«Вдоль села Кукуева»

В финальной партии оказалось неожиданно много текстов, предлагающих взглянуть на исторические события через призму хоррора. В данном случае мы имеем дело с мэшапом «Железной дороги» Некрасова и легкого зомбоапокалипсиса, помещенным в антураж реального исторического события – Кукуевской катастрофы. Добротно стилизованный, уютный и очень какой-то психически здоровый рассказ, производящий впечатление костюмированного исторического бала на Хеллоуин. Запомнилась в основном попойка Гиляровского (очень в его духе, прямо чисто гиляровская попойка) и зловещая сельдь, создавшая своими тайными знаками атмосферу действительно жуткого абсурда.

«Вешки»

Еще один «горно-туристический» рассказ и еще один пример многообещающей идеи (откуда вы всё это берете вообще, я вам завидую!) и не самого удачного исполнения. Увлекшись описанием того, как героям холодно, мокро и в целом неприятно, саму фантастическую историю автор рассказал вскользь, наполнив ее таким количеством умолчаний, что в ней непонятно примерно всё. Это вообще сейчас модная тенденция – оставлять максимальный простор для интерпретации, чтобы читатель сам в меру своих способностей вчитывал в текст то, что хочет, - но не думаю, что автор осознанно воспользовался этим как приемом. Так или иначе, дополнительные баллы за любопытного монстра и не очень внятный, но все-таки твист в финале.

«Куриная голова»

И снова перед нами исторический хоррор, на этот раз в польском антураже. Гротескность описываемого несколько озадачивает, и даже не поначалу, а на протяжении всего рассказа, вплоть до более-менее расставляющей все по местам исторической справки. Если автор так хотел изобразить сумасшествие героини, то, на мой взгляд, ему это не удалось. Скорее получился кровавый цирк, сплаттер-карнавал – и не случайно история свинорылой Агафьи выглядит среди всего этого наиболее органично. Определенная, я бы сказала, зацикленность на пожирании кишок и прочей трепещущей плоти могла бы сыграть автору на руку, если бы присутствовала во всех байках и стала отражением мучающего героиню голода. Ну и разлюли-малиновая сказовая манера с использованием иноязычных слов требует более уверенного владения русским языком.

«Медовое»

«Там что-то неблагополучно», - как выразился один из персонажей другого рассказа. Что-то неблагополучно на зимовье у израненных и больных стрельцов, а что – черт его знает. Снова исторический хоррор и снова неспешное чтение, и снова кого-то едят. Рассказ ровный, без взлетов и падений, но попытка уйти в нечто фантастически-сюрреалистическое в конце вызывает недоумение. Лучше было бы ввести предпосылки для этого заранее, вместо типового шамана с типовым требованием не обижать священный лес.

И слово «вурдалак» хорвату вряд ли могло быть известно. Его, как считают филологи, придумал Пушкин.

«Многоколенчатый»

Рассказ не показался мне удачным, хотя бытовые страдания главной героини и поедание канализационным монстром бананового скраба выписаны старательно и красочно. В нем нет ни саспенса, ни так и просящегося в текст безумия, ни, в общем-то, самой истории. Вынужденное соседство с гигантским палочником – богатая тема, близкая сердцу каждого жителя многоэтажки, но она совсем не раскрыта.

«Неспящий»

Самый странный текст из исторической подборки, похожий на отрывок из фэнтезийного романа в стиле «Сверхъестественный Гримм на Руси». Беллетристика всякая нужна и порой увлекательна, и осуждать ее за старательное собирание всех возможных штампов бесполезно, но этот рассказ, по-моему, должен проходить по какому-то другому ведомству.

«Под прахом»

Рассказ, идущий вразрез с тенденциями этого года – он не только не рассказывает о злоключениях туристов или делах давно минувших дней, но и даже не назван прилагательным. Неспешный, но при этом буквально потрескивающий от психологического напряжения. Пропитанный смертным духом и наполненный бесчисленными описаниями разлагающихся тел, но вызывающий не пренебрежительное отвращение (как это часто бывает с текстами авторов, отчего-то решивших, что противное равно страшное), а добротную экзистенциальную тоску. Увы, к финалу он блекнет и становится слишком прямолинейным – ждешь окончательного срыва в хтонические бездны, чего-то в духе фильма «Ритуал», а получается невнятное торжество семейных ценностей в шаманско-демоническом изводе.

