DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Ким Ньюман «Город Ёкаев: Эра Дракулы 1899»

Kim Newman, “Yokai Town: Anno Dracula 1899”, 2017 ©

— В Японии нет вампиров, — заявил Масамити Хигураси1. — Такова позиция императора.

— Что он сказал? — спросила Кристина Светлая, княгиня Казамассима2.

Женевьеве Дьёдонне3, действующему корабельному врачу, полагалось быть переводчицей. Она переложила японское заявление на простой английский.

Красные глаза Костаки4 ничего не выражали. Кристина, хмурясь, давала окружающим понять, что злится.

— Но что он имеет в виду? — спросила княгиня.

— В Японии не должно быть вампиров, — сказала Женевьева по-итальянски. Она подозревала, что английский Хигураси понимает. — То, что утверждает Император, — факт. Если ему случается быть неправым, то долг чиновников — действовать, поправляя не Императора, а мир.

Княгиня была нетерпелива до предела. «Македония»5 везла их издалека. Это было путешествие наудачу.

— Император, кстати, не прав, — добавила Женевьева. — В Японии были вампиры — своего рода, — когда я последний раз была здесь.

…Триста пятьдесят лет назад, надо признать.

Кюкэцуки не могли вымереть, как бескрылые гагарки. Реставрация Мэйдзи не смогла избавить страну даже от самураев без нанимателя, и потому она предполагала, что древние кровососы Японии пережили погром. Юки-онна, Снежная женщина, была вечной, как белая шапка горы Фудзи. Опустись она до принятия человеческого титула, была бы Вампирской Императрицей Азии. Что, разумеется, сделало бы ее Королевой Кошек. Женевьева знала, что японцы предпочитают оборотней-кошек (бака-нэко) и девятихвостых лис (кицунэ) летучим мышам и вампирам рода Дракулы. И правда, им стоило бы предъявить визитки Юки-онне, а не Муцухито, временно греющему трон. Говорят, что с земли на ее двор можно попасть всего в одну ночь за столетие, а потому устроить аудиенцию было бы непросто. Все это дым и чепуха, призванные раздуть ее репутацию. Как и Дракула, Юки-онна не переросла магию.

Закат в Стране восходящего солнца. Небо покрывается багрянцем над префектурой Чиба, на западе. Баркас Хигураси отплыл с восточного берега, где разросся город.

Женевьева помнила Токио как Эдо, суетливый военный лагерь сегуната Токугава. Название изменили в 1869-м, когда юный император уехал из Киото и занял замок Эдо под свой дворец. Новая столица империи была полна решимости стать торговым, политическим и культурным центром Тихого океана. Лондоном, Нью-Йорком или Парижем, с землетрясениями и банями. Но японцы, вероятно, не признали бы Лондон как Токио с туманом и вампирами.

«Македония» встала на якорь в Токийском заливе. На палубе — три европейских вампира, просящих убежища… и один «теплый» японец, намеренный потягаться с теми, кого считал мерзкими призраками. Женевьева понимала: то, что все переговоры с их стороны ведут две женщины, делу не помогало, тем более что дипломат из Кристины был ужасный.

Княгиня сидела на складном стульчике, словно это был трон — установленный в центре сцены. В лиф ее белого шелкового платья были вставлены жемчужины. Шлейф туго обвивал ноги, чтобы ветер не трепал его, заставляя развеваться, как стяг сдающихся. Она выглядела русалкой на скале, старающейся не привлекать внимания к хвосту.

Хигураси все равно не обращал на нее внимания.

Посол говорил с Женевьевой — не выразив ни удивления, ни удовольствия от того, что она знает его язык, — но относился к Костаки как к их вождю.

В шинели, лишенной регалий, молдавский старейшина сам казался призраком. Без плюмажа и знаков различия его кивер выглядел неприлично голым. Когда его с позором выгнали из карпатской гвардии, Костаки снял все украшения. Он даже избавился от усов и побрил голову. Френолог назвал бы его череп отличным. Женевьева, как врач, назвала бы остальное его тело слишком сухощавым, даже для живого трупа. Его кожа, почти прозрачная, облегала кости, словно рисовая бумага. Костаки не сводил красных глаз с Хигураси, рука непринужденно лежала на рукояти меча. Сдав эполеты, он сохранил оружие. Оно принадлежало ему, а не гвардии. Старый клинок. Наверное, у него было имя — Потрошитель Кишок, Разбиватель Черепов или Черное Клеймо. Этот меч был как дома в Японии, где все острое обладало гербом, официальным днем рождения и именами — тайным и общеизвестным.

— Он монах? — спросил Хигураси. Женевьева понимала, что он имел в виду. Буддистские бонзы тоже брили головы, а пост придавал многим из них худой, аскетичный вид. Когда Костаки последний раз ел?

Но у японцев было идеальное слово для таких, как Костаки.

— Не монах, — сказала она послу. — Ронин.

Самурай без хозяина.

После реставрации Мэйдзи были предприняты шаги по сокращению класса самураев — режим считал их пережитками былого, свергнутого сегуната. После подавления Сацумского восстания многие бывшие дружинники благородных домов были уволены или опозорены — и следовали «тропой воина» («бусидо») без направления. Одни стали героями по найму. Другие — бандитами.

Франция после Крестовых походов была точно такой же. Дурное место для тех, кого грабят под угрозой меча.

Как и все в их группе, Костаки искал не просто убежища. Ему требовалось Дело.

Хигураси поклонился карпатцу иначе.

С некоторой обидой, княгиня Казамассима моргнула. Искры танцевали в ее ауре, как умирающие светляки. Никто не выбирал Кристину вождем, но она считала себя выдающейся по божественному праву Света. Сочетавшись браком с титулом, она пошла против всего, что он подразумевал, и предалась делу революции. Ее усопшего мужа это бы не порадовало. Блюсти ранги и титулы было уже поздно, она постоянно настаивала, чтобы ее не называли «ваша светлость». И особенно настойчиво просила не обращаться с ней как с княгиней тех, кто не знал, что она была таковой. Но ее небрежные манеры намекали на суровые последствия для не понимающих, что она особенная.

