Иллюстрация Антонины Крутиковой

Великие победы иногда рождаются от умения вытерпеть и дождаться своего часа.

Валентин Пикуль

Алена вышла из машины и осмотрелась. Одна на парковке. Вязкое темное небо сверху, за спиной — грязный МКАД. Серые склоны чернеют пятнами проталин. Вчера здесь были небольшая оттепель и лыжная гонка классическим стилем. Этим утром снег покрылся ледяной коркой, грязно-серая слякоть застыла, и никто не приехал. Отдыхают. Да и по льду шкрябать — лыжи жалко. Даже асфальтовые, те, что на убой.

Она вытянула из багажника свои «фишки», Fisher в жизнерадостную полоску. Тяжелая, медленная пара. Рекорды на таких не поставишь, но сейчас и не нужно. Чем сложнее, тем лучше. За тем и приехала. Неделя до гонки.

Лыжные ботинки заскользили по ледяной корке, до пруда она два раза чуть не упала. Надо же, подумала, как быстро все изменилось, еще вчера было так здорово — теплое солнце, много красивых людей, белый и мягкий, как пломбир, снег, и флаги, разноцветные баннеры, киоски с веселыми продавцами, и пункты питания, и музыка. А сейчас — ледяная пустыня. Бесцветная и дважды холодная от безлюдности.

Алена выдернула из замерзшей лужи потерянный кем-то лыжный зажим и сунула в боковой карман, пригодится.

От вчерашнего спортивного праздника остались только мусор и подиум — полуметровая белая тумба с цифрами «3 1 2». Она неровно возвышалась у края пруда, в заливчике, который летом превращался в болото. Вокруг нее было истоптано и скользко. Алена посмотрела на пьедестал, сердце заколотилось. Подняться на него ей вчера так и не удалось, да и Паше не удалось, но как он смотрел на победительницу, волчарой голодным, прямо впился взглядом. Стройная, симпатичная, улыбка до ушей, ровные белые зубы, как свежий снег, — вся она.

В куртке звякнул телефон, Алена стянула перчатку:

— Да, говори быстрей, руки мерзнут.

— Ааа… эээ…

— Маш, ты чего хочешь?

— Ле, ну ты где?

— В Битце, тебе чего надо?

— Одна?

— Одна.

— Без Паши?

— Паша расхотел… передумал…

— Расхотел?! — удивился голос в трубке.

— Мне холодно стоять, Маш, это все?

— Ну… — протянула подруга. — Хмм…

Алена убрала телефон и спрятала дрожащую кисть в перчатку. Тонкую спортивную перчатку, которая греет, только если бежать. Дошла до места старта, надела лыжи, пристегнула палки, включила спортивные часы, оттолкнулась. Ледяной снег противно заскрежетал. Надо бы осторожней на спусках, подумала Алена, слишком скользко.

Все поле было исполосовано лыжнями, замерзшими в том разбитом, расплавленном состоянии, какими их оставили вчера вечером. Для конькового хода подходила только узкая, истоптанная зрителями обочина, Алена по ней и шла. Маршрут был знаком до мелочей: по полю, в лес, где горки, снова поле, снова лес, поле — лес, лес — поле. И так два или три круга. Как пойдет. В голове вертелись мысли о вчерашнем соревновании. Классика, конечно, не ее конек. Вот будет конек — другое дело. Она встанет на подиум, и он посмотрит на нее иначе.

Серые склоны в темных ледяных пятнах, колючий ветер и распухшее небо навевали тоску. Где-то сейчас тепло и уютно, и, если есть в мире место, совершенно противоположное теплу и уюту, оно наверняка здесь, и Алена царапает лыжами самое его сердце, окаменевшее от бесконечного холода.

Грудь сдавила тоска: никто, совершенно никто не вышел в это утро на лыжню, все сидят дома, как суслики по теплым норкам, греются, пьют горячий чай со сладкими вафельками. Все, даже Паша, который был способен, кажется, на любое спортивное безумство — плавать в проруби или бежать по камням десятки километров, срывая ногти. Даже он не приехал.

Алена осмотрелась. Одна. В тоске зародился страх. А что если в мире вообще больше никого не осталось: ни людей, ни городов, ни соревнований, зачем тогда она здесь дергается, ради чего? А вдруг с ней что-нибудь случится, сломает она на этом ледяном спуске ногу или шею свернет, кто ей поможет? Кто остановит ее Страву?

