Иллюстрация Ольги Мальчиковой
Яну снилось, что на Карловой улице вместо фонарей циферблаты без стрелок. Стрелки были у него в руке, целый букет из острых наконечников. Ян разжал пальцы, и стрелки с громким звоном рассыпались по мостовой.
Проснувшись, он увидел брата и разбитые часы.
— Уронил, — буркнул Томаш. Перегнувшись через поручень инвалидного кресла, он шарил пальцами по полу, пытаясь ухватить разбежавшиеся в стороны детали.
Ян сел на диване и потер ладонями лицо.
— Давай я уберу. А ты чайник поставь.
— Может, тебе еще кофе сварить? — Томаш даже не взглянул в его сторону, продолжая высматривать укатившуюся шестеренку.
«Мог бы и сварить для разнообразия, руки-то работают», — подумал Ян, но промолчал. Часы на стене показывали одиннадцать утра. Будильник на тумбочке — пять минут двенадцатого.
Ян встал с дивана, обошел Томаша и направился в кухню. Включил электрический чайник, сгреб в кучу разбросанные на столе пинцеты и отвертки. Отец был часовщиком, и при нем инструменты хранились в футлярах, блестящие и ухоженные. После его смерти они поблекли и быстро состарились. Томаш, в отличие от отца, не чинил механизмы, только бесцельно потрошил на части. Ян терпеливо убирал их останки и ждал, когда они закончатся. Но брат находил часы в квартире снова и снова и маниакально препарировал до самых мелких деталей.
Когда Ян вернулся с чашкой кофе в руке, Томаш уже уехал в свою комнату, собрав шестеренки. Одна все-таки закатилась под диван — Ян достал ее, повертел в пальцах и положил на тумбочку. Потом открыл ноутбук и, прежде чем приступить к работе, проверил сообщения на фейсбуке.
Сердце забилось чаще: она ответила.
Чтобы ухаживать за братом, ему пришлось бросить офис. После случившейся год назад трагедии Ян стал брать переводы с английского на дом и потерял не только половину дохода, но и шансы на личную жизнь. Оставить Томаша без присмотра надолго было нельзя, нанять сиделку не позволяли средства. Ян почти смирился с этим, пока пару недель назад не познакомился в социальной сети с Вероникой. Вчера он решился и предложил ей встретиться.
«Завтра в девять, под орлоем, — написала она. — Я буду в красном платье».
«То есть уже сегодня!» — набрал он, волнуясь, потом стер и напечатал: «Хорошо, до встречи».
В груди стало тепло, и за работу он взялся с энтузиазмом. Ему хотелось произвести впечатление на Веронику — купить цветы, самому оплатить ужин. Небольшая сумма была отложена заранее, но он решил, что чем быстрее закончит перевод и получит еще денег, тем увереннее будет себя чувствовать.
Ян углубился в текст, изредка позволяя себе отвлекаться и думать о сегодняшнем вечере. Звон разбитого стекла в соседней комнате вернул его к реальности. Он раздраженно отбросил ноутбук на диван и, распахнув дверь, увидел Томаша, замершего над осколками лупы.
— Эй! — Ян хотел сказать что-нибудь резкое, но запнулся, встретившись взглядом с остекленевшими глазами брата.
Снова приступ. В последние дни такое случалось все чаще. Ян с трудом подавил нарастающее внутри чувство вины: брату все хуже, а он мечтает о свидании с девушкой.
— Эй, — повторил он уже мягче, откатил кресло в сторону и укутал неподвижные колени пледом. Голова Томаша безвольно склонилась набок, руки повисли плетьми. — Тебе нужно принять лекарство.
Ян принес с кухни аптечку и стакан воды. Таблетку он положил брату в рот, а стакан поднес к губам и держал до тех пор, пока Томаш не сделал глоток.
— Ну вот, — ободряюще произнес Ян. — Сейчас будет лучше.