Кристина Светлая была поистине редким созданием. Она светилась… необычная вампирская способность, о которой Женевьева раньше только слышала. Когда ее охватывали эмоции, кожа наливалась сиянием, как обожаемый ею жемчуг, золотые глаза становились белым пламенем, а по темным волосам пробегало фиолетовое свечение. Как жители морских глубин, куда не достигает солнце, она была сама себе свечой. Присутствовало в княгине Казамассиме нечто скользкое. Кейт Рид, всегда хорошо информированная, говорила, что, как некоторые вампиры способны стать туманом, Кристина может обратиться в лунный луч. Женевьева такого не видела — но Кристина искрила, как люстра, прибегая к своей силе очарования, и раскалялась добела, когда подводила.

Чары были способностью вампиров, не присущей линии крови Женевьевы. Жизнь была бы проще, если бы любого можно было заставить поступать как тебе надо… но когда все получается по-твоему, это вредит характеру. Она могла бы привести тому немало примеров и среди «теплых», и среди неумерших. Сама княгиня Казамассима была во главе списка. Князь Дракула тоже был там. И мистер Майкрофт Холмс из клуба «Диоген»6, который был виновен в том, что она стала женщиной без страны, не меньше самого Дракулы. В Британии было слишком много кукловодов… а ниточки всех остальных путались.

Ей нравился Хигураси. Фейерверки Кристины не поколебали его самообладания. Он продолжал говорить с Женевьевой как с ручной обезьянкой и следил за Костаки, как за шарманщиком.

На встречу с вампирами посланец надел официальный европейский наряд — фрак, крахмальный воротничок, красный галстук, перевязь дипломата, цилиндр. Он мог бы быть мэром Мидлсбро, явившимся на торговый совет. Как и Костаки, он с заученной непринужденностью держал руку у церемониального меча. Немецкая сабля была тонким знаком пренебрежения. Иностранцы недостойны японской стали.

«Македонию», плывшую по океану со своим странным капитаном и еще более странным грузом, многие гавани отвергли, будто зачумленный корабль. Канонерки не пустили их в бухту Сан-Франциско и следовали на почтительной дистанции, пока корабль не покинул воды США. В Америках перебежчикам приюта не было. Их не рассматривали как «согбенные массы, стремящиеся вздохнуть свободно», ведь многие считали, что они вообще не дышат. Канада и Австралия принимали «теплых» беженцев от правления Дракулы — но не вампиров.

Покажись кто-то из их группы в Лондоне, их публично распяли бы, обезглавили серебром и развеяли их пепел по Роттен-Роу. Они были против Дракулы и бежали из его царства … но в Америке газеты Кейна7 кричали, что они были тайными убийцами-миссионерами, разносящими его дурную линию крови. Дракула был неоспоримым Королем Кошек, а они были кошками — и значит, должны были склониться пред ним и трудиться ради подчинения ему всего мира «теплых». Даже на другой стороне земного шара его вонь оставалась на них: когда Хигураси произнес «Доракура», он поморщился, словно откусил нечто отвратительное.

Женевьева была уверена, что пушки японского флота были направлены на «Македонию». Особого смысла в этом не было. Корабль, державшийся на ржавчине и прогорклом тюленьем жире, скорее затонул бы от шквала, чем от действий противника. Это все, что они смогли раздобыть, и Смерть Ларсен8 был единственным капитаном, живым или немертвым, достаточно свирепым, чтобы взять с собой перебежчиков. Без него им пришлось бы пересечь глубины в открытых гробах, гребя руками и страшась неизбежного восхода Солнца. Но даже с учетом этого делить вечерний стол с капитаном Ларсеном было немалой ценой за перевозку. Многих «теплых» отвращало то, как кормятся вампиры… но даже самый ненасытный и прожорливый гуль был утонченным на фоне капитана.

И все же грубиян был тщеславен. Он гордился своей кличкой. Когда они встретились в Панаме, никого из вампиров это прозвище не впечатлило настолько, чтобы спросить, откуда оно пошло. Его губы в рубцах искривила почти детская гримаса обиды.

Они приплыли в Америку на клипере «Элизабет Дэйн»9, еще одном злосчастном корабле, потом пересекли Панамский перешеек с караваном мулов.

— Я читал о «Деметре»10, — сказал им Ларсен, когда гробы грузили на «Македонию», как ящики с землей для Дракулы, погруженные однажды в трюм корабля, который привез его в Англию. — В том путешествии была всего одна пиявка — и вся команда его кормила. На моем корабле сотня вампиров… охваченных жаждой ублюдков. И я. Я не дурак, как шкипер «Деметры». Моя команда не мясо и питье для чудовищ. Они только мои. И они зовут меня Смерть Ларсен. Смерть. Что за имя! Смерть. Вы, может, удивляетесь, почему так. Я много раз его заслужил. Сначала его дал мне брат. Он был из ваших, кровососов, — волк в шкуре человека. Капитан «Призрака». Волка Ларсена больше нет. Если я — Смерть Ларсен, то он — Мертвец Ларсен. Тонкая шутка, ха-ха. Мертвец — потому что он мертв, на дне океана. Проткнут моим серебряным гарпуном для тюленей. Так я обращаюсь с родичами. Вы не из них, и мне на вас плевать. Предупреждаю просто. Вам лучше лежать по своим ящикам. Или корабль прибудет в порт без пиявок, а у моего брата внизу будет компания — столько летучих мышей последуют за одним волком.

Пятнадцать лет назад Смерть Ларсен, может, и был самым пугающим в своем мире — а потом из Трансильвании явился Дракула и покорил Лондон. И принес с собой ужасы, о которых большая часть человечества забыла или в которые не верила. «Теплому» человеку по прозвищу Смерть не стоило ждать, что он будет наводить прежний ужас, когда люди, действительно бывшие Смертью, отбрасывают столь долгие тени.

