Иллюстрация Антонины Крутиковой

Наматываю круг за кругом вокруг стадиона. Моя черная кожа посерела от пыли, и пот, стекающий со лба, не успевает ее смывать. Мои молодые одноклубники уже закончили тренировку. Я ненавижу кросс так же, как и они, так же, как и любой профессиональный футболист, но уже не могу быть ленивым, если хочу остаться в игре. До тридцати лет можно тренироваться вполсилы, выезжая на одном таланте и природной африканской выносливости, да вот только мне уже почти сорок. Через полчаса жар от солнца станет невыносим даже для меня, но пока эти тридцать минут не прошли, нужно продолжать бежать, как бы ни было трудно и больно. Боль — это дело привычки, и не более того. «Роже́ Милла́ забил гол на чемпионате мира. Ему было сорок два. Роже́ Милла́ забил гол на чемпионате мира. Ему было сорок два. Роже́ Милла́ забил гол на чемпионате мира. Ему было сорок два». И я сплевываю черную от пыли слюну, надеясь, что песок перестанет скрипеть на зубах, и продолжаю бежать. Песок скрипит. Я бегу.

***

Большинство из тех, с кем я начинал, уже закончили с футболом. Многие из бывших одноклубников мертвы. Те ровесники, что продолжают играть, прозябают в низших лигах. Самые талантливые, но завершившие карьеру игроков, уже тренируют, кое-кто даже в Европе. В Европе мечтают оказаться все футболисты из Африки, а те, кто не хочет уехать, или дураки, или врут сами себе. Мне не повезло, я не попал в число счастливчиков.

За двадцать с лишним лет профессиональной карьеры в африканском футболе я повидал очень многое. Раз десять нас едва не убили чужие болельщики, когда мы побеждали. Пару раз нас едва не убили свои, когда мы проигрывали. Я видел семь открытых переломов ног, девятнадцать сломанных носов, а сам дважды доигрывал матч с переломом руки. Мой младший сын начал считать шрамы на моей бритой голове, но сбился на втором десятке. Что ж — он растет в меня, ему не стать математиком.

Я видел по телевизору и вживую несколько великих матчей, а в самом лучшем принимал участие. Мы сперва проигрывали 4:0, потом вели 6:4, а итоговый счет был 7:7! Эту игру видело человек двести, но наш тренер после нее целых два дня говорил только: «Это была история, это была история».

По телевизору иногда показывают, что даже у слабых европейских команд есть по пять-шесть тренировочных полей, а за экипировкой игроков следят специально нанятые люди. Даже в лучшем из моих клубов было всего одно тренировочное поле с вытоптанной и выгоревшей на солнце травой, а в худшей из моих команд на стадионе не было раздевалки, а игровые майки и трусы мы сами стирали в тазах и сушили, развешивая на кустах вокруг поля. Но специально нанятый человек у нас все же был — мы скидывались и платили один доллар в день местному бездомному, чтобы он обрезком арматуры отгонял от нашей сохнущей формы мальчишек.

В другой команде игроки едва не повесили на воротах футболиста соперников. Его поймали в ночь перед матчем, когда он закапывал талисман колдуна у нашей скамейки. Интересно, что же мои одноклубники сами делали на стадионе в ночь перед важным матчем? Но разве можно ожидать от нас, африканских футболистов, чтобы мы не были суеверными? Ни один из нас не учился в колледже.

Я не осуждал ребят, которые все полученные за игру деньги спускали в ближайшем ресторанчике или на местных дешевых шлюшек. Но понять я их не мог — неужели какая-то спидозная дырка стоит того, чтобы поставить на кон свою карьеру и жизнь? Я приходил к самому талантливому из своих друзей за месяц до его смерти. Он лежал на соломенном коврике в доме своих родителей, весь покрытый язвами, и рыдал: «Френсис, Френсис, как же так со мной вышло?» Я пожал его ослабевшую руку и вышел, ничего не сказав, хотя знал ответ. Я приходил к нему единственный из всей нашей команды, потому что не боялся оказаться на его месте.