Он сел рядом и стал наблюдать. Взгляд брата ожил, метнулся к рабочему столу, где лежали разобранные часы. Лекарство действовало быстро — Томаш поднял голову и покатил коляску вперед.
— Ты мне должен, — сказал он, запуская отвертку в балансирный механизм. — Так что не жди благодарности за заботу.
Ян проигнорировал его слова. Томаш замер с отверткой в руке, явно разочарованный, а потом размахнулся и швырнул ее в стену. Ян попытался перехватить его руку, но брат увернулся, едва не вывалившись из кресла, смахнул со стола тарелку с остатками обеда и стакан. И то и другое разлетелось вдребезги.
— Что ты творишь? — не выдержал Ян. — Какого черта?
— Ну давай, поори на меня! — Томаш оскалился.
— Успокойся! А то сейчас скорую вызову.
— Вызывай! Я им расскажу, как ты издеваешься над братом-инвалидом.
Ян про себя досчитал до пяти и выдохнул:
— Слушай, мы это уже проходили. Прости меня. Мне жаль. Я делаю что могу.
— Ты делаешь недостаточно! — Томаш плюнул в него, но не попал. — Я здесь как в клетке. Из-за тебя!
— Мне жаль, — повторил Ян на автомате. — Прости меня. Пожалуйста, перестань ломать вещи.
— Хрен тебе. — Брат резко двинул коляску вперед, заставив Яна отступить. — Чем больше испорчу, тем больше тебе убирать. Тебе теперь всю жизнь за мной убирать.
Ян резко развернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Потом сел на диван, переложил ноутбук на колени, снова сосчитал до пяти и перевел дыхание.
Иногда на него накатывало жуткое чувство, что каждый день его жизни крутится по одному и тому же сценарию. Время двигалось там, за стеклами давно не мытых окон старой квартиры в Жижкове. А внутри будто остановилось, хотя множество часов, исправных и поломанных, старательно отсчитывали каждую минуту. Яну казалось, что опостылевшей круговерти не будет конца.
Но это было до того, как появилась Вероника.
Он открыл фейсбук и перечитал сообщение. С фотографии на него смотрело миловидное лицо девушки. «Уже сегодня ее увижу, — сказал себе Ян. — Сегодня все изменится».
Он вернулся к переводу, стараясь игнорировать доносящийся из комнаты Томаша шум. К восьми вечера закончил и начал собираться. Доехать до Староместской площади на трамвае — минут пятнадцать, но лучше иметь в запасе полчаса, решил Ян. Отправив файл с текстом заказчику, он запер ноутбук в старом серванте на случай, если Томаш начнет истерить за пределами своей комнаты.
Перед выходом Ян замер у зеркала, рассматривая свое впервые за пару месяцев чисто выбритое лицо и заодно прислушиваясь. Из комнаты брата не доносилось ни звука.
— Я ухожу, — громко сказал он. — Меня не будет часа два. Постарайся вести себя хорошо, пожалуйста. Если что, звони. Ты ведь не разбил свой мобильный?
Ответа не было. Ян зашнуровал ботинки и подошел к выходу. Нерешительно потоптался у двери, потом чертыхнулся и вернулся обратно.
— Я ухожу! — повторил он, остановившись у комнаты Томаша.
Тишина.
Ян толкнул дверь и вошел. Томаш лежал на полу лицом вниз, вывалившись из инвалидного кресла. Вокруг растекалась лужа рвоты.
Яну показалось, что стены комнаты закачались, и его снова захлестнуло острое, тошнотворное чувство вины.
— Пожалуйста, не надо, только не сейчас! — умолял он, пытаясь нащупать пульс на запястье брата.
«Тик-тик-так. У-бий-ца!» — отчеканили лежащие на столе часы без корпуса. Из оголенного механизма торчала отвертка, походя на воткнутый в спину нож.
