживается, и терапевт бросает взгляд на ящик стола, в котором заперты одиннадцать конвертов, одинаковых, за исключением содержимого. — Простите, о чем это я?

— О вашей дочери. И другой девочке.

— Да-да. Вы ведь поможете нам, доктор? — В ее глазах вспыхивает надежда. — Я слышала о вас самые лестные отзывы. Другие матери просто в восторге. Мне даже сказали, что ваш метод работает безотказно.

Терапевт улыбается.


Перевод Катарины Воронцовой

Комментариев: 22 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Denver_inc 25-06-2020 14:35

    Нормалный текст. Неплохой перевод.

    Сам рассказ - мерзость и тошниловка редкостная. Но, возможно. Повторюсь, возможно, в это и должна быть его прелесть.

    Оценка 7/10

    Учитываю...
  • 2 Упырь Лихой 25-06-2020 07:58

    Вот хотите верьте, хотите нет, - я догадывался, что общаюсь с переводчицей рассказа, в который она вложила частицу своего сердца!

    Рад знакомству, Катарина!

    Учитываю...
    • 3 katarina 26-06-2020 11:02

      Упырь Лихой, спасибо за фидбэк)

      Учитываю...
  • 4 Аноним 24-06-2020 00:19

    Скорей на тему безнаказанности, лицемерия и попустительства. Самое ужасное, что все делается с подачи родителей, которым нужны не счастливые, а удобные отпрыски. "нормальные",как гг к финалу. И да, просмотром гей-порно и электрошоком действительно пытались кого-то вылечить, аверсивная терапия, хронохоррор 20 века.Жести добавляет то, что читателю приходится ставить себя на место пациента, а не доктора, и это очень неприятно. Финала могло быть 2: еще один Фейдт показывал в Не таком, как другие. Вишенка на торте - узнаваемые образы из Калигари: вы ведь помните этот клык?

    Учитываю...
    • 5 Упырь Лихой 24-06-2020 10:33

      Аноним, да и от "нимфомании" в то время лечили тяжёлыми препаратами и душем Шарко, не только геев мозгоправы обижали. А в рассказе доктор прямо вообще монстр - то мечтает овладеть пациентом сзади, то собственную дочь под него подкладывает, то к проститутке отправляет. Абсолютно психологически недостоверный, карикатурный персонаж.

      Что касается методов - то бывает и похлеще. Знаю человека, которого родной отец-военком отправил в советский стройбат, чтобы сделать из сына "мужика". Так он отслужил, выучился на кого хотел, стал достойным человеком, хоть и не женился. Отца любил всю жизнь, несмотря на то, что тот с ним практически не общался. Маньяком не стал, короче. Автор, на мой взгляд, слишком уж педалирует тему несчастной "не-такой-как-все" жертвы обстоятельств, которую "среда заела".

      Учитываю...
      • 6 Аноним 24-06-2020 13:51

        Упырь Лихой, а кто говорит, что только геев? на мой взгляд, человек, который использует такого рода терапию, чудовище, и не важно, кого это касается. Нормальный человек просто не будет этим заниматься. Гг, такой, какой он есть, тут именно для того, чтобы читатель отождествил себя с ним, и понял, где собственно зло, а то некоторые до сих пор путают холодное с зеленым.

        Да, это мерзко и жутко. Лично я читала и радовалась, что мне повезло с матерью, и она на все охи-ахи, классной, например, дамы, что дочь "нитакая" и надо лечить, отвечала: следите лучше за своей и не лезьте.

        Плюс в мартовском, кажется, номере был рассказ про насилие над женщинами, и юноша в комментариях возмутился, что про парней такого не пишут. Пожалуйста).

        Учитываю...
        • 7 Упырь Лихой 24-06-2020 15:15

          Аноним, Вы говорите, "человек, который использует такую терапию - чудовище", но давайте не будем забывать, что не так давно многие болезни пытались лечить кровопусканием, а Фрейд прописывал пациентам кокаин. Он что, тоже чудовище? Думаю, что большинство докторов искренне пытались помочь своим пациентам, а их методы лишь отражали уровень естественно-научных представлений того времени.

          Автор имеет полное право выстраивать свою вселенную, но выставлять извращенцами всех докторов, использовавших ЭСТ и аверсивную терапию, тоже не стоит. Они лечили как умели то, что культура и общество того времени считали болезненным состоянием.

          Учитываю...
          • 8 Аноним 24-06-2020 15:45

            Упырь Лихой, отвечу цитатой из реаниматора: Вот, вроде, взрослый человек, профессор, а такой ерундой занимается! - Уэст - голове. И останусь при своем мнении - мне бы на месте доктора было не по себе от такого лечения и, думаю, это либо человек, любящий разрушать и упивающийся властью, либо жертва профессиональной деформации в будущем. Нельзя насиловать и не превратиться в монстра.

            Учитываю...
          • 9 Упырь Лихой 24-06-2020 16:05

            Аноним, а можно привязать человека к столу, полностью парализовать его двигательную активность, и начать резать его скальпелем, - не превратившись при этом в монстра? Именно этим и занимаются хирурги. Меня недавно один резал,рану "вкусняшкой" называл. Тоже извращенец, по-Вашему?