Сам я никогда не участвовал ни в пьянках, ни в банкетах, а получив зарплату, не спешил сразу же спустить ее на толстозадых шлюх, хотя, если вы знакомы с моей женой, вы знаете — я люблю пышных женщин! Зато я всегда первым приходил на тренировки и последним уходил с них, а мое меню почти не меняется вот как пару десятилетий. Может быть, поэтому я еще в игре, а большинство тех, с кем я начинал, — уже нет.

В целом я могу считать свою карьеру неплохой, но иногда, глядя матчи европейской Лиги чемпионов, я вскакиваю со своего места и пинаю стул, пугая жену и веселя детей. Глядя, как ошибаются центральные защитники лучших клубов мира, понимаю, что на их месте смотрелся бы ничем не хуже. Думаю, даже лучше. Бездарный костолом Иван Кампо¹, кучерявый, как жопа, играет в финале главного футбольного турнира, а у меня нет ни одной медали! Я не выиграл ни одного чемпионата, а ведь играл в Нигерии, Гане, Уганде, даже в чертовой Либерии!

Но я быстро успокаиваюсь. Профессионал должен трезво оценивать вещи и принимать мир таким, как он есть, — а я все же стал профи, пусть и в Африке. Многие из тех, с кем начинал, ни разу не получили за свою игру хотя бы доллара. И пусть пересохнут все колодцы в моей родной деревне, если я не попытаюсь громко пошуметь напоследок, прежде чем повешу бутсы на гвоздь. Тем более что у меня наконец-то есть шанс выиграть чемпионат.

***

С титулами мне откровенно не везло, хотя я несколько сезонов играл в сильных командах. Главная проблема африканского футбола — судейство. Судьи берут, и берут так дешево, что слишком у многих нуворишей хватает денег, чтобы им заплатить.

Впервые я мог выиграть кубок еще в начале карьеры, но нашу команду в финале засудили. Все понимали, что произошло; арбитра увозили со стадиона на бронированном внедорожнике спецназа, и не зря, а на трибунах было побоище фанатов. Но спустя какое-то время страсти улеглись, а счет остался.

В другой раз мы боролись за первое место и набрали с нашими главными соперниками одинаковое количество очков. Победитель должен был определиться по разнице голов; и мы, и наши конкуренты играли в одно и то же время со слабейшими командами в лиге. Но наш владелец слишком долго был перед игрой в чужой раздевалке, чтобы я не почувствовал неладное — неужели и остальные подкупают игроков так же открыто? Я отказался играть и уехал со стадиона, несмотря на проклятия тренера и капитана команды, а мои друзья лишь опускали глаза. Договорные матчи хороши тем, что их очень сложно доказать, взятки не проходят через официальную бухгалтерию, но в этот раз все слишком обнаглели и зарвались даже по меркам Африки. Мы победили в своей игре 18:0 — это вам не спорный пенальти на последних минутах. Однако и наши конкуренты по чемпионской гонке оказались не лыком шиты — выиграли 27:1. Футбол — это не политика, он касается каждого. Из-за настолько откровенно нечестной игры разразился скандал, и всех участников матчей, сорок четыре человека, пожизненно дисквалифицировали, четыре клуба были расформированы и отправлены в низшие дивизионы.

Я, хоть и не принимал участия в злосчастной игре, остался без команды и был вынужден уехать в другую страну. Либерия — сорок шестой из пятидесяти африканских чемпионатов, и даже там со мной не хотели связываться руководители сильных клубов.

Играть в слабой команде — это всегда удар по самолюбию для сильного игрока. Когда я играл в слабой команде слабого чемпионата, то в первый раз был готов бросить футбол.

Меня отговорил от этого Бонке Окойе. Очень давно мы играли с ним в одной команде и вместе снимали комнату в отеле. Бонке был очень талантлив, но плохо видел без очков, а линзы не мог носить из-за аллергии. Редкая болезнь. Будь мы в Европе, Окойе стал бы вторым Эдгаром Давидсом² и играл бы в очках за какой-нибудь «Лион». Но мы в Африке, поэтому Бонке вечно щурился на поле и о большой карьере должен был забыть. Он рассказывал, как однажды в юношеской команде вышел на игру в очках и ему их специально разбили локтем уже на второй минуте матча. С тех пор он стал очень злым и грубым игроком, компенсировал этим плохое зрение, чтобы не вылететь из состава.

