DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Обезьяний хоррор: к 90-летию Кинг Конга

Не так давно 90-летний юбилей отметил один из самых известных монстров мирового кинематографа: 2 марта 1933 года в Нью-Йорке состоялась премьера фильма «Кинг-Конг». С этой, тогда еще черно-белой ленты с незамысловатым сюжетом и наивными по нынешним меркам спецэффектами и началось победоносное шествие исполинской обезьяны по миру. Появление подобного персонажа было предсказуемым и, можно сказать, закономерным: к тому времени в хорроре, фэнтези и приключенческой литературе сложилась определенная традиция изображения гигантских обезьян или обезьяноподобных существ. Зачастую мотивом их звериной агрессии становилась тяга к женщинам человеческого рода. Этот же мотив лег в основу трагедии «Кинг-Конга».

Чудовище взглянуло в глаза Красавицы. И рука его не поднялась тронуть ее. И с того дня Чудовище не знало сна и покоя.

Идея обезьяны-чудовища не нова: в европейской культуре она появилась, когда жители Средиземноморья впервые соприкоснулись с фауной тропической Африки — в том числе со столь приметным ее представителем, как горилла. Еще в 470 году до нашей эры карфагенский мореплаватель Ганнон во время путешествия вдоль берегов западной Африки столкнулся с «дикими людьми». Вот как сам финикиец описывал эту встречу:

В глубине залива есть остров, похожий на первый, имеющий бухту; в ней находится другой остров, населенный дикими людьми. Очень много было женщин, тело которых поросло шерстью; переводчики называли их гориллами. Преследуя, мы не смогли захватить мужчин, все они убежали, карабкаясь по кручам и защищаясь камнями; трех же женщин мы захватили; они кусались и царапали тех, кто их вел, и не хотели идти за ними. Однако, убив, мы освежевали их и шкуры доставили в Карфаген.

Ганнон

По словам античного историка Плиния, во время римского вторжения в Карфаген в 146 году до нашей эры две шкуры этих животных еще хранились там, в храме Астарты. Впрочем, широкого распространения эти плавания не получили и этот эпизод долгое время считался лишь курьезом из античной истории. И хотя время от времени из тех краев поступали разрозненные сведения о встречах с гигантскими обезьянами, они, как правило, игнорировались как байки, и долгое время горилла считалась мифическим существом. Причем существом не особо благостным: в «Темные века», наступившие после падения Рима, привычно было давать окружающей действительности символически-религиозное объяснение, и обезьяны в подобной интерпретации выглядели весьма непривлекательно. Корни негативного отношения уходят в раннее христианство, когда в Древнем Египте («стране тьмы», из которой бежал Моисей) поклонялись богу Тоту в образе павиана. В Средневековье схожесть обезьяны и человека интерпретировалась негативно. Обезьянам придавали демонические черты: как обезьяна является пародией на человека, так и Дьявол, соответственно, является «обезьяной Бога». Здесь можно проследить логическую связь с упомянутым выше сюжетом — как Дьявол стремится испортить, исказить творения Божьи, так и обезьяна, подражая человеку, стремится осквернить своими волосатыми лапами женскую непорочность.

Плиний

В XIX веке, когда Дарвин выдвинул шокировавшую многих теорию о происхождении человека от обезьяны, у средневековых предрассудков появилось более или менее научное обоснование. Тогда же развернулись поиски «недостающего звена», что породило множество спекуляций на тему обезьяноподобных предков человека. Чудовище оказалось куда ближе к Красавице, чем предполагалось ранее, более того, оно оказалось повязано с ней кровью, что дало богатую почву для псевдонаучных спекуляций, а затем — и для литературных произведений, эксплуатирующих эту тему. К тому времени уже зачастили экспедиции в Африку, и европейские путешественники, рассказывая о встречах с гориллами, не скупились на красочные подробности. Вот, например, какое описание дал франко-американский путешественник, зоолог и антрополог Поль дю Шайю, считающийся первым охотником, добывшим гориллу:

Теперь он воистину казался мне каким-то кошмарным исчадием ада — чудовищное существо, получеловек, полузверь, — мы видели подобных ему на картинах старинных художников, изображающих подземное царство. Он сделал несколько шагов вперед — остановился, снова издал отвратительный рев — еще продвинулся и, наконец, замер ярдах в шести от нас. И тут, когда он опять заревел, яростно ударяя себя в грудь, мы выстрелили и убили его.