Большая часть группы еще спала. «Македония» не была пассажирским кораблем, и даже не была совсем грузовым. Обычно экипаж охотился на тюленей, и из трюма не выветривалась трупная вонь. Команда Ларсена держалась подальше от сложенных гробов, ведь сон вампиров не всегда был мирным. Жажда вгрызалась в желудок, как крыса, и даже неумершим снились сны. У многих были кошмары о Дракуле, распускающем черные крылья. Или о толпе с огнем и серебром. Они были дьяволами, изгнанными из ада и нежеланными на небесах. Костаки вызвался быть суперкарго, приглядывать за своими товарищами — помня о привычке рабовладельцев выбрасывать товар за борт, спасаясь от таможенных судов. Пока карпатец был на страже, капитан Ларсен не мог просто украсть то, что они смогли прихватить из Англии, и предать их волнам. Кристина Светлая не могла проспать возможность говорить от лица всех, а потому тоже осталась вне трюма.

Женевьеву подняли из ее мягкого сундука после того, как Доскил11, корабельный врач, перерезал себе горло. Судя по всему, Смерть Ларсен вздумал выбранить его за ужином. Капитан выпустил поток изобретательных, злобных замечаний, которые могли, в конце концов, стать невыносимыми. Костаки — бывший командир карпатской гвардии, прославленной на всю Европу своей дикой жестокостью, — признался, что был шокирован тем, как капитан Ларсен довел этого человечка до смерти, метая слова, будто небольшие гарпуны. На корабле требовался костоправ, и Костаки вспомнил, что Женевьева работала в клиниках и миссиях Лондона. А потому ее пробудили от дремы. С еще затуманенной головой, она унаследовала каюту Доскила. Помещение отскребли, но оно пропиталось запахом пролитой порченой крови — чего было достаточно, чтобы клыки показались из углублений в деснах. Это было больно и досадно. Выглядела она, наверное, жутковато, ведь ей приходилось бороться с красной жаждой, как пьянице в каюте, пропитанной виски, который боролся с зовом бутылки.

Большинство небольших ранений, которые она лечила, наносил Смерть Ларсен. Он любил хлестать просмоленным концом веревки не меньше, чем своим языком. Однажды во время еды Смерть заехал концом веревки мускулистому американскому моряку с крупным подбородком за то, что тот жрал овощи прямо из банки.

— Подыщи себе новое имя, моряк Ястребиный Глаз, — проворчал капитан.

Она избавила янки от ношения повязки, но тем глазом он больше не видел.

Если они не высадятся в Японии, то застрянут на борту этого адского корабля с капитаном Ларсеном навеки — или пока он не исчерпает способность команды переносить наказания и не перекинется на пассажиров. Семь вампиров уже стали пылью и костями в своих ящиках. Женевьева могла лишь гадать, как такое случилось. Смерть хотел, чтобы они выказывали ему боязливое уважение, даже если это приведет к их гибели — и это оказалось возможным.

Сопротивляться Дракуле означало иметь интересных партнеров. От некоторых из них Женевьева держалась бы подальше, будь у нее выбор. В трюме находилось немало особей носферату. Например, Мистер Ям12, цзянши, который однажды пытался оторвать ей голову. Китайский старейшина был наемным убийцей, принявшим слишком много заказов на (по вполне понятным причинам непопулярных) приближенных Дракулы. Среди ярых политических противников режима и преступников, находившихся в бегах, независимо от того, кто правил Англией, имелись и бывшие лоялисты, попавшие в опалу. Большинство были эгоистичными мерзавцами или дураками, имевшими неосторожность себя выдать, но Костаки был обречен на изгнание из-за преданности военному кодексу чести, смущавшей начальство и пугавшей солдат.

Сержант Дэниэл Дравот13 тоже был там, незаменимый агент клуба «Диоген», — вероятно, все еще следящий за ней. Быть принятым в клуб непросто, но выйти из него — почти невозможно. Без сомнения, в китель Дравота были зашиты приказы на все случаи жизни. Даже на Дальнем Востоке Женевьеву опутывали интриги Майкрофта. Клуб «Диоген» уже использовал ее раньше, и воспоминание было неприятным. Это стоило ей человека, которого она могла полюбить, ради которого была не против оставаться в Великой Игре мистера Холмса. Их небольшая группа — Чарльз, Майкрофт, Дравот, Женевьева — однажды нанесла серьезный удар по правлению Дракулы, но, чтобы Князь пал, нужен был целый век.

Паровой катерок перенес Хигураси на «Македонию». Всюду сияющая медь и натянутые тросы. Новехонький флаг развевается на корме. Красный круг на белом, словно большое пятно крови на вашей лучшей скатерти. Пулемет «Максим» установлен на носу. Крышку с ящика для боеприпасов сняли, позволяя им заметить блеск серебряных патронов.

Японские моряки вооружились против вампиров.

Модернизируя свою армию, император страстно скупал — или копировал — великую военно-морскую мощь Запада. Катер мог быть построен на британской верфи. Японские моряки напоминали маленьких кадетов из Дартмута. Белая-белая форма. Кожа гладкая, словно они только что впервые побрились — тоненькие порезы над свежими воротничками.

Вкусные красные капельки.

Давненько она не пила ничего, кроме овечьей и крысиной крови.

— Мы… хотим… сойти… на берег, — сказала княгиня, отчетливо выговаривая каждое английское слово, как американец, заказывающий стейк и картошку в Париже.

Хигураси понимания не выразил.

— Нам нужен срочный ремонт… и провизия, — сказала Женевьева на японском. — Мы можем заплатить.

По иронии, чего у них было в достатке, так это денег. Вампиры склонны богатеть с веками. Ну, остальные вампиры.

Она вечно была на мели, среди тех немногих из ее сородичей, что должны зарабатывать на жизнь, и даже торговалась за оплату с капитаном Ларсеном.

Кредит княгини Казамассима сгодился бы в любом банке мира благодаря знаменитому состоянию, которое она унаследовала от мужа. Он пытался обратиться вампиром вслед за ней, но кровь его семьи была слишком жидкой. Кристина восстала после смерти сияющим вампирским ангелом, а он усох до чего-то похожего на очень старую полевку размером с человека, кашлял и гадил несколько ночей, а потом стал компостом, который пришлось закопать в родовом склепе Казамассима в Риме. Кристина Светлая, американо-итальянского происхождения и странной, неземной линии крови, была относительно молода, но уже вела себя словно одна из старейшин, смотревших на Дракулу, как на парвеню с дурными манерами. Именно такие и становятся революционерами. Она считала, что правящие классы — и, разумеется, все остальные — были ниже ее, и хотела бы привести в соответствие с этой верой весь мир. Как и император Японии.

