DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Бела Дракула: привлекательный до жути (Часть 1)

…Женщины предпочитают классических чудовищ,

уж можете мне поверить.

«Эд Вуд»

 

Даже самому далекому от хоррора обывателю достаточно одного взгляда на эту фотографию, чтобы заметить что-то зловещее и вампирское в глазах изображенного на ней мужчины. А кого сегодня любят почти все женщины планеты? Ну, упырей из каких-нибудь «Сумерек», чьи привлекательные клыки отхватили кусок славы даже у величайшего вампира всех времен. А еще представительных мужчин со строгим, властным взглядом. Боятся, конечно… Но любят! Это, впрочем, было всегда.

Лет девяносто назад на Бродвее появился актер, звезда венгерской мелодрамы, как раз сочетавший обе этих симпатии. «Я никогда не забуду его взгляд, — вспомнит будущий режиссер Николас Уэбстер. — Лугоши буквально впился глазами в лицо моей матери». Они начали репетицию, а юноша все никак не мог избавиться от почти мистического впечатления, которое произвел на него партнер родительницы по фильму «Дракула».

А один из биографов на волне новой популярности артиста, после выхода картины «Эд Вуд» (1994) заметил, что Лугоси (именно так фамилия звучит по-английски) — это очень подходящая к его внешности и основной жизненной потребности фамилия, потому что — говорящая. Л’ю-гоу-си, почти как по Климову: иди-ка ты, мол, и смотри. Ну а как на него не смотреть, на такого обаятельного и привлекательного?

Часть первая. Биография

 

Ты заметила его акцент? Интересно, откуда он приехал?

(к/ф «Убийство на улице Морг», 1932)

Бела Ференц Дежё Блашко (Béla Ferenc Dezső Blaskó), известный нам как Бела Лугоши, родился 20 октября 1882 года в трансильванском городке Лугош, крохотном пятнышке на могучем теле Австро-Венгрии. Был он четвертым ребенком в семье. Его предки — венгерские фермеры, носили фамилию Блашко с XV века.

О детстве Белы известно мало. Даже самые основательные биографы начинают с того, что в двенадцать лет он оставил школу, чтобы посвятить себя актерской профессии. Желание разрешить другим собою восхищаться у маленького Блашко неизвестно почему оказалось в крови.

Но из-за недостатка образования сразу актером мальчик не стал и долгое время занимался наемным трудом, батрачил, работал на шахтах.

Свои первые роли Бела сыграл в 1901 году на сцене маленького театра в городе Шабадки, куда ему помогла устроиться сестра. Тогда же он выдумал псевдоним, образованный от названия родного города — «Лугошши», который для Европы и Америки будет немного сокращен. Венгерские же кинозрители знали Белу под выдуманным для титров романтическим прозвищем: Аристид Ольт.

В театре Бела начал с оперетт, но потом добрался и до серьезных постановок. Имеются упоминания о его работах над образами Ромео и даже Иисуса Христа. Роль в трагедии Шекспира стала в 1911 году его проводником на самые престижные площадки страны.

Афиша «Ромео и Джульетты» с участием Лугоши.

Очень скоро Лугоши становится одной из главных звезд Будапештского национального театра. Это если верить тому, что он говорил о себе сам. Имеются, однако, и другие источники, указывающие на то, что в Будапеште Бела был хоть и заметным, но далеко не ведущим актером. Вполне вероятно: о самолюбии Лугоши, способного взяться за постановку пьесы, не имея режиссерского образования, и часами разглядывавшего себя в зеркале ходили легенды.

В образе Христа.

Летом 1914 года, сразу после начала Первой мировой, Бела ушел добровольцем на русский фронт. Там он провел два года, имел награды, ранения и, возможно, именно на войне в довесок к приятной внешности обзавелся знаменитым демоническим взглядом, которого еще нет на довоенных фото и который пригодится ему для образа вампира или героя-любовника, что в случае с Белой — почти одно и то же. Так или иначе, а ужасов он действительно повидал немало, обожал рассказывать байки о том, как служил в венгерской армии экзекутором (достоверность истории не выяснена и по сей день). А новый виток в карьере Лугоши обозначился сразу после демобилизации с фронта.