Поль дю Шайю

Именно подобные описания на годы вперед предопределили образ гориллы — да и любой большой обезьяны — сначала в художественной литературе, а потом и в кинематографе.

Одним из первых, если вообще не первым изображением гигантской обезьяны в литературе стал рассказ Эдгара По «Убийство на улице Морг». Герой По, Огюст Дюпен, молодой человек, обладающий незаурядными аналитическими способностями (своего рода предтеча Шерлока Холмса), расследует жестокое и загадочное убийство двух женщин, старухи-вдовы и ее дочери, в Париже, в доме на улице Морг. В ходе расследования выясняется, что убийство совершено человекообразной обезьяной — орангутаном, принадлежащим одному из матросов. Когда сыщик наконец выходит на след хозяина обезьяны, тот объясняет, что орангутан долгое время сидел запертым в клетке и наблюдал за человеком, запоминая все его действия. Однажды обезьяна сломала клетку, выбралась из нее и, повторяя увиденное, решила побриться. Матрос попытался отнять у зверя бритву, но орангутан сбежал на улицу и, вскарабкавшись по цепи громоотвода, проник в дом к женщинам через открытое окно. Матрос, преследуя обезьяну, взобрался вслед за ней по громоотводу и стал свидетелем убийства, совершенного с крайней жестокостью: тело задушенной дочери запихнули в дымоход, а старухе отрезали голову бритвой. Матрос в панике бежал с места происшествия, забыв об орангутане. Дюпен, убедившись в невиновности хозяина обезьяны, отпускает его, после чего матрос ловит орангутана и продает от греха подальше.

Иллюстрация к рассказу «Убийство на улице Морг»

Рассказ считается одним из первых детективов, хотя само название жанра на тот момент еще не появилось. Однако здесь усматривают и иной мотив: «битва мозгов против мускулов», противостояние грубой животной силы и интеллекта цивилизованного человека. Мотив этот впоследствии будет нередко появляться и в других произведениях, где фигурирует огромная обезьяна. В рассказе «Убийство на улице Морг» присутствует и больная, глубоко личная для Эдгара По тема — смерть прекрасной женщины. Писатель назвал ее «самой поэтичной темой в мире». В будущем ее, не в столь трагичном виде, неоднократно обыграют в «обезьяньей» тематике. В рассказе усматривают еще и расистский подтекст: орангутан в «Убийстве на улице Морг», имеющий темный цвет шерсти, вырвавшись из-под контроля белого хозяина, сеет ужас и смерть. Его жертвами становятся две белые женщины. Судя по присутствию предметов роскоши в комнате, они принадлежат к высшему слою общества. Молодую женщину орангутан убивает с помощью собственной природной силы, а пожилую — используя бритву, предмет, предположительно созданный «белой цивилизацией», причем обезьяна совершает убийство после неумелого подражания хозяину. Конечно, в описаниях человекообразных обезьян порой и впрямь просматривались расистские предрассудки, однако сложно сказать, действительно ли По вкладывал подобный смысл в свое произведение.

Как бы то ни было, «Убийство на улице Морг» стало своего рода отправной точкой. Правда, до того, как Кинг-Конг взобрался на небоскреб, авторы «обезьяньего» хоррора редко использовали мегаполис в качестве локации. Гораздо чаще огромных приматов предпочитали размещать в антураже тропического леса — зачастую не реального, а выдуманного, наполненного куда более страшными существами, чем реальные джунгли. Мы уже упоминали о Дарвине и его теории, о фантазиях на тему «недостающего звена» — естественно, всему этому полагалось соответствующее обрамление. И здесь мы бы отметили два произведения, из соединения которых и вырос образ Острова Черепа, населенного доисторическими чудовищами, а самым страшным из них является король, «King» этого затерянного в веках клочка суши, — гигантская обезьяна Конг.

