Создатели электрического стула — или Старика Разряда (Old Sparky), как прозвали его американские заключенные, — рассчитывали сделать смертную казнь более гуманной, но в массовом сознании их изобретение слабо ассоциируется с человечностью. Совсем наоборот, оно навевает мысли о жестоком, неотвратимом и не всегда справедливом наказании. Неудивительно, что авторы хоррора не смогли обойти стороной столь зловещий антураж.

Вы приговариваетесь к смерти

Первая казнь на электрическом стуле состоялась в 1890 году. Мощные разряды пропустили через тело Уильяма Кеммлера, осужденного за убийство сожительницы. Чтобы привести приговор в исполнение, пришлось несколько раз замыкать цепь и увеличивать напряжение. Обожженное тело, дымящаяся голова, тошнотворный запах… Жуткое зрелище шокировало очевидцев. Часть общественности приветствовала «очередной шаг на пути к высшей цивилизации», но многие высказывали мнение, что лучше быть вздернутым на виселице или лишиться головы на гильотине, чем заживо поджариться на «стуле смерти».

Но все-таки впервые электрический стул появился не в реальной практике, а в литературе. В 1863 году Жюль Верн написал антиутопический роман «Париж в XX веке». Издатель отказался его публиковать: книга казалась слишком пессимистической и невероятной. Она увидела свет лишь в 1994 году. Среди различных новшеств гнетущего будущего писатель упоминает и модернизированную казнь: «Теперь не рубили голов. Убивали электрическим разрядом. Так лучше имитировалось Правосудие Небес». Эшафот, оборудованный батареями, — это не главный эпизод романа и не самый страшный выкрутас безжалостной эпохи, но здесь сквозит мысль, которая еще не раз возникнет в литературе. Гильотина, созданная из гуманных соображений, стала символом кровавых рек, тем самым зубом, которым революция пережевывала своих детей. Возможно, и электрическому стулу уготована схожая участь.

Моменту, когда Кеммлер начал биться в конвульсиях от первого удара в 300 вольт, предшествовали долгие дискуссии. В Комитете по смертной казни штата Нью-Йорк долго выбирали самый действенный и гуманный способ лишить человека жизни. Электрический стул обошел других лидеров: гарроту, гильотину и смертельную инъекцию. Принятое решение породило новые проблемы. Какой ток лучше использовать — постоянный или переменный (из-за этого даже развернулось противостояние между Томасом Эдисоном и Джорджем Вестингаузом: каждому из них хотелось избежать ассоциаций с машиной для убийств). Вызывала вопросы и необходимая мощность. Хотя естествоиспытатели экспериментировали на собаках и кроликах, с людьми расчеты иногда давали сбой, и осужденный не умирал от первого удара.

Через ваше тело пропустят электрический ток

Неопределенность и неудачные опыты взбудоражили творческие умы. В 1892 году Артур Конан Дойл написал полный черного юмора рассказ «Фиаско в Лос-Амигосе». Инженеры из американского города с мощной электростанцией задумались над провалами коллег: «Как вообще может наступить смерть от такого слабого тока?» Чтобы исправить ошибки предшественников, они запустили все динамо-машины и нанесли по смертнику удар мощностью в десять молний. Лишь старый инженер усердно возражал, но к нему никто не прислушался. Чести умереть «такой замечательной смертью» удостоился убийца и налетчик Дункан Уорнер. Эксперты ожидали от разряда в двенадцать тысяч вольт распада тканей или полной дематериализации, но после нескольких ударов преступник лишь почувствовал себя лучше. Попытки лишить его жизни более традиционными способами — повесить или расстрелять — лишь обернулись едкими шутками («В твоих местах пиджаки, должно быть, гроши стоят. А я тридцать долларов за свой отдал, понял? Шесть дыр спереди, да четыре пули насквозь прошли, так что и спина не лучше!») Высокое напряжение обеспечило злодею целые века беззаботного существования. Хотя фантастическое допущение в рассказе не основано на реальных фактах, нельзя не признать, что Конан Дойл изящно совместил современное изобретение с популярной в то время идеей о жизнетворной силе электричества.

Шокирующие известия о казнях на электрическом стуле вдохновили Адольфа де Кастро на написание рассказа «Автоматический палач», вышедшего в 1891 году. Большую известность история получила спустя четыре десятка лет, когда ее переработал Говард Филлипс Лавкрафт и опубликовал под названием «Электрический палач». Молодой инспектор отправляется на поиски сбежавшего сотрудника горнодобывающей компании. В одном купе с ним едет странный изобретатель, одержимый древней магией и апокалиптическими идеями. Безумец предлагал законодательному собранию штата Нью-Йорк действенный и компактный прибор для казней, но там предпочли «паршивое кресло». Изобретатель намерен продемонстрировать эффективность творения на случайном попутчике. Только своевременное обращение к мифологии ацтеков («Туле фавн! Ни-гротт-Йиг! Йог-Сототль» — какой же Лавкрафт без глубинного космического ужаса и обращения к запредельному?) спасает инспектора от страшной участи. Сумасшествие, в котором изобретательский гений переплетается с древним культом, словно предвещает наступление страшных времен, когда люди, одержимые не менее бредовыми идеями, запустят грамотно спроектированные конвейеры смерти.

С течением времени казнь на электрическом стуле стала обыденной практикой. Механизм процедуры был отлажен, а редкие внештатные ситуации не так уж шокировали общественность. Электрический стул больше не воспринимался как жуткая инновация, поэтому литература ужасов увидела в нем новые смыслы.

