Арабский Восток захватил воображение Европы еще и в XVIII веке, когда появились первые переводы «Тысячи и одной ночи» — тогда еще приглаженные и приведенные в соответствие со вкусами французского двора. Со временем у англичан появился свой переводчик, не вычищавший из текста «непристойности» и снабдивший книгу множеством примечаний. Как знать, может быть именно перевод Ричарда Бёртона и попался в детстве на глаза Брину Джонсу — что и отозвалось много лет спустя в творчестве Muslimgauze.

Сенсация! Дамы и господа, лишь одну ночь в вашем городе! Маньяки, психопаты и головорезы всех мастей исполнят для вас свои лучшие номера! Жонглеры! Шпагоглотатели! Огнедышащие факиры! Клоуны, много-много клоунов! И, конечно же, умопомрачительная музыка! Одевайте ваши лучшие наряды, и вперед – на маскарад, который для многих закончится летально…

Если когда-либо буду создавать рейтинг самых мрачных, изобретательных и необычных групп, то англичане Coil имеют все шансы занять как минимум одно из призовых мест – даже если соперниками будет ВИА с Альфа Центавра. А уж интересующий нас сегодня проект – один из самых необычных даже по их меркам: четыре мини-альбома, записанные в дни равноденствий и солнцестояний. Этакая оккультная музыка мгновения.

Именно так, с явным и богохульным намеком на евангельские блаженства, назвали свой альбом великие Morbid Angel – но, среди музыкантов, разумеется, не они первые и не они последние посвятили теме болезни (реальной или метафорической) часть своего творчества. О нескольких примерах мы сегодня и поговорим…

Что мы называем экстремальной музыкой? Ту, которой легко распугать любых соседей? Тогда многочисленным металлистам придется огорчиться, да и поклонники индастриэл уже вряд ли могу претендовать на первенство: без полюбившейся им музыки давно не обходится ни один фантастический блокбастер. А вот выпускники консерваторий наводить ужас и моральный террор умеют гораздо эффективнее. Это называется «академический авангард». По сути, весь он, для неподготовленного уха делится на музыку скучную, резкую и угнетающую.

Сверхпопулярный у одних, и совершенно не известный у других. Похожий одновременно и на умиротворяющий сон наяву, и на яркий наркотический приход. Обволакивающий, точно туман, и заряжающий изнутри не хуже десяти тысяч вольт. Иногда тягучий, как полет к звездам, а иногда быстрый, словно до предела разогнанный космолет. Весь состоящий из противоречий, но от того лишь еще более притягательный. Безумный, несравненный, психоделический, фантастический и удивительный спейс-рок.

Достаточно было один раз Заппе сказать, что говорить о музыке – все равно что танцевать про архитектуру, и все – шила в мешке больше не утаишь. Как описать словами воздействие музыкального произведения, не впадая ни в пустопорожнюю образность, ни в академический терминологизм? А уж подводить «музыкальные итоги года» – занятие и вовсе для самоуверенных идиотов или Дон Кихотов. Тем не менее, попробуем.

Стефан Джоэл Вайссер, более известный как Z'EV, скончался в конце прошлого года – и, пожалуй, именно его смерть стала потерей года среди авторов темной музыки. Пионер индустриальной музыки, поэт, ученый и мистик – но оставшийся этаким «музыкантом для музыкантов». Уважаемый коллегами, но практически неизвестный широкой публике, он начал играть еще в конце шестидесятых – и продолжал до самой своей смерти. Как сказал о нем один из музыкальных критиков: «Он не просто ломает правила, он меняет их».

Чарли Мэнсон. Он же Чарльз Миллз Мэддокс. Он же Иисус-Сатана. Он же лжепророк, интриган и лидер зловещего культа. И он же — один из худших маньяков, когда-либо известных человечеству. Чарльз… пел. Отчасти депрессивно, отчасти задушевно. И довольно неплохо, надо вам сказать. Как минимум, получше половины российских поп-звезд. А вы говорите — негодяй, убийца…

Тестирование «слепым методом» — довольно известный в науке прием: допустим, больным выдают экспериментальное лекарство и плацебо, но у кого из них что — участники эксперимента не знают. В этот раз, впервые в практике «Даркера» мы устроили нечто подобное с рецензиями: четырех рецензентов музыкального раздела попросили ознакомиться с новым альбомом, не зная, кто его автор.