Первое произведение — это, конечно, роман «Затерянный мир» Артура Конан-Дойля. В нем герои попадают на плато в лесах Амазонии, населенное динозаврами и иными доисторическими животными — в том числе и гигантскими обезьянами, терроризирующими местных туземцев.

Это человекообезьяны, и по развитию они стоят выше всех зверей, которых мне приходилось встречать во время своих странствований, а я, слава богу, много шатался по белу свету. Как говорится, «недостающее звено». Ну, недостает, и черт с ним, обошлись бы и без него!.. Ростом они, пожалуй, с человека, но немного шире, коренастее. Брови рыжие, нависшие, глаза какие-то странные, будто из мутного стекла.

Иллюстрация Джозефа Клемента Колла к роману Артура Конан Дойла «Затерянный мир»

Определенная схожесть с людьми — в том числе и относительно развитый интеллект — делает человекообезьян самыми жестокими чудовищами Затерянного мира. Они убивают не ради пищи, но ради удовольствия, заставляя людей прыгать с высокой скалы, с садистским интересом наблюдая: разобьются несчастные или же напорются на растущий внизу острый бамбук. Эта же участь ждала и плененных обезьянами героев, однако те, благодаря своей смелости, сначала спасаются сами, а затем помогают туземцам избавиться от жестоких чудовищ. С ними поступают не менее жестоко, чем действуют сами человекообезьяны. Их почти поголовно истребляют, причем часть из них сбрасывают на острый бамбук — словом, делают то же, что те делали со своими жертвами. Оставшуюся в живых жалкую горстку обезьян туземцы обращают в рабство. Устами главного героя книги и инициатора всей экспедиции профессора Челенджера автор дает своего рода «всемирно-историческое» обоснование столь жесткого итога:

На нашу долю выпало счастье присутствовать при одной из тех битв, которые определяют дальнейший ход истории, решают судьбы мира! Что значит победа одного народа над другим? Ровно ничего. Она не меняет дела. Но жестокие битвы на заре времен, когда пещерные жители одолевали тигров или когда слон впервые узнавал, что у него есть властелин, — вот это были подлинные завоевания, подлинные победы, оставляющие след в истории.

В то же время автор подчеркивает, что и сам Челленджер, один из столпов британской науки, имеет чрезмерное внешнее сходство с обезьяньим царьком, что вызвало к нему более почтительное отношение обезьян, нежели к его спутникам:

Рядом с Челленджером стоял его владыка — царек человекообезьяньего племени. Лорд Джон не преувеличивал: это была точная копия нашего профессора с поправкой лишь на рыжую масть. Та же приземистая фигура, те же массивные плечи и длинные руки, та же кудлатая борода, спускающаяся на волосатую грудь. Разница сказывалась лишь в следующем: низкий, приплюснутый лоб человекообезьяны представлял собой полный контраст великолепному черепу европейца. Что же касается всего остального, то обезьяний царек был настоящей карикатурой на профессора.

С одной стороны, подобное описание создает комический эффект, но с другой — в нем прослеживается все та же идея, что, собственно, и позволила гигантским обезьянам занять почетное место в литературном бестиарии. Именно близость к людям, схожесть с ними делает их особо опасными чудовищами. Как Дьявол — это «обезьяна бога», так и чудовищные обезьяны самим своим существованием являют собой отталкивающую карикатуру на лучшие человеческие черты. Неудивительно, что разгром гигантских обезьян рассматривается как высокая доблесть — как символическая победа над самыми атавистическими животными чертами, присущими самому человеку.