Наш тогдашний тренер называл его «Ноби» в честь игрока сборной Англии из шестидесятых, который тоже был подслеповат, но благодаря страсти, заряженности и бесстрашию умудрялся несколько лет играть за «Манчестер Юнайтед». Мы с Бонке были хорошей парой защитников, и будь наши товарищи хоть вполовину столь же профессиональны, наша команда могла выиграть как минимум бронзовые медали, а не болтаться в середине таблицы. В любом случае и меня, и Бонке через год забрали в более сильные команды, но мы продолжили общаться, насколько это вообще было возможно.

По-настоящему дружить в футболе непросто — игроки одновременно являются и конкурентами друг друга. Тем важнее была для меня поддержка Бонке. После разговора с ним я признал, что играть в футбол в стране, где идет гражданская война, — не лучшая из моих идей, плюнул на недополученную зарплату, посадил свою семью на самолет и сбежал в Гану, где меня встретил Окойе. У него были кое-какие связи в футбольной федерации, и ему удалось договориться, чтобы мне дали шанс в одной из команд.

К тому моменту Окойе уже завершил карьеру игрока из-за переломанных ног, но футбол не покинул и, поработав пару лет детским тренером, перешел в судьи. Судьям можно находиться на поле в очках, хотя за это не избежать насмешек с трибун. Но профессионалам плевать на смех болельщиков. Бонке неплохо справлялся и славился среди игроков своей неподкупностью.

— Неужели тебе никогда не предлагали подарков? — спросил я его как-то.

— Конечно, предлагали. Когда мне предложили в первый раз, я взял деньги, но пошел с ними к владельцу другой команды и сказал ему: «Мистер, для честного судейства нужно бы уравновесить чашечки на весах». Он меня понял и дал столько же. Это Африка, и на одну зарплату судьи здесь нельзя прокормить семью. Все менеджеры клубов знают, что я беру деньги, и все знают, что я никому не подсуживаю. Поэтому мне дают совсем немного, но дают обязательно — это традиция. С такой репутацией не получить назначения на главные матчи, но судью в очках всё равно на них не поставят. Зато я хотя бы в игре, а не тружусь строителем или таксистом.

***

Пять сезонов я играл в среднем клубе, радуясь уже тому, что могу прокормить семью с помощью любимого дела. У меня закончился контракт, и я раздумывал, продлить его еще на год или завершить карьеру игрока и попробовать добиться большего, став тренером, как вдруг случилось чудо: мне позвонил мистер Огбонна, владелец «Бендел Интернэшнл» — команды, два года подряд занимавшей третье место в моем родном чемпионате.

— Здравствуй, Френсис. Не соскучился по дому? До меня дошли слухи, что тебе нравится «Бендел» и ты бы мечтал оказаться у меня в команде.

Что ж, мечты сбываются!

***

Судейство в Африке по-прежнему не самого высшего качества. Но когда играет команда Огбонны, судьи не подсуживают никому. Говорят, несколько лет назад один из арбитров взял деньги от противников «Бендел Интернэшнл» и команда мистера проиграла, пропустив три гола с пенальти. Тот судья после этого работал всего два месяца, а потом попал в страшную аварию. С тех пор все знают, что игры «Бендел Интернэшнл» нужно судить честно, какие бы тебе ни сулили подарки.

Именно поэтому я так обрадовался предложению перейти в команду Огбонны. Мне хотелось честных побед и честных поражений, за двадцать лет в африканском футболе я слишком устал от подковерных игр.

Что сказать о мистере? Он — вечно ухмыляющийся нефтяник, нувориш с сомнительным прошлым и блестящим будущим, который нигде не появляется без двух таких же здоровенных, как и он сам, охранников, которых зовут Иди и Дада. Никто никогда не шутит над охранниками Огбонны и над самим мистером, потому что все в Африке знают, в честь кого даны эти прозвища.

Уже после того, как я подписал контракт с «Бендел» и мы с мистером и тренером команды пожали друг другу руки, Огбонна спросил:

— Почему ты так хотел в мою команду, мой мальчик?