Если она сойдет на берег, то, наверное, станет императрицей. Хикари-онна, Женщина из Света.

В Лондоне княгиня была путеводным светом, хм, серии недолговечных советов, фракций, союзов, ячеек и оппозиционных партий, которые были склонны разваливаться от внутренних склок до того, как Особая Служба Калеба Крофта14 или карпатская гвардия генерала Йорга15 успевала внедриться или напасть на них. У Кристины была полезная привычка становиться единственной выжившей. Полезной для нее — и ни для кого более в любой банде или группе, с которой она решала поиграться. Женевьева надеялась, что пассажирам «Македонии» этот урок учить не придется.

— Мы беглецы, — продолжала она. — И ищем только убежища.

Хигураси кивнул, один раз. Она не поняла, был ли это кивок согласия или отрицания.

Посланник взошел на борт «Македонии» один. Учитывая, что это был корабль чудовищ, тем самым он выказывал отвагу. Она не чуяла ни жажды смерти, ни глупой доверчивости. Он был более чем просто посланником.

И стоял спокойно, но напружинившись… в точности как Костаки. Штришок с крышкой ящика для боеприпасов был хорош. Он был опасен.

Женевьева подозревала, что Хигураси связан с Обществом Черного океана. Его члены набирались из старейших феодальных домов, первоначально поддержавших восстание против Муцухито, но ставших его сильнейшими сторонниками, которые даже вырезали и преследовали своих бывших вассалов и союзников, чтобы приблизиться к трону. Теперь они имели огромное влияние на Императора, а возможно, и более того. «Черный океан» считал, что императору нужна империя, и выступал за накопление заморских владений в Корее, Китае и повсюду. Они устроили сеть борделей по всей Азии, для финансирования патриотической деятельности и сбора полезной информации. Даже Майкрофт Холмс этой черты не переходил.

Из-за волнений в Индии после подавления мятежей против вице-королей Дракулы — ужасающего Фрэнсиса Варни16, безжалостного Хамбера Мастерса17, отвратительного Лайонела Роача18 — «Черный океан» мог считать субконтинент доступной территорией. Подобно британцам, китайцам и русским, японцы пили чай… пьющие чай всегда хотят империю. Даже кровососы менее жадны. Благословленные временем, они меньше думают о пространстве. Обычно у них даже нет своей могилы. Кроме Дракулы, конечно. Он жаждал быть Королем Пространства и Повелителем Времени. Потому Женевьева и уплыла в полушарие, над которым он был не властен.

Хигураси мерил их взглядом.

Для того он и взошел на борт. Не говорить, а вынести суждение.

После утомительных дебатов между Женевьевой и Кристиной, когда Костаки взрыкивал каждые полчаса, они решили, что встретить посланника должны все трое. Княгиня тактично поинтересовалась, не стоит ли держать Костаки в тени — раз уж он как раз такой вампир, который, скорее всего, может напугать японцев. Она предположила, что лицо Женевьевы покажется менее угрожающим… и была уверена, что ее собственные чары спасут положение, как это часто и бывало. Конечно, невозможно зачаровать того, кто и виду не показывает, что замечает тебя. Костаки тоже был в их группе. Иначе Хигураси мог бы притвориться, что вообще их не слышит, и отмахнуться от невидимых мотыльков небрежным движением ладоней.

Бывший карпатский гвардеец держался тихо.

Казалось, говорить больше не о чем. Женевьева задумалась об Индо-Китае, Мадагаскаре или Восточной Африке. Сможет «Македония» еще раз пересечь океан?

Костаки достал из своего кителя белый шарф. Левой рукой, держа правую строго на мече.

Он передал шарф Кристине и отступил назад. Хигураси смотрел на него.

Карпатец и японец не могли говорить на одном языке, но понимали друг друга.

Она и не пыталась вмешаться.

В заливе было спокойно, но палуба все же покачивалась. Легкий бриз играл шарфом.

«Теплые» люди могли чувствовать январский холод. Дыхание Хигураси замерзало. У Костаки — нет.

— Народ, смотрите, — сказал капитан Ларсен, следивший за конклавом от рулевого колеса.

Команда — жалкий сброд, который Женевьева лечила от синяков и ушибов, сопротивляясь искушению лизнуть набухающий порез из страха получить свайку в сердце, — уделила внимание. Зрители… чего? Дуэли?

Хигураси и Костаки убрали руки с эфесов мечей. Кристина держала шарф, развевавшийся, как лента.

Они объявляли войну Японии?

Кристина отпустила шарф. Он полетел прочь.

Быстрее, чем глаз человека — или вампира — мог бы заметить, Хигураси и Костаки выхватили мечи.

Трепет стали, выскользнувшей из ножен, довел Женевьеву до грани срыва… она чувствовала это по заострившимся клыкам и соленому привкусу крови от раненых десен.

Они замерли.

Острие сабли Хигураси надавило на китель Костаки, у сердца.

Лезвие шпаги Костаки покоилось на внутренней части бедра Хигураси.

Они застыли, как живая картина. Кристина была озадачена. Она знала, что значит для вампира касание к сердцу, но не понимала, к чему приведет рассечение глубокой бедренной артерии «теплого» человека.

Женевьеву всегда удивляло, сколь многие из живущих кровью людей мало знали об анатомии. «Теплой» девочкой она училась у отца, полевого военного врача на службе у дофина. Она достаточно узнала о том, как истекают кровью и умирают люди, еще до того, как стала вампиром, и в последующие века пополняла знания о смертельных ранах и способах их нанесения.

Дуэлянты сделали шаг назад и убрали мечи в ножны.

Теперь Женевьева поняла, почему Хигураси принес немецкую саблю. Она была посеребренной. Раз вампиров в Японии не было, местные кузнецы не производили оружие для их убийства — потому его импортировали. И она не была удивлена тому, что серебряные пули и мечи достигли Японии раньше них. Лучшие производились в Шеффилде и помечались знаком Дракулы — британское оружие покупали по всему миру.

