Иллюстрация Антонины Крутиковой

Вечером на город навалилась черная туча с молнией и грозой. Я едва успел добежать до парадной, прежде чем ливень вдарил по жестяному козырьку над дверью. Я обернулся и, нажав кнопку на брелоке, увидел сквозь стену воды, как моя серая Corolla сверкнула фарами и, мяукнув, послушно встала на сигнализацию.

На первом этаже не горел свет. Я вытащил из кармана кожаной куртки ZIPPO и выщелкнул из нее огонек. Широкие каменные ступени, обшарпанные стены, свежая надпись черным маркером «ЦОЙ ЖИВ». В ноздри ударил запах кошачьей мочи. Я начал подниматься по грязным ступеням столетней, как минимум, лестницы. В пролете между вторым и третьим этажом, у окна, стояла блондинка в ярко-красном восточном халатике и курила в приоткрытую форточку. Здесь уже горел свет, и я, захлопнув зажигалку, убрал ее обратно в карман. Курильщица обернулась на звук. Вот за что я люблю Питер – город умеет удивлять. Поднимаешься по темной оплеванной лестнице бывшего доходного дома и внезапно натыкаешься на холеную красотку, словно только что сбежавшую с голливудского холма.

Я улыбнулся. Красотка не вернула мне улыбку.

— Где здесь живет Ян Цапник? — спросил я.

Блондинка нахмурилась, дернула рукой, и столбик пепла, оторвавшись с тоненькой коричневой сигареты, начал медленно падать. Сверкнула молния, подсветив оконное стекло с льющимися по нему струями воды, и я хорошо рассмотрел бледное нахмуренное лицо. Незнакомка что-то сказала, но ответ ее утонул в разряде грома. Грохот был такой, словно над крышей дома взорвался самолет, перевозящий боеприпасы. Когда гром смолк, блондинка не стала повторять свои слова, а молча ткнула лакированным красным ногтем указательного пальца вверх.

Я пожал плечами и продолжил подъем, заметив боковым зрением, что красотка пристально смотрела мне вслед.

Как мне и говорили, квартира Цапника находилась в мансарде под самой крышей. Узкая деревянная лестница упиралась в простенькую дверь с выломанным замком. Чуть выше глазка была прикручена металлическая табличка с гравировкой:

ЯН ЦАПНИК. БУКИНИСТИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ

Рядом с выломанным замком, на дверном полотне, красовалась вмятина, подозрительно похожая на отпечаток раздвоенного копыта. Я осторожно постучал.

— Войдите, войдите! Открыто!

Я отворил дверь. Длинный, узкий, захламленный коридор привел меня в просторную и очень странную гостиную. Одна ее стена, заваленная под крутым углом, с внешней стороны была крышей. Она, конечно, утеплена, но все равно шум стоял такой, словно по ней снаружи барабанили тысячи мокрых пальцев. В эту стену было врезано огромное круглое панорамное окно, за стеклом которого сверкали молнии и текли потоки воды. В настоящем старинном камине уютно трещали дрова. Помимо камина, еще одним источником света был уродливый торшер эпохи позднего СССР.

А еще здесь было много книг. Нет. Не так! Комната была забита миллионом старых книг!

Три шкафа распухли от книг. Полки провисли под их весом. Книги на шкафах и под шкафами, на столе и под столом, на торшере, на стульях и под стульями, на креслах и под креслами. На полу росла роща из трех десятков книжных стопок. Были среди них «ростом» и меньше младенца, и выше меня. В центре «рощи» стоял высокий худой рыжий мужчина и завязывал зеленый галстук. Точнее сказать — пытался завязать. Он стоял спиной ко мне, рассматривая свое отражение в напольном зеркале. На мужчине были белая рубашка, малиновые брюки, малиновые носки и малиновая жилетка. Малиновый пиджак висел на резной раме высокого антикварного зеркала.

— Ян Цапник? — на всякий случай уточнил я.

— Ага.

— Я из таксопарка. От Варламова.

Рыжий обернулся, наградил меня внимательным двухсекундным взглядом, а затем вернулся к процессу завязывания галстука. Выходило так себе.

— Варламов сказал, что пришлет некоего Вову, а ты не Вова, — уверенно сказал он.

Я мог бы соврать, сказав, что Вова заболел, но не стал.

— В самый последний момент Вова сдрейфил, и я предложил его подменить. Варламов не в курсе.

— А ты, значит, не сдрейфил?

На этот раз я соврал. Сказал:

— Мне нужны деньги, — и добавил: — Прапорщик всегда любил хвастать, что ты платишь хорошо.

Рыжий скептически осмотрел получившийся кривой узел, вздохнул и в очередной раз развязал зеленого галстучного уродца. Задумчиво произнес:

— Жаль, что Прапор попал в аварию. Мы вроде как сработались. Хотя я всегда знал, что он не умеет держать язык за зубами. Вова, я так понимаю, сдрейфил не просто так?

Я пожал плечами:

— Никогда не верил в байки Прапора.

— Ну и зря. Ты галстук умеешь завязывать?

— Умею. Но только на себе.

— Устраивает. Иди сюда.

Я разулся и поставил кроссовки рядом с подставкой для зонтов. Из нее торчали два черных зонта и сломанная шпага с потускневшим от времени серебряным эфесом. Кожаную куртку я повесил на вешалку рядом с тремя дождевиками: красным, черным и желтым. Цапник перебросил мне свой зеленый галстук, похожий на ядовитую змею, и уступил место у зеркала. Я обратил внимание, что галстук, пусть и мерзкий на вид, — это «фирма» стоимостью не менее пятидесяти гринов.

