Рассказ из цикла «Тёмный Петербург»

Этого дурака старлей Краузе убил случайно.

Вокруг ночь, пустой канал, и вдруг кто-то сзади набегает. Старлей свернул на Банковский мостик, оглянувшись через плечо: подозрительный мужик – за ним; тогда он развернулся и пальнул. Рефлекторно. Просто нервы были на пределе.

Банковский мост – пешеходный, вдвоём еле разойдёшься. Оставить труп здесь? Нельзя, моментально найдут. Что из этого следует?

Прежде чем сбросить бегуна в канал, старлей его обыскал. Мужичок в спортивном костюме. Ни документов, ни денег. Нормальный любитель бега трусцой, выбравший для своих занятий ночную набережную... Краузе медленно осмотрелся. По всем координатам – ноль тревоги, никакого движения; тогда он перевалил мёртвый груз через ограждение, и – бултых!

Тут-то его и накрыло...

Не в первый раз он стрелял в человека, но никогда не испытывал такого удовлетворения от чьей-то смерти. Словно протрахался три ночи подряд на первитине. Словно за спиной осталась россыпь от свёрнутых гор – свёрнутые Кавказ и Памир. Ноги стали ватные; идти – не было ни сил, ни желания. Он чуть не грохнулся – ухватился за край постамента, на котором стоял один из грифонов. К слову, мостик был знаменитый, даром что крохотный: с четырьмя огромными то ли пумами, то ли пантерами при сходах, причём, крылатыми. Крылья позолоченные, туловища чёрные. Впечатляющий контраст. Размещалось это чудо точно напротив Университета экономики и финансов... Беги, скомандовал себе старлей. Уползай, кретин, уноси ноги!

Вот так и начались странности, вознёсшие простого опера к вершинам сокровенных тайн. Игра случая, не больше.

На набережной ему полегчало. Он одёрнул пиджак, вяло удивляясь выкрутасам собственной психики, и вдруг заметил... патрульную машину! С выключенными огнями стояла она, припаркованная возле домов. Дверцы раскрылись, и в белой ночи возникли два мента.

Краузе обмер. Парни всё видели, не могли не видеть... Стрелять? Всё-таки коллеги, пусть из другого отдела... Они приветливо окликнули его:

– Ты новый смотритель?

– Да, – ответил сразу, не колеблясь. Почему «да»? Не смог бы объяснить. Сработала выживалка, не раз вытаскивавшая старлея из всяческого дерьма. Патрульные дружно подтянулись:

– Виноват, нас не предупредили про сегодня.

– Ну, вот, я предупреждаю. Спасибо за службу, пехота.

– Да будет город сытым, – сказали они. На таком серьёзе, как раньше говорили «Служим Советскому Союзу».

Что за бред? О чём был разговор? Какая разница...

До дому он добрался без происшествий, не заметив, что за ним аккуратно наблюдают. Жил он на Малой Подъяческой, возле Львиного моста; потому, собственно, и шёл от Невского по каналу. В Питере ведь всё рядом. Жена не спросила, где он был, ни полвопроса, даже когда пятно крови увидела на рукаве. Разумная женщина Танюша. Зато папа с мамой бушевали: почему не позвонил, что задерживается, почему телефон отключил?!

Несколько дней он не находил себе места. Душа требовала чего-то, чему нет названия, невыполненный долг (какой? кому?!) раздирал мозги, как чесоточный клещ, и зуд этот ничем было не унять. Отсюда – эксцентричные выходки и дикие приступы тоски. Дошло до того, что обеспокоенный майор запретил ему неделю появляться на работе. Пока наконец старлей не допёр – он должен быть там.

И сразу стало легко.

Должен, потому что хочет. Ничего другого не хочет, как этого.

Отправился той же ночью. Пистолет оставил дома; этот способ показался ему... пошлым, что ли. Какое-то время опер выбирал между ножом и топором. Учитывая, что жил он в двух шагах от дома, где Раскольников зарубил ростовщицу, топор – это хорошо. С другой стороны, нож – это продолжение когтя или клыка... А потом он вспомнил про моргенштерн, отобранный у одного «чёрного следопыта». Лет семьдесят назад какой-нибудь Мюллер или Шмидт, эсэсовец-фюрерок, притащил эту шипастую дубину в Россию – в качестве разрешённого атрибута рыцаря. Нынче раритетная игрушка нашла нового хозяина – русского офицера с фамилией Краузе.

Давешний сержант, опустив стекло патрульной машины, приветливо помахал ему рукой. По другую сторону канала сторожила вторая патрульная машина. Старлей Краузе погладил постамент под одним из грифонов, приложил ладонь к шершавому боку статуи. Тёплый отклик пришёл немедленно, добавляя решимости. Он вытащил из спортивной сумки своё жутковатое орудие и принялся ждать.

На мост вспорхнули две девушки, твёрдо цокая каблучками и обсуждая некоего Вову, «сферического мудака в вакууме». Откуда они, из библиотеки (ха-ха)? Причёски «бабетта» плюс стразы на накладных ногтях. Навстречу им полетела разящая сталь. Два быстрых удара – как зверь махнул когтистой лапищей. Моргенштерн не просто убивает, а уродует. Для женщин это важно, женщины и в гробу хотят быть красивыми. Стильные очёчки с хрустом вмяло глубоко в переносицу, кусок скальпа вырвало вместе с роскошными волосами... пропали причёски, как же обидно... не нужен больше маникюр...