Скорая приехала через десять минут. Медики суетились вокруг Томаша, не отвечая на вопросы. Ян хотел забраться вслед за носилками в машину, но ему не позволили. Тогда он просто побежал за ней по улице.
На площади отсчитывал последнюю минуту часа орлой. Хлопали в ладоши туристы.
До больницы было недалеко. Влетев в приемную, Ян спросил у медсестры, куда увезли его брата. В ответ она молча показала в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. У палаты интенсивной терапии Ян постоял, надеясь, что к нему выйдет кто-нибудь из медиков. Потом сел на стул и уставился в экран телевизора под потолком, чувствуя, как в голове нарастает тупая, пульсирующая боль.
«Трагедия в центре города! Девушку насмерть сбил выехавший на площадь мотоциклист». В кадре — автомобиль скорой помощи у ратуши. И край красного платья, свисающий с носилок, на котором пляшут синие пятна от проблесковых маячков.
Ян понял, что задыхается, как будто из пространства вокруг него пропал кислород.
Перед глазами замелькала другая картинка — машина, на полном ходу врезающаяся в дерево. Отец на заднем сиденье, Томаш на пассажирском. Кровь на разбитом лобовом стекле. Распахнутая дверь со стороны водителя ритмично качается из стороны в сторону.
«Тик-так. Тик-так-так. У-бий-ца».
Ян стиснул голову в ладонях.
Большие круглые часы на стене больничного коридора показали 21.22. Минутная стрелка замерла, дернулась и пошла назад.
*
«Я сплю!» — подумал он с облегчением, снова увидев мощеную мостовую и часы на фонарных столбах. И почти сразу проснулся от звона рассыпавшихся шестеренок. Мгновение, пока звук стоял в ушах, он помнил о чем-то важном, но стоило открыть глаза, как воспоминание растворилось. Оглядев комнату, он увидел брата в инвалидном кресле, собирающего с пола детали разбитых часов.
— Уронил, — буркнул Томаш.
Ян потер глаза и сел на диване.
— Тебе помочь? — спросил он. Сердце билось в груди, отдаваясь в висках, как будто минуту назад он бежал стометровку, а не проснулся в своей квартире.
— Обойдусь.
Собрав шестеренки, Томаш скрылся в другой комнате.
Ян посмотрел, как захлопнулась дверь за инвалидным креслом, потом потянулся за ноутбуком. «Завтра в 21.00 под орлоем, — написала Вероника. — Я буду в красном платье».
Ян снова взглянул в сторону комнаты брата, а потом, словно по наитию, нагнулся и достал из-под дивана закатившуюся шестеренку.
Он сделал кофе и принялся за работу, но перевод текста шел туго. Помучившись несколько часов, Ян решил отвлечься — сварил макароны и, посыпав тертым сыром, отнес Томашу. Брат разбирал очередные часы.
— Слушай, — сказал ему Ян, поставив тарелку на стол. — У меня вечером встреча. Отлучусь на пару часов. Ты как, без меня справишься?
Томаш хмыкнул, не отрывая взгляда от разложенных в беспорядке деталей:
— Хоть вообще не возвращайся. Пусть я тут один сдохну.
— Знаешь, мне тоже сложно. Но я стараюсь.
— Давай, расскажи мне, какой ты несчастный.
Ян глубоко вдохнул и сделал паузу перед тем, как сказать:
— Тебе пора принять лекарство. Ты же не хочешь, чтобы приступ повторился?
Томаш послушно проглотил таблетку и запил водой. Ян вернулся к ноутбуку, перечитал сообщение от Вероники. В груди появилось приятное тепло. А еще где-то на задворках сознания притаился страх. Когда она узнает, что он вынужден опекать брата, не передумает ли с ним встречаться? А если узнает, что Томаш оказался в инвалидном кресле по его вине? Ян отогнал от себя эти мысли. Пусть сегодня будет просто хороший вечер. Он не был на свидании уже больше года, с тех пор, как прежней жизни не стало.