— Как ты понял, что я не Вова? — поинтересовался я, пока мои руки вспоминали виндзорский узел. — Мой коллега говорил, что раньше вы не встречались.

Ян Цапник стоял рядом с зеркалом и внимательно следил за моими действиями. На вид ему, высокому и болезненно худому, около тридцати. Рыжие волосы коротко стрижены, левую золотую бровь задрал вверх старый скверно сросшийся шрам, а лицо бледное, веснушчатое и скуластое.

— Это просто, — заметил он. — Варламов сказал, что Вова ездит на «Волге», а у тебя не «Волга». Скорее всего, какой-нибудь экспортный «японец».

Это меня удивило. Насколько я понимал, круглое окно выходило на Фонтанку и видеть, как и на чем я приехал во двор, Ян не мог.

— А с чего ты решил, что у меня «японец»?

— Совсем просто. Правый рукав куртки выгорел на солнце. Такое бывает, если постоянно таксовать на автомобиле с правым рулем.

Я оглянулся на вешалку.

— Он выгорел не сильно, — успокоил меня Ян, — практически незаметно для человеческого глаза.

— Но ты заметил.

— Заметил, — согласился Цапник, — но я очень наблюдателен.

— Потому что детектив?

— Верно.

— Но почему букинистический?

— Я берусь только за дела, так или иначе связанные с книгами.

Закончив завязывать виндзорский узел, я аккуратно его ослабил и, вытащив голову из петли, протянул Цапнику. Детектив тут же его нацепил на шею, затянул узел и опустил воротник. После чего покрутился перед зеркалом и довольно осклабился. Блеснул золотой зуб.

— Сойдет, — похвалил он, — как тебя зовут?

— Глеб.

— Приятно познакомиться.

Мы пожали друг другу руки. Рукопожатие у него крепкое. Он снял с зеркала пиджак и, надев его, смахнул с плеча невидимую пылинку.

— Разреши задать вопрос?

Цапник кивнул.

— Эта твоя наблюдательность, она может что-то еще тебе подсказать? В отношении меня? Ну, кроме машины.

Ян мазнул по мне коротким взглядом и тут же выдал:

— Родился и вырос в Курской области. В Санкт-Петербург переехал около полугода назад. В прошлом профессиональный военный, воевал в Чечне, был ранен и комиссован по состоянию здоровья. Разведен.

— Мы раньше встречались?

— Не думаю.

— Тогда как ты узнал?

— Все в цель?

— Почти. Все, кроме развода. Я вдовец.

— Сочувствую, — спокойно сказал детектив и, достав из внутреннего кармана плоскую деревянную расческу, подул на нее. Заметно, что мой интерес ему приятен. — Я несколько лет потратил на изучение языковых особенностей различных областей России. Теперь я могу на слух определить, из какого региона и области приехал человек в Санкт-Петербург и когда это произошло.

Меня это удивило.

— Даже когда?

Цапник кивнул рыжей шевелюрой и провел по ней расческой.

— Когда человек переезжает в Питер, его акцент под влиянием среды слабеет, — объяснил он. — Хотя и не исчезает совсем. Зная, сколько нужно времени на его изменение, можно вычислить, сколько времени человек уже живет в нашем городе. В интервале от недели до нескольких лет.

— Я приехал семь месяцев назад.

— С точностью «плюс-минус» пара месяцев.

— Впечатляет, — признал я. — А что насчет армейского прошлого?

— Это совсем просто. У тебя военная выправка, которую не успеешь приобрести за время срочной службы. И в то же время ты прихрамываешь. Смахивает на травму колена. Если предположить, что ты был профессиональным военным, можно также заключить, что ты был комиссован по состоянию здоровья. Получить боевое ранение легче всего в горячей точке, а самая горячая точка на сегодняшний день — Чечня. Полоска незагорелой кожи на пальце обычно означает развод и только в незначительном числе случаев — смерть супруги. Я поставил на развод и просчитался.

Гроза уходила. Мокрые пальцы уже не так настойчиво барабанили по крыше дома, а сверкало и грохотало теперь значительно южнее. Ян Цапник уложил непослушные короткостриженые волосы в подобие прически и, покрутив головой перед зеркалом, спрятал расческу в карман.

— Звучит логично и просто, — признал я, — когда видишь всю логическую цепочку. Без нее твои выводы смахивают на колдовство. Должно производить впечатление на клиентов.

— Как правило, и производит. Потому мои услуги и стоят дороже, чем услуги Негацианта и Эркюля. Тем более что это Закон Успешного Русского Бизнеса № 1: чем больше ценник, тем круче фирма в глазах клиента.

— Кстати, об услугах, — спохватился я, — зачем тебе сегодня нужен авто с водителем? Это будет слежка? Ты ткнешь пальцем и скажешь: следуй за этим мерседесом?

Цапник ухмыльнулся, и его костлявое веснушчатое лицо напомнило мне хищную лисью морду.

— Не в этот раз, — разрушил он мою детективную мечту. — Надо будет просто сыграть роль личного водителя. Привезти меня в одно место, где будет много людей, которым по статусу положен личный водитель, а потом увезти. Не знаю, сколько времени это займет. Может, час, может, два, а может, дрыхнуть в машине тебе придется до самого утра. Прапорщику я за такую работу платил триста пятьдесят зеленых плюс бензин. Устроит?

— Звучит слишком просто.

— Есть нюанс, — признал рыжий, — возможно, нам придется уезжать в большой спешке.

