DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Дмитрий Костюкевич «Огромная, алюминиевая»

Было утро. В окнах пищеблока, как в рамах, стояли пышные женщины в белых санитарных одеждах с синей планкой и манжетами. На головах — шапочки-таблетки, тоже с синей оторочкой.

Влад всегда пытливо заглядывал в окна школьной столовой. На обратном пути, после того как отводил дочь в кабинет (точнее, до коридора, ведущего к кабинету с табличкой «1Б», дальше пускали только по паспорту). Иногда даже приостанавливался, поднимался на носочки, тянулся шеей к невнятной ностальгии отрочества. Надо бы статью написать — статью со вкусом пирожков с повидлом, которое через край, только откуси; с горячим, в руки не возьмешь, стаканом киселя; с кипяченым молоком, которое фу; с сухими рыбными тефтелями в неприглядной подливе…

А ведь не многое изменилось. По-прежнему веет совком. Глубоко въелось. Взять хотя бы никуда не девшиеся алюминиевые кастрюли — Влад смотрел на них прямо сейчас — с надписями красной краской: «ГАРНИР», «СУП», «КОМПОТ», загадочное «ЦП» — не разгадал, сдался. Взгляд скользнул на следующую кастрюлю, мысль обварило кипятком… Что? Как?

«ВИРУС» — прочитал он на огромной алюминиевой кастрюле с неровно лежащей подрагивающей крышкой. ВИРУС… Это как?.. Может, он видит лишь часть слова?

Грузная тетка подошла к столу, подняла крышку, оплывшее лицо содрогнулось, будто тетка отхаркивала мокроту. Она склонилась над кастрюлей, но через грязноватое стекло Влад не разобрал, плюнула она или нет.

Какого хрена? Это что, дурацкая шутка? Написать «ВИРУС» на кастрюле — сейчас, в пик глупости и паникерства, когда в аптеках смели все маски и антисептики, а в учебных заведениях вот-вот введут карантин? Что повариха делала над кастрюлей и почему она не в маске? Что значит этот ВИРУС — какая-то мудреная аббревиатура?

В тревожной растерянности он прошел вперед и теперь смотрел в окна обеденного зала. В помещении горел свет. Пустые столы, зажатые хулиганскими стульями; на столах таблички с номерами классов. Теплые, спокойные цвета — стены, колонны. И наверняка пахнет, как в юности, незыблемо, по-столовски.

Влад оглянулся на окна кухни. Надо что-то делать с этой кастрюлей «ВИРУС» и с этой харкающей теткой. Здесь ведь учится его дочь, ходит в столовую после первого урока!..

Он развернулся и зашагал к корпусу начальных классов, трехэтажному зданию с фасадными колоннами. Для начала надо поговорить с директором, а уж потом, если потребуется, дойти до горисполкома, до тех, кто курирует школьное питание. Только подумать… ВИРУС… это ж надо…

За столом дежурного никого. Пухлый журнал раскрыт на пустых страницах, в нижнем углу — детский рисунок: могильный холмик с крестиком. Влад огляделся. Пластиковые кармашки стенда с рекомендациями ВОЗ в связи с эпидемией. Вешалки с цветастыми куртками, непривычно мало — сиротливые пятна. Позакрывали детей дома, знаний лишают. На всякий, говорят. Так вы на всякий с кровати не вставайте — мало ли что.

На рассохшейся тумбочке примостился монитор, экран которого, как четырехчастная икона, был поделен на картинки с камер наблюдения. «Левое крыло», «Правое крыло», «Холл», «Двор». По двору кто-то двигался задом наперед, прижимая к груди что-то большое и, похоже, тяжелое. Картинка была черно-белой и зернистой.

За спиной сухо кашлянули (о, сколько бестолковых, псевдосмешных видео про кашляющих людей появилось в Сети), и Влад резко обернулся. Вахтерша, низенькая женщина в вязаной безрукавке, усаживалась за стол. Всклокоченные серые волосы, большие стариковские очки. Она подвигала журнал, взяла карандаш и, оттянув медицинскую маску, послюнявила сморщенным ртом. Принялась царапать в журнале.