В 1917 году Лугоши подписал контракт сроком на два года с фирмой продюсера и режиссера Альфреда Диши «Звездные фильмы». Начиная с картины «Полковник» (Az ezredes, 1917) режиссера Майкла Кёртица он участвует в дюжине лент, специализируясь на ролях роковых соблазнителей. Дамам очень нравился Лугоши, разбивающий сердца наивным героиням салонных мелодрам и, по утверждению биографов, через несколько лет Бела мог бы стать главной звездой национального кинематографа. Но этому помешало его участие в 1919 году в коммунистическом восстании Белы Куна.

Правда, на деле участие сводилось к тому, что Лугоши отказался выступать против красных, видимо, решив, что белый цвет ему не к лицу. Тем не менее, примерно в то же время он создал актерский профсоюз, став довольно заметной фигурой теперь уже не только в актерской, но и в политической жизни Будапешта. И когда через три месяца старое правительство, вернувшись, стало вешать пособников Куна направо и налево, Лугоши от греха подальше решил эмигрировать. Это привело к разводу с первой из пяти его жен, отказавшейся последовать за мужем по политическим причинам.

В Германии Бела провел всего два года: очевидно, там его способности к кинообольщению были востребованы меньше. Неудивительно, ведь Лугоши поспел как раз к началу эпохи немецкого киноэкспрессионизма. Зрительские умы занимали мистические образы Вернера Краусса и Конрада Фейдта из фильма «Кабинет доктора Калигари» (Das Cabinet des Dr. Caligari, 1920). К подобным ролям хоть и чертовски, но все же привлекательный Лугоши оказался не готов. Тем не менее, ему удалось оставить небольшой след в направлении, сыграв в фильме Фридриха Вильгельма Мурнау «Голова Януса» (Der Januskopf, 1920). Но даже с этой ролью второго плана ознакомиться сегодня нельзя: дебютный фильм Мурнау сохранился лишь на бумаге и в отдельных фотокадрах.

Кадр из фильма «Голова Януса».

Таким образом, мало что держало Лугоши в Европе, и с 1921 года он начинает строить свою карьеру в Голливуде, где приятная внешность у артистов всегда ценилась превыше всего. А вот незнание английского всегда было главнейшим недостатком, но это совершенно не помешало Беле развернуть бурную деятельность. Он играл роли эмигрантов, смуглых арабов, большевиков, разбойников, организовал и возглавил труппу актеров-венгров, стремглав бросался в авантюры, спорил и судился с продюсерами и, в конце концов, примелькался настолько, что стал получать роли, которые шли в титрах второй или третьей строкой.

Как раз к этому времени интерес к ужасам, имевший место в Германии, добрался и до Соединенных Штатов. В 1927 году продюсер Хорас Ливерайт покупает права на сценическую постановку романа Брэма Стокера «Дракула» и приступает к поиску актера для главной роли. Попробовать Лугоши Ливерайту посоветовал один из коллег по цеху. «Клянусь адом, — сказал он — я слышал, этот человек прибыл из Трансильвании!».

Вскоре бродвейская история о вампире стала главным хитом сезона. Лугоши тоже был доволен: наконец-то после нескольких лет черной работы ему досталась по-настоящему яркая роль. И действительно, красок тут было хоть отбавляй: граф носил фиолетовый плащ, а лицо его было покрыто зеленым гримом. Это, вкупе с несколько манерной игрой и образом вампира-денди, совершенно не похожего на Орлака из легендарного «Носферату. Симфония ужаса» (Nosferatu, eine Symphonie des Grauens, 1922), вызвало негативную реакцию газетных критиков. «New York Post» утверждала, что Лугоши напоминает скорее на «опереточного гробовщика», чем жуткого вампира, а «Herald Tribune» высказывалась еще более категорично: «Мистер Лугоши играет какого-то малоподвижного хобгоблина, больше похожего на витринный манекен, чем на ночного интригана».