«Пробуждение»

Рассказ из «туристической» обоймы, а точнее – два рассказа, отчего-то слипшиеся воедино. Первый – забористый и мрачный рассказ о том, как быстро сдают нервы у суровых мужиков, оказавшихся в горах наедине со своим спятившим товарищем. В нем немного удручает только изобилие мата, и на то есть три причины: обсценная лексика – это приправа, которая может сделать текст абсолютно прекрасным, но при бесконтрольном применении всё портит; требования цензуры превратят героев в заик, а их реплики – в россыпь многоточий; персонаж, сочетающий безыскусную матерную брань и слова вроде «ажно» и «милосердно», выглядит нелепо.

Второй рассказ – что-то сновидчески-лавкрафтовское, Порог Врат так и не переступившее и себя не высказавшее. У него выигрышная и яркая образная составляющая, но все прочее осталось неоформленным.

Мне кажется, эти рассказы надо разлепить, поскольку переход между ними всё равно не удался, и дошлифовать.

«Секретарь»

Со страшилками на, условно говоря, материале родной истории без привлечения цыганской и прочей экзотики дела обстоят в целом удачно. Повесть о безумии письмоводителя готична, целомудренно ужасна (прием с описанием инфернальных мерзостей высоким архаичным штилем все-таки беспроигрышен), не теряет таинственности даже в финале и подмигивает просвещенному читателю в нужных местах (да, все мы вышли из той «Шинели», да и о важности образа соблазненного дьяволом монаха для готической литературы осведомлены). Добротная и изобретательная стилизация, вот бы целый цикл из таких.

«Убить Упыря»

Исторические хорроры на материале братских народов в этом году как-то не очень задались. Тут мы имеем коллекцию почтенных, многовековых клише – от зловещей старухи, пророчащей недоброе, до вспоротых животов беззащитных дев в качестве иллюстрации злодейств неприятеля (и брошенных на штыки младенцев – они с животами как минимум со времен «болгарских ужасов» ходят парой). Герои странно разговаривают и еще более странно себя ведут, а к финалу, отбросив все претензии на мотивацию, нелепо сходят с ума – не по каким-то внутренним, обоснованным в тексте причинам, а просто потому, что так надо. Впрочем, есть и подающие надежды линии – это, конечно, история свиньи (вот он, кстати, запоминающийся, не манипулятивный и не заезженный образ кошмара войны) и история трогательного маньяка, который, появляясь совсем ненадолго, все же спасает концовку.

«Фантомы»

Самый, пожалуй, глянцевый и «голливудский» рассказ в подборке, образец чисто жанровой прозы: фабула на первом месте, стиль, персонажи и прочее рудиментарны и существуют исключительно для того, чтобы двигать сюжет. Маньяк совсем уж игрушечный и клишированный, в слепоту героя не очень верится, он и сам о ней периодически как будто забывает. Зато сюжет хоть и не нов (что в данном случае не очень хорошо, ведь больше тексту предложить нечего), но бодр и движется без провисаний. И драка динамичная.

«Цельное зерно, домашняя закваска, замес вручную»

Очень люблю наблюдать за тем, как жанр пытается преодолеть сам себя и сосредотачивается на чем-то кроме сюжета. На том, что обычно жанровому автору не важно, ведь читатель не углубляется в подробности, а торопливо пролистывает, интересуясь только тем, какой монстр выпрыгнет из-за угла, кто убийца и чем же все это кончится…

Так вот я не очень поняла, чем тут все кончилось, но оно, опять же, и не важно. Потому что в этом тексте есть и живые герои, и умопомрачительный хлеб, и психология, и стиль, и боль, и тяжелое безумие, и даже прирученный полицейский, замшевыми губами берущий с ладони горбушку, за которого вообще все можно простить. И удачные диалоги, что вообще необыкновенная редкость. И полновесный ужас всепоглощающего абсурда.

«Шуга»

Завораживающий рассказ, медленный и тягучий, выверенный по стилю настолько, что буквально чувствуешь гул водяной толщи вокруг и видишь, как скользит по ледяным наростам жалкое пятнышко света от фонарика. Белое безмолвие, чуждое теплокровному существу, и отчаянная тяга к жизни переданы в лучших традициях северной прозы – сдержанно и при этом заразительно. И отдельный плюс за уверенное использование спецтерминологии без нарочитого щеголяния, которым грешат многие, и за разноцветных, как карандаши, собак.

Общее впечатление немного подпортил многословный финал с разъяснением психологии айсбергов – хорошо хоть изменение климата ни при чем оказалось. Сам текст, безо всяких видимых усилий и объяснялок, устанавливает очень высокую планку чистого метафизического ужаса, на фоне которого злые говорящие льды кажутся недоразумением из страшилки совершенно другого уровня. Вот тут как раз хорошо было бы оставить недосказанность и пространство для читательских версий, а ледяное инферно пусть остается непостижимым и продолжает хранить молчание – так гораздо страшнее.