Но беспокойство не отпускало. Ян то и дело ловил себя на том, что не может сосредоточиться на работе. Знакомые слова плавали в тексте, как рыбы в реке, и сколько он ни пытался ухватить их суть, ускользали. А еще эти дурацкие часы, расставленные по всей квартире. При отце они показывали точное время. Сейчас одни спешили, другие отставали, и звуки механизмов сливались в рваный, хаотичный ритм. Ян мечтал избавиться от них, выбросить разом, но Томаш не позволял, уничтожая по очереди.
Настенный маятник пробил восемь. Ян убрал ноутбук в старый сервант, подальше от Томаша, собрал с кухонного стола грязные чашки и сложил в раковину.
Старый линолеум заскрипел под колесами инвалидного кресла. Ян обернулся и поймал хмурый взгляд брата.
— Не уходи сегодня, — попросил тот. — Я себя плохо чувствую, меня тошнит. Будет приступ. Или ты мне что-то в макароны подсыпал?
— Я дам тебе еще таблетку. — Ян потянулся к шкафчику, в котором держал аптечку, но Томаш резко подкатил к нему и почти врезался, больно задев Яна ободом колеса по ноге.
— Не надо таблетку. Просто останься дома.
— Мне нужно уйти! — Ян запаниковал, представив, что не сможет сегодня увидеть Веронику. Как будто свидание с ней было его единственным шансом вырваться из опостылевшей круговерти. — Я буду недалеко, ты можешь мне позвонить в любой момент.
— Ты никуда не пойдешь. — Тон Томаша сменился на угрожающий, глаза лихорадочно заблестели. Потом его тело конвульсивно задергалось, голова запрокинулась назад, а изо рта пошла пена.
Ян схватил мобильный телефон. Дрожащие пальцы попали на нужную клавишу только с третьего раза.
Когда приехала скорая, пульса почти не было. Медики погрузили носилки в машину, Ян остался стоять на улице. Потом бросился бежать в сторону больницы.
В регистратуре медсестра молча указала ему на лестницу. У отделения интенсивной терапии Ян сел на стул и закрыл лицо руками.
«Хорошо, что мамы давно нет, — думал Ян, пытаясь прогнать из головы врезавшийся в память кадр с раскуроченной машиной и двумя безжизненными телами в ней, — она бы этого не пережила».
Простила бы, что он один остался почти невредимым? Врачи сказали, ему повезло — легкое сотрясение, перелом ключицы и несколько гематом.
Ян иногда удивлялся, как чувство вины до сих пор его не раздавило.
Часы на стене отсчитали половину девятого. Ян попытался заглянуть внутрь палаты, но не смог ничего рассмотреть — медсестра в белом халате захлопнула дверь прямо перед его лицом.
Виски пульсировали тупой болью. Решив, что свежий воздух разгонит сгустившуюся в голове темноту, Ян вышел из больницы и побрел вперед. Сам не заметил, как оказался посреди оживленной улицы, и остановился, пытаясь сообразить, где находится и зачем сюда пришел. И только когда впереди сверкнул пятном силуэт в красном, он вспомнил о Веронике.
Ян окликнул ее, но девушка скрылась в толпе. Он прибавил шаг, высматривая ее среди идущих по улице людей. Вклинился в туристическую группу и на секунду снова увидел: Вероника свернула за угол, только мелькнул край яркого платья. Он рванулся вперед, налетел на человека с фотоаппаратом. Сработавшая вспышка его ослепила, Ян отшатнулся. В глазах заплясали фиолетовые пятна, а в ушах застучало настойчивое тиканье.
Фигура смерти на астрономических часах зазвонила в колокольчик. Туристы толпой ринулись к ратуше, чтобы посмотреть представление, а Ян зачем-то развернулся обратно к больнице. Били куранты орлоя, рукоплескали зрители.
Тиканье становилось громче, навязчивее. Голова закружилась, и Ян сел на край тротуара.