— Теперь это звучит дороже трехсот пятидесяти долларов.

Цапник снова усмехнулся, блеснув золотым зубом.

— С Прапором у нас был договор: форс-мажоры оплачиваются отдельным прайсом. Если мои условия тебе не подходят, я позвоню Варламову, и он пришлет другого водителя.

Теперь улыбнулся я. Цапник блефовал и знал, что я это знаю. Не факт, что Варламов найдет дурака сюда ехать, и не факт, что этот дурак приедет быстро. Но торговаться я не захотел. Мне было интересно. По-настоящему интересно, впервые за много месяцев.

— Куда надо ехать?

— Отличный вопрос! — воскликнул букинистический детектив и, развернувшись на пятках, подбежал к письменному столу, стоящему под круглым окном. На своем пути он мастерски лавировал между книжными стопками, а я, двинувшись следом, зацепил одну плечом. Взгляд отметил несколько названий на покачнувшихся книжных корешках: «Незнайка на Луне», «Справочник сельского сантехника», «Тимур и его команда», «Книга о вкусной и здоровой пище», «Черная и белая магия в XX веке».

— Аккуратно, — сказал Цапник не оборачиваясь и добавил извиняющимся тоном, — у меня тут беспорядок.

Он присел на корточки и принялся по очереди выдвигать массивные ящики деревянного письменного стола. Я встал рядом и уставился на столешницу. На изгвазданной ружейным маслом газете «SPEED-Инфо» лежал разобранный пистолет Стечкина и надорванная коробка патронов, рядом валялась пачка замызганных двадцатидолларовых купюр в золотом зажиме. Все остальное пространство столешницы занимали книги. Самые разные. Рядом с новеньким томиком приключений Конана в желтой суперобложке лежали «Всадник без головы» и «Молот ведьм». Тут же – «Тихий Дон», второй том, «Философия духа», «Двенадцать стульев» и «Правила дорожного движения» в редакции тысяча девятьсот семьдесят пятого года. «Дневник Лоры Палмер», а под дневником — рассыпающийся от старости фолиант в переплете черной кожи и с медной застежкой. Книга на немецком. Книга на английском. Книга на латыни. Истрепанный комикс в мягкой обложке на итальянском языке. Контурные карты для шестого класса. Боевик «Крепкий орешек» из серии «Бестселлеры Голливуда».

— Нашел, — объявил Цапник.

Он поочередно задвинул ящики стола, поднялся на ноги и протянул мне конверт из коричневой крафтовой бумаги.

— Адрес на пригласительном билете.

Я вытащил из конверта прямоугольник белоснежной бумаги. В его центре оттиснута красная волчья голова с оскаленной пастью. Над головой напечатано:

ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ НА 1 ПЕРСОНУ

В КЛУБ «КРАСНАЯ СТАЯ»

Форма одежды стандартная

Ниже головы напечатано:

31 октября 1996 года

Полночь,

адрес на обороте

Я перевернул пригласительный билет и прочел адрес.

— Знаешь, где это? — заволновался Цапник.

Я кивнул.

— Минут двадцать ехать.

— Отлично. Жди здесь.

Он вышел в соседнюю комнату и тут же вернулся с белой шляпной коробкой в одной руке и мобильным телефоном Motorola в другой. Массивный мобильник, похожий на черный кирпич с антенной, он протянул мне.

— Пусть будет в салоне японца, — он бросил взгляд на часы, стоявшие на каминной полке, и добавил: — Не будем терять время. Выдвигаемся.

Мимо этих серых старинных домов, находящихся в центре, я проезжал в течение последних семи месяцев несколько раз. И не обращал на них внимания. На фасаде одного дома прикручена дюжина медных табличек с названиями организаций. На углах другого висели мокрые флаги каких-то незнакомых мне иностранных государств. Между серыми домами находился узкий проезд, перегороженный шлагбаумом.

Я останавливаюсь у него. Дворники гоняют воду по лобовому стеклу, а фары тойоты освещают охранника, приближающегося к машине.

Ян Цапник, сидящий на заднем сиденье, говорит:

— И самое главное — ничему не удивляйся.

После чего протягивает мне пригласительный билет и, достав из шляпной коробки голову красного волка, надевает ее.

«Интересно, — думаю, — во что я на этот раз вляпался?».

Охранник с ног до головы застегнут в черный дождевик, как у американских полицейских в кино. На голове капюшон, из-под которого торчит мокрый козырек кепки, а в руке длинный металлический фонарь, который, в зависимости от обстоятельств, может поработать и дубинкой. Он останавливается возле водительской двери, и я сквозь стекло показываю ему пригласительный билет с оттиснутой по центру волчьей мордой.

Высокий охранник светит на билет, а потом, согнувшись пополам, шарит лучом фонаря по салону. Затем кивает и показывает жестом, чтобы я немного приспустил стекло в двери.

— Станешь на свободное место возле красного BMW, — доносится до меня его голос вперемежку с брызгами дождя.

— Как скажешь, шеф.

Он вякает что-то в рацию у подбородка, и шлагбаум в красно-белую полоску взмывает вверх. Я проезжаю вперед, заметив в зеркало заднего вида, что мое место у вновь опустившегося шлагбаума занимает черный мерседес.

Маленький внутренний дворик забит припаркованными автомобилями. В основном это новенькие премиальные иномарки, но есть и несколько дорожных ветеранов вроде моей Corolla и даже одна вишневая «девятка», тонированная «в круг». Пока я сдаю задом на свободное место возле красной «бэхи», Ян Цапник меня инструктирует:

— Проводишь до крыльца. Зонтик надо мной неси, здесь так принято. По стоянке не шарахайся, садись за руль своей тойоты и жди, когда я вернусь.