Вдобавок к этому в лесу показалась бродячая собака. Хвостатый силуэт призрачно мелькал за черными деревьями, словно оживший куст. Это могла быть та самая бешеная лиса, про которую рассказывали, будто она нападает на лыжников. Но вроде не лиса, вроде собака. На втором круге к ней присоединились другие. Очень быстро они собрались в стайку и принялись бегать за Аленой, выдерживая неприятно короткую дистанцию. Сердце заколотилось сильней. Кроме того, она заметила, как по границе трассы бредет, словно медведь, какой-то неуклюжий мужик в раздувшемся ватнике. Медленный и угрюмый. Пешком посреди ледяных подъемов и спусков, размоченных и снова застывших. Зачем?

На третьем круге Алена заметила еще одного лыжника, и напряжение спало. Не одна. Не самая чокнутая.

Между тем собаки не отставали, потявкивая все решительней и злее. Их стало больше. Пегие, черные, серые. Алена сделала еще один круг и вернулась на базу. Заметила на парковке пару грязных машин. Посмотрела на часы — 29,3 км. Оттолкнулась и намотала кругами по пруду еще километр.

Дома Алена подключила часы к компьютеру, и ее битцевская тренировка поспешила в облако. В ленте на сайте появилась карта с маршрутом, средняя скорость забега и пара медалей за лучшее личное время на отдельных участках. Бросив сердитый взгляд на результаты, она отправилась приводить себя в порядок.

Через пару минут звякнул первый комментарий, спрашивал кто-то из подписчиков:

«Новый партнер?»

Она открыла тренировку и увидела, что ее собственная совместилась с чьей-то еще. Алена запустила «флайбай». Какой-то Юра Пожидаев преследовал ее по пятам все тридцать с лишним километров, включая даже те круги по замерзшему пруду, которые она сделала, чтобы добить до тридцатки.

«Глюк какой-то, — написала Алена, — я была одна».

Однако отмахнуться от сомнений оказалось не так просто. Дело в том, что время и координаты спортсмена Страва считает по спутникам GPS, и ошибается в этом только у Кремля или рядом с другими стратегически важными объектами, где сигналы навигационных спутников искажают глушилки. Разумеется, в интересах безопасности граждан, а не чтобы испортить настроение лыжникам, бегунам и велосипедистам. Спортсмены ругаются и устанавливают специальные программы, позволяющие исправить маршрут. Например, чтобы убрать «телепортацию» во Внуково и обратно. Прилепившийся к ее тренировке Юра мог сделать так: вытащить из облака ее маршрут, поколдовать над ним в такой программе и залить в качестве своего. На всю махинацию потребовалось бы около получаса, однако его тренировка появилась всего через пару минут после того, как она выложила свою.

«Слишком быстро», — подумала Алена.

Она проследила все его отставания: в одном месте чуть сильней, в другом чуть слабей, а где-то на спуске он даже обогнал ее.

«Нет, такого быть не могло, я же не слепая, наверняка бы заметила. Наверное, троллит кто-то из подписчиков. Сдвинул по времени очень похожую тренировку. Наверно. Только уж слишком похожую, с такими же доборочными кругами по пруду… Странно, конечно.

Но всякое бывает».

Алена отложила в сторону телефон и решила не заморачиваться.

На следующий день все повторилось. На этот раз первым встрепенулся Паша:

«Новый знакомый?»

По спине пробежал неприятный холодок. Снова написать, что глюк, — будет выглядеть странно. Два одинаковых глюка подряд. При том, что и в этот раз с ней на трассе точно никого не было. Собаки, мерзкий скользкий ветер в лицо, тупые эти облака, оплывшие ватным жиром, и пустая, точно бесхозный холодильник, парковка, — это все было. Лыжника за спиной — нет. Она даже специально оборачивалась, убедиться, что и в этот раз к ней никто не прилип. Хотя это казалось лишним, лед скрежетал, как тысячелетний трактор, окажись кто на лыжне, было бы слышно за километр. Тем более ее совершенно точно никто не обгонял.

«Что же делать?»

«Сказать, что случайно кто-то сел на хвост — „кто-то”, второй раз тот же „кто-то”. Зачем тогда в первый раз написала, что глюк? Паша подумает, что вру. Или сейчас, или в первый раз соврала. Либо решит, что скрываю что-то. Еще хуже. Честно ответить — тоже не поверит».

Она бы и сама в такое не поверила.