— Здравствуйте. Мне надо к директору.

Вахтерша перевернула страницу, скрывая художества.

— Документ давайте.

— У меня только… — Он зачем-то ощупал карманы, в которых были только ключи и смартфон, затем скинул с плеча рюкзак и порылся в накладном кармане. — Вот.

Протянул удостоверение журналиста.

Женщина покрутила пластиковую карточку, маленькие кисти обтягивали одноразовые латексные перчатки. Вернула двумя пальцами.

— Это не документ.

— А что это?

— Не подойдет.

— Почему?

— Нужен паспорт. Или права.

— И обязанности.

Она посмотрела на него так, что захотелось целиком обтереться антисептиком.

— Мне надо пройти. Это важно. В вашей столовой… — Он не закончил. Не хотел объяснять, зачем вообще начал.

— У вас договорено?

— Да я только что… Нет, не договорено.

— Тогда без документа нельзя.

— А если срочно? Если вопрос жизни и…

— Директор не предупреждала. — Вахтерша демонстративно полистала журнал. На пустых страницах мелькали кресты, изломанные спичечные фигурки, какие-то жуткие смайлики — с чертами лица, скомканными в правой половине кружка-личика. — Нет записи.

— Да у вас там ничего нет! Что за бред!

— Не кричите на меня. Вызвать охрану?

— Вызывайте. На улице подожду.

Он толкнул дверь — обе створки разлетелись, хрустнув плоскими крыльями, ввалился в тамбур, распахнул другую дверь и вышел на широкое крыльцо. Глянул на часы. Через двадцать минут надо быть в редакции. Может, поднимут вопрос дистанционной работы. Плевать, он и так почти на полной удаленке.

Так, что теперь?

Не капитулировать же, проиграв раунд вязаной безрукавке.

Влад спустился по ступеням и заглянул в окна первого этажа справа от крыльца. Машинально нашел глазами четвертую парту среднего ряда; надо будет поговорить с классным руководителем — дочь жалуется, что ей плохо видно доску.

За партой никого не было.

Как и во всем классе.

На исцарапанных окнах висели бумажные снежинки (март уже, пора бы и отлепить), а за ними — электрический свет и пыль. Ни души. Влад занервничал. Может, на физре? Нет, первым уроком не бывает… да и среда, нет физры, форму не брали. Куда делись?

Так, спокойно, спокойно. На собрании в актовом. Или на встрече с каким-нибудь детским писателем — в прошлом месяце такая была, книжку ненужную купили, восемь страничек, двадцать строчек. Главное не выдумывать. Не нагнетать. У всего есть логичное безобидное объяснение.

И у кастрюли с надписью «ВИРУС»?

Да, и у нее…

Вдоль забора стояли грустные пихты. Воздух пах странно — стреляными пистонами из игрушечных револьверов.

Да хрена с два он так уйдет! Его дочь не пойми где. В пищеблоке жирная тетка харкает в кастрюлю с не пойми чем. Дежурная малюет в журнале посещений могилки и уродцев. Паспорт ей подавай, документ!

Влад решительно взлетел по ступеням. Вырос перед столом вахтерши.

— Я в кабинет первого бэ класса. Дочь забрать. Кулебин Владислав. Если хотите, запишите. Или зарисуйте.

Оставив ее возмущаться в нарост маски, он нырнул за колонны — и направо по коридору. Открыл дверь кабинета, чтобы убедиться: никого. Только рюкзаки на крючках парт. И сливовый с цветочным узором — портфель дочери.

— Куда?! Что себе позволяете! Да я директору…

— Я первый!

Он пошел напролом — одинокий сливовый рюкзак заслонил глаза, — и вахтерша отшатнулась.

Влад взбежал на второй этаж, продолжая думать о висящих на партах портфелях. Штук десять, не больше. Но это страх родителей или ОРВИ, а не гуляющий по Европе вирус. Говорят, детей не берет. Стариков косит. В Сети шутят: чтобы не платить пенсию.