Мистер всех называет «мой мальчик» и меня тоже, хотя он моложе меня, и мы оба прекрасно это знаем. Но я не обижаюсь, я профессионал.

— Потому что ваша команда может бороться за победу в чемпионате. И потому что ваша команда играет честно, и все с ней играют честно.

— Хороший ответ. Мне нравятся честные люди. Скажи мне тогда, мой мальчик, только скажи честно: что ты слышал про судью Онуачу, который однажды засудил мою команду? Ты давно в футболе и должен помнить ту историю.

— Я помню ту историю, мистер Огбонна. Люди говорят, что продажный судья попал в аварию, потому что вы натравили на него духов. Но те, кто не верит в духов, говорят, что вы поймали его и приказали своим охранникам отрезать Онуачу ноги и правую руку, после чего отправили их его жене и детям, сказав, что они должны съесть их, потому что другого мяса на своем столе больше не увидят. А его самого посадили в машину и сожгли.

Черные, словно нефть, Иди и Дада ухмыляются, им нравится моя история. Мистер Огбонна тоже доволен.

— Это хороший, честный ответ. Но люди болтают чушь. Я скажу тебе правду, мой мальчик. Я не отправлял ноги и руку ублюдка его семье, потому что плевать мне на его жену и детишек. Его ноги и руку мы приготовили и съели на командном ужине. Игрокам я это, конечно, не говорил, но им понравилось блюдо: мы запекли мясо на углях, как любят делать мои русские конкуренты, — ведь надо и у конкурентов брать лучшее. Что ты скажешь на это?

— Я скажу, что это было очень непрофессионально. Нельзя в середине сезона менять режим питания команды, тем более вводить блюда неизвестного поставщика. Игроки запросто могли отравиться. Я сам предпочитаю наше традиционное катого — оно готовится на пару, а это полезнее. И еще скажу, что «Бендел Интернэшнл» не выиграли тот чемпионат.

Иди улыбается еще шире, хотя куда уж шире! Дада одобрительно цокает языком. И даже тренер, почти не принимавший участия в разговоре и всегда предельно серьезный, улыбается.

— Я говорил вам, мистер Огбонна, что этот парень — тот, кто нам нужен.

— Да, тренер, теперь и я это вижу. Мой мальчик, с этой минуты ты — новый капитан «Бендел Интернэшнл» и помощник тренера.

— Но я же новичок в команде.

— Да, но ты настоящий профессионал. А нам для победы как раз не хватает профессионализма. У нас несколько очень талантливых ребят, молодых, быстрых и сильных. Есть отличный нападающий из Туниса, да и прочие игроки — хорошие середняки, держат уровень, но они все или слишком горячие, или думают только о деньгах, или привыкли к середине таблицы и перестали стремиться к большему. Ты станешь для них примером.

— И теперь ты будешь играть опорника³, — добавляет тренер. — В защите и без тебя найдется кому отрывать ноги. Ты должен быть в центре игры.

— Я понял вас, тренер. Я буду хорошим капитаном, мистер Огбонна.

***

Сезон мы начали уверенно, с пяти побед и всего одной ничьей в первых шести матчах. Затем было обидное поражение, но мы не обратили на него внимания и выдали новую беспроигрышную серию. У нас крепкая боевитая команда, не хуже остальных. Наш тренер собирал ребят последние три года, а мистер Огбонна построил современную тренировочную базу — не как в Европе, но на уровне лучших команд Африки. В успехах команды велика и моя заслуга. Мне почти сорок, но я ни в чем не уступаю нашим молодым атлетам, и они видят это и уважают меня. Возможно, в прошлые два сезона именно меня не хватало этой команде, чтобы занять первое место. Мне хочется так думать.

К середине сезона мы идем в тройке. Скоро будет матч на выезде с «Аба Рейнджерс», которые пока что идут на первом месте и обгоняют нас на два очка.

Перед игрой я узнал, что матч с рейнджерами будет судить Бонке Окойе. Неожиданно. Его никогда раньше не назначали на такие важные и ответственные матчи. Я порадовался за друга. Неужели и его карьера в этом году пошла вверх?