Хигураси и Костаки оценили друг друга. В стиле Итто-рю — дуэли одного удара — они зашли в тупик, никто из них не выжил бы. Дальнейшего давления не требовалось.

— Что это за глупости? — спросила Кристина.

— Все улажено, — сказала ей Женевьева.

— Можете сойти на берег, — объявил Хигураси на английском. — Но вам доступен только определенный район.

* * *

В Городе Ёкаев нечесаный пес рысил по разбитой улице, сжимая в челюстях недавно оторванную человеческую руку.

— Очаровательно, — заявила Кристина, закрываясь зонтиком от неприятной картины.

Княгиня была из тех женщин, что носят зонтики после сумерек.

Оборванный верещащий парень в одежде с полосами грязи бежал за дворняжкой, кровавые тряпки были намотаны на обрубок запястья. Женевьева узнала линию крови тэнгу, которой присущи птичьи черты. Его рот и нос слились в выдающийся клюв. Волосы-перья были собраны в пучок. Сандалии хлопали по когтям на ногах.

Она почувствовала, как поднимается красная жажда. И поняла, что другие тоже это испытали. Ее клыки высунулись даже от крови тэнгу. Женевьева знала, что скоро ей доведется поесть.

— Милый песик, — сказала Друзилла19, подружка Кристины. Она казалась Женевьеве чокнутой, но считалась знаменитым медиумом. — Можно нам его оставить?

— Нет, дорогая, — отозвалась Кристина. — Ты не знаешь, где он побывал.

Пес затрусил в переулок, преследуемый покалеченным человеком-птицей. После шумной драки тэнгу прошествовал из переулка. Он прикрутил руку обратно и стал сгибать побагровевшие когтистые пальцы. Пес скулил, лишившись мяса на ужин.

Тэнгу заметил их — впервые — и вздрогнул. Он поклонился, заворчал и попятился. Затем походкой испуганной птицы, пробующей взлететь, вбежал в туман, словно пытаясь скрыться в нем.

Некоторые из их группы могли напугать, но тэнгу так отреагировал не на чужеземных дьяволов вроде Дэнни Дравота или Джоша Йорка20. Он расширил глаза, увидев лейтенанта Като21, поджал пернатый хвост и умчался туда, откуда пришел. Так что японского офицера он боялся сильнее, чем того, кто отрезал ему руку и скормил ее псу. Не нужно было быть Друзиллой, чтобы прозреть, насколько плохой это знак. Като был не столько их местным проводником по Городу Ёкаев, сколько надсмотрщиком. Приятной наружности юноша вел себя как главный надзиратель тюремного лагеря — и это могло оказаться до боли близко к правде. Они оказались едва терпимыми гостями правителя, который настаивал на том, чтобы вампиры среди его подданных не числились.

В этом районе — Городе Ёкаев — держали созданий, которых, согласно императорскому декрету, не существовало.

Густой туман постоянно висел над этим убогим, заброшенным местом. Не желто-зеленый «гороховый суп» Лондона, но дымчатый серовато-белый и соленый на вкус. Местные бродили в полумраке, как рыбы, плавающие в мутной воде, — грубые, неповоротливые киты, оставляющие заметные буруны… тощие, хитрые угри, скользившие, не вызывая водоворотов. Большинство пассажиров «Македонии» были так или иначе чутки. Они знали, что эти существа там и шпионят.

Это была старая набережная Эдо, отданная чудовищам после того, как открытый миру император отворил глубоководные доки Токио, содействуя международной торговле. Город Ёкаев раскинулся до реки Аракава на неустойчивых платформах, ставших системой искусственных островов. Лодки на вечном приколе служили домами, ресторанами, складами и правительственными офисами. На берегу строения были плохо отремонтированными, со скудными удобствами. Фонари висели через неравные промежутки, но немногие еще могли светить. Женевьева могла поклясться, что одна из ламп уставилась на нее большим зеленым глазом.

Большинство вампиров были еще в гробах, погруженных на телеги. Костаки разбудил нескольких, чтоб помочь перевести группу с «Македонии» в Город Ёкаев. Естественно, Дэнни Дравот — урожденный унтер-офицер — был в их числе. Кристина настояла на распаковке Друзиллы, чтобы было с кем поговорить, кроме Женевьевы. Сказать по правде, княгиня обращалась с Дрю, как шахтеры с канарейкой: если ее голова взрывалась, то они понимали, что зашли в дурное место.

…это они и так уже знали. Они всегда бывали только в дурных местах. Лондон был дурным местом. «Македония» была дурным местом. Город Ёкаев был домом вдали от дома.

— А что значит «ёкай»? — спросил Уэлпдейл22, пухлый новорожденный вампир.

— Не считая нас, — сказала Женевьева, — это слово можно перевести как «чудовище», «призрак», «гоблин» или «наваждение».

— И это их город?

— Это вежливый японский способ сказать «гетто».

— Я подозревал это, мисс Дюдидони, — сказал Уэлпдэйл. — Я узнаю трущобы, когда их вижу. Посмотрите на эти развалины. В них никакой жизни. Мы воцаримся здесь за неделю, попомните мои слова и не ошибитесь.

В Лондоне Уэлпдэйл — «светило меньшее» книжной торговли — попал в немилость Особой службы, напечатав серию памфлетов с непристойными иллюстрациями под заголовком «Частные мемуары князя Дракулы».

Он не писал эту грязь сам — автором был его шурин, Джаспер Милвэйн23, теплый «прохиндей», слишком скользкий, чтобы угодить под стражу. Уэлпдэйл был осужден за публикацию оскорбительного пасквиля как издатель, а это тяжелейшее преступление, если вы оскорбляете Дракулу, призывали вы к мятежу или нет. Используя новообретенную гибкость вампира, он протиснулся меж прутьями тюрьмы Пентонвилл, сломав большинство костей, и бежал, исцелившись, насколько мог в этих обстоятельствах. Он до сих пор был гибче, чем предусмотрено природой.