В повести Роберта Блоха «Мертвые не умирают» рассказывается о кошмарных последствиях «терапии, излечивающей то, что люди называют смертью». Казалось бы, зомби и некромантия бесконечно далеки от предмета нашего разговора, но эта история начинается в тюремном блоке для смертников. Роберт Блох создает завораживающую картину того, как во время игры в карты и разговора по душам по тюрьме бродит Смерть.

Она, без сомнения, шаркала по короткому — о, ужасно короткому! — коридору до маленькой комнатки с большим стулом. Она наверняка подглядывала и подслушивала электриков, которые проверяли рубильники. Она совершенно точно останавливалась у кабинета начальника тюрьмы — удостовериться, что мифическое помилование от губернатора так и не пришло.

Роберт Блох — большой мастер по части описания тревожных и волнительных состояний. Одно из сильнейших мест в повести — эпизод, где свет на мгновение выключается и главный герой понимает, что казнь состоялась. Стремительный отсчет времени создает легкую атмосферу саспенса, хотя итог заранее предрешен. Одной секунды хватает, чтобы смерть утащила свою добычу во тьму, а банальная мысль («В одну минуту Коно будет жив. Врубят электричество, и он станет мертв».) обнаруживает в себе вечную тайну.

В рассказе Джо Р. Лансдейла «Заключенный 489» о казни на электрическом стуле тоже свидетельствует лишь кратковременное отключение света. Действие разворачивается в секретной тюрьме на отдаленных островах. Вместо обычных насильников и убийц там отбывает наказание «истинное зло, гнилое изнутри и несущее тьму в самом сердце». В одну из ночей свет мигает несколько раз — кому-то пришлось нанести четыре удара. Впрочем, даже их оказалось недостаточно. Зловещее существо, для которого электрический стул пришлось превратить в увешанный цепями трон, не так-то просто отправить на тот свет. Попытка уничтожить древнюю магию разрядом тока выглядит грустной насмешкой над современной цивилизацией, слишком зацикленной на технике.

В рассказе «Электрический стул» Рэя Брэдбери вместо тюремных казематов бродячий цирк. Женщина по имени Электра каждый вечер садится на электрический стул — точную копию того, что расположен в центральной тюрьме штата. На потеху публике она принимает смертную казнь. Ток без последствий проходит через тело, лишь летят голубые искры. Подозрительный зритель, способный их поймать, нарушает привычный расклад. Странная связь практически без слов и действий не перерастает ни во что большее, но сама жизнь Электры превращается в электрический стул, и с него не получится встать живой и невредимой.

Пусть Господь будет милостив к вашей душе

Уже у Жюля Верна казнь электричеством символична. Батарея на эшафоте продолжает идею гильотины: лишать человека жизни быстро, эффективно и в соответствии с духом времени. Впоследствии в литературных воплощениях электрического стула обозначилась параллель еще с одним орудием смерти — тем самым, что стало символом одной из мировых религий. К высшей мере наказания иногда приговаривают и невиновных — оправдывающие доказательства отыскиваются, когда приговор уже приведен в исполнение. Такой трагический расклад привносит в литературу мотивы мученичества.

В рассказе Элизабет Мэсси «Навсегда, аминь» девушка-вампир встречает человека, который удивительно похож на ее возлюбленного. Много лет назад юношу казнили на гильотине. Его двойнику уготована та же участь — отправиться на электрический стул. Сходство между двумя людьми оказывается не случайным: это один и тот же человек, жертва многовекового проклятия. Давно он сам, выступая в роли палача, отказался даровать быструю и безболезненную смерть. С тех пор она стала его злым роком. На протяжении разных жизней ему режут горло, отрубают голову на гильотине, сажают на электрический стул и каждый раз уверяют, что казнь будет цивилизованной. Однако тело, пляшущее, как марионетка на электрических нитях, и другие жуткие сцены не очень-то вяжутся с образом легкой смерти, которую стоило бы просить у мироздания.

Самый известный роман ужасов, где фигурирует электрический стул, — это «Зеленая миля» Стивена Кинга. Не всплакнуть (хотя бы в глубине души) над участью Джона Коффи способен только кто-нибудь вроде «задницеголового» Перси Уэтмора. Хотя Стивен Кинг слывет «королем ужасов», умение напугать — не единственное его достоинство. Еще он демонстрирует психологические тонкости каждого персонажа и с дотошной детальностью воспроизводит бытовые подробности. Хотя писатель излагает ход событий с точки зрения главного героя Пола Эджкомба, эти особенности прозы Кинга дают читателю возможность представить себя хорошим и плохим надзирателем, виновным и невиновным заключенным. Процесс казни на электрическом стуле — от привычный репетиции до внештатной ситуации — тоже описан весьма подробно, с физиологической прямотой и душевным трепетом. Книг проявляет поистине сверхъестественную наблюдательность. «Осознание приближающейся смерти приходит к клиентам Олд Спарки от лодыжек», — отмечает он в одном эпизоде: именно в момент, когда ноги пристегнуты к ножкам электрического стула, наступает понимание, что больше они не сделают ни шага. Шелковый мешок на голове и вовсе нужен не столько смертнику, сколько очевидцам казни, чтобы не видеть вызывающего ужас страха в глазах обреченных. Впрочем, для Джона Коффи электрический стул становится способом уйти от боли, темноты, одиночества, ненависти людей друг к другу.

Электрический стул вот уже почти полторы сотни лет появляется на страницах литературы ужасов. Он может быть мрачным символом со множеством истолкований или выступать всего лишь зловещей деталью антуража. Смертная казнь — это всегда предмет моральных дилемм и жестких дискуссий, но в литературе она не просто ставит вопрос о необходимости платить кровью за кровь. Она еще и напоминает о мимолетности момента, отделяющего полноценную жизнь от кромешного небытия.