Жизнь показывает, что едва ли не любая профессия может обернуться темной стороной. Например, такое, казалось бы, безопасное занятие, как живопись. И я не имею в виду то, что художник может выбирать страшные сюжеты, нет, я о самой профессии, о том, какими методами пользуется автор и на какие жертвы идет. И то, что его профессия впрямь может быть страшной, очень убедительно доказал французский художник XIX века Теодор Жерико.

Но сначала поговорим о его картине «Плот «Медузы», признанной не только одним из мировых шедевров, но и одним из самых жутких из них.

В основу картины легла реальная история в стиле хоррор из тех, которые нередко подбрасывает сама жизнь. В 1816 году во время шторма был выброшен на мель фрегат «Медуза», капитан которого, вопреки правилу «капитан покидает судно последним», покинул его первым, вместе со своими приближенными захватив все спасательные шлюпки. Оставшиеся на гибнущем судне сто пятьдесят человек смогли соорудить плот, который спустя тринадцать дней был спасен судном «Аргус». Впрочем, слово спасен в данном случае тоже приобретает мрачную окраску, потому что в живых на плоту оставалось всего десять человек, не считая пятерых умирающих. Учитывая, что большинство пассажиров составляли солдаты Африканского батальона, набранного в основном из уголовников, а пресной воды на плоту не было (помня поступок капитана, вопрос о том, куда она делась, можно не задавать), зато был груз вина. Нетрудно догадаться, как вели себя обезумевшие от отчаяния и алкоголя люди. Выжившие после резни, начавшейся уже в первые дни этой страшной «одиссеи», убивали раненых или обессиленных ради экономии вина, а потом и видя в их трупах источник пищи.

На этом эскизе видны люди с топорами и саблями в руках.

Вот выдержка из рапорта капитана «Аргуса»: «Большая часть народу была убита, смыта в море, прикончена безумием или голодом. Те, которых я спас, давно уже питались человечиной. Когда я обнаружил их – на веревках, служащих такелажем мачты, полно было сушащихся кусков этого мяса».

Еще один эскиз, сделанный Жерико

По возвращении «Аргуса» история очень быстро стала достоянием общественности, и капитан «Медузы» был отдан под суд. Среди выживших оказались судовой инженер Корреард и хирург Савиньи, которые опубликовали брошюру со своими воспоминаниями, которая стала бестселлером, хотя авторам от этого вряд ли стало намного легче (например, Корреард до конца жизни съедал по нескольку лимонов в день, чтобы перебить сладковатый вкус человеческой плоти, продолжавший ему мерещиться).

Фрагменты картины

Сюжет картины впрямь страшен, но что страшного может быть в профессии художника? Чтобы ответить на этот вопрос, перейду к личности Теодора Жерико и его ужасным натурщикам. Да, при написания «Плота «Медузы» у него были натурщики, как живые (правда, не всегда здоровые), так и мертвые.

Существует мнение, что эти наброски отрубленных голов Жерико сделал с жертв гильотины, поскольку сам он назвал их «Головами осужденных на смерть», но на самом деле все обстояло менее романтично, но, возможно, даже более жутко. Перед тем как приступить к работе над «Плотом «Медузы», Жерико снял мастерскую поблизости от больницы и, заведя полезные знакомства с санитарами, часто приходил туда. Причем зарисовывал он не только умерших, но и людей, испытывающих агонию. Детально. Реалистично. По-настоящему страшно.

Кроме того, за плату санитары приносили в мастерскую художника ампутированные конечности, которые тот тщательно рассматривал и зарисовывал, стремясь как можно натуральнее изобразить мертвые тела в разных ракурсах и в разной степени разложения. По воспоминаниям друзей и натурщиков (живых), мастерская Жерико больше напоминала морг и долго выдерживать ее запах мог только сам художник.

Кстати, о живых натурщиках. В их числе были выжившие в трагедии Корреард и Савиньи – на картине оба стоят возле мачты, Корреард указывает на показавшийся вдали парус.

Показательна выдержка из воспоминаний другого натурщика, тоже художника и друга Жерико Т. Лебурна, который на тот момент едва оправился от тяжелой болезни: «Моя похожая на труп рожа настолько страшила трактирщиков, что я просто не мог снять комнату в гостинице, а дети, увидав меня, разбегались во все стороны, потому что думали, что перед ними ходячий покойник. (…) Увидав меня, Жерико схватил меня за руки и воскликнул: «О, дорогой мой друг, какой же ты красавчик!» и начал настаивать, чтобы я позировал ему для «Медузы»…»

Трудно сказать, работа над картиной вынудила Теодора Жерико так близко интересоваться темой смерти, или тяга к этой теме подвигла его на создание «Плота «Медузы». Истина, как всегда, лежит где-то посередине. Но, наверное, неспроста арт-критик П. Куртион посвятил художнику эссе под названием «Жерико или Одержимость смертью». Оборотная, темная сторона жизни интересовала Жерико всегда, недаром ему принадлежит целая галерея портретов пациентов больницы для сумасшедших Сальпетриер. И хотя современные психиатры не находят в этих портретах черт, по которым можно было бы сопоставить их с вынесенным в название диагнозом, но впечатление на зрителя они, несомненно производят.

Портрет сумасшедшей («Зависть»)

Впрочем, ради справедливости и чтобы у читателя, раньше не знакомого с творчеством Теодора Жерико, не появилось превратного и однобокого мнения об этом художнике, должна немного разбавить мрачность этой статьи. Хоть Жерико, несомненно, интересовала изнанка жизни, но и зацикленным на ней его тоже нельзя назвать. Современники отзывались о нем как о светском, приятном и остроумном человеке, к тому же красавце и любимце женщин.

А еще одной его страстью, не менее сильной, чем тема смерти, были лошади, которых он очень много писал, к тому же сам был прекрасным наездником. Но и здесь не обойтись без грустной ноты. Неудачно упав с лошади, Жерико повредил позвоночник, после чего у него развился костный туберкулез, который свел его в могилу. Судьба отмерила художнику всего тридцать два года.