Генри Хаггард «Хоу-Хоу, или Чудовище» (книга 1972 года)

Еще одной из предтеч Кинг-Конга стал роман Генри Хаггарда «Хоу-Хоу, или Чудовище». Интересно, что завязка романа также начинается с разговора о доисторических животных, якобы существующих в глухих уголках Африки. Главный герой книги, охотник Алан Куотермейн, поддерживая разговор, рассказывает о неведомом чудовище, наскальный рисунок которого он обнаруживает в одной из пещер Южной Африки:

Случалось ли вам в кошмарном сне увидеть себя в аду и вдруг столкнуться enteteatete [en tête-à-tête (фр.) - лицом к лицу] с дьяволом? Так вот, передо мной был дьявол, какого не могло бы выдумать самое буйное, самое безумное воображение. Представьте себе чудовище вдвое выше человеческого роста, то есть десяти — двенадцати футов, блистательно написанное той замечательной охрой, что составляет тайну художников-бушменов — белой, красной, черной и желтой. Глаза были сделаны из отшлифованного горного хрусталя. Представьте себе существо, подобное огромной обезьяне, перед которой самая крупная горилла показалась бы просто ребенком.

И все-таки это была не обезьяна, а человек — и не человек, а бес.

Как и обезьяна, оно было покрыто длинными серыми волосами, которые росли пучками. У него была красная косматая борода, как у человека. Самым ужасным были его конечности. Руки были ненормально длинны — как у гориллы. Пальцы были как бы соединены перепонками, и только на месте большого торчал огромный коготь. Ноги, изображенные босыми, имели то же строение и также снабжены были когтем на месте большого пальца. Туловище было громадно. Если оно было срисовано с натуры, оригинал должен был весить не менее четырехсот фунтов. Мощная грудная клетка указывала на гигантскую силу. Живот был выпуклый, и кожа на нем собиралась в складки.

Однако — одна из человеческих черт — чудовище было опоясано вокруг чресел чем-то вроде негритянской мучи.

Таково было чудовище. Теперь о голове и лице. Не знаю, как их описать, однако попробую: на бычьей шее сидела отвратительная маленькая голова, которая, несмотря на растущую на подбородке длинную рыжую бороду и большой рот с торчащими на верхней челюсти павианьими клыками, имела странно женский вид. Это было лицо старой-престарой чертовки с орлиным носом; массивный, нависший, неинтеллектуальный лоб был непропорционально велик, а под ним горели жуткие, неестественно широко расставленные хрустальные глаза.

Это еще не все, ибо чудовище жестоко смеялось, и художник показал причину этого смеха: одной ногой оно попирало тело человека, огромный коготь глубоко впился в мясо. В одной руке оно держало мужскую голову, по-видимому только что оторванную от туловища. А другая рука волокла за волосы живую нагую девушку, нарисованную небрежно, как будто эта деталь мало интересовала художника.

Впоследствии герой беседует с чернокожим колдуном, от которого узнает о неизвестном племени, единственном оставшимся от некоего древнего народа, который в незапамятные времена поселился в изолированной стране, окруженной горами. В этой стране как богу поклонялись тому самому чудовищу, изображение которого Куотермейн видел в пещере — демону по имени Хоу-Хоу. В жертву ему обрекались самые красивые девушки — они становились Святыми Невестами божества, и больше никто их не видел. В лесах же, окружавших затерянный город Хоу-Хоу, обитает племя волосатых людей, внешне очень схожих с чудовищным богом. Куотермейн отправляется в эту страну, где свергает власть жрецов Хоу-Хоу, оказавшегося лишь каменным истуканом, в незапамятные времена возведенным неизвестным народом. Также герой спасает красавицу, обреченную стать женой верховного жреца. Но хотя сам Хоу-Хоу оказывается вымыслом, волосатые люди, чьим подобием он является, все же реальны, как реален и культ, обладавший невероятной властью над душами затерянного в веках народа.

Некоторые писатели предположили, что сюжет «Хоу-Хоу» мог повлиять на создание «Кинг-Конга», но, как нам кажется, этот фильм — своего рода микс из мотивов Хаггарда и Конан-Дойля. Затерянный край, где обитают динозавры и иные невообразимые твари, остатки некоей древней цивилизации, диковатый народ, устраивающий кровавые жертвоприношения, и как квинтэссенция вышеназванного — бог-чудовище, огромная обезьяна, в жертву которой отдают молодых красавиц. Разве что в фильм привнесли еще и оттенок трагизма, изобразив безответную и «ужасающую страсть огромного монстра к белокурой красавице». В такой постановке проблемы некоторые также видят и расистский подтекст.