— Леее, — протянула в трубку подруга, — тебя с работы, что ли, выгнали?

— Маш, ты чего?

— Ну… Ты теперь по утрам тренишь.

— У меня отпуск, Маш.

— А, точняк… Ты же говорила. Ну и че как, отрываешься? Может, зайду?

— Когда? Заходи.

— Вечерком. Притащить чего-нибудь?

— Например?

— К чаю чего-нибудь… Ты же спортсменка… Ну смотри, могу винца…

— Давай.

— Что давай? Винца? — обрадовалась Машка.

— Угу, — подтвердила Алена и, подумав, добавила: — Хотя нет, давай к чаю.

Машка хихикнула. И пришла с вином. Они долго не могли найти штопор. Алена сопела над горлышком. Позвонил Паша.

— Так ты с кем там тренишь?

— Ни с кем, — честно ответила Алена, а у самой сердце заколотилось и ладони вспотели, как будто соврала.

— Что за Юра? Профиль пустой.

Алена передала бутылку сияющей Машке. Черт, и как это она сама не догадалась заглянуть этому Пожидаеву в профиль, написать ему, спросить, вообще, че за дела?

— Паш, давай завтра в Одинцово покатаемся, можешь после работы…

— Не, — промычал Паша, — я завтра на объекте, приемка.

— Понятно, — поджала губы Алена.

— Так ты Юру этого позови… Ладно, мне пора.

— Ага… Увидимся. Ты же бежишь восьмого в Битце?

— Не знаю, — отозвался Паша, — не исключено.

«Как же бесит такая его неопределенность, это его „не исключено”. Все время боится сказать точно, чтобы потом не дай бог не упрекнули, что слово не держит».

— Стаканы в шкафу, — показала она Машке, а сама полезла в Страву смотреть профиль этого паразита Юры Пожидаева.

Профиль удивил своей первозданной свежестью: подписок ноль, подписчиков ноль, всего две тренировки и обе с ней.

— Собака… — прошипела Алена, решив, что ее бессовестно троллит кто-то из так называемых друзей. И по аватарке не поймешь — обычное фото — силуэт на фоне елок и снега.

— А? — откликнулась Машка. — Тебе наливать?

— Да погоди.

— Что там?

— Ну что. — Алена решила взглянуть со стороны, вдруг и самой поможет. — Если верить приложению, со мной уже второй день катается какой-то странный тип по маршруту, как у меня, в точности, и по времени один-в-один, но я его на трассе не вижу…

— Катается с тобой? А почему не видишь? Как это?

— Вот так. На трассе его нет, а в Страве он есть.

— Леее, — Машка протянула бокал и заговорщицким шепотом добавила: — Это человек-невидимка. Чемпионский призрак. Держи вот, махнем за его новые победы и рекорды. Черный лыжник, прямо трясусь от страха.

Алена улыбнулась, сделала два небольших глотка и почувствовала, как тепло расползается по телу, пропитывая голову ароматной легкостью и расслабляющим пофигизмом.

— Давай, покажи мне этого хорька, — продолжила подруга, — щас я ему быстро хвост накручу.

Алена протянула телефон Машке, и та сразу же нырнула в него с видом опытного пловца. «Классная у меня подруга, — подумала Алена, — хоть и жирненькая. И почему мужики к ней липнут? Что в ней такого?» Она присмотрелась к внушительному бюсту подруги. «Не из-за этого же?! Подумаешь, сиськи большие — обычный жир. Правильным мужчинам должны нравиться мышцы. К Машке, значит, липнут неправильные. Паша бы не прилип, ему нравятся стройные, гибкие, упругие… и успешные. Как он смотрел на ту вешалку с подиума! Собака».

— Плесни-ка мне еще, — попросила Алена.

— Леее, — тревожно протянула Машка, всматриваясь в телефон.

— Че там?

— Это… Ну он как бы пропал…

— Кто?

— Жена его ищет…

— Кто? Чья жена? Ты о чем?

— Короче, Ле… Я тебе говорю, привидение… вот… нашла его фейсбук…

— Ты можешь нормально сказать? Дай телефон.

— Нет, стой, погоди, вот… жена его пишет, что он пропал… три дня назад написала, короче… на… во-от же-е-есть.