— Японские картинки — очень популярный товар дома, — сказал он.

Она знала, о каких картинках речь. «Записки у изголовья» — изысканного вкуса изображения людей, занимающихся разными вещами в постели — или теми вещами, что обычно делают в постели, но в более возбуждающей обстановке.

В отличие от остальных вампиров на «Македонии», Уэлпдэйл набил дорожный сундук книгами — только своими изданиями, разумеется. Из-за недостатка чтения на борту Женевьева и Кристина просмотрели их все… хотя увлеченность и спала после первой дюжины страниц. У Милвэйна были хорошие источники, близкие к трону, — крупицы некоторых сплетен казались правдой, особенно те, что касались вульгарных заигрываний лорда Ратвена с сестрами Шлегель, — но его воображение было ограниченным, и, когда пора было расправить крылья, его проза со стуком падала на землю. И анатомию бы подучить не помешало, так как многие описанные им действия были возможны лишь для людей практически бескостных, как сам Уэлпдэйл.

Буксир привел «Македонию» к причалу, где ждал лейтенант Мадзин Като. Команда громил была готова грузить гробы на тележки. Их главарь — гигант Каннуки24, с вытянутой челюстью и поросячьим хвостиком, — технически мог считаться ёкаем. Офицер управлял докерами, но не смотрел никому из иностранцев в глаза.

— Руки этого человека живы, — сказала Друзилла о Като. — Живее, чем остальное тело.

— Да, дорогая, я в этом уверена, — согласилась Кристина. — Вздремни, и тебе станет легче.

Княгине нравилось иметь рядом пророчицу, но она никогда ее не слушала. Женевьева научилась уделять ей внимание. Друзилла имела привычку провозглашать то, что казалось чушью, но позднее обретало ужасный смысл. Возможно, она постоянно видела впереди опасные воды, но не могла высказать прямо, что надо сменить курс. Смысл ее беспорядочного бормотания становился ясен лишь тогда, когда избегать катастрофу было уже поздно. Сумей канарейки подобным образом служить шахтерам, они бы так и делали.

— Уиллоу, тит-уиллоу, тит-уиллоу25, — прощебетала она.

Может, она знала, что Женевьева думала о канарейках. Может, пребывание в Японии напомнило ей «Микадо». А может, просто не могла выкинуть мелодию из головы.

Подразумевала она что-то или нет — бесполезно было пытаться понять, но все вокруг пытались.

Като носил белые перчатки, из-за которых его руки казались огромными. Они светились, почти как сама Кристина.

Мадзин — не имя, а титул. Человек-демон.

Като, несмотря на низкий официальный ранг, был в Городе Ёкаев заметной персоной. Женевьева знала это и до того, как он спугнул тэнгу. То, что у Друзиллы были смутные прозрения о нем, еще раз подтверждало его высокое положение.

Благодаря своему форменному плащу, равно как и перчаткам, он напоминал фокусника. Движения были точными и сильными. Свою форменную фуражку с блестящим козырьком он носил так низко, что глаза поблескивали из тени. Он привык командовать — и не только людьми.

Она упомянула, что Като не смотрит на них.

— Не в этом дело, — сказала Друзилла. — Он не хочет, чтобы мы на него смотрели.

Естественно, после этого Женевьева уставилась на Като. Иногда она думала, что Друзилла не настолько чокнутая, как все считали. Она также умела заставить людей поступать, как ей хочется, пусть и кружным путем — не подчиняя волей, но стуча молоточком по нервам, как врач, проверяющий коленный рефлекс. Потом она улыбалась себе и меняла тему.

— Этой девочке-мышке стоило бы заниматься своими делами, — сказала Друзилла. — Иначе ужинать будет нечем.

Никакой девочки-мышки не было.

Женевьева и Кристина пожали плечами.

— То, что вы ее не видите, не значит, что для истории она не важна, — заявила Друзилла.

— Да, дорогая, — сказала Кристина.

Лейтенант Като шел перед маленькой процессией телег, как человек с красным флагом перед автомобилем. Хигураси сказал, что место для группы в Городе Ёкаев найдется. Женевьева надеялась, что он не имел в виду кладбище. Костаки послал разведчиков — мистера И, такого же чужака здесь, как и в Лондоне, и Верлен26, злую рыжую женщину, — в туман, с приказом вернуться назад, если покажется, что Като ведет их в засаду. Костаки все еще мыслил как солдат, но она считала так же. Он хорошо разбирался в вампирах. Мистер И, убийца, и Верлен, наемница, были почти единственными в группе — включая ее и уж точно включая Кристину, — кто, как считала Женевьева, не бросился бы на поиски свежей теплой крови, забыв о миссии. Красная жажда делала вампиров эгоистичными и ограниченными — простаками, которых легко выследить и убить. Потому-то до Дракулы они как вид ничего особого не достигли. Слишком сосредоточенные на следующей трапезе, чтобы найти общее дело, они не особо интересовались обществом друг друга. Волки были стайными животными. Вампиры нет.

И и Верлен были столь же ненасытны, как и остальные, но, будучи профессионалами, гордились своей работой. Никто не захочет нанять ненадежного наемника. Как и Женевьева, они зарабатывали на жизнь, только нанося вред, а значит, работы ей всегда будет достаточно, хотя она подозревала, что тем, о ком позаботились И и Верлен, нужны скорее похороны, чем лечение.

Сколько серебряных мечей было в Токио? Сколько ящиков серебряных пуль?

Като вел их по проезжей дороге — достаточно широкой, чтобы из-за тумана здания по обеим сторонам дороги становились неразличимыми. За ними шпионили, на каждом шагу. Фигуры и глаза за занавесями и в тенях. Кроме тэнгу, которому пришлось показаться, они не видели на улицах никого. Обитатели Города Ёкаев уходили с дороги Като. И вот процессия достигла большого многоярусного здания. Красное дерево, окрашенное свинцовыми белилами и отделанное золотом. Навесные крыши свисали, как большие квадратные шляпы. Сад при доме был запущен, во дворе был неглубокий бассейн. Като просигналил об остановке перед вратами тории — двумя выкрашенными в оранжевый столбами с поперечинами и шиферной крышей. Толстая паутина занавешивала ворота. Лейтенант велел Каннуки, чье лицо походило на растянутое тесто с изюминами глаз, сорвать ее докерским крюком и разогнать жирных пауков размером с кулак, которых он со злой детской радостью топтал башмаками. Пауки визжали, лопаясь. Отметины на их волосатых спинках напоминали наброски искаженных человеческих лиц.