Шумно налетела ватага ребят. Школьная форма темно-синего цвета, металлические пуговицы. Алюминиевые, как кастрюли. На рукавах курток — каучуковые эмблемы с нарисованной зеленой гадостью, увеличенным патогеном.

Влад вжался в стену. Проморгался. Вирус на эмблеме школьной формы? У дочки была нашивка с открытым учебником.

— В столовку!

— Ням-ням-ням!

Дети оттоптали ему ноги и умчались по коридору.

Грянул звонок. Механический, наверняка советский.

Перемена. Скоро обеденный зал наполнится молодыми голодными организмами, а дежурные-старшеклассники разнесут по столам подносы.

Забыв про директора, Влад скатился по лестнице.

В тамбуре, между хрустящими деревянными дверями и холодно-гладкими пластиковыми, выходящими на улицу, за его спиной воплотилась вахтерша и, победно вскрикнув сквозь маску, будто имела отношение к бегству Влада, пихнула его в поясницу латексными ручками.

Он вывалился наружу.

Мир обморочно кувыркнулся — пришло осознание, на что он смотрит. Не на бюст защитника города за школьными воротами, а на футбольное поле с песочной проплешиной. Волейбольная площадка, турники, лазалки, ходилки — длинные брусья на скрипящих цепях. Парковые аттракционы за бетонным забором. В голых ветвях тополей застряли лиственные шары-паразиты.

Непостижимым образом Влад оказался с другой стороны здания. Тошнотворно необъяснимым.

— Не надо, пожалуйста, отпустите… не надо, нет… — Голос ребенка, проклюнувшийся из дурного сна.

Влад повернулся к старой железной двери, подергал за оплавленную ручку. Заперто.

За дверью плакал ребенок.

— Не трогайте его! Эй! — Влад ударил в дверь ногой, всей подошвой. Задребезжало, заныло. — Вы там совсем охренели!

В бессильном порыве он плюнул в табличку «Посторонним вход воспрещен» и пошел в обход здания.

Надо обязательно написать обо всем этом дерьме, и пускай они (он не думал о ком-то конкретном) обделаются — а в магазинах нет бумаги. Скупили. Люди-идиоты. Какое отношение к апокалипсису, даже надуманному, срежиссированному, имеет бумага?

Здания начальной и средней школы соединяла галерея. Влад свернул за угол, пробежал по еще не очнувшейся от зимы клумбе, которую сторожили лебеди из металлических прутьев. На ветках клена покачивалась одинокая кормушка для птиц. Он задрал голову к бетонному брюху галереи и оказался в торце соседнего корпуса.

Взгляд вскарабкался по гладкому телу дымоходной трубы, оцинкованная сталь блестела на солнце. Шляпу дымника оседлала большая чайка, далеко от реки забралась — ха, может, зараженная? Справа, перед рампой, было крошечное крыльцо. На площадке раскиданы фанерные ящики. Влад подошел, заглянул и скривился.

В ящиках лежали респираторы, заляпанные с внутренней стороны зеленой слизью.

— Да ладно… — вырвалось у него.

— Вам помочь?

Он вскинул голову — в открытой двери стояла круглолицая женщина в белом халате с синей полосой; черные брюки, черные туфли.

Влад не стал сдерживаться:

— Чем вы тут детей кормите?

Женщина шире распахнула дверь, и та ударилась в ящики, один кувыркнулся с крыльца. Женщина улыбнулась маленьким красным ртом:

— А вы, собственно…

Он поднялся по ступеням и протянул удостоверение журналиста. Она глянула и кивнула. Здесь «корочка» сработала.

— Неожиданно. Но приятно. — Она продолжала улыбаться. — А мы всегда готовы. Держим, так сказать, планку. Заходите, Владислав Дмитриевич, на экскурсию.

— А вы?

— Заведующая производством. Пойдемте, пойдемте. — Имени своего она не назвала.

Они зашли внутрь. В тамбуре пахло хлоркой и рвотой, в углу стояли жестяное ведро со шваброй и пятилитровая пластиковая бутыль. Заведующая открыла дверь в помещение, облицованное кремовым кафелем.