***

С самого начала игры с рейнджерами все пошло не так. При каждом угловом в сутолоке у ворот противники пускали в ход локти и специально наступали на ноги, провоцируя нас, а сами при малейшем стыке падали и симулировали. Судья почему-то не успевал уследить за этим. Взбешенный, я подбежал к нему и увидел, что мой приятель сегодня не надел свои знаменитые очки.

— Какого черта, Ноби? Где твои очки? Ты же без них ни хрена не видишь?

А он в ответ показал мне желтую карточку. Я был готов его убить, но пришлось сдержаться. Я профессионал.

В перерыве матча, уходя с поля, я повторил свой вопрос.

— Я не знаю, Френсис! Их вместе с запасными кто-то стащил у меня прямо из судейской комнаты, пока я молился!

— Какого дьявола ты вообще судишь этот матч? Тебя же никогда не назначают на важные игры?

— Я и не должен был, но Ичебе отравился, и меня назначили ему на замену. Я решил, что это мой шанс.

— Почему ты не отказался судить, когда украли очки?

— Но отказаться в последний момент — значит потерять эту работу! Я надеялся, что справлюсь.

Я сплюнул. Все было ясно.

***

Из-за потерявшего последние нити игры Окойе матч превратился в бестолковую рубку. Мы были не готовы к этому и не сразу сумели подстроиться под противника. Во втором тайме пришли в себя и много атаковали, но счет уже был 0:2, и хотя бы свести матч к ничьей мы не успели, удалось забить всего один гол. Отрыв от первого места увеличился до пяти очков⁴.

Мистер Огбонна был в ярости и пообещал на неделю запереть нас на тренировочной базе и спустить с нас там семь шкур, пока мы не превратимся в настоящих мужчин. Мы впервые видели его без ухмылки, даже наш тренер был напуган его гневом.

Однако на следующий день мистер не посетил нашу тренировку. Сказали, что у него появились срочные дела. И хотя нам и впрямь запретили на неделю уезжать с базы по домам, ничего необычного не произошло.

***

Необычное произошло ночью. Меня поднял с кровати Дада. Такого не бывало никогда, потому что нарушать режим непрофессионально, и даже мои дети никогда не будили меня по ночам, какие бы кошмары им ни приснились. Дада отвел меня в столовую, где были мистер Огбонна, Иди и тренер, больше никого. Пахло копченым мясом, хотя поварам было рано начинать работу.

— Я помню твое мнение относительно русского шашлыка, поэтому не стану предлагать его ни тебе, ни кому-то еще из команды, но сам я не спортсмен, поэтому не смог удержаться, тем более днем из-за дел мы с мальчиками не успели как следует пообедать. Подожди пару минут, мы уже почти закончили.

Я и тренер стояли и молча смотрели, как мистер и его охранники с аппетитом поедали маленькие кусочки мяса, нанизанные на шпажки из проволоки. По пальцам мистера тек жир и красный томатный соус, в который он макал мясо. Наконец Огбонна наелся.

— Капитан, ты знаешь, какой бизнес я делаю и откуда у меня деньги? — спросил меня мистер, впервые не назвав меня «мой мальчик».

— Да, мистер, ваш бизнес связан с нефтью.

— Все правильно, капитан. Нефть называют черным золотом, но самим черным редко разрешают его добывать. Почти вся нефть в нашей стране принадлежит англичанам или русским, и только я и пара моих приятелей имеем доступ к кормушке. Не потому, что мы самые умные из черных. Мы всего лишь самые опасные и сумасшедшие. С нами не хотят связываться, по крайней мере пока не хотят. Говорят, что там, в Европе и Америке, бизнесмены вынуждены содержать целые армии адвокатов, менеджеров и прочих канцелярских крыс. Здесь, в Африке, мы содержим просто армии. Мои солдаты редко выходят на свет, предпочитая оставаться в тени, и рядом со мной всегда только Дада и Иди. Не потому, что они самые умные или самые красивые, а потому, что они самые сумасшедшие. Я живу в лживом и сумасшедшем мире, и в футболе я отдыхаю от лжи, здесь я хочу видеть красивую и честную игру. Иногда в честный мир футбола проникает ложь и сумасшествие извне, потому что футбол — это тоже деньги, а там, где есть деньги, нельзя совсем избежать лжи. Перед началом сезона я не хотел брать тебя в команду, потому что ты на два года старше меня. Но тренер сказал, что ты самый сумасшедший профессионал в африканском футболе. Он напирал на слово «профессионал», но мне больше понравилось слово «сумасшедший». Я решил, что в команде должны быть сумасшедшие, потому что для борьбы с ложью и безумием мы иногда должны совершать сумасшедшие поступки. Но теперь к делу. Повторюсь, почти вся нефть в нашей стране принадлежит британцам или русским, и только я и пара моих приятелей имеем доступ к кормушке. У тебя, говорят, тоже есть несколько приятелей. Что ты скажешь об этом?

