Фаталист (роман)

Автор: Виктор Глебов

Жанр: триллер, ужасы

Издательство: АСТ

Серия: Самая страшная книга

Год издания: 2017

Похожие произведения:

• М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени»

Львиная доля всех статей, посвященных русскому хоррору как культурному явлению, состоит из заламывания рук и плача Ярославны на тему «бедные мы, несчастные, не было у нас раньше ничего, кроме Гоголя, Толстого да мелочи навроде «кости гложет красногубый вурдалак», лишены мы своего исторического хоррора, своей викторианки, приходится побираться по иностранной традиции». Конечно, доля правды в этих стенаниях есть — хотя бы в том, что в традиции русского хоррора действительно отсутствует пласт произведений, написанных до XX века (отдельные единицы таковым не являются). И относить к нему современный исторический хоррор было бы несправедливо — проблема в языке, аутентичности и даже такой простой вещи, как менталитет.

Тем более удивительно было обнаружить, что Виктор Глебов в своем романе «Фаталист» как раз и обращается к этому самому, что ни на есть настоящему, старому — будь это Англия, можно было бы даже сказать «викторианскому»! — хоррору. Обращается не хронотопически и даже не тематически — а стилистически и в чем-то даже духовно. Он ввинчивает действие «Фаталиста» в роман Лермонтова «Герой нашего времени», как штопор в пробку — как штопор же в пробке, оно остается там, не болтаясь и не вываливаясь ни единой неловкой фразой обратно, в наш век.

«Аааа! — воскликнет эрудированный читатель. — Знаем! Фанфик! Вбоквел! Точнее, приквел с вбоквелом!». И да — и нет. Да — «Фаталист» использует героев, место действия и сюжеты «Героя нашего времени» (даже не просто использует, он вписывает себя в них); и нет — он не является вторичным произведением, которое паразитирует на оригинале. Исходный текст Лермонтова здесь полноправный персонаж, который действует наравне с литературными героями. Он появляется в сюжете как старый знакомый, внося в действие ситуацию узнавания и наращивая смысловые пласты.

Можно ли сказать — «Фаталист» это «Герой нашего времени» в жанре ужасов? Конечно же, нет. Во-первых, потому, что и Лермонтов, и Глебов, ставили перед собой совершенно разные задачи. Лермонтов… ну об этом написаны сотни литературоведческих работ и пролиты слезы над тысячей ученических сочинений. Глебов же внес в лермонтовский мир частичку безумия и деструкции, которая в итоге и обернулась хоррором. Во-вторых, потому что рассматривать «Фаталиста» исключительно как упражнение на тему «классика и ужастики» в корне неверно. Это дотошная, детальная работа с первоисточниками — не только с литературными, но и историческими документами того времени, лепка и моделирование, воссоздание заново печоринского мира, для того, чтобы углубить его, насытить деталями, приключениями и переживаниями — в том числе и морально-этическими.

Глебов расширяет границы мира «Героя нашего времени», впуская в него даже странных, причудливых — лавкрафтианских? — существ, но делая это очень искусно, лишь на миг соприкоснув реальности — и снова разведя их. Можно только гадать: действительно ли это мир, знакомый нам по роману Лермонтова — или же его двойник, слишком похожий, чтобы быть настоящим?

Печорин Глебова — не вариация Фандорина Акунина, как можно подумать, бросив беглый взгляд на время действия романа. Он не гений дедукции, его трагическая тайна не возвышенно-одухотворенная, ему не покровительствует удача — так что героем воздыханий читательниц ему не стать. Более того — в «Фаталисте», в отличие от акунинской серии, история и действие — не фон, по которому, не теряя достоинства и не замарав манишки, героически движется героический герой. Да, его привлекают к расследованию таинственных преступлений (а по меркам России XIX века так еще и неслыханных по своей жестокости и аморальности!) — но не подобострастно, как лучшего детектива; да, он пользуется успехом у дам — но это ему чуть не выходит боком (а кое-каким дамам и выходит!)… Это вполне нормальный, живой — по меркам XIX века — человек… каким Печорин и был у Лермонтова. Однако годы скитаний лермонтовского героя по урокам литературы заставили того забронзоветь — в то время как у Глебова он еще, благодаря мнимой «несерьезности» жанра ужасов, свеж и даже еще рецензентски практически девственен.

Глебов умело балансирует в своем романе на грани тайны и всем-известности. Вот детективная линия, вот поиск таинственного изверга — и тут же диалоги и целые эпизоды, которые так хорошо знакомы нам по страницам «Героя нашего времени». Мы знаем, что Грушницкий погибнет, Вулича зарубит пьяный казак, а Печорин останется жив — но когда известно «что», не менее интригующим остается и «как» (кроме того, одно из трех мною перечисленных событий «Героя нашего времени» не случится в «Фаталисте» — и это еще один штрих к подозрению мира в двойничестве). При этом роман Глебова — абсолютно самостоятельное произведение, читатель, незнакомый с лермонтовским произведением (увы, такие существуют!), не потеряется в сюжете и не запутается в персонажах — можно было бы сказать «не потеряет ничего», но все-таки потеряет: ту самую вкусную интертекстуальную игру, которая хоть и не является самоцелью произведения, тем не менее, придает ему пикантность и раскрывает все оттенки текста, как правильно выбранная закуска раскрывает букет дорогого вина.

Подводя итог, можно сказать, «Фаталист» Глебова одним ударом — фаталити! — добивает все возражения, что русского хоррора-де не существует, что есть только рабиновичевские напевы западных классиков. Есть — и не только современный или исторический, как мы могли убедиться на примере сборников «Самая страшная книга» — но и классический, интертекстуальный, заполняющий лакуну «русский хоррор, которого мы не имели».