Алена взяла телефон и прочитала:

«Обращаюсь ко всем неравнодушным! Вчера Юра отправился кататься на лыжах в Битцу и не вернулся. Пожалуйста, все, кому не безразлична его судьба и вы знаете о его местоположении. Свяжитесь по телефону или оставьте сообщение. Нам очень дорог Юра, мы обратились в полицию, если вы можете помочь в поиске, где видели его последний раз, или знаете, где он, пожалуйста, сообщите. Супруга Юрия Анастасия».

Алена подняла глаза на Машку. Та отхлебнула из бокала, вытерла рукавом губы и предложила:

— Давай напишем ей, что он с тобой катался.

— Ты дура, Маш?

— Что?

— Не было его, говорю же, я одна каталась.

— Ну, может, не заметила. — Вытянула шею Машка. — Такое ведь бывает, чешешь куда-нибудь, ни о чем не думаешь, я так остановки проезжаю, потом приходится возвращаться. Если ты чего-то не заметила — это же не значит, что этого не было. Скорее всего, он там был, а ты думала о своем, заморочилась. У меня так постоянно.

— Ну да, — согласилась Алена, чувствуя, как ее все сильней подчиняет себе алкоголь, уже не хочется думать, лень сомневаться и спорить. Можно было, конечно, возразить, что она не могла так ошибиться, и что парковка, и собаки, и ветер в лицо… Но ведь он мог поставить машину в другом месте, у МКАДа, например, или, в конце концов, просто дойти пешком от ближайших коттеджей.

— Напиши ей, что ты видела его сегодня в Битце, ну и… вчера тоже.

Алена взяла телефон и, сдвинув брови, написала личное сообщение жене Юры Пожидаева:

«Здравствуйте. Судя по Страве, он сегодня утром катался со мной (Ле, ты рехнулась, не пиши такого жене) на лыжах в Битце».

— И что теперь?

— Ну, отправь.

— А что ей это даст? Ну, катался и катался…

— Не знаю, — дернула плечами Машка, — наше дело сообщить, там пускай сами разбираются.

Алена взяла бокал и посмотрела сквозь него на лампу — свет расплескался перед глазами, исказил очертания стен, стола и Машки. Ее лицо плыло по кривому туннелю, теплый свет вот-вот погаснет, наступит темнота, и зажгутся свечи. Вместо этого пискнул телефон, Машка схватила его первой и, пробежав глазами по экрану, побледнела.

— Что там? — спросила Алена. — Дай.

Жена Юры ответила:

«Юра мертв. Его тело в морге».

— Ну, все ясно, — прикрывая губы, неуверенно объявила подруга, — какой-то хорек нашел его мобилу и теперь тебя троллит.

Алена посмотрела на нее и произнесла замогильным шепотом:

— А вдруг это убийца?

— Маньяк, — подтвердила Машка, выпучив глаза.

— Что делать?

— Напиши ему — пусть отстанет.

Алена с трудом задумалась. Возможно, кто-то запустил Страву этого несчастного Юры и теперь записывает от его имени тренировки. Почему тогда профиль новый? Он сделал профиль, чтобы… чтобы что? Какой в этом смысл?

Все эти вопросы жужжали в голове, словно приставучие мухи, бороться с ними было невыносимо, думать расхотелось окончательно. Алена взяла телефон и настучала личное сообщение Юре в Страву:

«Юрий умер, зачем вы пользуетесь его…»

— Или привидение… — отхлебнув, вернулась к прежней версии Машка. И тут же завыла, подражая какой-то телепрограмме о колдунах, ведьмах и оживающих по праздникам мертвецах: — Уууииии…

«… зачем вы пользуетесь его телефоном, прекратите, иначе я обращусь в полицию. Верните телефон жене или перестаньте пользоваться его стравой».

Нажала отправить, схватилась за бокал, на душе полегчало.

— А ты чего так мало принесла?

— Ле, так я думала, ты готовишься к каким-то соревнованиям.

— Готовлюсь, — кивнула Алена.

— Значит, — подливая вина, облизнулась Машка, — пить тебе нельзя.

— Нельзя, — мотнула головой Алена, — но если очень хочется, то можно.

— А че сразу мало принесла?.. Вон еще половина бутылки…

Утром у нее слегка ныла голова, а по телу бродила предательская слабость. По суставам шастала, по позвоночнику, пряталась где-то за шеей. От греха подальше свою ежедневную тридцатку она решила накрутить в Одинцово. Там всегда было много людей.

Ее обгоняли подтянутые мужики, которых она, провожая взглядом, называла лосями. «Чертовыми». Под ногами путались дети и санки, и все ей мешало. Настроение сменилось на «нетренировочное», и она решила сделать из забега прогулку.