Разумеется, сюжеты о чудовищных обезьянах не сводятся только к «Хоу-Хоу» и «Затерянному миру» — множество писателей так или иначе затронули эту тему. Нельзя, например, не вспомнить Эдгара Берроуза, создателя «Тарзана — приемыша обезьян». Сам Тарзан — один из немногих примеров позитивного взаимодействия гигантских обезьян и человека. Чистокровный англосакс, британский аристократ, он, конечно же, проявляет лучшие качества человеческой натуры. Его врожденное благородство, помноженное на силу и ловкость, приобретенные за годы жизни в джунглях, естественным образом возвышает его над животными собратьями. И уже позже, оказавшись среди людей, воспитанный обезьянами герой продолжает показывать себя с наилучшей стороны. Даже когда лорд Грейсток в романе «Тарзан и сокровища Опара» теряет память, возвращаясь в полуживотное состояние, он все равно сохраняет лучшие свойства своей натуры. Однако есть в романах о Тарзане и иные мотивы, уже более мрачные, более схожие с упомянутыми ранее сюжетами. Тот же город Опар — последняя колония Атлантиды, после гибели метрополии оказавшаяся полностью изолированной от цивилизации. От великого народа осталась лишь кучка колонистов, работавших на богатейших золотых приисках в Центральной Африке. От них и от их рабов через последующее скрещивание с большими обезьянами произошли волосатые и обезьяноподобные мужчины Опара. Однако род древних атлантов сохранился неиспорченным в женщинах, происходивших от одной принцессы царской крови, которая жила в Опаре во время великой катастрофы. Вырождались лишь мужчины атлантов, в то время как женщины оставались стройными, хорошо сложенными, с миловидными лицами. Это положение дел поддерживалось искусственно: девочки, родившиеся с признаками обезьян, немедленно уничтожались точно так же, как уничтожались мальчики, обладавшие чисто человеческими чертами. Именно от этих девочек пошла линия жриц Бога-Солнца, которому поклонялись атланты. Одной из таких жриц была Лэ — прекрасная и жестокая верховная жрица, безнадежно влюбленная в Тарзана. Сама же она являлась постоянным объектом вожделения косматых обезьяноподобных жрецов, с одним из которых, по обычаю, должна была связаться узами брака. И снова все та же идея: относительное родство людей и человекообразных обезьян не сулит человеку ничего, кроме погружения во тьму животных инстинктов, самым сильным из которых является вожделение к женщинам человеческого рода.

Целые века уже обезьяны живут вместе с нами. Мы зовем их первыми людьми, мы говорим на их языке так же охотно, как на нашем, и только в религиозных обрядах мы стараемся сохранить материнский язык. Но пройдет время — и он забудется, и мы не будем знать другого языка, кроме языка обезьян; пройдет время, и мы не будем больше изгонять из своей среды тех, кто вступает в союз с обезьянами, и так мы спустимся до тех самых животных, от которых много веков назад произошли наши предки.

В несколько ином виде идея о пагубности смешения человеческой и звериной природы отражается в романе «Тарзан и человек-лев». Здесь герои попадают в очередной затерянный город, которым правит безумный ученый из Англии, одержимый идеей физического бессмертия. Похитив генетический материал из гробниц английских монархов и других выдающихся личностей, он бежал в Африку, где начал внедрять человеческие клетки гориллам. Спустя почти век он живет в окружении диковинных гибридов — с обезьяньей внешностью, но почти человеческими речью и поведением. Все они называют себя именами английских королей, а своего создателя считают богом. Сам же «бог» признается очередным похищенным красоткам в своей страсти к блондинкам. Правда, как выясняется, интерес его — не только сексуального, но и гастрономического характера.

