DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Роман Давыдов, Сергей Королев «Страдай ФМ» (окончание)

Начало повести читайте в апрельском номере:

Продолжение повести читайте в майском номере:


15.

Звенящий телефон раскаленной кочергой выдернул его из сновидений, где он был умирающей Лялей, а над ним нависал проклятый студент, засовывал в рот сырое мясо, старые газеты и вонючие тряпки.

Лозовский вскочил с постели, увидел на простыне мокрое пятно, поморщился от злости. На себя, на проклятого студента и на весь город, который в одно мгновение из лучшего друга превратился в злейшего врага.

Номер незнакомый. Городской. Уж не из школы ли звонят…

— Кому что надо, — пробасил он, снимая телефон с зарядки, — твари, не спится…

Часы показывали начало четвертого. Лозовский чертыхнулся и принял вызов.

— Да.

— Роман Сергеевич! Добрейшего дня, любимый…

— Вы кто?

— Убийца морфеев!

— Чего? Какой еще убийца? Вы номером ошиблись…

— Нет, нет, нет! Роман Сергеевич! Мы звоним вам по просьбе друга вашего, разбудить вас желаем! О как! Друг-то ваш говорит, вы спите как младенец. Как будто совесть у вас чиста! Как будто… хм-м, вы не убили за последние сорок лет шестьдесят шесть человек…

Лозовский сбросил звонок. Не совладав с яростью, швырнул телефон в стену. Старая «Нокия» отлетел прямо в хозяина, больно ударила в пах.

— Да чтоб тебя, зараза, — Лозовский согнулся пополам, — твою мать…

Лед, может, приложить?

Пока он искал в морозилке, чем бы облегчить страдания, боль сама унялась. Кажется, на неубиваемую «Нокию» снова кто-то звонил. Лозовский железно решил, что не станет отвечать, будь это хоть сам боженька, готовый забрать его на небеса вместе с полным чемоданом грехов…

Лозовский захлопнул морозилку, забыв, зачем туда полез. Осмотрел чистую кухню, прихожую, санузел. Глянул на свои сырые трусы. Проглотил очередную порцию проклятий. Позволил здравому смыслу занять кресло главного пилота. Спросил сам себя: что делать?

Бежать. Прямо сегодня. Прямо сейчас. Налегке. Минимум вещей, максимум скорости. Документы, деньги, желание жить.

Итак.

Для начала надо переодеться. Умыться. Превратиться в нормального человека. Лозовский нырнул в ванную, включил воду и…

«Ты не убежишь».

Эту фразу, похожую на приговор, выплюнуло радио на кухне.

Лозовский замер над раковиной, глянул в зеркало. Почудилось, что в прихожей кто-то есть. Мелькнул силуэт в полутьме, выскользнул в комнату. Скрипнул паркет за стеной.

— Пожалуйста, — прошептал он, — не надо…

«Знаете что? — произнес голос из приемника, тот самый, что звонил по телефону. — Мне эта ситуация решительно не нравится! Роман Сергеевич, что за дела…»

— Не надо, — повторил Лозовский, опустившись рядом с раковиной.

«Роман Сергеевич, мы, значит, звоним вам из лучших побуждений, хотим обрадовать вас хорошей, я бы даже сказал чудесной новостью, а вы нас в буквальном смысле на хер посылаете! Куда это годится?»

— Я не посылал, — простонал Лозовский.

«Не спорьте, Роман Сергеевич. Мы позвонили вам. Сами. Вам. Позвонили. Чтобы обрадовать. Сказать, что ваш лучший друг, имя которого вы сами прекрасно знаете, этот ваш лучший друг решил отпустить вас. Даровать свободу. Вам, убийце без малого семи десятков человек. Тому, кто убил собственную жену, сына, пять учеников и… дьявол меня разбери… дворника! Милого дворника Сулю, которого любил весь дом. Вы чудовище, Роман Сергеевич. Огромный уродливый прыщ на теле города. Но… Лучший друг решил вступиться за вас, дать вам награду за долгую, чертовски долгую службу. А что вы, Роман Сергеевич? Вы просто бросили трубку…»

— Я не… не хотел.

Лозовский на коленях выполз на кухню, припал к приемнику.

— Я не знал! Не знал! Пожалуйста, прошу! Я…

«Поздно просить, Роман Сергеевич. Поздно извиняться. Шанс упущен. Как говорят ваши ученики, один раз навонял — авторитет просрал. Так вот, вы свой единственный шанс, Роман Сергеевич, только что, хм-м, просрали».

— Нет, нет, нет! — Он сдернул магнитолу с подоконника, прижал к себе, словно грудного ребенка. — Я сделаю все, что вы просите, я сделаю…

«Вы сделали все, что могли, Роман Сергеевич. Замолчите, пожалуйста».