— Мясо привозят ежедневно, я лично составляю заявки. Разгружают на рампе, вы ее видели, с рампы можно попасть в холодильную камеру. Яйца, скоропортящиеся овощи — все там.

Заведующая отмахнулась от невидимой мухи. Влад открыл рот, но ничего не сказал.

— Вот здесь, — сказала она интимным тоном и погладила глухую стальную дверцу высокого холодильника, — мы храним готовую продукцию. Колбасу, молоко, консервы. — И добавила, как показалось Владу, с ехидцей: — Лично слежу за сроками годности.

Она тряхнула головой, и в волосах, преступно не покрытых санитарной шапочкой, затрепетали какие-то белые украшения.

— За мной, Владислав Дмитриевич. Осторожно, порожек… Здесь обрабатываем овощи. Моем, чистим. А уж потом — на кухню.

В цеху присутствовали две сотрудницы. Именно присутствовали — стояли у окна, толстыми задницами в подоконник, заставленный бутылками для прочистки труб, и смотрели на Влада воспаленными глазками. Одна толстуха курила. В моечных раковинах валялись гнилые яблоки. Под стол закатилось несколько картофелин, поросших короткими розовыми отростками, которые напоминали ножки тихоходки под микроскопом; если смотреть немного в сторону, отростки шевелились.

— А это нормально? — спросил Влад, но заведующая уже шагала по коридору. Он догнал ее в комнате сыпучих продуктов.

— Соль, сахар, крупы, — пояснила она очевидное. Потом откинула назад голову, широко открыла рот и сунула туда пальцы — что-то искала в зубах.

Влад отвернулся и стал бессмысленно смотреть на стеллажи с банками, пакетами и коробками. Белые волокнистые мешки с сахаром на полу. Какие-то мелкие осколки, похожие на зубы…

— Все укомплектовано, — клацнув челюстью, сказала заведующая. — Весы и термометры в наличии, лично проверяла. Идемте в мясной цех.

Оцинкованные столы, мойки, стеллажи. На стене, на гвоздиках — разделочные доски, над каждой своя табличка: «Для мяса», «Для рыбы», «Для подъязычных костей».

— Охлажденное мясо завозят вечером, его кладут в холодильник, а утром берут в работу. Крутят фарш для котлет. Кстати, сегодня на обед котлеты. Не хотите остаться?

Он что-то пробормотал. Пялился на поварих-заготовщиц. Круглолицых теток в грязной спецодежде, без масок и перчаток… босиком…

— Нас ждет сердце столовой — кухня. Прошу! — Заведующая скрылась за дверью.

Влад завис, уставившись на трех босоногих теток. Безмолвные, с какими-то одинаковыми лицами, они смотрели в ответ. Как те две мойщицы — и лица те же. Выпученные голубиные, близко посаженные глазки, маленькие красные рты и крошечные носы-хрящики — карандашные наброски, условности, а не носы. И все это маленькое несчастье как будто бы сдвинуто, запихано в правую часть лица.

Та, что стояла посередине, надула щеки и отвернулась к разделочному столу, принялась тыкать темным мясным обрезком в мясорубку. Другая неожиданно присела, выгребла из-под раковины грязную тряпку и замахнулась на Влада.

Он шарахнулся в сторону и поспешил на кухню. От наглости мойщицы перехватило дыхание, но он не нашел душевных сил для открытого возмущения.

— Сейчас готовим пельмени и борщ. Чуть позже займемся беляшами и сосисками в тесте.

Влад остановился, чтобы не налететь на заведующую. Рассмотрел украшения в ее волосах. Это были стопорные кольца от крышек пластиковых бутылок.

— Немного от каждого блюда оставляем в холодильнике. Если кто-то отравится и заразится — хотелось бы, конечно, — то эти образцы отправятся в лабораторию. Владислав Дмитриевич, вы не записываете? Вот это память!

«Заразится? Хотелось бы?»