Дракула на Бродвее. Заметно больше, чем в фильме Браунинга, использован грим (в частности, исчезнувшие позднее «круги под глазами») и первая проба знаменитых опереточных движений пальцами (фото справа).

Однако зрители, а особенно зрительницы, все равно были в восторге. И это закономерно, ведь Лугоши на момент первого звездного часа было уже сорок пять. То есть, он был мужчиной в самом соку, еще сохраняя черты злодея из мелодрамы, но уже приближаясь к милейшему пожилому демиургу из «Глена или Гленды» (Glen or Glenda, 1953). Одна из таких зрительниц, секс-символ Америки 1920-х Клара Боу, даже стала на какое-то время любовницей Лугоши. Говорят, однажды она так спешила на очередной его спектакль, что забыла одеться и накинула шубу прямо на купальный костюм. А потом два часа ерзала в ней, дожидаясь возможности проникнуть в гримерку. Правда, протянули они вместе недолго: обожаемая Америкой светская львица не пожелала терпеть выходки упрямого европейца, привыкшего держать женщину в подчинении. Но Бела не расстроился: женщин в его жизни всегда хватало. «Он был, наверно, самым привлекательным мужчиной, которого я знала, — вспоминает его партнерша по фильму «Знак вампира» (Mark of the Vampire, 1935) Кэрол Борланд. — Стоило ему войти в помещение, как женщины тут же начинали собираться вокруг него. А еще он был веселым».

Однако позднее то же самое упрямство приведет Лугоши не только к личному, но и к профессиональному фиаско. Ведь язык он так и не выучил как следует, считая, что талантов у него хватает и без английского. Поначалу зрителей даже привлекал актер, который разучивает реплики на слух и внятно читает текст роли на языке, которого не понимает. Да и европейский акцент для имиджа трансильванского вурдалака тоже был как нельзя кстати. В начале тридцатых Бела много давал интервью, где уже довольно сносно общался и даже кокетничал с корреспонденткой, хвастаясь, что выучил местный жаргон, слово «о'кей». Но двадцатью годами позже, когда Борис Карлофф прочтет в газете о том, как теперь существует его партнер по фильмам «Черный кот» (Black Cat, 1934) и «Сын Франкенштейна» (Son of Frankenstein, 1939), он только вздохнет: «Бедный Бела. Если б он только выучил английский более обстоятельно…». К сожалению, для того чтобы играть и другие большие роли одной мефистофельской харизматичности оказалось мало.

Но тогда, в конце двадцатых, Бела с успехом гастролировал по стране, наслаждаясь статусом главного чудовища Америки. А в 1931-м году его ждал новый успех: «Universal» пригласила Лугоши для участия в первом звуковом фильме ужасов.

В двадцатые «Universal» была единственной студией, которая специализировалась на страшных фильмах. Хитами проката стали «Горбун из Нотр-Дама» (The Hunchback of Notre Dame, 1923) и «Призрак оперы» (The Phantom of the Opera, 1925), где блистал легендарный «человек с тысячью лиц» — Лон Чейни. Сыграть графа Дракулу в первом звуковом хорроре было его мечтой. Но рак гортани, который сначала лишил Чейни возможности говорить, вскоре отнял у «Universal» ее главную знаменитость. Новое десятилетие студии пришлось начать с поиска новых звезд. Первой из которых и стал Бела Лугоши.

На роль «Дракулы» студией рассматривались несколько актеров, в том числе Пол Муни, который через год появится в «Лице со шрамом» (Scarface, 1932) и Конрад Фейдт, знаменитый Сомнамбула из «Кабинета доктора Калигари». В этом списке Лугоши был далеко не первым кандидатом. Но, опасаясь, что такая рискованная по тем временам затея, как фильм о вампире, провалится в прокате, глава «Universal» Карл Леммле приказал сделать все, чтобы этого не произошло. Поэтому роль получил актер из бродвейского спектакля, обруганного критиками, но обожаемого публикой.