Выглянуло солнце, ледяные корочки начали красиво блестеть на подтаявших сугробах, запахло свежестью и подтаявшим весенним снегом, на деревьях защебетали птички. Она часто останавливалась, чтобы сделать фотографии, и один раз — селфи на фоне яркого голубого неба. Тогда она нечаянно заметила, что в Страву ей пришло сообщение. Открыла, прочитала, и почувствовала, как, дрожа, подкашиваются ноги.

«Да, я умер. Но это не мешает мне готовиться к соревнованиям. Скоро увидимся».

Алена отошла в сторонку, чтобы никому не мешать. Мимо пролетела стайка резвых щеглов из детской спортивной школы. За ними, на лыжах вдвое длинней, проползла сопящая глыба тренера в ярко-красном трико с желтой надписью: «ДЮЛШСР».

Отдышавшись, Алена заставила себя рассуждать логически. В голове созрела мысль, что ее кто-то очень нехорошо разыгрывает. И тратит на это уйму своего времени, подменяя тренировки и совмещая их время с ее. И отвечает фразами из глупых мистических сериалов. Старательно, но неумело запугивая. Хотя почему же неумело? Весьма умело.

Но зачем? Что ему нужно? Чтобы она сдалась и бросила свою цель в Страве — тридцать километров каждый день на протяжении всего сезона: но она не бросила ее ни в декабре, когда кругом стояла полярная темень; ни в январе, когда случилась оттепель и на снегу выступила коричная жижа, а лыжи то и дело задевали гравий летних дорожек; ни в феврале, когда она схватила простуду и выходила на трассу, словно обкурившийся наркоман — в фармацевтическом дурмане и с перламутровыми разводами в обнимку. И вот теперь, испугавшись какого-то идиота, она все бросит? Или он не хочет, чтобы она участвовала в соревнованиях? Боится, что она победит… или… или это не он, а она? Ведь у Паши много поклонниц, липнут к нему во время соревнований. Сами раздают телефоны. На бумажках, которые он незаметно выбрасывает.

Алена перевела дух и осмотрелась; вокруг все по-прежнему: дети, родители, лыжники, никому до нее нет дела. Мобильный в руке снова звякнул: Юра прислал фотографию. Она посмотрела, и в затылок будто ударило что-то тяжелое — это она. Вид со спины. Из-за плеч на вытянутой руке торчит телефон. Ее лицо, селфи.

— Паш, — нервно, непозволительно нервно начала Алена. Черт возьми, он еще подумает, что она истеричка, — можешь со мной завтра потренить, в любое время, пожалуйста.

— Завтра, — вздохнул Паша, словно перелистывая страницы воображаемого дневника, — завтра… Не уверен…

— Паша, ну пожалуйста, мне очень нужно, чтобы со мной кто-то был, — вот же глупо получилось, что значит «был», как он это поймет?

— Ну… — промычала трубка.

— Ну хоть раз скажи точно, что же ты как сопля все время! — не выдержала Алена, — Почему тебя уговаривать приходится, как ребенка, ты мужик в конце концов, или кто?!

— Эм, — растерялся Паша, — как-то неожиданно… Давай я перезвоню чуть позже, сейчас не очень удобно разговаривать.

— Да пошел ты! — процедила Алена, стиснув зубы, и не зная наверняка, хочет она, чтобы он это услышал, или наоборот, чтобы не услышал.

Пристегнула темляки и рванула по снегу. Решила, что уж лучше пусть убьется на спуске, улетит и свернет себе шею в каком-нибудь глухом овраге, чем попросит эту тряпку еще о чем-нибудь хотя бы раз.

Паша позвонил вечером и начал с признания ее последних достижений:

— Десять личников, три короны, — поздравительным тоном произнес он, — отлично вжарила.

— Тебе спасибо, — буркнула Алена.

— Мне за что?

— Разозлил.

— Ха-ха, да ладно, брось.

— Ты пойдешь со мной завтра?

— Не знаю…

— В любое время, хоть ночью… Мне надо сделать тридцатник.

— Тридцатник, — задумался Паша, — это часа полтора… твоим темпом.

— Да, и что?

— Хорошо, давай после обеда созвонимся.

— Давай, — скрипнула зубами Алена. — Созвонимся. После обеда.

