DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Возражение тезисам Лиготти о Толстом

Правда, великая правда! Пока смерть не появится на горизонте человека, он в философии еще младенец. Только великие потрясения открывают человеку последнюю тайну.

Лев Шестов. Sola Fide - Только верою. XI

В труде «Заговор против человеческой расы», в частности, в разделе «Болен смертью», Лиготти выступает с достаточно серьёзным обвинением в адрес Льва Николаевича Толстого. Приговор Лиготти сводился к тому, что Толстой прибегал к махинации мраком: любил зачинать свои произведения как оратории мрачного опыта, под конец «через заднюю дверь» уходил в свет, тем самым предал любителей литературы печальной довольствоваться «руинами мрака».

Прошу заметить, что уже в «Исповеди» Толстого, взятой Лиготти в качестве хрестоматийного примера, можно без лишних исканий выявить тезисы о бессмысленности жизни, все попытки противостоять которой оборачиваются проигрышем. В этом стройном стержне Толстой приводит четыре варианта выхода из ситуации онтологического тупика и бессмысленности жизни. Лиготти сопоставил их вариантами Цапффе, рассматривая толстовские выходы в качестве преждевременной инструкции по избежание изложенных Цапффе ловушек. Однако ни один из них не предполагает позитивность и поиск чего-то обнадёживающего. Во всех содержится модус «бессмысленность жизни». Третий вариант особо важен:

Он состоит в том, — пишет Толстой, — чтобы, поняв, что жизнь есть зло и бессмыслица, уничтожить ее. Так поступают редкие сильные и последовательные люди. Поняв всю глупость шутки, какая над ними сыграна, и поняв, что блага умерших паче благ живых и что лучше всего не быть, так и поступают и кончают сразу эту глупую шутку, благо есть средства: петля на шею, вода, нож, чтоб им проткнуть сердце, поезды на железных дорогах

Сам Толстой всю жизнь был преследуем тем, что впоследствии получило название «арзамасский ужас». Это чувство запредельного ужаса, крайней тоски и катастрофического душевного упадка. Понятие было выведено из письма Льва Николаевича Софье Толстой от 4 сентября 1896 года:

Я второй день мучаюсь беспокойством. Третьего дня в ночь я ночевал в Арзамасе, и со мной было что-то необыкновенное. Было 2 часа ночи, я устал страшно, хотелось спать, и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас такие, каких я никогда не испытывал. Подроб­ности этого чувства я тебе расскажу впоследствии; но подобного мучительного чувства я никогда не испытывал, и никому не дай бог испытать.

Толстой всю жизнь чувствовал в своей душе что-то, что выталкивало его из «общего мира» - писал Шестов в труде «Откровения смерти. (Последние произведения Л. Н. Толстого)» - Он рассказывает, что припадки, вроде того, который приключился с ним во время поездки в Пензенскую губернию, хоть и редко, но и прежде бывали. Уже в раннем детстве, по самым незначительным поводам, им овладевало внезапно чувство ужаса, бурно и властно сгонявшее естественное чувство радости бытия и покоя существования.

Толстой полагал, что страх смерти возможно преодолеть только через осознание тленности жизни. При этом жизнь и смерть в парадигме Толстого не противопоставлены, а коррелятивно связаны. В чреве жизни — смерть, в чреве смерти — жизнь. Но это не значит, что с приходом смерти начинается новая жизнь, это значит, что смерть облекает жизнь: она неизбежна. «Смерть, как и рождение, — непременное условие жизни. Если жизнь — благо, то и смерть должна быть благом». Толстой сокрушается на беспечность, людей. Они живут, словно не замечая смерти, все их свтарания направлены на замалчивание и увиливание от малейшей мысли о смерти. Это в должной мере и с некоторым исключением соприродно с лиготтианским тезисом о человеческом самообмане.

Подводя критику Толстого к финальному аккорду, Лиготти пишет: «И после того, как он стал думать не умом, а существом, он обнаружил для себя путь к выздоровлению, и спасся от ужаса и самоубийства. Чуть позже, однако, разум Толстого вновь заработал, и он опять впал в кризис», — и тут же закрепляет за Толстым образ литературного пропагандиста позитивного мышления (!).