В экранизации «Дракулы» для Белы Лугоши все было знакомо. И сидевший, как родной, вампирский плащ, и режиссер Тод Браунинг, у которого Лугоши снимался в фильме «Тринадцатый стул» (The Thirteenth Chair, 1929), и оператор Карл Фройнд, с которым Бела работал на «Голове Януса». Ну и, конечно, драматургическая конструкция, которая позднее заставила некоторых критиков назвать этот фильм «мелодрамой ужасов».

Афиша «Дракулы», на которой отношения героев заданы с неприкрытым эротическим подтекстом.

Классический любовный треугольник, вершиной которого стал, конечно, граф вампир, был практически идентичен тем, на которых строились венгерские салонные мелодрамы. И снова, несмотря на заложенный в контекст образа негатив, все симпатии аудитории были на стороне рокового соблазнителя. Только теперь он обзавелся еще и клыками, тем самым приобретя абсолютное, метафизическое обаяние. Что привело к тому, что некоторая эклектичность постановки, выполненной в эстетике немого кино со звуковыми вкраплениями, не помешала фильму стать совершенным хитом. Зрители осаждали кинотеатры, украшенные портретами Лугоши, эротично хватающего за шею томно прикрывшую глаза актрису. А Бела побил все рекорды по самолюбованию: во время съемок он ходил по студии в гордом одиночестве и с наслаждением шептал: «Я — Дракула!». И он действительно был им: испанская версия фильма, снятая по тому же сценарию, причем, как говорят критики, более профессионально, получила куда меньше славы, чем версия с Лугоши.

Создав столь успешного героя и вообще тренд на фильмы ужасов, «Universal» не собиралась отказываться от этой, обладающей огромным потенциалом ниши. В том же году новая звезда получила предложение сыграть роль монстра в экранизации еще одного спектакля Ливерайта — «Франкенштейн». Причины, по которым роль получил не Бела, а никому тогда не известный Борис Карлофф, сегодня точно не известны. К примеру, Джеймс Скалл в своей «Книге ужаса» пишет следующее:

«Приглашенный из Франции режиссер Роберт Флори намеревался показать главного героя таким чудовищем, какого свет не видывал. Когда Флори сделал пробы, стало ясно, что он лепит жалкую подделку в экспрессионисткой манере «Калигари». Чрезмерно загримированный Бела Лугоши с головным убором в стиле «Голема» (Der Golem, 1915) выглядел просто комично. Актер счел за лучшее отказаться от этой роли, в которой, к тому же, не было ни одного слова».

Однако сам «прекрасный и ужасный» здесь снова не согласен с историком кино. Его сын, Бела Лугоши-младший, вспоминает:

«Отец рассказывал, как отказался от роли Франкенштйна. Он говорил, что отклонил предложение из-за отсутствия реплик. Ему казалось, что только жесты, без слов, сильно умоляют его талант. Позднее, он пожалел об этом карьерном ходе, так как он породил одного из главных его соперников».

Так или иначе, совсем не сложно предположить, что Бела, который так любил нравиться и форсить перед аудиторией, предпочел сорвать кинопробы вместо того чтобы превратиться из элегантного и властного упыря в безвольное и уродливое чудовище.

Очень скоро ему это аукнулось: главной звездой «Universal» стал Борис Карлофф, а Лугоши теперь мог быть в лучшем случае вторым. После фильма «Убийство на улице Морг» (Murders in the Rue Morgue, 1932) Бела больше не сыграл на «Universal» ни одной главной роли. А в тех фильмах, где они с Карлоффом выступали в тандеме, — «Черный кот» (Black Cat, 1934), «Невидимый луч» (The Invisible Ray, 1936), «Ворон» (The Raven, 1935) и других — его фамилия писалась в титрах исключительно под именем конкурента. Это бесило Белу тем более, что и гонорар, несмотря на равный объем работ, он получал в разы меньше.