Припарковавшись, я обхожу тойоту спереди, галантно открываю правую заднюю пассажирскую дверь и раскрываю черный зонт. Цапник стукается звериной головой о крышу машины, приглушенно матерится и выбирается наружу. Куда идти, вопросов нет. Только в одном здании горит свет в окнах, а из них доносится классическая музыка. Мы обходим пузырящуюся от дождя лужу и топаем к крыльцу с коваными перилами и стеклянным навесом. Пока идем под одним зонтом, успеваю хорошо рассмотреть волчью голову на плечах Яна Цапника. Сделана она мастерски. Жутковатая харя вытянута вперед, ушки торчком, в пасть вставлены острые клыки желтого пластика, а красная шерсть по всей морде выглядит весьма натурально. Волосок к волоску! Ни дать ни взять, красный вервольф!

Дом перед нами старый. С каменными звериными мордами по фасаду и водосточными трубами в образе рыб, которых тошнит дождевой водой. Эффект старины портит современное крыльцо, зеркальные входные двери и белые пластиковые стеклопакеты на всех трех этажах. Общее впечатление – офис современного банка въехал в историческое здание.

На крыльце нас встречает еще один охранник в черном дождевике. Он стоит под защитой стеклянного навеса, капюшон откинут на спину, а дождевик расстегнут таким образом, что нам видна поясная кобура с пистолетом. В левой руке портативный металлоискатель. На бритой башке — черное кепи с шутливыми белыми буквами FBR.

Он долго изучает пригласительный билет, после чего справедливо замечает:

— Пригласительный только на одну персону.

Цапник кивает волчьей башкой и говорит барским тоном:

— Подожди меня в машине, Глеб.

Он поднимает руки на уровень плеч, и охранник обводит его фигуру портативным металлоискателем. А потом распахивает перед Цапником зеркальную дверь, на секунду выпуская в дождливую питерскую ночь яркий свет, гул голосов, тепло, женский звонкий смех и пиликанье скрипок. Когда дверь закрывается, и мы остаемся на крыльце вдвоем с охранником, я замечаю:

— Мы чужие на этом празднике жизни.

Тот реагирует как настоящий философ:

— Кто на что учился.

— Сигареткой не угостишь?

Здоровяк качает головой.

— Не курю.

Когда возвращаюсь к машине, мне навстречу идет высокая стройная дама в обтягивающем красном платье. На длинной белоснежной шее нитка жемчуга, а выше — оскаленная волчья головка. Красная шерсть, ушки, желтые клыки — все немного уменьшено по сравнению с Цапниковской мордой. Сразу ясно — передо мной волчица.

Рядом с волчицей семенит по лужам низенький забавный толстяк в сером плаще. Он тянется изо всех сил, чтобы укрыть ее зонтом. Я провожаю парочку взглядом. Охранник впускает обоих. Из приоткрытой на пару секунд двери доносится песня на немецком языке. Электрический свет в окнах третьего этажа гаснет, и загораются свечи. Много свечей. Десятки огоньков пляшут и дрожат рядом со странными получеловеческими-полузвериными тенями на оконных шторах.

Во что, черт возьми, они там играют? Вызывают Пиковую даму?

Перед капотом моей Corolla теперь припаркован черный мерседес самой распоследней модели. Он частично перекрывает мне выезд. В случае аврала выехать можно, но только с потерями лакокрасочного покрытия. За рулем мерса никого нет, но в большинстве других автомобилей скучают водители. А еще несколько человек дымит в курилке, находящейся в глубине двора за парковкой. Я прохожу мимо своей тойоты и направляюсь к ним.

Пожилой седой мужчина с пожелтевшими от табака усами как раз вытаскивает сигарету из пачки с верблюдом. Я подношу огонек зажигалки к его морщинистому усатому лицу. Мужик благодарит кивком головы, с наслаждением затягивается и кашляет два раза.

— Как думаешь, это мероприятие надолго? — спрашиваю я.

Желтые Усы смотрит на меня с любопытством.

— Впервые?

— Ага.

— В прошлом году в Репино они начали расходиться только в пять утра. Так что запасайся терпением.

Я закатываю глаза, вздыхаю и интересуюсь:

— А что именно они там делают?

Мужик пожимает плечами и плюет в урну.

— Не знаю и знать не хочу, чем там эти новые русские занимаются.

Выражение новые русские давно утратило новизну и приобрело юмористический оттенок, прочно обосновавшись в анекдотах журнала «Тещин язык». Но Желтые Усы произнес это с новой для меня интонацией. Словно говорил об инопланетянах. Опасных и совершенно непостижимых.

Я был заинтригован, но виду не подал. Медленно достал сигарету, медленно закурил. Мужик переступил с ноги на ногу, оглянулся, ковырнул ногтем мизинца в ухе и придирчиво рассмотрел результат. Ему было скучно и рот на замке он держать не умел.

— Советую задавать меньше вопросов, — тихо сказал он, — надо держать ухо востро с этим зверьем.

Он указал в сторону места сбора Красной Стаи.

— Они щедро платят за наши услуги и поэтому мы сейчас здесь. Но они иногда кусают.

— В буквальном или фигуральном смысле?

— Да во всех, мля, смыслах!