— Я… нет… я готов на все. Не делайте этого…

«Замолчите, Роман Сергеевич. Пожалуйста. Рот закройте и ни слова больше не говорите. Вот так. Отлично. Итак…»

Голос в приемнике откашлялся.

«Меня зовут Чикатил Чикатилович, вы слушаете самое правдивое радио города Громогорска. Дорогие жители и гости нашего уютного, вам предоставляется уникальный шанс. Стать участниками, хм-м, охоты. Правила простые, нужно поймать и убить мерзкого садиста и невыносимого мерзавца. Романа Сергеевича Лозовского. Кто это сделает, тот получит неслыханный приз. Какой? Пока секрет. Итак. Местное время — без пяти минут четыре. Участвуют все. Вы слышите? Абсолютно все. Жертва проживает по адресу Чкалова, двадцать семь. Милости просим в гости. Ах да, чуть не забыл…»

Голос в приемнике еще раз откашлялся.

«И да начнется великая…»

*

Охота началась с приятного открытия.

Жертвой оказался человек, с которым Лерка Кузнецова два года назад лишилась девственности. Против своей воли.

Ее отчим.

Человек, который свел в могилу ее мать. Человек, который пропил квартиру ее матери. Человек, который сейчас пытался украсть кошелек у старушки, задремавшей в очереди к терапевту.

Лерка потянулась, размяла мышцы. Затерялась в толпе пациентов. Открыла телефонное меню. Нашла номер отчима. Сама незаметно за ним следила.

Тот вздрогнул, словно ужаленный. Нащупал телефон в грязной кожанке.

— Алло, — раздался в трубке его хриплый голос.

— Кузнецов? — спросила Лерка официальным тоном. — Леонид Андреевич? Мы звоним по поводу работы…

— Да-да, — на другом конце послышался шорох, торопливые шаги, — я вас слушаю.

— Вы готовы сейчас встретиться? — Она сама удивилась, как красиво звучит ее голос, если придать ему строгости, хоть в «Секс по телефону» иди. — Свободны? Отлично. Ждем вас через полчаса. Записывайте адрес…


16.

Противный звон. Высокий и громкий. Лезет в уши и елозит там, словно ватная палочка, наматывающая на себя скопившуюся серу. Он повторяется еще раз, еще, еще… сливается в единый, непрекращающийся…

Гоша проснулся и не сразу сообразил, что противный звук ему не приснился, а кто-то повис на дверном звонке. На резкий подъем голова ответила жуткой болью в затылке, а в шею будто камень засунули.

Морщась, он стал открывать входную дверь, и едва щелкнул замок, как с порога послышался гневный крик:

— Вы чего там жжете уже второй день?! Дышать невозможно!

Гоша непонимающе смотрел на стоявшего в дверях соседа сверху.

— Я еще вечером вчера приходил! Почему дверь не открывал?! — не унимался тот.

Сообразив, о чем речь, Гоша пробурчал под нос:

— Дома меня не было.

— Чего ты там бубнишь?

Гоша вдруг вспомнил мимолетное чувство, которое испытал, когда воткнул нож в Янкино горло. Сладкую власть над чьей-то жизнью.

— Короче, если эта сраная гарь не прекратится, я тебе шею сверну.

И ушел.

Гоша злобно захлопнул дверь, но все-таки решил проверить остатки вещей в ванной. Проходя мимо своей комнаты, он зацепился взглядом за светящийся телефон с воткнутыми в него наушниками. Неужели всю ночь радио играло?

Вставив наушники, он услышал голос диджея, глупое имя которого уже запомнил — Чикатил Чикатилович.

«…гостей надо уметь встречать. Ну вот, например, держать человека в дверях — неприлично. Тем более если он пришел ругаться. В дверях защищаться нечем в случае чего. А вот если пригласишь человека на кухню, то там помощников — от ножа до вилки».

В ванной и правда сильно пахло гарью. Вообще, ей пахло по всей квартире, но Гоша уже привык. А здесь запах пролез в ноздри, щекоча их. Зажмурив слезящиеся глаза, Гоша включил воду. Черный пепел поплыл к стоку, в оставшейся бесформенной массе уже невозможно было распознать одежду.

Запах гари постепенно ослаб. Гоша посмотрел на сетку вентиляции и подумал:

«Теперь-то ты, мудак, доволен? Тебе же лучше. А то если придешь опять…»

И тут вновь раздался дверной звонок.

«Спокойно!»

Гоша вздрогнул. Он уже и забыл, что до сих пор стоит в наушниках, настолько ненавязчивой была только что закончившаяся песня. Он взял телефон, выключил радио, но диджей успел договорить, протараторил, чтобы успеть:

«Этого не трогай. Дождись следующего».