Я придумал несколько способов, как вернуть молодость и продлить жизнь. Так, я научился отделять клетки тела и пересаживать из одного организма в другой. Я пересадил себе клетки молодых горилл, отобранных специально для этой цели, добился остановки процесса старения. Но клетки животных начали делиться, а я стал приобретать внешние признаки горилл. Кожа потемнела, на теле образовался волосяной покров, руки и зубы приобрели иную форму. Настанет день, когда я окончательно превращусь в гориллу. Вернее, превратился бы, если бы не счастливая случайность в вашем лице. Новые клетки жизнеспособны, однако приживаются медленно. Процесс этот можно сильно ускорить, если питаться мясом и железами молодых. А теперь я покидаю вас, но потом вернусь и съем обоих. Сперва мужчину, а затем тебя, красавица! Но прежде, чем я убью тебя, я…

В общем и целом, все архетипы соблюдены, хотя здесь они уже напоминают самопародию. Впрочем, это один из последних романов Берроуза о Тарзане, и писателю, надо полагать, уже изрядно надоело его детище. Другой его цикл — о Джоне Картере, военном диктаторе Марса — также не обошелся без гигантских обезьян, правда, на инопланетный лад.

Кадр из к/ф «Джон Картер» (2012)

Надо мной нависло колоссальное существо, похожее на обезьяну, белое и безволосое, если не считать здоровенного пучка волос на голове.Существо куда больше походило на земных людей, чем знакомые мне марсиане… Странные создания были, наверное, ростом в десять, а то и в пятнадцать футов, когда выпрямлялись во весь рост, и имели, как и зеленые марсиане, дополнительный комплект рук или ног, расположенный между верхними и нижними конечностями. Глаза у них сидели близко друг к другу и не выпучивались; уши торчали высоко, но ближе к бокам, чем у зеленых марсиан, а мордой и зубами они удивительно напоминали африканских горилл. В целом же белые обезьяны выглядели менее неприятными по сравнению с зеленым народцем.

Конан сражается с гигантской обезьяной.

Эпизод из романа «Час Дракона»

Роберт Говард, создатель культовых героев и захватывающих миров, также использовал образ обезьян. Создатель «Конана» нередко противопоставлял своего героя той или иной обезьяноподобной твари. Это и Тхак, человек-зверь из рассказа «Сплошь негодяи в доме», убивший своего хозяина, Алого жреца, и обрядившийся в его одежду; и гигантская «обезьяна-бык», почитавшаяся дикарями-пиктами как воплощение «Волосатого бога, что живет на Луне», из повести «По ту сторону черной реки»; и обезьяноподобный народец, населяющий затерянный город Алкмеон и стерегущий драгоценные камни, из новеллы «Сокровища Гвалура»; и гигантская серая обезьяна, которую натравил на Конана король Немедии Тараск в романе «Час Дракона»:

Серый полумрак обрисовал гигантское человекоподобное тело, более мощное и тяжелое, однако, чем у любого человека. Сильно наклонившись, это существо бежало на задних лапах — заросшее и волосатое, с густым, отливающим серебром мехом. Голова твари была отвратительной пародией на человеческую, а длинные руки при беге задевали землю. Это была большая серая обезьяна, страшный людоед темных прибрежных лесных массивов моря Виолетт. Полумифические, малоизвестные обезьяны-каннибалы служили прототипом троллей в старых легендах, страшными волколаками-оборотнями народного эпоса, убийцами и людоедами темных лесов.

Подобные твари появлялись и в других произведениях Говарда, не связанных с Конаном. Так, в рассказе о Соломоне Кейне «Алые тени» фигурирует Гулка, чернокожий охотник на горилл, которого, мстя за погибшую подругу, убивает огромный самец. В другом рассказе, «Луна Замбибве», главный герой спасает свою возлюбленную, обреченную стать жертвой кровавого африканского культа, в котором почитались огромные обезьяны.

Обложка второй серии комикса «Соломон Кейн: Алые тени»