Он покосился на остальных курильщиков и придвинулся ближе ко мне. Сказал шепотом:

— Был у меня корешок один, звали Олег. Бомбил на машине, как правило по ночам. Зарабатывал хорошие бабки, но ему все мало было. Искал подработки. И нашел, мля, на свою голову. Устроился личным водителем к одному очень богатому челу. Владельцу сети салонов элитной мебели. Зарплата валютой. Новая рабочая иномарка! Воскресенье, понедельник – выходные. По рабочим дням отвозил босса в офис, иногда по салонам, по всяким рабочим вопросам. Никакого, мля, напряга. Мне хвастал, что уже в пять – шесть вечера свободен. И новенькая иномарка в его распоряжении. Не работа – песня! Правда, была одна странность. Примерно раз в месяц, ночью, он вызывал Олега к себе и просил отвезти его в лес. Каждый раз в новое место. Там он просто уходил на час в темную чащу, а Олег ждал в машине. Никак не объяснял, просто выписывал на следующий день премию. А еще Олег заметил, что после этих поездок босс выглядит лучше, как-то посвежее, что ли. Моложе. И вот свозил он его в лес один раз. Второй. Третий. А на четвертый решил Олег за ним проследить. Вышел из машины и…

Я так никогда и не узнал, чем закончилось приключение Олега. За моей спиной громыхнул взрыв, зазвенело стекло и застучали камни по жестяной крыше курилки. В спину меня толкнула волна теплого воздуха, а по затылку вдарило чем-то тяжелым.

Я очухался на бетонном полу курилки. Один. Желтых Усов и других водителей след простыл. Я весь в какой-то строительной пыли, голова болела, и мне было очень холодно. Пошевелил руками и ногами, сел. В ушах звенело, как после контузии. Ощупал пальцами затылок. Волосы мокрые от крови, и на башке сзади выросла шишка. Только после этого я посмотрел на трехэтажный дом. И обомлел.

Вместо окон третьего этажа — дыры, из которых в черное небо валили клубы зеленого дыма. Ни горел ни один фонарь, но картина разрушений хорошо видна, потому что зеленый дым фосфоресцировал. Дождь закончился. Вместо него с неба падали крупные белые хлопья снега.

Звон в ушах стихает, и я слышу теперь истошный женский крик. Он доносится из взорванного дома, откуда-то с верхних этажей, тянущих к небу зеленые светящиеся пальцы.

Я встаю на ноги. Количество автомобилей на стоянке уменьшилось, В том числе нет и мерседеса, перекрывшего мне выезд. Шлагбаум валяется на земле. Зеркальные двери дома распахиваются, и в клубах зеленого дыма на крыльцо выбегают два человека. Они крутят головами по сторонам и бегут прочь так быстро, словно их за пятки хватают адские псы.

Когда что-то похожее показывают в кино, всегда фоном звучат сирены приближающихся машин скорой помощи, полиции и пожарных. Но я не слышу ничего, кроме женского крика, полного неимоверной боли. Как будто мир за пределами этого маленького дворика исчез.

Я подхожу к тойоте. Кузов засыпан пылью и мелкими обломками кирпичей, а стекла красиво разрисованы узорами Деда Мороза. Относительная удача. Из лобового стекла соседнего красного BMW торчит обломок оконной рамы. Самое разумное в такой ситуации — сесть за руль авто и свалить подальше. Вместо этого я вытаскиваю из багажника монтировку и иду к дымящемуся домику.

Первый труп лежит метрах в пяти от крыльца. Это худой мужчина, на котором из «одежды» лишь презерватив на пенисе. Носком кроссовки я переворачиваю покойника на спину и, нагнувшись, стягиваю искореженную от удара об асфальт волчью голову. Вместо лица — кровавая каша, но волосы голыша цвета вороного крыла. Не рыжие.

Второй труп на крыльце. Это охранник, который стоит на коленях в луже собственной крови. У покойника нет головы. Оконный стеклопакет разбил козырек над главным входом и срезал ему голову, словно бритвой. Крыльцо и ступени засыпаны тысячами стеклянных осколков. Лысая голова лежит на замерзшей луже шагах в пяти от крыльца. Рядом валяется черная кепка. Снежинка влетает в открытый глаз, и отрубленная голова моргает. Невольно вздрагиваю. Я на войне видел всякое, но тут и меня кидает в дрожь.

Поднимаюсь на крыльцо и берусь за холодную хромированную дверную ручку. Истошный женский крик тут же смолкает. Секунду рассматриваю свое отражение в зеркальной поверхности входной двери — куртка в пыли, снежинки тают в волосах, а затем вхожу в дом.

Здесь еще холоднее, чем на улице. От мороза начинает болеть нос, а дыхание вырывается облачками пара. Передо мной широкая парадная лестница, ведущая на третий этаж. Ступеней не видно из-за зеленого дыма, который освещает высокие потолки, лепнину и прямоугольные зеркала в человеческий рост, расположенные по обеим сторонам лестницы. Пахнет серой. На ближайшем ко мне зеркале — свеженький кровавый отпечаток человеческой ладони.

Я прислушиваюсь. Ни звука. Тишина. И стойкое чувство, что кто-то опасный таится в доме.

Я делаю пять шагов по лестнице и замираю. Фосфоресцирующий дым стелется по ступеням, клубится, меняет свои очертания и яркость. На секунду он проседает передо мной, демонстрируя еще один труп. Голый мужик лежит на ступеньках, его мускулистый торс весь покрыт звериными укусами, а лицо обглодано до кости. Волосы длинные, седые на концах и красные у корней. Не рыжие. Я вижу его секунду, прежде чем изувеченное тело вновь укрывает зеленое одеяло дыма.