Дада бросил что-то к моим ногам. Это была человеческая голова. И хотя она была прокопченная и без глаз, я узнал чья.

— Что ты скажешь о своем приятеле Бонке Окойе, капитан?

— Мой друг Бонке Окойе был хорошим и честным человеком, он любил футбол и понимал игру. Он хотел стать профессионалом, и хотя врожденные данные мешали этому, он стал хорошим защитником. Мне жаль, что он не уехал играть в Европу. Он мог достичь успеха и прославить свою страну и семью.

— Отличные слова, капитан! И я хотел бы, чтобы обо мне сказали что-то такое, когда я уйду. Но это не вся правда. Каким бы Бонке Окойе ни был хорошим человеком, на прошлой игре он повел себя непрофессионально, и из-за него моя команда проиграла.

— В этом не было его вины.

— Да, в этом не было его вины, как нет вины в трубе, которую разрывает из-за слишком большого давления. Однако из-за разрыва трубы нефть утекает — и я меняю трубу. Ты, капитан, следишь за командой на поле, во время игр и на тренировке. Тренер следит за командой в раздевалке. А я слежу за командой за пределами стадиона. В этом состоит наша работа. И мы все должны делать ее максимально профессионально. Позавчера наши противники пошли на безумные действия, чтобы победить нас. И хотя не в наших силах наказать истинных виновников, мы должны показать им, что готовы пойти на еще большее безумие, чтобы игра вновь стала честной. Завтра, капитан, ты выйдешь на поле и проведешь тренировку, после которой все наши игроки поймут, что для них на поле нет ничего невозможного. Никто не сможет победить нас, кроме нас самих. В конце сезона лучшие из игроков уедут в Европу и забудут Африку как страшный сон, а худшие из игроков покинут команду. Но в этом чемпионате мы должны победить. Время пришло.

***

Утром на тренировке вся команда стоит в центре поля и смотрит на меня. А я чеканю головой Окойе, как мячом, чеканю головой моего друга, из-за ошибок которого мы проиграли. Это неудобно, и сперва выходит коряво. Но я профессионал, приноравливаюсь.

— Говорят, у Марадоны не было денег на мяч и он учился чеканить на апельсинах. Я сегодня забыл апельсины дома!

Я подбиваю череп еще несколько раз и пасую самому молодому в команде, Томми Арибо.

Скалится в полете голова, скалюсь я, скалится, как и всегда, своей белозубой улыбкой жаркое солнце на небе. Возможно, все мы, вместе с солнцем, свихнулись от этой жары. Черный, как нефть, Томми сереет, но принимает пас.

Раздаются первые нервные смешки. В конце концов, мы в Африке, кто из нас не видел мертвецов?

Мистер Огбонна на кромке поля доволен, тренер доволен, и я тоже доволен. Мы выиграем следующую игру и чемпионат. Мы профессионалы.

1. Иван Кампо — испанский футболист мадридского «Реала» в 1998–2003 годах.

2. Эдгар Давидс — голландский футболист, один из лучших игроков поколения, единственный, кому ФИФА официально разрешила играть в очках. «Лион» — одна из ведущих команд Франции.

3. Опорник (опорный полузащитник) — полузащитник, нацеленный в большей степени на оборону, а также выполняющий функцию связующего звена между обороной и атакой команды, ключевой игрок в тактическом построении большинства команд.

4. В футболе в регулярных чемпионатах команда, победив, получает 3 очка, сыграв вничью — 1 очко, проиграв — 0 очков.