Старлей вымазал кровью золотые крылья всех четырёх грифонов. И мясо полетело за борт. Всё.

Обессиленный, но счастливый, он пошёл к семье. Всем своим существом он ощущал, что сделал нечто значительное – то, ради чего стоит коптить это небо.

– Животные вас хорошо приняли, – сказал сержант ему вслед.

– Да будет город сытым, – отозвался Краузе.

Откуда-то он знал, что Банковский мост теперь можно не беспокоить. Но что дальше? Возвращаться к привычной, бессмысленной жизни? Это был не вариант!

Следующей же ночью он стоял на Львином мостике. И правда, зачем далеко ходить, если всего в двухстах метрах от его парадной – такое примечательное место? Точная копия Банковского, за исключением того, что держали его не грифоны, а здоровенные белые львы. Прежде чем взойти на мост, старлей поклонился каждой из статуй...

Вот тут к нему и подошли.

И объяснили.

Животных надо кормить, сказали ему, это вы уже знаете. Благодаря вам, например, грифоны сыты. Истинный их смотритель месяц сможет отдыхать, а выдвиженцы Петербурга упрочат контроль над экономическим курсом страны. Опять же благодаря вам, новая поросль выпускников Университета экономики и финансов просочится в государственную элиту.

Если животных не кормить, город разрушается. Так было при советской власти, начиная с 18-го. Абсурдное время. Только теперь мы вернулись к естественному ходу вещей, да будет город сыт. Пока хорошо и комфортно орлам Пантелеймоновского моста, ничто не поколеблет положения петербургских властителей на российском политическом престоле. Пока обихожены скакуны Аничкова моста, в Петербурге останутся лучшие в стране дороги. Сфинксы на Университетской набережной гарантируют, что культурная и научная экспансия великого города ширится. Что касается ваших львов – они чистая, незамутнённая мощь, покровители силового блока и военпрома.

Смотрителей при каждой из кормушек – по понятным причинам – должно быть несколько. И если команда Банковского моста укомплектована полностью, то у Львиного – всего один смотритель. Хотите стать его напарником? Хотите заботиться о львах? – задали наконец старлею Краузе главный вопрос.

– Да!!! – простонал он.

«Приведите свою семью на мост и скормите животным», – приказали тогда ему.

Как – скормить?! Известно, как. Собственноручно. Всех родных и близких – всех, кто дорог. Зачем? Так надо. Истинный смотритель имеет лишь одну привязанность. Проверим, крепко ли ваше «да». Попутно обеспечим питерским верфям многомиллиардный заказ, подвисший из-за интриг министра обороны.

– Что я получу взамен? Долголетие? – спросил Краузе с замиранием сердца. Побоялся произнести «бессмертие».

– Нет.

– Деньги? Тайную власть?

– Ничего, кроме одинокой старости.

Мама, подумал он. Папа. Танюха... Вспомнил их – и непроизвольно заулыбался. Сколько движущихся картинок... С женой. Из детства. Снова – с женой... Лишиться вас? Собственноручно?

– Я согласен, – сказал он.

Гости разъехались, а старлей долго не мог успокоиться, не уходил с моста. Одинокая старушка торопилась домой; похоже, из ночной аптеки на Декабристов. В руке – фирменный аптечный пакет. Старлей вытащил моргенштерн и шагнул ей навстречу. Жиденькие мозги испачкали каменный настил.

Полегчало.

А дома его встретил нежданный праздник. Стол, шампанское. Родители настояли, Таня сама постеснялась бы. Оказалось, жена беременна, как раз сегодня проверялась. Ведь ждали этого, надеялись, планировали...

– А пойдёмте, погуляем! – предложил муж и сын, горя, как в лихорадке. – Ночь – супер! И шампанское – с собой!

Он поцеловал жену. Поднял с дивана родителей. Он легко вытащил их, заразившихся его возбуждением, на улицу.

Не забыл взять сумку с оружием; так было надо.

Угол Малой Подъяческой и канала Грибоедова – красивейшее место, не описать. Тротуары, правда, вечно заставлены дорогими автомобилями. Между машинами прокладывал путь сосед по лестнице, контролёр из вневедомственной охраны. Почти коллега. Увидел весёлое шествие и тоже повеселел:

– Примете в компанию?

Увязался. И ладно, подумал избранный, дополнительное мясо не помешает.

Дружно решили – на Театральную площадь. Это рядом, через Львиный мостик перейти. В Питере всё рядом, и победы, и обломы, и вершины духа, и дно человеческое. Старлей пустил всех перед собой. Сунул руку в сумку, обхватил рукоять, изготовившись...

Он опоздал. Сосед ударил первым.

Ударил шокером – с разворота. Ещё раз шокером. Нокаут.

Остальные члены семейства Краузе и сообразить ничего не успели, как тоже были повержены и обездвижены.

– Смотритель должен быть один, – проворчал сосед, извлекая из-под пиджака собственный инструмент. У него там, в верёвочной петле, висела трёхзубая мясницкая «лапа», с помощью которой цепляют и двигают коровьи туши. При некотором напряжении фантазии она могла бы напомнить звериную. На острия были предусмотрительно надеты обрезки резинового шланга. Много лет смотритель убивал этим и только этим.

– Будет им заказ. Будет им новый министр. Так, котики мои?

Он не торопился. Рутина...

Вскоре на связной телефон поступило сообщение:

ЖИВОТНЫЕ НАКОРМЛЕНЫ.

Город насытился.