В этой группе играл племянник первого президента Кении, а пел мексиканский рэпер. Тематикой их песен были проблемы национальных меньшинств, борьба с произволом полиции и другие острые вопросы, а убеждения группы были откровенно левыми, прокоммунистическими. Тем не менее, после выхода первого же демо за право подписать контракт с этими революционерами и бунтарями передрались международные корпорации. Разгадка проста: музыка Rage Against the Machine не имела и не имеет себе равных.

Жанр «Oi!» выковывался между молотом и наковальней, закаляясь с каждым новым ударом судьбы. Вся та злоба, все юношеское бунтарство и пролетарская гордость стали основой для пропитанных праведным гневом песен – гимнов общественной разрозненности. И если сейчас при слове «скинхед» у большинства возникают ассоциации с бритоголовым нацистом в армейских ботинках, то раньше оно означало куда более достойный образ – молодчика и трудягу, желающего бросить вызов социуму без надежды на победу.

Страстные почитатели фантастической литературы присутствуют и среди композиторов, происходящих из неформальной сцены, в числе которых можно упомянуть рокеров, металлистов, создателей темной электронной музыки и даже фолка. В этом отношении Клайв Баркер как вдохновитель заметно уступает Говарду Филлипсу Лавкрафту, но его вклад также прошел проверку временем.

Есть те, кто пишет оды рассветам и закатам. Есть романтики, воспевающие дождливую ночь. Есть идейные продолжатели дела поэтов-классиков. Есть бунтари, обличающие человеческие пороки – от алчности до тщеславия. Есть преданные поклонники женской красоты, каждую вторую песню посвящающие очередным изумрудным глазам, золотистым локонам или обольстительным улыбкам, а каждую первую – телам, разгоряченным страстью. А есть маньяки, чьи кошмарные фантазии воплощены в музыке – и слава Богу, лишь в ней. И Йохан Ван Рой – один из таких.

По сути, как только кто-то решил спеть песню, написанную соседом, этак в каменном веке, родилось такое явление как кавер-версия. И уже тогда новые варианты старых мелодий, надо полагать, звучали в меру умений и вкуса нового певца. С другой стороны, хороший исполнитель «ковриков» привносит в оригинал что-то свое, в идеале – вообще меняя стилистику до неузнаваемости. Но тут мы сталкиваемся с другой проблемой: подобные вариации на тему могут быть оригинальными, смешными, неожиданными, унылыми – а за некоторые и вовсе убить на месте хочется.

Российский читатель впервые ознакомился с творчеством Г. Ф. Лавкрафта в начале 1990-х. Для постсоветской публики, не избалованной качественным зарубежным чтивом, рассказы и повести Джентльмена из Провиденса стали большим открытием и были возведены чуть ли не в культовый статус в определенных кругах. И, совсем неудивительно, что среди поклонников его таланта нашлись музыканты такого экспериментального направления как дарк-эмбиент, который в то время так же уверенно набирал обороты в андеграундной сфере.

Частенько в произведениях Лавкрафта мелькают ритуальные музыкальные инструменты: скрипка Эриха Занна, демонические флейты, задающие ритм шабаша потусторонние ударные, древние песнопения без слов, а также бесформенные космические гармонии, отражающие всю необъятность того неименуемого космического ужаса, что всю свою жизнь так ревностно воспевал этот гениальный затворник. Как вообще должна звучать музыка Лавкрафта? Каким образом композитор может выразить всю суть образов и видений, рожденных на страницах его рукописей?

Эту статью мы решили посвятить жутким заигрываниям с цирковыми мотивами, пригодным разве что для представлений в адских шапито — если бы такие существовали в реальности. Думается, что в плей-листе сумасшедшего клоуна-убийцы непременно бы нашлась парочка таких мелодий…

Уважаемые ученые время от времени начинают спорить, как дети малые: в постмодернистскую эпоху мы живем или постиндустриальную. Но с нашей, меломанской точки зрения, этот спор просто глуп: конечно же, в индустриальную. Этот стиль когда-то был не менее бунтарским, чем панк, но сейчас редкий голливудский блокбастер обходится без индустриальной композиции – или хотя бы отголосков этого жанра в звуковой дорожке. И все же, если вы до сих пор не представляете, что это за жанр и с чего начинать – не страшно: мы вам сейчас все расскажем.

Butcher Babies — фигуристые девицы, выступающие в чем мать родила, источающие одновременно заряд сексуальности и адреналина, стали желанными гостьями везде. И если поначалу они всего лишь выступали на разогреве у «великого и ужасного» Мэнсона, то вскоре и сами стали позиционироваться как «главное событие» на сцене.