— Вам помочь? — спросила склонившаяся над ним женщина. Она заглянула ему в лицо, ища причину нездорового состояния, но тут же отвлекалась. Со стороны площади раздался резкий визг тормозов, эхом пронзивший улицы, крики толпы и удар. Ян попытался встать, но не смог.
— Там что-то случилось! — Женщина заволновалась, привстала на цыпочки, всматриваясь в сторону ратуши, потом снова оглянулась на Яна. — Похоже, кого-то сбили. Вам точно не нужна помощь?
Ян скользнул по ней взглядом, покачал головой. Потом увидел напротив аптечную вывеску, а под ней табло электронных часов.
Цифры показали 21.22. Последняя двойка мигнула и начала обратный отсчет.
Ян закрыл глаза.
«Нет, только не снова».
Он стоял на Карловой улице с охапкой черных стрелок в руках, а лишенные их циферблаты на фонарных столбах стучали в унисон с его пульсом. Между часами плыл сгусток черного дыма, как будто кто-то капнул чернила в воду, и Ян знал, что этот дым наблюдает за ним.
— Кто ты? — попытался спросить Ян.
«Тик. Так. Тик. Так. У-бий-ца».
— Я не виноват! — Слова звучали у него в голове, но изо рта не донеслось ни звука. — Это был несчастный случай!
Пальцы свело судорогой, он опять рассыпал стрелки и проснулся.
*
— Ты от меня не избавишься, — злорадно сказал нависший над ним Томаш.
Ян молча отодвинулся, встал и пошел к старому серванту, перешагивая через разбросанные на полу детали и вспоротые корпуса часов. Инвалидное кресло следовало за ним, шестеренки и пружины хрустели под колесами.
Ян достал ноутбук, включил. Томаш следил, не отрывая взгляд.
«Завтра в 21.00 под орлоем».
Ян посмотрел на брата.
— Мне нужно уйти, — сказал он ему. — Я больше так не могу.
— Мы оба знаем, что ты с ней не увидишься, — ответил Томаш. — Я тебе не позволю.
— Пожалуйста, прекрати это.
Томаш ухмыльнулся. А потом с неожиданной силой поднял с пола табурет и ударил брата по голове.
Когда Ян очнулся — обнаружил себя привязанным к батарее в ванной. Голова гудела, висок, по которому пришелся удар, пульсировал. Он слышал, как Томаш ездит по комнате и как тикают на разные лады проклятые часы.
— Выпусти меня, — попросил Ян. Он попытался высвободить запястья, но узел был затянут крепко.
— Как думаешь, который сейчас час? — спросил Томаш. Ян видел его тень на полу под дверью. Часы на стене начали бить, и Ян насчитал девять ударов.
— Снова сегодня, братец! — Тень на полу конвульсивно задергалась, инвалидное кресло заскрипело. Ян тянул руки изо всех сил, но веревка только сильнее впивалась в кожу. Тиканье заполнило ванную комнату, затекая под дверь, как вода. Стало нечем дышать, перед глазами беззвучно замелькали кадры, будто на экране телевизора.
Мотоцикл вылетает на площадь из-за угла. Люди в панике разбегаются прочь, и только девушка в красном платье стоит возле ратуши и смотрит на орлой. Мотоцикл врезается в нее, отбрасывая хрупкое тело на несколько метров.
Следующий кадр, отмотанный назад: он снова за рулем старой «шкоды». По радио играет «Пинк Флойд», пунктир разметки конвейером скользит под машиной. Глаза закрываются сами собой — он за рулем уже несколько часов, а на улице ночь. «Шкода» летит с обочины вниз, к придорожной лесополосе, а Ян инстинктивно дергает ручку двери, выпрыгивает из машины и катится по колючему склону. Лежа на боку и не в силах пошевелиться, он смотрит на покореженный корпус автомобиля, раскачивающуюся водительскую дверь и неподвижные, неживые силуэта отца и брата внутри.