На знамени были красные буквы. Сен Квай Дзи.

— Что это значит? — спросила Кристина. — Лоточники и продавцы не нужны?

— Или «Осторожно, злая собака»? — предположил Уэлпдэйл.

Учитывая своеобразную диету местных псов, догадка была неплохой.

— Насколько я могу понять, — сказала Женевьева, — «Храм тысячи чудовищ».

— Звучит мило, — отозвалась Кристина.

— Это поэтическая вольность, — заявила Друзилла, — Здесь 698 чудовищ. 815, если считать нас. 816, если считать Демона с Белыми Руками.

— Не обращай внимания, — беспечно сказала Кристина. — Она выдумывает числа, чтобы звучало впечатляюще. Говорит, что на полу рассыпано 7 612 семян подсолнуха, но никто не станет пересчитывать, чтоб возразить ей.

— 76 часов, 14 минут и 3 секунды, — заявила Друзилла. — Столько продолжалась вечная жизнь для князя Казамассима. Его старая черная кровь обратилась в уголь и закупорила сердце. И оно чпок…

Кристину разозлило, что Друзилла упомянула об этом. Она замерцала.

Но сейчас у них были другие заботы.

Женевьева шагнула в сторону — разминуться с убегающим пауком: хотя на ней и была хорошая кожаная обувь, она не хотела, чтобы эта тварь бегала по ее пальцам.

Во дворе храма их ждали трое. На каменном возвышении у бассейна.

Некто размером с ребенка сидел на корточках, чахлое тело едва выдерживало раздутую голову, похожую на гнилую зеленую картофелину с широким лицом на ней и изогнутыми клыками, торчащими в щели рта. Он носил одежду, сплетенную из камыша, и круглую соломенную шляпу в ярд шириной.

Красивая женщина с бледным лицом, сидя на мате, играла на сямисэне — музыкальном инструменте с длинной шейкой. На ее кимоно были изображены вскипающие волны. Она кивала в такт каждой взятой ноте.

Еще один необычный парень казался ожившим зонтиком. У него была одна нога, волосатая и мускулистая, а сморщенное коническое тело щеголяло одним огромным глазом, сочными улыбающимися губами и пучком волос с бантом.

Уэлпдэйл застыл от изумления.

— Это ёкаи, — сказала Женевьева. Она знала, чего ждать, но все равно была поражена.

На гравюрах эти существа выглядели нелепо и почти очаровательно. Во плоти они источали неправильность. На западе вампиры-оборотни были пловцами, державшимися ближе к берегу. Они полагались на знакомые формы летучих мышей и волков — или, иногда, насекомых и рептилий, — но всегда держались человеческой основы, не желая отдаляться от того, чем были до обращения. Самое большее — у них были заостренные зубы. На востоке традиции были иными — и возникли иные порядки и формы.

Она сомневалась, что, даже раздробив все кости, Уэлпдэйл стал бы выворачивать себя наизнанку, как зонтик… И она не могла себе представить обстоятельств, в которых новорожденный этого бы захотел.

Не ошибитесь: ёкаи были вампирами, дальними родичами европейских носферату. Так же, как и филиппинские асванги, малайские пенанггаланы и яванские понтианаки. Не из тех вампиров, которых лорд Ратвен27 пригласил бы на Даунинг-стрит сыграть в вист и покусать служанку… И Дракула не стал бы крестить их кровью врага, принимая в Карпатскую гвардию. У некоторых вампиров Дальнего Востока были дополнительные рты с присосками на затылке или шее, скрытые длинными волосами и служащие только для питания. Другие носили на своих телах легкие и потроха, украшали выставленные на обозрение внутренности ленточками и бантами. Многие имели привычки, которые покоробили бы и графа Орлока28, считавшегося самым отвратительным из вампиров Европы. Жабомордые карлики из японского рода капп жили в прудах, выползая, чтобы сожрать печень крестьян и изнасиловать их жен. Они пили кровь лишь лошадей и коров, приникая ртами к анусам животных и запихивая свои языки-тентакли им в кишки. Бледные, разыгрывавшие драму, надушенные и напудренные дэнди-мургатроиды29, шествовавшие ночами по Пикадилли, на такое бы не пошли. Их рубашки с рюшами и бархатные бриджи могли запачкаться.

— Хотя бы девица с косой гитарой выглядит почти нормальной, — сказал Уэлпдэйл. — Хотя звучит так, словно она забыла убить кота, прежде чем натянуть его кишки на эту штуку. Это одна из гейш?

Женщина играла и пела. Японская музыка казалась западному уху грубой и нестройной, но сумасшествие по «Микадо» приучило к ней лондонских эстетов, а заодно и к веерам с фонарями. Когда мелодия была сыграна, шея музыкантши вытянулась на шесть-восемь футов30, словно была веревкой, а голова — воздушным шаром. Кристина испытала отвращение. Друзилла улыбнулась, захваченная фокусом, и захлопала в ладоши. Уэлпдэйл свистнул, не попав в ноту.

Като подошел к трио. Ёкай-зонтик прыгал позади женщины с длинной шеей, а зеленоглазый гоблин свернулся в шар. Шея женщины раскачивалась, как змея. Она сама себе была заклинательницей и качала головой под музыку своих рук. Музыкантша улыбнулась Като, показав жемчужные клыки кобры. Еще один вид вампиров, которых не было в Японии.

Като поднял руку, и его перчатка будто налилась светом. Это был сигнал для них выйти — как минимум главным среди них, Костаки и Кристине. И Женевьеве, пусть даже как переводчице.

Като отступил назад.

— Я леди Оёцу, — сказала женщина голосом, завывающим из-за удлиненных голосовых связок. — Абатисса этого монастыря. Это мои помощники, Абура Сумаси и Касабаке.