В чем же может быть несогласие с ним? Лишним будет повторять, что в западной традиции между литературой и философией проходит водораздел, в отечественной философии — не так. В качестве примера «позитива» Льва Николаевича Лиготти берёт повесть «Смерть Ивана Ильича». Какой уж тут, простите, позитив? Это крайне мрачное произведение танатологического содержания об угасании человеческого духа и тела — о смерти от онкологического заболевания. Вся повесть преисполнена ужаса, торжеством смерти и экзистенциальными воплями главного героя. О ещё живом больном без утайки говорят: «Тебе не видно — он мертвый человек, посмотри его глаза. Нет света». Несмотря на окружение, Иван Ильич живёт один на краю погибели, взирая в безликую бездну приближающейся неизвестности. С точки зрения Толстого, смерть – великий обличитель, потому как показывает наше истинное положение, будучи «выброшенными в бытие» (цитата Хайдеггера) все люди без исключения онтологически одиноки. Но самое ужасное для Ивана Ильича в том, что попытки посмотреть в неизвестность не разрешают его сомнения, а лишь усиливают внутренний ужас и физическую боль. В этом произведении несколько танатологических линий. Рассмотрим лишь самые важные.

Первая линия. Укрытие от мыслей о смерти. Человеческое сознание отторгает их. Любое предположение о встречи с ней человек сводит к довольно простецким формам. Тема смерти слишком табуирована в человеческом обществе, а потому требуется колоссальный философский прорыв, чтобы люди, наконец, посмотрели в глаза чёрной неизвестности, а не ретировались перед ней.

Вторая линия. Этикоцентризм против эгоизма. Смерть есть нравственная трагедия, которая, при всей парадоксальности «пограничной ситуации», снимает ширму с лживой и эгоистической жизни того или иного индивидуума.

Третья линия. Обманка за гранью. «Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было. Вместо смерти был свет». Здесь куда сложнее. Читателям не стоит обманываться маленькими проблесками, увиденными главным героем за две минуты до смерти. Это лишь галлюцинаторный бред. Эта сюжетная деталь нужна Толстому для того, чтобы как раз подчеркнуть то, как даже перед лицом смерти сознание продолжает обманывать человека. Но финальный пассаж сгущает тьму и ужас неизвестности. «Кончена смерть, Ее нет больше». И здесь мы, возвращаясь к толстовском уравнению жизни и смерти, можем сказать: если нет смерти, нет и жизни. А что же есть? Непознаваемое и неименуемое Ничто.

Знаменитый советский хирург Лидский считал повесть обязательной к прочтению каждому врачу:

Каждый врач любой специальности должен внимательнейшим образом прочитать этот рассказ, сильнее которого нет в мировой литературе на эту тему, и перед ним раскроются те бездны ужаса и сомнений, которые переживают раковые больные.

Вот поэтому я категорически не согласен с Лиготти и его выводами о «пропаганде позитивного мышления» в творчестве Толстого и уж тем более в «Смерти Ивана Ильича». Это не фундаментальное опровержение, а личный протест. Возможно, я привёл мало аргументов и не вдался в более интересные искания там, где следовало. Однако такие акты заняли бы куда больше времени и текстового пространства. А перегружать читателей я не хотел.

Комментариев: 4 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Маня 22-01-2022 19:52

    Мудрая и очень интересная статья. Получила удовольствие от прочтения. Спасибо.

    Учитываю...
  • 2 Дмитрий 16-11-2021 05:16

    Спасибо! Прочесть было интересно. Захотелось перечитать, что там Лиготти вообще о Толстом говорил, чтобы в полном масштабе видеть, но, увы, сейчас совершенно нет времени.

    Учитываю...
  • 3 Владимир Чубуков 04-11-2021 19:46

    Отличная статья! Вообще, этот стык философии с филологией крайне интересен. Работы Льва Шестова про Толстого и Достоевского или Василия Розанова и Николая Бердяева – про Достоевского, – читать такое очень интересно. А если в этот замес бросить ещё и "щепотку" иностранных мыслителей (того же Лиготти или, скажем, Накамуру), то будет совсем здОрово.

    Учитываю...
    • 4 non-being 13-02-2022 15:56

      Владимир Чубуков, спасибо, дорогой, что ценишь. У меня есть ещё несколько статей/заметок подобного рода. Всё хочу их опубликовать в колонке, но нужна редактура и фактологическая проверка. Это отнимает много времени. А я до мая-июня завален делами.

      Учитываю...