Тварь, прикованная к столбу, была обезьяной, но такой обезьяной, какая и в кошмарах никому не могла пригрезиться. Ее густой серый мех был коротким и сверкал серебром в лунном свете. Обезьяна выглядела гигантской, несмотря на то, что она сидела на корточках. Распрямившись на своих кривых ножках, она была бы ростом с человека, но много шире и толще. Ее цепкие пальцы были вооружены когтями, как у тигра… но не тяжелыми тупыми ногтями, присущими антропоидам, а ужасными, изогнутыми, словно ятаганы, когтями огромного плотоядного животного. Мордой чудовище напоминало гориллу: низкие брови, раздутые ноздри, отсутствие подбородка. Когда тварь рычала, ее широкий плоский нос морщился, словно у гигантской кошки, а рот-пещера открывал саблеподобные клыки — клыки хищника. Это был Земба — существо, священное для людей Замбибве, — чудовищное создание, нарушающее законы природы — хищная обезьяна. Несомненно, что плотоядные обезьяны из Замбибве были пережитком забытых, доисторических эпох, когда природа проводила эксперименты и жизнь порой принимала самые чудовищные формы. Эта тварь казалась оскорблением святости. Она должна была исчезнуть вместе с динозаврами, мастодонтами и саблезубыми тиграми.

Однако Говард не был бы Говардом, если бы ограничился описанием просто огромных обезьян. Из-под его пера появлялись и более причудливые создания, как, например, существо из рассказа «Королева Черного побережья»: последний представитель доисторической расы, обитающий в заброшенном городе на берегу черной реки Зархебы. Этот монстр, убивший подругу Конана, морскую разбойницу Белит, описывается как крылатая обезьяна, черный монстр с красными глазами. И снова — красавица и чудовище, популярная в те годы оппозиция «белая женщина и уродливая тварь».

Иллюстрация к рассказу «Королева Черного побережья»

Однако самое жуткое и смертоносное существо Говард изобразил в своем первом рассказе о Конане — «Феникс на мече». Здесь Конану приходится столкнуться с демоном, похожим на исполинского павиана, вызванным стигийским колдуном Тот-Амоном.

Пронесся ледяной ветерок, и Тот-Амон почувствовал, что за его спиной стоит нечто, но не обернулся. Он направил свой взгляд на освещенную лунным светом мраморную скамью, на которой обозначилась едва заметная тень. Продолжая бормотать свои заклинания, он наблюдал за тем, как тень росла и становилась все четче. Теперь ее очертания напоминали контуры тела гигантского павиана, но таких обезьян нигде на Земле никогда не было… Но знающие люди поговаривали, что зловещая тень обезьяноподобного бога не раз уже мелькала у алтарей заброшенных стигийских храмов.

Конан сражается с исполинским павианом.

Эпизод из рассказа «Феникс на мече»

Стигия, этот говардовский «Египет», заставляет вспомнить то, с чего мы начали эту статью, а именно христианские представления о Египте как «земле тьмы», где поклоняются обезьяноподобным богам, этой насмешке Дьявола — «обезьяны бога» — над самим понятием религии. Но хотя средневековые фобии постепенно уходили в прошлое, им на смену приходили иные страхи. В Америке XIX — начала XX веков, тонувшей в многочисленных расовых предрассудках, христианское грехопадение порой толковалось как «кровосмешение» «низшей» породы с «высшей» — и эти настроения подпитывали появление все новых рассказов о гигантских обезьянах и их сексуальной связи с людьми.

Говард Филлипс Лавкрафт, один из новаторов хоррора, разделял подобные взгляды вплоть до начала Великой депрессии. Среди его богатейшего творческого наследия есть рассказ с тяжеловесным названием «Некоторые факты о покойном Артуре Джермине и его семье». В нем поминается очередной затерянный в африканских джунглях город, населенный расой «белых обезьян» и управляемый некоей богиней. В свое время этот город посетил далекий предок главного героя рассказа, Уэйд Джермин, закончивший жизнь в сумасшедшем доме:

Сумасшедшим сэр Уэйд прослыл из-за своих завиральных идей. В таком рациональном веке, как восемнадцатый, образованному человеку не следовало бы рассказывать о диких зрелищах и фантастических сценах, разыгрывавшихся под конголезской луной, о высоких, полуразрушенных и заросших диким виноградом стенах и башнях заброшенного города, о сырых каменных ступенях, ведущих во мрак гробниц, наполненных сокровищами, о запутанных подземных ходах. Особенно шокировал всех его бредовый рассказ о существах, населяющих город. По его словам, они напоминали и обитателей джунглей, и потомков древней языческой цивилизации. Их причудливый облик озадачил бы самого Плиния. Эти существа возникли, возможно, после того, как гигантские обезьяны захватили приходящий в упадок город — вместе с его стенами и башнями, склепами и таинственным резным орнаментом.