В этот момент наверху хлопает дверь, и я слышу быстрый топот шагов. Поднимаю монтировку и отхожу в сторону. К стене и зеркалу. По лестнице прямо на меня бежит полная обнаженная женщина с головой волка. Она вытягивает руки вперед, растопырив пальцы, и я замечаю длинные накладные ногти. Шерсть не только на звериной морде. Женская шея, плечи и грудь покрыты красными пучками. Словно маска пустила метастазы в человеческое тело. Груди, живот, бедра, ноги — везде кровавые иероглифы, которые кто-то недавно вырезал на обрюзгшем женском теле.

Когда между нами остается ступенек десять, женщина внезапно начинает плакать навзрыд. В ее плаче столько безумной боли и страдания, что я невольно опускаю монтировку. И в этот момент она исчезает.

Что-то черное выскочило из зеркала, схватило ее и утащило в зеркало напротив. И все это за секунду. Причем зеркала остались целы, просто на их поверхности расходились круги, словно в рамках плескалась потревоженная вода. От неожиданности я заорал, сделал шаг в сторону и уперся в еще одно зеркало. И тут же почувствовал, как шею погладили чьи-то ледяные пальцы. Я снова заорал и, молниеносно развернувшись, едва не разнес монтировкой зеркало вдребезги. Остановил удар в последний момент. Монтировка слабо дзынькнула, оставив на гладкой поверхности маленький скол. А прямо за этим сколом я видел бледное лицо Кристины. Моей Кристины.

Пальцы сами собой разжались, и монтировка зазвенела вниз по ступеням. Я сразу забыл про тварь, выпрыгивающую из зеркал, про женщин с красными звериными головами и зеленый светящийся дым. Дыхание перехватило. В ушах застучала кровь. Еле выдавил из себя:

— Крис, это ты?

Дурацкий вопрос. Ведь я свою жену сразу узнал. Кристина склонила голову набок и грустно улыбнулась. В ее сиреневом платье на животе зияли три вертикальные прорехи. Вокруг них — три кровавых пятна.

Я хочу дотронуться до ее лица, но пальцы упираются в холодную прозрачную преграду. Кристина качает головой.

— Хватит искать встречи со мной. Еще рано, — тихо говорит она. Ее губы едва шевелятся, и слова я слышу с небольшой задержкой. Иногда так бывает на бракованной видеозаписи, когда звук не синхронизирован с видеорядом.

Мне так много надо сказать. Как мне ее не хватает, что жизнь без нее потеряла смысл. Но вместо этого я спрашиваю:

— Кто тебя убил? Где убийца сейчас?

Она снова качает головой. Я вижу сквозь нее какую-то темную мрачную долину. Горы на горизонте. Черное небо без звезд. Ленту реки. Кристина говорит:

— Это не важно. Лучше посмотри туда.

Она поднимает призрачную руку и показывает пальцем мне за спину. Я оборачиваюсь. По лестнице спускается Ян Цапник собственной персоной. Живой и относительно здоровый. Слышится странный хруст и, когда я снова смотрю в зеркало, то не вижу больше призрак жены. В массивной деревянной раме только мутное стекло, по которому бежит сеть трещин.

— А я так и знал, Глеб, что ты не шбежишь! Не такой характер!

В голосе Цапника неподдельная радость. Я несколько секунд молча смотрю на треснувшее зеркало, а потом оборачиваюсь к своему загадочному нанимателю.

— Помощь нужна?

— Нет, нет! — выкрикивает букинистический детектив и выставляет перед собой левую ладонь с растопыренными пальцами. — Штой, где штоишь! Я шам к тебе шпущусь.

И он быстренько приближается ко мне, с опаской косясь на зеркала.

— У меня книга, — поясняет он, — Я под защитой, а ты нет.

Он притормаживает на ступеньку выше меня и внимательно рассматривает треснувшее зеркало. Переводит взгляд на меня. Что-то мелькает на мгновенье в его взгляде — какой-то интерес напополам с удивлением, но он ничего не говорит. От Цапника разит потом, на жилетке не хватает пуговицы, на лбу алеет царапина, а губы рассечены. Вид тем не менее довольный. Словно все проходит по заранее составленному им плану.

На лестнице становится темно. Я опускаю голову и вижу, что дыма стало значительно меньше. Ступени и стены будто всасывают его.

— Что здесь происходит?

— Хороший вопрош, — Ян улыбнулся, и я увидел, что кто-то выбил ему золотой зуб. — Забрал опашную книгу у идиотов.

Он похлопал по небольшому прямоугольному предмету, прижатому к груди и завернутому в пиджак. Сквозь малиновую материю просочились две тоненькие струйки светящегося дыма. В их зеленом призрачном свете костлявая избитая рожа детектива смахивает на демоническую маску.

— Все это безумие устроил ты?

Цапник прячет улыбку.

— Конечно нет. Его уштроили идиоты, не знающие, что делать ш украденной книгой. Я это безумие оштановил. И не дал шитуации штать по-наштоящему опашной.

— И что теперь с ней делать?

— Мы вернем ее на мешто. В библиотеку.

— А потом?

Цапник пожал плечами.

— Мне за это заплатят.

— Кто заплатит?

Ян Цапник вскинул свободную руку, склонил голову набок и покачнулся. Ни дать ни взять – повешенный на виселице.

— Я шлышу, — прошепелявил он, — вой ширен. А это значит, что нам пора уношить ноги.