Ян не видел часов, но знал, что минутная стрелка замерла, чтобы пойти в обратную сторону, на прощание отчеканив: «Тик-тик-так. У-бий-ца».
*
Он снова стоял босиком на мощеной мостовой, сжимая в кулаке стрелки. Часы на фонарных столбах гулко отстукивали секунды.
— Пожалуйста, хватит! — прошептал Ян.
Он попытался сделать шаг вперед. Воздух был вязкий, плотный, движение далось с усилием. Чернильная тень прошмыгнула между столбами, застыла и превратилась в Томаша. Его лицо — бледное, с сизым отливом, как бок дохлой рыбы — повернулось к Яну.
— Что ты от меня хочешь? — попытался спросить Ян, но язык во рту едва ворочался. — Зачем ты меня мучаешь?
Брат ухмыльнулся и поднял руки. В каждой оказалась кукла, похожая на движущиеся фигуры орлоя. Первая изображала Яна, а вторая, в ярком красном платье, — Веронику.
— Давай встретимся в девять у ратуши! — мерзким голосом пропищал Томаш и потряс куклу в платье.
— Я увижу тебя, и моя жизнь изменится! — изображая Яна, забубнил он, размахивая другой куклой. — Мы будем жить долго и счастливо!
— Ах, ничего не выйдет! Я совсем забыла, что умерла! — снова пропищал он и, разжав пальцы, уронил куклу на брусчатку. Фигуру Яна он прижал к груди, а потом запрокинул голову назад и зашелся неровным, похожим на кашель смехом.
Ян размахнулся, преодолевая сопротивление воздуха, и воткнул охапку острых стрелок ему в горло.
*
Когда он открыл глаза, брат сидел рядом и смотрел прямо на него, не моргая. Только грудь опускалась и поднималась, как будто Томаш спал с открытыми глазами. Ян встал с дивана, на дрожащих ногах подошел к серванту и достал ноутбук. Он знал, что написано в сообщении, он повторял эти слова снова и снова, чтобы не дать себе забыть, но все равно открыл и прочел:
«В 21.00 под орлоем. Я буду в красном платье».
— Ты не уйдешь от меня, — прохрипел Томаш. За считанные секунды он оказался у серванта, хотя руки не притронулись к колесам. — Ты должен дать мне лекарство.
Ян бросился к входной двери, задев и едва не опрокинув инвалидное кресло. Схватил куртку с вешалки, сунул ноги в кроссовки, выскочил не оглядываясь.
Он завязал шнурки на улице. Посмотрел на окна квартиры — тень брата промелькнула за стеклом и растворилась.
В кармане зазвонил мобильный телефон. Ян поднес его к уху.
— Пан Гавранек? Из больницы. Вам нужно срочно приехать.
— Что случилось?
— У пациента Томаша Гавранека сегодня ночью прекратилась электрическая активность мозга. Примите наши соболезнования.
Ян медленно опустил руку с телефоном и обернулся на окна своей квартиры. Силуэт маячил за стеклом то в одном окне, то в другом. Качались из стороны в сторону занавески.
— Алло? Алло? — спрашивали в трубке.
— Я скоро буду, — сказал Ян и дал отбой.
*
В больнице он предъявил документы, и медсестра молча указала ему в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. У дверей палаты уже ждал врач.
— Мне очень жаль, пан Гавранек, — сказал он. — Думаю, вы захотите попрощаться. Я дам вам время наедине с братом, потом аппарат жизнеобеспечения будет отключен.
Ян кивнул и вошел в палату.
Томаш лежал, накрытый одеялом по самый подбородок. Тянулись трубки и провода, мерно опускал и поднимал грудь шуршащий насос ИВЛ.
На тумбочке стояла коробка с вещами — паспорт, армейские жетоны на цепочке, наручные часы с разбитым циферблатом. Ян взял их в руки и почувствовал, что они все еще идут — легкая ритмичная вибрация передалась от корпуса его ладони.