Всех потомков Уэйда отличали крайне уродливая внешность и эксцентричное поведение, что не раз приводило к трагедиям. Последний отпрыск рода, Артур Джермин, решил как следует изучить историю своей семьи. Ему удалось узнать, что богиня, которой поклонялись таинственные жители затерянного города, напоминала обезьяну и когда-то царствовала в городе. По африканскому преданию, обезьянья принцесса стала супругой пришедшего с запада великого «Белого бога». Они долгое время совместно управляли городом, но после рождения сына уехали, взяв младенца с собой. Позднее бог и принцесса вернулись и какое-то время снова царствовали. После смерти принцессы божественный супруг поместил ее мумию в просторный каменный храм, где она стала предметом поклонения. Эту же мумию удалось раздобыть Артуру Джермину:

Вид мумифицированной богини был ужасен: полуразложившаяся, изъеденная, она вызывала тошноту. Даже ничего не смыслящий в антропологии дилетант мог бы понять, что перед ним лежит мумия белой человекообразной обезьяны неизвестного вида, очень схожей с человеком. На ее шее висел медальон с гербом рода Джерминов.

Мумия была принцессой и женой Уэйда Джермина, а Артур — их далеким потомком. Не вынеся правды, он сжег себя заживо.

Иллюстрация к рассказу Говарда Лавкрафта

«Некоторые факты о покойном Артуре Джермине и его семье»

Ряд критиков полагает, что рассказ Лавкрафта был вдохновлен в том числе и романами Берроуза о затерянном городе Опаре. Так или иначе, он стал еще одним кирпичиком в строении уже сформировавшегося сюжета. Истории об ужасных джунглях, заброшенных городах, чудовищных существах и их «сексуальных домогательствах прекрасных блондинок» заняли прочное место в англоязычной литературе, и перенос этой темы на экран был лишь вопросом времени. Своего рода предтечей «Кинг-Конга» стал псевдодокументальный фильм «Ингаги» (1930) о приключениях экспедиции, разыскивающей племя африканцев, поклоняющихся гориллам. В фильме утверждалось, что зрителям показывают ритуал, в ходе которого африканских женщин отдают обезьянам в качестве секс-рабынь, но на самом деле он снимался в Лос-Анджелесе с участием американских актрис. Стоит отметить, что хотя сам фильм и оказался вымыслом, культовое почитание горилл и вправду имеет место у африканских народов. На юго-западе ЦАР, юго-востоке Камеруна и в северном Габоне и по сей день рассказывают о тотемах, превращениях и реинкарнациях в виде горилл. Исследователи еще полтора века назад рассказывали о суевериях африканцев вроде тех, что стоит беременной женщине просто увидеть самца гориллы — и она родит от него детеныша. Так или иначе, именно успех «Ингаги» и побудил студию RKO Radio Pictures инвестировать в 1933 году в фильм «Кинг-Конг».

Самая известная обезьяна в мировом кинематографе прошла непростой путь к своему рождению. Колыбель монстра находилась в заброшенном городе, среди джунглей, кишащих огромными ящерами, его родителями были Хоу-Хоу и белая «принцесса» из конголезских джунглей, а крестили его жрецы диких и кровавых культов из самых удаленных уголков мира. Из древних баек, вульгарно интерпретированных на фоне появления эволюционной теории, и причудливых сексуальных фантазий родился Кинг-Конг, чтобы начать свое победоносное шествие по экранам, длящееся уже 90 лет.

Комментариев: 2 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 id516774056 15-04-2023 15:05

    Благодарю, очень интересная статья! Любопытно читать о предшественниках известных монстров. Сам Конго, помнится, тоже послужил вдохновением для обезьяноподных монстров новее.

    Учитываю...
  • 2 id267171864 31-03-2023 16:20

    Смотрел много фильмов и читал книги о Кинг Конце.Но с источниками вдохновения авторов книг и фильмов не знаком был Спасибо большое за информацию.Очень интересно.творческих успехов!

    Учитываю...