Они встретились у пруда, как и договорились, на удивление вовремя, и откатали на лыжах больше сорока километров. Прошли по освещенным тропинкам, дорожкам и аллеям. Завернули несколько петель вокруг молодых берез на центральной поляне, в серой темноте у центральных прудов. Снежинки сыпались под желтыми фонарями, похожие на дождь, сырой снег приятно и мягко хрустел под палками. Алена радовалась каждому шагу, каждому свежему вдоху и выдоху, сделанному в лесу, будто специально для них рождавшемуся из зимней темноты.

Катались молча, как старые, понимавшие друг друга без слов приятели. И расстались в тишине, Алена лишь успела бросить «Спасибо» вдогонку растаявшему в темноте силуэту в синем Пашином комбинезоне.

В машине Алена выгребла из бардачка телефон и непонимающе уставилась на сообщение:

«Извини, сегодня никак, еду к подрядчику».

Отогревая пальцы, Алена настучала ответ:

«Паш, отлично покатались, еще раз спасибо, выручил».

«Сарказм, отлично».

Алена перечитала переписку: извинение пришло два часа назад, приблизительно в то время, на которое они договорились встретиться. Написала:

«Не понимаю».

«Я только сейчас освободился. Еду домой» — ответил Паша.

Алену передернуло, руки задрожали, она завела двигатель, едва не сломав ключ. Включила подогрев сиденья и печку на полную. Голова закружилась.

Словно в тумане, синхронизировала часы со Стравой и стала ждать, когда там появится тренировка Паши, совмещенная с ее. В голове вертелась мысль, что ждать можно долго — пока он решит тоже синхронизировать свой наручный «Гармин». А если только дома? Алена оттягивала экран вниз и смотрела, как вертится стрелка обновления. Наконец совмещенная тренировка появилась, но не Пашина. В глазах все запрыгало. С ней снова катался Юра Пожидаев.

В стекло у виска постучали: «тук-тук».

Алена вскрикнула.

— Извини, если напугал, — произнес чей-то голос.

Он звучал ровно и чисто, не так, как если бы его источник был за стеклом. С ней будто говорило само стекло. Алену парализовало.

— К сожалению, другого способа не нашлось, — продолжил голос, — ты нам нужна.

Фонарь на парковке неожиданно погас, и следом за ним, расходящейся волной, стали гаснуть фонари вдоль всей дороги. В окна заглянуло серое ночное небо. Горячее дыхание печки ударило в нос. Земля почернела, на ней выступили очертания будки охранника и столбов. Алена вжалась в сиденье. В руках у нее загорелся экранчик, где Страва старательно цепляла к ее последней тренировке новые, чужие, одну за другой, как пулемет. Заезды каких-то незнакомых ей людей. Скоро их стало так много, что программа сбилась со счета. «99+»

— Этих людей уже нет, — спокойно произнес голос, — но мы…

Алена выронила телефон, ее рука задрожала на рукоятке КПП, ноги дернулись, и машина, взревев, дернулась вперед. Уперлась бампером в сугроб и с протяжным воем забуксовала. Алена закричала от ужаса. Двигатель заглох, печка издала последний тяжелый вздох и затихла. Звон в ушах словно вырвался на свободу и прокатился по салону автомобиля, за ним последовал уже знакомый голос.

— Мы все пришли тебя просить, посмотри…

Алена зажмурилась, сердце готово было выпрыгнуть из груди, ей захотелось проснуться от этого кошмара или, наоборот — заснуть, чтобы все это, наконец, закончилось. Любым способом, но закончилось.

— Не бойся, — будто издеваясь, произнес голос. — Пожалуйста, не бойся.

Алена сжала кулаки, постаралась выровнять дыхание и пульс. Открыла глаза и увидела, как вокруг ее машины сгущаются тени. Словно дым, который не расходится во все стороны, а наоборот, собирается в плотные темные сгустки, наливаясь объемом по форме человеческих силуэтов.

— Что вам нужно?! — взвизгнула Алена. — Отстаньте от меня!

— Мы пришли, чтобы пригласить тебя на соревнование. Нам нужен волонтер.

— Почему я? — не узнавая собственный голос, выпалила Алена.

— Мы тебя выбрали, — ответила темнота, — ты живая…

— И находчивая, — язвительно добавил над правым ухом другой голос.

Алена вернулась домой, как говорят алкаши, «на автопилоте». Не помня себя, залезла в ванную и кисла там до тех пор, пока пальцы не превратились в сморчки.

Отогревшись, но все еще дрожа, набрала Машке.