Во дворе перестает идти снег. Вместо пушистых белых снежинок моросит теплый дождь. Дыхание больше не превращается в пар, а стоянка погружена во тьму. Я нажимаю кнопку на брелоке, и Corolla, сверкнув фарами, на секунду ее разгоняет. Живых людей на стоянке нет. Только два мертвых тела и одна отрубленная голова. Вой сирен быстро приближается. Мы с Цапником переглядываемся и не сговариваясь бежим к машине.

Салон тойоты еще хранит аномальный холод, стекла в инее, и Цапник зябко поеживается, усаживаясь в ледяное пассажирское кресло. Он одет совсем не по погоде. Я завожу мотор, включаю максимальный обдув и, опустив боковое стекло, высовываю голову. Теперь дождь моросит прямо на волосы, но времени очищать лобовое у меня нет. Бросаю последний взгляд на дом в свете фар. Из темных дыр на третьем этаже тянутся к небу ниточки зеленого дыма. Прямо на глазах они истончаются. Исчезают. Мир приходит в норму.

Окончательно все нормализуется, когда мы, проскочив мимо сбитого шлагбаума, выруливаем на ночную питерскую улицу. Блестящий мокрый асфальт, желтые уличные фонари, такси с шашечками и редкие прохожие, которые в центре города попадаются в самый глухой и ненастный час. Я замечаю удивленный взгляд водителя такси, которым он нас провожает. Его можно понять. Наша тойота смахивает на авто, примчавшееся прямиком из снежного февраля.

— Куда едем? — интересуюсь я.

Вой сирен материализуется в две мокрые красные пожарные машины, пролетевшие по встречке. Цапник машет ладошкой.

— Езжай в Крупу!

— ДК имени Крупской? — уточняю.

— Ага. Motorola в бардачке?

— Да.

Ян извлекает черный телефон-кирпич и зубами выдвигает антенну. По памяти набирает номер.

— Это Цапник, — говорит он, — книга у меня. Шкоро буду. Да. Да. Не шовсем. Красные Волки ушпели пропеть пару штраниц, и поштрадавшие ешть. Небольшой эпицентр поражения. Могло быть хуже. Уже в норме. Да. Да. Я, Аркадий Шергеевич, придерживаюсь такого же мнения. Отлично. Ждите. Шкоро буду.

Цапник упер антенну в подбородок и задвинул обратно в черный корпус. Откинулся на сиденье. Щетки дворников успели справиться с морозными узорами, и сквозь лобовое стекло проступила набережная Обводного канала, залитая электрическим светом.

— Люблю ночной Питер, — засентиментальничал Ян Цапник.

— Я тоже. Нет пробок.

Цапник фыркнул. Книгу, по-прежнему завернутую в малиновый пиджак, он положил на колени и, не отдавая себе в том отчета, поглаживал левой рукой. Словно спящую кошку. Я закрыл боковое окно и, достав из подлокотника чистую белую тряпку, вытер мокрые волосы. По набережной на противоположном берегу канала пронеслись две милицейские машины с включенными «люстрами» на крыше.

— Что они сделали в том доме? — спросил я. — Вызвали духов?

Цапник молчал так долго, что я уже принял за ответ само молчание. Наконец неохотно буркнул:

— Прорвали завешу.

— Что за книга может вызывать мертвых?

Ян приподнялся на сиденье и, откинув противосолнечный козырек, уставился в небольшое прямоугольное зеркальце. Включил подсветку на потолке и, оттянув пальцем рассеченную нижнюю губу, поморщился. Критично осмотрел брешь среди зубов. Вздохнул. Вернул козырек на место, выключил подсветку и сказал задумчиво:

— Кажетша, я зуб проглотил.

Мы ехали теперь проспектом Обуховской обороны, который был освещен хуже набережной. Тротуары тонули в тенях, и Питер выглядел мрачным, загадочным.

— Ешть книги, — тихо обронил Цапник, — которые могут многое.

— Они хранятся в Крупе?

— Ниже Крупы. В подземельях, оштавшихся от дома, который раньше штоял на месте Дворца Культуры.

Мы подъехали к большому красно-белому зданию. В этот поздний час на стоянке перед ДК были припаркованы всего две машины. В окнах не горел свет. На фасаде висел мокрый баннер, на котором было написано:

КНИЖНАЯ ЯРМАРКА

Я остановил автомобиль напротив невысоких, по колено, ворот, запертых на висячий замок. Как и забор, отгораживающий ДК от улицы, они были скорее элементом декора — автомобиль не проедет, но человек может их запросто перешагнуть.

— Книжная ярмарка — это прикрытие? — указал я на баннер.

Ян покачал огненно-рыжей шевелюрой.

— Не шовшем. Когда в одном месте шобрано штолько редких книг, это влияет на окружающее проштранштво. В нашем шлучае на вешь город. А может, и на всю штрану.

— Мне подождать здесь?

Цапник поскреб золотистую щетину на подбородке. Наморщил лоб.

— У меня есть ключ от ворот, — признался он, — Загонишь машину на парковку и подождешь там.

Цапник распахнул дверь, выбрался из машины и, секунду помедлив, аккуратно положил книгу на опустевшее сиденье. После чего запустил пальцы в кармашек жилетки, показал мне маленький серенький ключик и, громко хлопнув дверью, побежал к воротам. Запасы воды в небе над городом подходили к концу. Дождем это теперь не назвать, скорее в воздухе просто висела водяная взвесь. Щетки дворников лениво елозили по мокрому стеклу.