«Universal» не простила ему упрямства и строптивости при выборе ролей. Правда, в фильмах других студий Бела мог играть большие роли, как это было со сверхуспешным «Белым зомби» (White Zombie, 1932). Но «родная» «Universal» как могла, препятствовала сторонней работе, ибо Лугоши принадлежал им по контракту, ведь студийная система Голливуда тех лет предполагала условия, по которым актер, заключивший контракт, подчинял свою профессиональную деятельность решениям студии.

«Белый зомби».

Ощущение упущенной возможности вместе с пошатнувшейся славой привели к тому, что Бела все чаще стал «оглядываться назад», в те времена, когда его карьера находилась на пике. Со второй половины тридцатых намечается очевидная тенденция: чем меньше Бела востребован в кино, тем чаще он использует вместо обычной одежды черный плащ вампира. Он стал ездить в автомобиле с открытым верхом и демонически хохотать на светофорах, сращивая себя в глазах общественности со своим персонажем. Этому способствовали и студия, заинтересованная в росте популярности героя (а не актера), и пресса, муссировавшая трансильванское происхождение и называвшая его не иначе как Бела «Дракула» Лугоши. В 1935 Лугоши играет фактически пародию на самого себя, роль второго плана в фильме «Знак вампира», который Тод Браунинг поставил на «MGM». Его герой зарабатывает на жизнь, изображая упыря, а в финале стоит перед зеркалом и восхищается собственным гримом…

«Знак вампира».

Очевидно, это было необходимо его самолюбию, ведь Дракула в сознании Белы был неразрывно связан с обожанием и успехом, которых ему теперь так недоставало. Похоже, Лугоши в самом деле верил, что, становясь Дракулой, он превращается во всеобщего любимца, каким почти стал в Венгрии и каким был, когда «Дракула» только вышел в прокат.

Кэрол Борланд вспоминает:

«…Тогда (в 1931-м) как раз с шумом вышел «Франкенштейн». Бела шел по улице и наткнулся на постер с Карлоффом. Он остановился и прошипел что-то по-венгерски. Мы сказали: «Зато Карлофф не играет Дракулу». Бела был очень доволен!».

Их конкуренция с Карлоффом была на руку «Universal». Они сталкивали их картина за картиной, играя на известном всем противостоянии между двумя актерами. Бела, для которого в те годы очень важным стал момент жизнетворчества, теперь пытался одержать победу над соперником в каждом из сюжетов очередной совместной работы.

— Понимаешь, Бела, — говорил ему Карлофф в промо-ролике к фильму «Черный кот», где они сидели за шахматной доской, — тот, кто выиграет эту партию, возглавит парад кинозвезд.

— О'кей, Борис, — отвечал Бела, коварно улыбаясь. — Начнем!

«Черный кот».

Но даже в тех редких фильмах, где по сюжету отрицательным героем был Карлофф, праздновать победу Беле не довелось: его герой погибает вместе с Карлоффом («Черный кот») или от его рук («Невидимый луч»).

Мария Теракопян пишет о ролях Белы середины тридцатых: «На экране Лугоши создавал образы сумасшедших ученых и безумцев, страдающих манией величия, помешанных маньяков, живых трупов, неврастеников, которые не могли вызывать у зрителей ни жалости, ни сострадания». Снискать грандиозного успеха после «Дракулы» Лугоши так больше и не пришлось.

Тем не менее, в глазах публики известность двух актеров оставалась примерно на одном уровне. Вот только платить Беле продолжали все меньше. В 1935-м, когда в Англии под давлением цензуры перестали покупать фильмы ужасов, а в Голливуде введение кодекса Хейса привело к снижению производства «страшных» лент, Лугоши и вовсе остался без работы. В 1936-м году он должен был сниматься в фильме «Дочь Дракулы» (Dracula's Daughter) в главной роли, но из-за тех изменений, которые под давлением кодекса пришлось внести в сценарий, не участвовал в съемках вообще, хотя и получил положенный по уже составленному контракту гонорар. Но сам факт выхода фильма о вампирах от «Universal» без участия Лугоши не мог не нанести удара как по его популярности, так и по тщеславию.