— Я не хотел, чтобы так получилось, — сказал он Томашу. — Это вышло случайно, я ведь заснул, ничего не успел понять. Почему я виноват в том, что смог выжить?
Аппарат тикал, отмеряя сердцебиение. Тело все еще жило, но внутри него никого не было.
— Прости меня, — сказал Ян, и раздавил часы в руке. Стекла и шестеренки впились в кожу до крови. Он ощутил, как гнутся стрелки и рассыпаются детали часового механизма. Вибрация исчезла, часы остановились. Разжав онемевшую от усилия ладонь, он ссыпал осколки в мусорную корзину. В голове просветлело.
— Вы готовы? — Врач заглянул в палату. — Нужно будет заполнить бумаги, распорядиться по поводу тела и похорон. Это займет некоторое время.
— Конечно. — Ян вытер кровь с ладони о джинсы. — Я отдам ему еще немного своего времени.
Когда врач освобождал тело от трубок и проводов, Ян думал о Веронике.
Больницу он покинул около девяти вечера. Закатное солнце брызнуло оранжевыми бликами на деревья и тротуары. Ян прибавил шаг. Толпа туристов, заслышав звон колокольчика, хлынула к ратуше, чтобы посмотреть на шествие фигур в астрономических часах. Ян попытался растолкать их, но смог подобраться к месту встречи только минут через десять.
Девушка в красном платье стояла к нему спиной и смотрела на орлой. Ян положил руку на ее плечо. Она обернулась, одним привычным движением дернула за провод, доставая из ушей миниатюрные «ракушки».
— Ты опоздал, — улыбнулась Вероника.
— У меня проблема с часами, — ответил Ян.
Девушка снова обернулась на ратушу:
— Мне кажется, часы не просто отмеряют время. Они будто говорят: отсчет идет, момент упущен. Но каждая новая секунда — это еще один шанс. Как думаешь, правду говорят про орлой? Если остановятся, будет несчастье.
— Они абсолютно исправны, ручаюсь, — ответил Ян. — Мой отец какое-то время их обслуживал. Он был часовщиком.
— Вот как! — Вероника прищурилась. — Он хороший мастер?
— Был хорошим мастером, — поправил Ян. — Год назад его не стало.
— А ты? Ты тоже чинишь часы?
Ян покачал головой. Вероника с облегчением вздохнула:
— Есть что-то жутковатое в часовщиках и в том, что они собирают механизмы, считающие наше время. У меня дома совсем нет часов. Какое-то время я даже думала, что у меня хронометрофобия. Орлой — единственные часы, которые меня не пугают. Когда нужно решить что-то важное, я всегда прихожу сюда и смотрю на них.
— И что ты решила? — спросил Ян. Сердце застучало быстрее, отдаваясь эхом в ушах, и на секунду ему показалось, что он снова слышит настойчивое, обвиняющее «тик-так». Он затаил дыхание и напрягся, но звук рассеялся в воздухе.
— Что нам стоит пойти на свидание! — кокетливо улыбнулась Вероника и взяла его под руку. Ян молча повел ее в сторону от ратуши.
Мимо с ревом пронесся мотоциклист, преследуемый возмущенным ропотом толпы. Ян проводил его взглядом, а потом еще раз с опаской взглянул на орлой.
Минутная стрелка дошла до отметки в двадцать две минуты, дрогнула и двинулась дальше.
1 Аноним 11-07-2020 19:06
Не шедевр (предыдущая работа произвела лучшее впечатление), но в этом выпуске, пожалуй, самое приличное.
2 Аноним 21-06-2020 13:54
Хороший рассказ!
3 Denver_inc 25-06-2020 14:30
Аноним,
А мне, в этот раз, показалось "так себе". Лоскутно-рванное повествование. Куча лишних деталей.