— Маш, приезжай, расскажу — не поверишь.

— Да ты спятила, — обрадовалась подруга, прослушав рассказ до места, когда призрак Андрея Шамшурина, погибшего во время лыжного марафона в американском Миннеаполисе, начал рассказывать подробности своей странной просьбы. — И че им надо?

— Он сказал, что каждый год, в ночь на восьмое марта, они проводят лыжное соревнование среди всех погибших спортсменов.

— М-мамочки, — заскулила Машка.

— И им нужен один волонтер из живых, чтобы это соревнование состоялось. Волонтер должен будет вручить приз победителю.

— А что за приз? — поинтересовалась подруга.

— Не знаю… — дернула плечами Алена, — какая разница…

— Как это какая разница? — воскликнула Машка, — А вдруг это отрубленные головы грибников или костные бесы, способные вселяться в живых людей, чтобы с их помощью обстряпывать всякие потусторонние делишки, или…

— Маш, ты в своем уме? Какие головы, какие делишки? Уймись, — перебила ее Алена и продолжила немного рассеянно: — Сама по себе победа — это уже приз. И у всех он разный, все зависит от того, что ты сама для себя выбрала.

— Не поняла… — сдвинула брови Машка.

— Ты сама когда-нибудь побеждала в соревнованиях?

— Нет.

— А участвовала?

— Не помню… в школе, наверное.

— Тогда тебе не понять. Победа — это… — Алена задумалась, заглядывая в себя. Там маячил Паша, но как-то неясно и вдалеке. Совсем не так ярко и четко, как раньше. Лик его становился все прозрачней и расплывчатей. Зачем нужна победа? Зачем ей нужна эта победа?

— Ну-у-у, — протянула Машка, наклоняя вперед голову.

— Победа — это победа. Все. Точка. Победишь — узнаешь. Один раз случится, и уже никогда не забудешь. Ради этого стоит… — она задумалась. Стоит что? Жить? Умереть? А если ты и так уже мертв?

— Жить или умереть? — сверкнула глазами подруга.

— Да, — кивнула Алена. — Победа — это жизнь! Настоящая, без дураков. Если ты не побеждаешь, ты как мертвый. Жизнь — это подготовка к победе.

— Выходит, я тоже готовлюсь.

— Конечно, — подтвердила Алена, — просто у тебя победа будет другая, может быть, не спортивная.

— Угу, — задумалась Машка.

— Вот так, — подытожила Алена.

— Ясно, — рассеянно произнесла Машка, — значит, ты согласилась?

— Что? — нахмурилась Алена. — А… я… нет… Конечно нет, это же какой-то бред. И страшно. Я же не сумасшедшая… чтобы…

— Не сумасшедшая? — голос подруги вдруг сделался каким-то холодным и резким.

— Нет, — подтвердила Алена, поднимая глаза на подругу, — конечно нет. Обойдутся.

Машка не ответила. Глаза ее потемнели, губы сжались, в стакане с ее чаем что-то хрустнуло.

— Маш? — тихо произнесла Алена. — Ты в порядке?

— Ты должна согласиться, — настойчиво объявила подруга.

— Что такое… почему… что с тобой?

Неожиданно раздался звонок в дверь, Алена машинально вскочила и пошла открывать, коснулась задвижки, посмотрела в глазок. Рука упала, к горлу подступил удушливый комок — за дверью стояла Машка.

В коридоре будто лопнула лампочка, в глазах потемнело, словно кто-то напустил в квартиру густого черного дыма. Пальцы затряслись, она отшатнулась к стене. По коридору с кухни к ней приближалась еще одна Машка. В двух шагах от Алены она выпустила из рук стакан, тот упал и рассыпался, точно лед.

Алена нащупала в кармане телефон и дрожащими руками набрала номер. Зачем и сама не знала — она звонила своей подруге. Голос Машки ответил:

— Да еду я, уже на остановке, тебе вафель взять?

Алена вдруг поняла, что не может вспомнить, как открывала дверь той Машке, с которой только что пила чай, не помнит, как ждала ее — подруга будто появилась сама, слишком быстро, почти сразу. В висках застучало, она еще раз украдкой посмотрела в глазок. Поднесла трубку к уху и шепотом спросила:

— Маш, это ты?

— Да, — хором отозвались сразу три голоса: один в трубке, второй за дверью, третий из коридора, — это я.