Привыкнув с конца двадцатых существовать на широкую ногу, Лугоши и в это непростое для себя и жанра время продолжил жить не по средствам. Вскоре он вынужден продать свой голливудский особняк. В 1939-м Бела умоляет «Universal» дать ему хоть какой-нибудь заработок, чтобы он мог кормить новорожденного сына. В итоге Лугоши исполняет характерную роль горбуна Игоря в третьей части серии фильмов о Франкенштейне, получая за эту работу пятьсот долларов в неделю, в то время как Карлоффу платят в разы больше.

Потом Бела расскажет, что Игорь, а вовсе не Дракула, стал его любимой сыгранной ролью. Наверняка дело в том, что самобытный хитроглазый горбун не только хорошо запомнился публике, но и по сюжету обращался с монстром, которого опять играл Карлофф, как с послушной марионеткой. Фактически «Сын Франкенштейна» и последовавший за ним «Призрак Франкенштейна» (The Ghost of Frankenstein, 1942) — это фильмы не о несчастном, постаревшем монстре, а об одиноком, всеми забытом Игоре.

В образе Игоря.

В 1941-м «Universal» готовит к запуску новый проект ужасов — фильм про человека-волка. Лугоши обещали в этой картине главную роль как награду за работу в «Сыне Франкенштейна». Фильм должен был рассказывать о цыгане-оборотне, наводящем страх на маленький городок. Однако позднее концепция была изменена: героем фильма становится не монстр, а обычный, человек, который поневоле превращается в чудище. В итоге Бела играет маленькую роль своего тезки цыгана. В самом начале истории он кусает Лона Чейни-младшего, будто передавая эстафетную палочку от старых фильмов к новым, от монстра тридцатых — к чудовищу сороковых. Похоже, что эпоха Белы Лугоши окончательно ушла в прошлое.

Правда, в том же году успех ненадолго возвращается: Бела гастролирует с бродвейским спектаклем «Мышьяк и кружева», где играет роль маньяка-убийцы. В финале на вопрос одного из героев «Почему вы убили этого человека?» он отвечал: «Потому что он сказал, что я похож на Белу Лугоши.» За этим следовали длительные овации.

А во время войны, когда Лугоши, как и многие актеры, гастролировал по военным частям и выходил на импровизированную сцену в костюме графа, ему даже ничего не надо было делать: солдаты аплодировали Беле громко и долго, не давая раскрыть рта. «Аудитория любила Дракулу, — рассказывал потом организатор этой поездки, офицер Бадди Хайд. — и я не знаю другой голливудской звезды, которая могла бы затмить Белу в популярности».

Но эти примеры, скорее, были исключениями из правил. В целом же дела у Белы шли хуже некуда, тем более что его опять подвело упрямство. В 1940-м они с Карлоффом должны были вновь выступить дуэтом в фильме «Черная пятница» (Black Friday). Однако Карлоффу не понравился его герой, и он попросил для себя роль конкурента. Конечно, строптивый Бела отказался меняться с Карлоффом, и «Universal», потакавшая во всем более успешному актеру, пригласила вместо Лугоши Стэнли Риджеса, а Беле досталась небольшая роль третьего плана.

В 1943-м Лугоши наконец наступает самолюбию на горло и снимается в фильме «Франкенштейн встречает Человека-волка» (Frankenstein Meets the Wolf Man) в той роли, которую когда-то с пренебрежением отверг. Теперь уже Карлофф мог позволить себе отказаться от участия в очередном продолжении, а Беле приходилось доигрывать за него, в точности копируя грим, мимику и пластику.

В образе чудовища Франкенштейна.

Эта и другие роли, сыгранные им в начале сороковых, не приносят Лугоши ни творческой отдачи, ни такого важного для него внимания. Он начинает повторяться, снова играет привычный штамп в фильме «Возвращение вампира» (The Return of the Vampire, 1944). Вскоре от него уходит очередная жена. Бела сдается и пускается во все тяжкие: он много пьет и начинает употреблять морфий.