И снова не успела открыться дверь, как уже раздался голос с той стороны:

— Янка дома?

Таким Саню Гоша еще не видел. Внешне вроде все тот же. Но только непривычно серьезный и взволнованный.

— Нет.

— Вот лярва! Куда делась-то?

«В дверях защищаться нечем в случае чего».

— Да ты проходи. Вон, на кухню.

Гоша отодвинулся, освобождая проход.

— Ды не… я это… Короче, дай знать, если объявится. Я ей вчера весь день названивал, а она трубу не берет.

— Она телефон дома оставила.

— Понятно, — вздохнул Саня. — Ладно, бывай.

Закрыв дверь, Гоша глянул на себя в зеркало, висевшее в прихожей, и широко улыбнулся. Он разговаривал с Саней на равных, впервые. Он ничуть не выдал себя. Он… нисколько не жалел об убийстве.

Откуда-то из глубины просыпался мальчишка, который был очень счастлив. Тот, что ставил капканы для собак, но больше всего любил жечь муравьев лупой. Он обожал смотреть, как они отчаянно пытаются избежать гибели, но не в силах ничего сделать. Когда всем надоедала эта игра, он часами жег муравьев в одиночку. А когда они с пацанами впервые пошли на рыбалку, то он заворожено смотрел, как бьется в агонии вытащенная на сушу рыба, как тщетно раскрываются ее жабры.

А однажды вечером он насмерть замучил соседского котенка, ломал ему лапы, одну за другой, сглатывая слюну, наблюдал, как тот жалобно мяучит, пытается сбежать, смотрит на Гошу глазами-бусинками, не в силах понять его жестокости. Самое страшное (или приятное), что Гоше не стало стыдно, ему лишь захотелось насладиться моментом смерти. Он свернул котенку шею, но не успел осознать всей прелести смерти, как его обнаружили соседи.

Помнится, они испугались, подняли крик. Ему сильно влетело, его долго ругали, грозили сдать в ментовку. Два стыдных месяца наказания он не вылезал с соседского огорода, на котором его заставляли копать грядки и возиться с навозом… Пристыженный, он спрятался, затаился. На смену жестокому и расчетливому садисту-подростку пришел совсем другой мальчик, тихий, трусливый, делающий все, чтобы добиться похвалы, избежать очередного стыдного наказания…

Снова звонок в дверь.

— Да вашу ж мать.

«Дождись следующего», — эти слова диджея Гоша сначала не принял на свой счет, но сейчас совершенно ясно осознал, что дождался.

На пороге стоял небритый мужик в поношенном костюме. На первом этаже кто-то щелкнул выключателем, и зажегшаяся лампочка осветила непроглаженные складки.

— Рябцев Георгий Александрович? — небрежно спросил мужик.

— Да, — неуверенно ответил Гоша.

В его голове мысли мчались, цепляясь друг за друга: «Кто это? Он из милиции? По поводу Янки? Неужели уже все раскрыли? Неужели это конец и нет никакой защиты города?»

— Я из микрокредитной компании «Манифаст», — продолжил мужик, с трудом справившись со словом «микрокредитной». — У вас задолженность по кредиту пятнадцать тысяч рублей. Почему не платим?

Мужик на глазах терял те небольшие запасы вежливости, которые у него были.

— Какой еще кредит? Я в жизни их не брал, — дрожащим голосом ответил Гоша, все еще не отошедший от мысли, что его нашла милиция.

— Слушай, пацан, я в душе не… знаю, чо ты там брал. У меня тут, — мужик достал из кармана сложенный смятый листок, — написан адрес и фио твое. Бабло где?

Гоша глубоко вздохнул, пытаясь собраться, но ничего не вышло.

— Знаете… пройдите на кухню. А то как-то невежливо в дверях гостя держать.

Мужик подозрительно прищурился.

— Ну ладно, пошли.

Гоша усадил гостя на табуретку. Сам замер напротив, возле раковины, в которой среди немытой посуды лежал нож.

— Ну так чо? Чо по деньгам?

— Послушайте, это какая-то ошибка. Я не брал никаких кредитов. Да мне они и не нужны. Я стипендию получаю в институте. В спортбаре подрабатываю. Ну, и родители высылают. Так что мне хватает.

Гоша решил прикинуться простачком и не без удовольствия наблюдал, как нервно ерзает на стуле мужик, выходя из себя.

— Ты тупой, а? Я ж тебе сказал, не колышет меня, кто там тебе чо высылает. Мне дали твой адрес и сказали, что ты бабло не платишь и надо стрясти.

— Я, кажется, понял! Со мной соседка живет. Ну, мы с ней с одного поселка, в школе вместе учились…

Мужик нервно застучал широко расставленными ногами.