Оставшиеся до соревнования дни ее безостановочно донимали кошмары. Призраки позволяли себе притворяться не только друзьями, к чему она со временем почти привыкла, но и предметами. За день до их потустороннего соревнования ее лучшие «боевые» лыжи превратились в резиновые. Надев их на ноги, она не сумела сделать и шага, дерево стало гибким, эластичным и выгибалось в дугу. В дополнение к этому в тот же миг на нее налетела цепочка из десятка дюсшевских «лосей», которые проехали ее прямо насквозь, сразу же после этого растворившись дымкой в холодном сером ветре.

Алена вскрикнула от неожиданности, села на снег и заплакала.

«Если уж спортсмен захочет чего-то добиться, — подумала она, — добьется обязательно. А сотня КМСов, мастеров, олимпийцев и прочих „суперлосей”, пусть и мертвых, это вообще неодолимая сила».

— Да! — прокричала Алена таращившимся на нее из леса полупрозрачным сгусткам. — Да! Я приеду на ваше чертово соревнование! Только отстаньте от меня! Отстаньте! Слышите?

Они стартовали в три часа ночи. Их лики были размыты, а движения туманны, но даже смерть не могла помешать им соревноваться.

Поначалу Алену колотило от злости, что ее заставили, принудили, но затем сердце прониклось каким-то странным участием, и она их простила.

Все молчали. Это было дико и жутко, и похоже на то, как она представляла себе собрание какого-нибудь угрюмого масонского ордена. В совершенной темноте и тишине, насколько это возможно в Москве, молчаливые тени заполонили все предстартовое пространство и неторопливо двигались по известным только им правилам, готовясь к долгожданному старту и перекидываясь беззвучными словами.

Со стороны могло показаться, что Битцевский пруд превратился в огромную, бурлящую странной жизнью городскую площадь. Но смотреть было некому — живые лыжники спали. Ветер приносил с дороги убежавшие от них сны и комнатное тепло. За лесом испуганно подвывали собаки.

Ни стука лыж, ни щелканья креплений, ни скрежета палок. Затаившись у подиума, Алена слушала, как перешептывается с ветром ее дыхание и бьется в груди неспокойное сердце.

Победителем оказался тот самый Юрий Пожидаев — спортсмен средних лет, у которого во время тренировки оторвался тромб. Он умер на спуске, тело улетело в овраг, где и было найдено собаками. Смерть была быстрой, и пока его связь с миром живых оставалась крепкой, ему поручили поиск волонтера для вручения приза.

Алена взяла призрачную коробку и подошла к победителю. Призраки вокруг бурлили и перекатывались. Юра наклонился за призом. Вскинул руки и закричал от радости. Звука не было, но душа Алены кричала вместе с ним, и в ушах ее неслышно звенело слово «Победа!!!».

— Что там, — поддавшись любопытству, спросила Алена.

— Страва, — ответил уже знакомый голос Шамшурина, — настоящая. Покажи его профиль другим, его родным. Теперь они смогут видеть его тренировки.

— А-а-а, — изумленно выдохнула Алена. — Так он и раньше, вроде… я же их видела…

— Только ты. Нам нужен был волонтер, он выбрал тебя. Поэтому.

Алена понимающе промолчала. В кармане, заставив вздрогнуть, звякнул телефон — новый подписчик, Юра Пожидаев. Она подписалась в ответ.

Пожидаев сошел с пьедестала и направился к ней.

— Спасибо, — прошелестели его губы, — пожалуйста, верни зажим.

— Что? — спросила Алена. — Какой зажим?

— Мой, — резко ответил Пожидаев. Лицо его исказилось, огни ночных фонарей сверкнули на мокрых зубах, глаза вылезли из орбит и почернели. — Мой счастливый зажим! — злобно прорычал он.

Алена торопливо проверила карманы и, найдя там зажим, который подобрала на парковке в первый день знакомства с призраками, а затем чуть не выкинула — он не подходил по цвету ни к одной ее паре — и протянула его Пожидаеву:

— Вот.

— Спасибо, — снова подобрев, сказал Юра. Лицо его стало прежним.

— Не за что, — произнесла она и осторожно направилась к машине. От таких неожиданных его трансформаций у Алены по спине пробежали мурашки.

Шла и думала, что никогда, ни за что на свете не подберет больше ни одной чертовой потерянной лыжниками фиговины. Потому что, скорее всего, это все произошло с ней именно из-за этого. Из-за этого дурацкого «счастливого зажима». Из-за чего же еще.