Совершенно сбитый с толку, Влад плелся между мармитами и котлами. Дородная тетка — круглолицая, похожая на остальных — бултыхала в мутной воде гнутые алюминиевые вилки-ложки, перекидывала в соседнюю мойку, в мутную жирную воду. По кафелю стен полз волокнистый прозрачный налет, покачивался на сквозняке. Громко шипели плиты, свистели кипятильники, плескалась вода… Чего-то не хватало. Шума вентиляции! Мощной производственной вентиляции. Он поднял взгляд. Бурые вентиляционные решетки марали плитку жидкой ржавчиной.

Влад потянул носом воздух — хлюпающе засвистело.

— Простудились? — спросила заведующая без участия. Повела рукой в сторону электроплит и жарочных шкафов.

— Прошу. Вы ведь за этим пришли?

Он повернул голову. Взгляд тут же нашел огромную алюминиевую кастрюлю с надписью «ВИРУС»; потеки красной краски — точно название киноужастика восьмидесятых-девяностых.

Заведующая пригласила подойти. Подняла крышку. В кастрюле булькало отвратное варево, черное, как фартук гимназистки в царской России. На поверхность вырывались, лениво лопаясь, большие пузыри.

— Что это? — спросил он.

— А на что похоже? — усмехнулась заведующая. — Что написано?

— Но это…

— Что? Бред? Да, Владислав Дмитриевич?

— Бред, — кивнул он.

— Ну бред так бред. Ты же в это не веришь, — перешла на «ты» заведующая. — Не веришь в невидимую заразу в воздухе, в дыхании, на коже.

— О чем вы? Кто не верит в бактерии и вирусы?

— Ты в опасность не веришь. Над паникой смеешься. Так чего сам запаниковал, забегал? А? Буквам поверил? Вот этим? — Она ковырнула желтым, треснувшим пополам ногтем красную краску буквы «В». Глянула на Влада, улыбнулась криво и подняла взгляд поверх его плеча. — Держите его.

Его схватили за руки и ноги, повалили на пол. Влад больно приложился затылком, в голове гулко ухнуло. Над ним склонилась заведующая.

— Так вот во что ты веришь, журналистик. В большие красные буквы. Они реальны?

Она поскребла ногтем большого пальца ноготь указательного, и в распахнутые страхом глаза Влада спланировали красные чешуйки.

— Не надо, пожалуйста, отпустите, — прохрипел он, неосознанно повторяя слова невидимого ребенка — того, что плакал за дверью. — Не надо, нет…

Не получалось моргнуть. Словно ему держали веки. Он почувствовал красное жжение на слизистой.

— Этого не существует, — произнесла заведующая. — Я лично проверяла.

Он не пытался вырваться. Окостенел. Пропал под взглядами круглых нарисованных лиц.

Жжение проплавило канал в глубину головы, красные точки расползлись по глазным яблокам, и Влад стал все видеть в красном цвете.

— Открой ротик, — сказала заведующая. — Что, помочь?

Толстые твердые пальцы больно воткнулись у основания нижней челюсти Влада, женщина подцепила углы челюсти и потянула вперед, а большим пальцем надавила на подбородок — и он со стоном открыл рот.

— Не попробуешь — не узнаешь, так ведь?

Где-то высоко, в кремовых небесах, возник, наплывая, огромный алюминиевый черпак, капающий черным «киселем».

Наплыл и перевернулся.

Комментариев: 2 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Механик 18-10-2022 22:44

    Для начала, как биолух должен сказать, что вирус таким образом подготовить по определению невозможно - он мало того, что по определению способен развиваться только внутри живых клеток, так вдобавок очень чувствителен к условиям окружающей среды. То бишь ежели каструля закипает - значит, и вирус приспособлен к организму с куда более высокой температурой, а в человечьем теле сразу же помрёт.

    Учитываю...
    • 2 Алексей 19-10-2022 09:58

      Механик, с точки зрения науки, любое хоррор-произведение выглядит смешным.)

      Начиная с голливудских фильмов и заканчивая пионерскими байками у костра.)

      Меня с профессиональной точки зрения некоторые произведения тоже улыбаются.

      Учитываю...