Цапник сел на корточки перед висячим замком, и его длинная худая тень протянулась через всю парковку. Он сам себе загородил свет фар и, наверное, поэтому долго возился с воротами. Ну или просто заело дешевый китайский замок. Пока мой временный работодатель трепал замок на воротах, я посмотрел на пассажирское сиденье рядом с собой. Побарабанил пальцами по рулевому колесу и перевел взгляд на Яна. Жилетка на спине букинистического детектива успела потемнеть от воды, но замок пока не думал сдаваться. Я вновь посмотрел на сиденье. Книга, завернутая в малиновый пиджак, так и манила меня.

В конце концов, я не устоял перед искушением. Включил лампочку на потолке и развернул измятые полы пиджака, чтобы тут же испытать разочарование от увиденного. Я ожидал магическую книгу, как ее любят показывать в американских ужастиках, — фолиант в переплете из человеческой кожи с пожелтевшими страницами, исписанными кровью. Но передо мной лежала обычная, маленькая, рассыпающаяся от ветхости на отдельные страницы детская книжка. Страниц на шестьдесят, не больше. На картонной обложке цветной рисунок с вылинявшими красками: на лесной тропинке играет на дудке и танцует мальчишка-пастушок, а вокруг него танцуют, поднявшись на задние лапы, красные волки. В нижней части рисунка едва различим год издания, тысяча восемьсот девяносто седьмой. В верхней части вытеснено название книги: WOLFSBRUDER. Буквы готические, с кое-где сохранившимися следами золотой краски. Я пролистнул книжку. Внутри картинок не было, только узкие столбцы стихов на немецком. Страницы желтые, от влаги ставшие волнистыми, как листы шифера.

Никакого страха и жути. Обычная старая детская книжка на немецком.

И внезапно я понял, что должен сейчас сделать. Надо включить заднюю передачу и умчаться в ночь, оставив Цапника одного у ворот ДК. Без книги. В круглосуточном магазине надо купить два маленьких настольных зеркальца на подставках и одну длинную витую свечу. Потом надо быстро приехать в свою съемную комнатку на Старой деревне и поставить зеркала на стол. Напротив друг друга. А между ними — зажженную свечу. Свечу можно поставить в стакан, чтобы не тратить время на поиск подсвечника. Важно это проделать быстро. До рассвета. Тогда я увижу Кристину еще раз. Для этого мне надо будет пропеть одно стихотворение на тридцать шестой странице. Ничего сложного, моих знаний, полученных на уроке немецкого языка в школе, для этого должно хватить.

Я отдернул руку, и меня затрясло. Инструкции появились в голове ниоткуда, я просто знал это и все! Знал, как только дотронулся до чертовой старой книги! Меня бросило в жар, а потом в холод. Я аккуратно завернул книгу обратно в пиджак, стараясь не касаться ее пальцами. Выключил свет и опустил стекло в двери. Холодный ночной воздух освежил голову. Зеркала, свеча, тридцать шестая страница — казались теперь странной блажью. Глюком уставшего мозга. Но я уверен, стоит взять книгу снова в руки…

— Тебе помощь нужна? – прохрипел я.

Цапник словно только этих слов и ждал, чтобы покончить с замком. Вскочил на ноги, пнул скрипучие ворота и сделал приглашающий жест рукой. Я припарковал тойоту возле памятника Надежде Константиновне и заглушил мотор. Цапник прикрыл створки ворот, вдел замок, но запирать его на ключ не стал. Подбежал к машине и открыв переднюю пассажирскую дверь, сцапал книжку. На узкой хитрой морде вылезла довольная улыбка.

— Это займет некоторое время, — сказал он, — жди меня в авто.

Книгу он крепко прижимал к груди, ни дать ни взять мамаша с жутковатым младенчиком на руках. Губы разбиты, в зубном составе некомплект.

— Так точно.

Я проследил взглядом, как букинистический детектив подошел к неприметной дверце служебного входа, постучал и, потянув ручку, исчез в темном дверном проеме.

«Интересно, — подумал я, — весь этот трюк с заевшим замком был дурацкой проверкой? По всей видимости, я ее прошел, но хитрый рыжий лис сам не подозревает, как сильно он рисковал».

Сколько Цапника не было — не знаю. Я успел задремать, а когда проснулся, то увидел приближающейся малиновый силуэт сквозь запотевшее лобовое стекло. Дождь окончательно прекратился. На смену ночному мраку пришел холодный серый рассвет. Ян открыл дверь тойоты и медленно опустил зад на пассажирское сиденье. Книги больше с ним не было.

— Все прошло нормально? — поинтересовался я.

На рыжем детективе снова надет пиджак. Мятый и грязный. Рожа бледная, осунувшаяся от усталости. Под глазами черные круги, на губах запекшаяся кровь. Вместо ответа он достал из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт и, отсчитав пять новеньких стодолларовых купюр, положил их на приборную панель между нами.

— Уштроит?

— Более чем, — кивнул я.

Цапник подавил зевок и поскреб ногтем шрамированную бровь.

— Я не знаю, как ты, Глеб, — объявил он, — а я проголодался.

— Аналогично.

— Возможно, ты знаешь, где поблизошти можно перекушить шавермой без ошобого вреда для здоровья? Такшишты обычно знают такие шекретные мешта.

— В двух кварталах отсюда готовят настоящую египетскую шаву, — вспомнил я, — Место проверенное. Вкусно и без неприятных последствий.

— Отлично, — Цапник заметно ожил, — Шегодня я угощаю.

Завел двигатель. Включил ближний свет.

— В четверг мне будет нужен водитель, — неожиданно сказал букинистический детектив. — Я могу на тебя рашчитывать?