В дальнейшем кинематограф эксплуатирует образ Белы исключительно как известного актера, когда-то сыгравшего Дракулу. Он участвует в малобюджетных фильмах вроде «Зомби на бродвее» (Zombies on Broadway, 1945), повторяя образ шамана из картины «Белый зомби», «Мать Райли встречает вампира» (Old Mother Riley Meets the Vampire, 1952), фарсовой комедии по мотивам Дракулы, пародийной картине «Эббот и Костелло встречают Франкенштейна» (Abbott and Costello Meet Frankenstein, 1948) и в не скрывающей своих коммерческих ориентиров ленте «Бела Лугоши знакомится с бруклинской гориллой» (Bela Lugosi Meets a Brooklyn Gorilla, 1952).

Эпатажный человек в жизни и экспрессивный герой на экране, Бела Лугоши превратился для аудитории в нечто среднее между ним самим и его самым известным персонажем, и при этом глубоко архаичное. Теперь его чаще приглашают не в кино, а на светские вечера, так сказать, «для антуража». Он приходил туда в костюме Дракулы, надеясь на то, что снова будет в центре внимания, но гости только удивлялись: «Лугоши? А он что, еще жив?».

Янина Маркулан пишет об этом периоде: «Он стал маниакально подражать своему герою и в жизни: носил длинную черную пелерину, не терпел дневного света, повторял мимику и пластику Дракулы, его манеру говорить. Все это закончилось весьма печально — безумием актера».

Однако безумцем Лугоши все-таки не был. Его странное поведение являлось компенсацией человека, рефлексирующего на почве утраченной популярности по-актерски экстравагантным способом. Тем более что Бела, которому к тому времени было уже семьдесят, продолжал сохранять нехарактерное для душевнобольных чувство юмора.

«Дракула вечен! — заявил он в 1951 году перед гастрольным туром с очередной постановкой о великом вампире.» А после того, как спектакль провалился, с грустной иронией сообщил американскому журналисту: «Да, теперь я, скорее, Бугимэн.»

Последним всплеском в творческой карьере Лугоши стало участие в фильмах «самого худшего режиссера всех времен» — Эдварда Вуда. Здесь он появился в роли рассказчика, почти самого себя в фильме «Глен или Гленда» (1953), типичном для него образе сумасшедшего ученого в «Невесте монстра» (Bride of the Monster, 1955) и вновь графа Дракулы в «Плане 9 из открытого космоса» (Plan 9 from Outer Space, 1959). Появление Лугоши в фильмах Вуда оценивается неоднозначно. Кого-то эти последние работы смешат, кого-то трогают, а кого-то, как Стивена Кинга, возмущают:

«Ничего потешного нет в том, как Бела Лугоши, морщась от боли, с обезьяной на спине, в натянутой на нос шляпе Дракулы, обходит участок в Южной Калифорнии, — пишет Кинг в своей «Пляске смерти». — Лугоши умер вскоре после выхода этой ужасной, эксплуататорской, не имевшей права появляться на свет дряни, и в глубине души я часто думал, что добрый старый Бела отдал концы от стыда, а вовсе не от многочисленных болезней. Какое печальное и убогое завершение великой карьеры! Лугоши похоронили (по его собственной просьбе) в костюме Дракулы, и мне хочется думать и надеяться, что в мире ином он послужит ему лучше, чем в этом куске пустого целлулоида, на котором он появился на экране в последний раз».

Кадр из фильма «План 9 из открытого космоса».