            Учитываю...
          • 10 Аноним 24-06-2020 17:05

            Упырь Лихой, вы ставите равно между тем, что творится в рассказе и хирургией? Мне подобное лечение кажется ненормальным, как и те, кто его проводил. Пусть даже они обращались к нему по незнанию, оно не освобождает от ответственности (в отряде 731 тоже много открытий сделали, да?). Деформация неизбежна. Мне кажется, любой вменяемый человек задумался бы, а стоит ли так лечить? (Как вообще это могло прийти кому-то в голову, серьезно, а не в качестве кинка?)) И раз метод запретили, наверное, поняли, что не стоит. Доктор в рассказе - преступник и лицемер. Врачи, которые лечили так в реале, вызывают у меня отвращение, а доктор Магнус Хиршфельд из далекого 1919, напротив, огромное уважение и симпатию.

            Рассказ отличный, мерзкий и страшный, и заставляет побыть в чужой шкуре.

            Учитываю...
          • 11 Упырь Лихой 24-06-2020 19:38

            Аноним, поэтому мы с Вами и любим хоррор. Но я эмпатии не ощутил, каюсь. И дело не столько в том, что не сумел ассоциировать себя с пациентом (хотя у меня фантазия богатая), сколько по причине того, что доктор уж больно гротескный, что твой экранный Калигари.

            Хотя теперь вижу, что заданный его кинематографическим прототипом тренд поддержки ЛГБТ-сообщества исправно работает и сотню лет спустя после выхода фильма...

            Учитываю...
      • 12 Аноним 24-06-2020 20:55

        Упырь Лихой, ну так литература, а особенно хоррор, зачастую и акцентируются на максимально конфликтных и тяжелых ситуациях. Даже, скажем, реалистичные романы XIX века, изображавшие страдания простого народа, не описывали, как часто думают, наиболее характерные явления своего времени, а вскрывали социальные язвы, вызывавшие боль в душе автора. Душе художника, зачастую более чувствительной, чем у среднего обывателя. Так что странно обвинять рассказ в обобщениях - это как, скажем, брать рассказ о маньяке школьном учителе и обвинять его в том, что автор пытается выставить педагогов в патологическом ключе.

        Вообще, мне кажется, что нежелание видеть за трендовой темой извечный рассказ о страданиях человека - это вывернутая наизнанку толерантность, толерантность со знаком минус, когда в пику существующей политической повестке начинают уже отрицаться реальность действительно существующих проблем. И это, на мой взгляд, ничем не лучше навязываемой политкорректности.

        Учитываю...
        • 13 Упырь Лихой 24-06-2020 22:37

          Аноним, с этим согласен, просто я, видимо, привык к маньякам кинговского типа, с тяжёлым детством и кучей комплексов,а не "картонным" злодеям, олицетворяющим старорежимный уклад.

          Хороший хоррор, на мой взгляд, либо психологически достоверен (условный Кинг), либо иррационально непостижим (условный Лавкрафт). Здесь же нет ни того, ни другого.

          Рад был пообщаться с Вами. Хоррор - свободный жанр, и в его пространстве допустимо художественное выражение любых воззрений. Тут уж ничего не попишешь. Не нравится - ищи другое, себе по нраву, благо, его пока ещё хватает. Хотя выходить из зоны комфорта тоже иногда бывает полезно.

          Учитываю...
          • 14 Аноним 24-06-2020 23:39

            Упырь Лихой, >Рад был пообщаться с Вами.

            Только я не человек выше, мы разные анонимы )

            Учитываю...
          • 15 Парфенов М. С. 24-06-2020 23:46

            Аноним, вы бы (оба анонима) зарегились, а? А то нам каждый коммент ваш модерировать приходится.

            Учитываю...
          • 16 Катарина 25-06-2020 06:54

            Парфенов М. С., через vk зайти не могу ни с мобильника, ни с пк, поэтому пишу анонимно - комментирую очень редко, в любом случае, только если что-то зацепит. Все анонимные комменты здесь, кроме последнего, мои.

            Упырь Лихой, >Рад был пообщаться с Вами.

            Взаимно.

            Учитываю...
          • 17 Парфенов М. С. 25-06-2020 07:07

            Катарина, то, что через ВК зайти не можете - это странно. Проверим.

            Учитываю...
          • 19 katarina 25-06-2020 07:41

            Парфенов М. С., сработало, спасибо.

            Учитываю...
  • 20 Упырь Лихой 23-06-2020 23:13

    Мерзкий порно-сплаттер на модную тему охраны границ гендерной самоидентичности. Финал просчитывается с самого начала, интриги особой нет, никого не жалко. На любителя жанра, одним словом.

    Учитываю...
    • 21 katarina 06-07-2020 11:24

      Упырь Лихой, вот глянула я Добро пожаловать в Чечню, 2020, и думаю, что погорячилась, сказав, что все это в фашистском прошлом.

      Учитываю...
      • 22 Упырь Лихой 07-07-2020 20:38

        katarina, в Чечне причина неприятия ЛГБТ кроется, насколько я могу судить, в идеологии радикального ислама (хотя я этот фильм HBO ещё не видел). В России же, на мой взгляд, дело не столько в православии, сколько в том, что у нас многие мужчины сидели, а в тюрьме самое незавидное положение сами знаете у кого. Так что наши "традиционные ценности" родом не из Иерусалима, а из ГУЛАГа.

        В любом случае, и тот, и другой варианты - это составляющая местного культурного кода, обусловленного историческими факторами цивилизационного развития, как бы мы к ним ни относились. При нацистском режиме был геноцид евреев и цыган, а в нынешних Саудовской Аравии и Сирии почти не осталось христиан.

        Есть вещи, которые остаётся лишь принять как данность на данном этапе общественного развития, даже если ты сам давно опередил отсталые массыsmile

        Учитываю...