Абура Сумаси, картофелеголовый, перекатился, чтобы его ухмыляющееся лицо оказалось наверху. Язык выскочил наружу, и Женевьева решила, что не подпустила бы его к скоту со спины — будь у них скот. Касабаке, демон-зонтик, открылся и закрылся. Его спицы были ребрами и крепились к тому, что раньше было позвоночником человека. Украшенный длинными ресницами глаз подмигнул. Она решила, что он влюбился в зонтик Кристины.

— Леди абатисса, я Женевьева Дьёдонне, медик, — сказала она по-японски. — Это капитан Костаки, ушедший из Карпатской гвардии, и княгиня Казамассима, которую вы сочтете занозой в шее. Мы — ёкаи из Европы. Кюкэцуки. На нашем языке — вампиры.

Леди Оёцу осмотрела каждого из них по очереди, особенно внимательно — Кристину. Когда она кивнула, Женевьева увидела, насколько мускулистой и гибкой была ее длинная шея. При полной длине она напоминала не столько жирафа, сколько одну из статуй доисторических чудовищ в парке Хрустального дворца. Ее бледность подчеркивали ресницы на лбу, похожие на пятна пепла, и красные, как вишня, губы.

— Вампиры, приветствуем вас как гостей, — сказала она.

Като подал сигнал, и телеги начали разгружать. Каннуки и рабочие ставили ящики за воротами, стараясь не ступать на землю храма. По кивку леди Оёцу несколько ёкаев, напоминающих огров — крупных, подобно Каннуки, в масках демонов и обломках доспехов, — вышли из теней, чтобы взять дело в свои руки, и потащили гробы во двор.

— И снова 815, — сказала Друзила. — Один из нас сейчас умер.


Продолжение следует в «Эра Дракулы 1999: Дайкайдзю».

Примечания переводчика

1 Существует реальный тезка этого персонажа — японский переводчик, работавший, в частности, над произведениями о Шерлоке Холмсе. «Шерлокиана» весьма важна для вселенной «Эры Дракулы», которую создает Ньюман.

2 Героиня одноименного романа Генри Джеймса.

3 Героиня ранних романов Ньюмана, написанных под псевдонимом Джек Йовил и издававшихся на русском. Действие этих книг происходило в мире настольной игры Warhammer Fantasy. Есть основание предположить, что эта Женевьева — тезка той или ее реинкарнация. Фамилия, кстати, означает «Данная богом».

4 В романе «Эра Дракулы» состоял в карпатской гвардии самого Дракулы. Персонаж, судя по всему, одолжен у Александра Дюма из романа «История бледной женщины».

5«Приплыла» из «Морского волка» Джека Лондона.

6 И клуб, и персонаж упоминались у Конан Дойла, но в данном случае важнее, что они фигурировали у самого Ньюмана в цикле рассказов «Клуб “Диоген”», романе «Собака д’Эрбервиллей» и других произведениях.

7 Имеется в виду Чарльз Фостер Кейн, персонаж классического фильма Орсона Уэллса «Гражданин Кейн».

8 Как и судно «Македония», персонаж позаимствован из «Морского волка» Джека Лондона.

9 Корабль из игры «Vampire: The Masquerade — Bloodlines», который привез так называемый Анкарский саркофаг в Лос-Анджелес.

10 Российский корабль из романа Брэма Стокера «Дракула», доставивший его в Англию.

11 Позаимствован из фильма Тода Браунинга «Знак вампира» (1935).

12 Персонаж фильма «Мистер Вампир», где его, правда, звали несколько иначе — Мастер Ям.

13 Персонаж рассказа Киплинга «Человек, который хотел стать королем».

14 Герой фильма «Могила вампира» (1972), насильник и убийца, восставший из мертвых.

15 Возможно, Николае Йорга — румынский историк и писатель, перешедший от марксизма к правым, националистическим убеждениям.

16 Персонаж памфлетов Томаса Преста и Джеймса Раймера, позднее объединенных в роман. Интересно, что книга была опубликована ровно за пятьдесят лет до «Дракулы» Стокера.

17 Герой рассказа Элджернона Блэквуда «Кукла».

18 Герой фильма «Недостойное поведение» (1975), британский офицер в Индии.

19 Героиня сериала «Баффи, истребительница вампиров».

20 Возможно, Джошуа Йорк из «Грез Февра», романа Джорджа Мартина.

21 Герой Teito Monogatari (один из вариантов перевода — «Столичная история»), большого цикла, ставшего основой для манги, фильмов, видеоигр.

22 Персонаж книги «New Grub Street» Джорджа Гиссинга о журналистских кругах Лондона 1880-х.

23 То же.

24 Герой фильма Акиры Куросавы «Телохранитель». Упомянутый ранее пес с человеческой рукой в пасти, скорее всего, забрел из того же фильма.

25 Известная ария из «Микадо» Гилберта и Салливана. В данном случае «Уиллоу» может быть еще и намеком на героиню «Баффи, истребительницы вампиров».

26 Героиня фильма «Блэйд 2».

27 Персонаж рассказа Джона Полидори «Вампир», написанного по результатам посиделок Байрона с супругами Шелли, после которых также был создан легендарный «Франкенштейн». У Кима Ньюмана в цикле «Эра Дракулы» лорд Рутвен появляется и как персонаж.

28 Герой классического фильма «Носферату. Симфония ужаса» (1922), первой экранизации романа Брэма Стокера.

29 Семейство из комической оперы уже упоминавшихся Гилберта и Салливана «Риддигор», где, в частности, фигурирует лорд Рутвен Мургатроид, что и образует перекличку с вышеупомянутым рассказом Полидори.

30 183–244 сантиметра.


Перевод Василия Рузакова

Комментариев: 1 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 tsvoff 06-02-2022 21:18

    "15 Возможно, Николае Йорга — румынский историк и писатель, перешедший от марксизма к правым, националистическим убеждениям."

    Скорее, болгарский кровосос из фильма "Граф Йорга, вампир" (США, 1970, реж. Боб Келлиджан) (//www.imdb.com/title/tt0066952/)

    Учитываю...