Тем не менее, сам Бела наконец-то воспрянул духом. Он снова мог работать, им снова восхищались, пусть даже теперь это был всего лишь один человек — Эдвард-Вуд младший. В 1955-м Бела добровольно лег в больницу, где прошел успешный курс лечения от наркозависимости. Сын Лугоши вспоминает, что его отец был по-настоящему горд, что смог побороть болезнь. В день выписки Бела, посвежевший и веселый, сообщил журналистам: «Мой совет: будьте осторожны и никогда не пробуйте ничего такого. Потому что пройти через это испытание нелегко. Нет в мире муки сильнее». Думается, Лугоши, жизнь которого в последние двадцать лет представляла собой постепенное падение с вершины, знал, о чем говорил.

В том же году Бела снова женился — на одной из своих поклонниц. Он готовился к съемкам у Вуда в фильме «Вампир едет на Запад», а также получил замечательное предложение: вести телевизионную программу «Театр шока». В ней Лугоши должен был рассказывать обо всех фильмах, в которых ему приходилось играть. Это была прекрасная идея. Наконец-то Бела мог заняться тем, что он умел лучше всего, и чем он, по сути, все время и занимался, как в кино, так и в жизни: очаровательной самопрезентацией на радость публике.

Но телевидение так и не получило программы, которую бы вел самый обаятельный из находящихся на пенсии монстров: за неделю до съемок первого выпуска, 16 августа 1956 года, Бела Лугоши скончался от инфаркта.

Его действительно похоронили в костюме графа Дракулы. По распространенной легенде Петер Лорре, еще один культовый «монстр», был так поражен видом Белы в гробу, что не выдержал и спросил: «Может нам, на всякий случай, вбить ему в сердце осиновый кол?»

Это была мрачная шутка, которой Лорре пытался заглушить тоску, и, конечно, кол не вбили. Поэтому Бела и продолжает жить после смерти, он приобрел статус культового героя, как для поклонников готической культуры, так и для любителей фильмов в жанре хорорр. Образ Дракулы, в немалой степени связанный с самим Белой, цитируется в сотнях картин, где появляется самый великий вампир всех времен.

В 1994-м фильм «Эд Вуд» (Ed Wood) в котором рассказывается в том числе и о последних днях жизни Лугоши, принес актеру Мартину Ландау «Оскар» за лучшую роль второго плана. Тогда многие посчитали, что это заслуга не столько Ландау, сколько Лугоши, образ которого был передан довольно правдоподобно.

Кадр из фильма «Эд Вуд». Мартин Ландау в роли Белы Лугоши.

Через полвека после смерти, в 2005 году, фильмография Лугоши пополняется новой работой. Он «озвучил» мультфильм по рассказу Эдгара По, создатели которого воспользовались найденной в архивах раритетной записью. А еще через семь лет, в 2012-м, снова роль в комедийном фильме «The Movie Machine». Здесь на помощь пришли компьютерные технологии.

Одно из последних воспоминаний, связанных с живым Белой, сохранил продюсер Ричард Шеффилд. Он был среди тех ребят, что жили рядом с Лугоши и ходили навещать актера в последние годы его жизни. Как раз тогда хоррор тридцатых переживал всплеск популярности у молодежи, благодаря повторам фильмов по ТВ и программам вроде той, что Лугоши предлагали вести.

«Мы смотрели на него, раскрыв рот, — рассказывает Шеффилд. — А он был открытым, приветливым, очень милым. Охотно отвечал на все наши вопросы. Всегда. Мне кажется, Беле было одиноко, и он ценил дружеское отношение, ценил своих гостей, поклонников… С ним было здорово общаться. Однажды во время просмотра фильма с его участием он вдруг заметил: “А я был крут!” Мы так и грохнули».

Конечно, Бела тоже смеялся вместе с ними. Он был счастлив, что он не один.

Вторая часть статьи — анализ творчества  будет опубликована в следующем номере.

Комментариев: 3 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Мельник 05-12-2013 01:47

    Интересная статья! Жду следующую часть.

    Учитываю...
  • 2 Eucalypt 24-11-2013 22:09

    Супер! Очень интересно и приятно прочитать про великого Лугоси.

    Учитываю...
  • 3 Fakir 20-11-2013 16:19

    Большое спасибо, отличный материал! Ждем вторую часть.

    Учитываю...