— Вот, и у нее парень есть, Саня. У них все время денег не хватает. Может, это они на мое имя кредит оформили? Я слышал, что так можно, если паспорт у человека украсть.

— Слышь, пацан. — Мужик тяжело вздохнул. — В рот я имел твою соседку и всех остальных. У меня тут твой адрес, твое фио. Деньги, значит, с тебя надо стрясти.

— Но я же не виноват, — сказал Гоша, изобразив на лице испуг.

— Да ты затрахал!

Мужик вскочил с табуретки и подошел к Гоше вплотную.

— Короче, мне похеру, если завтра деньги не…

Он резко замолчал, захрипел, засипел.

Гоша вытащил нож из его живота. Так же легко, как и воткнул.

— Вот так, — довольно сказал он. — Не надо мне тут угрожать. Никто мне больше не сможет угрожать и приказывать.

Мужик грохнулся на пол, безвольно откинув голову и разметав руки.

Вдруг снова раздался дверной звонок, и…

**

«…наш эфир продолжит Юрий Хой и группа “Сектор газа” с композицией “Я — маньяк”».


17.

Он попытался вспомнить последние слова, которые сказал жене и сыну. Не смог. Попробовал вспомнить их лица. Не смог. Даже имена их вспомнил с трудом. Любушка и Федя. Или Людочка и Филя? Проклятие…

Сколько лет прошло? Пятнадцать? Шестнадцать? Тогда тоже было лето, жаркое, неспокойное. Вкусный квас за углом, видеопрокаты в подвалах, пустые полки магазинов, тревожные новости по телевизору. И последние недели вместе с семьей.

Он первый и последний раз не смог убить человека, которого хотел Громогорск. Первый и последний раз оставил город без ужина. Не потому, что Лозовский струсил, просто город захотел слишком лакомый кусок. Местного авторитета Давыху, грозу всех громогорских бандюков. Помнится, охраняли Давыху пять человек. Лозовский положил троих, но до главаря не смог добраться. Может, сил не хватило. Может, город специально подстроил фиаско.

Когда Лозовский добрался до своей квартиры, уставший и злой, со сломанным носом и ребром, жены и сына не было дома. Только записка на столе.

«Прости».

И больше ничего.

Он порывался пойти в милицию, несмотря на сломанные ребра, несмотря на страх перед городом. Ему не дали. Мастер неделю держал его взаперти в каком-то подвале. Семь дней утешал, убеждал, уговаривал, успокаивал. А на восьмой день привел Давыху. Поставил того на колени и, глядя в глаза Лозовскому, прошептал:

«Это из-за него твоих не стало».

И через пять минут не стало самого Давыхи.

Следующие несколько лет Лозовский был готов на все, чтобы город вернул ему семью. Он убивал, мучил, похищал, помогал другим убивать и похищать. Он верил, что жена и сын живы, невредимы. Может, даже счастливы. Просто город их спрятал. И не хочет возвращать. Лозовский сделал все возможное, чтобы их вернуть. Но их так и не вернули. Только иногда… во сне… давали побыть с ними наедине. Во сне они всегда были молодые и красивые. Там была уютная квартира, светлые обои, зеленый абажур возле окна, белые снежинки на стекле. Там… там он был счастлив. А здесь? Здесь он — безвольная тряпичная кукла, любимая игрушка вечно голодного Громогорска…

— Вона он! — заверещал кто-то за спиной. — Держи его!

Взвизгнули тормоза, что-то громыхнуло, глухая ругань подхватила этот фестиваль безумия. Вдалеке завыли милицейские сирены… Неужели из-за него?

На соседней улице надрывались автомобильные сигналки, какой-то полоумный старик выскочил из подъезда с ружьем, пальнул в небо и получил отдачей в лоб. Лозовский рванул в сторону парка, через кусты, через овраги, мысленно благодаря ленивую администрацию, так и не скосившую выросшие за май сорняки. Два раза его пытались остановить нерасторопные старушки, одну он ударил локтем в челюсть, другую вместе с сумкой на колесиках свалил в овраг.

Милицейские сирены надрывались все ближе.

Прямо охота на ведьм. Средневековые недели в провинциальном Громогорске. Горожан с вилами только не… а вот и они, только с граблями и лопатами!

Лозовский рванул в заросли крапивы, перепрыгнул полный грязной воды котлован, протиснулся между ржавыми прутьями ограды и очутился на свалке. Остановился, перевел дыхание. Слева раздавались выстрелы, справа маячили автомобили с мигалками. Нет, из города точно не сбежать. И до Мастера, живущего на другом конце Громогорска, не добраться. А ведь город ждет, жаждет, чтобы он прорывался с боем к своему последнему товарищу. Надо обмануть город. Сделать то, чего Лозовский не сделал бы никогда. Убиться самостоятельно? Вот уж нет. Убить весь город? Совсем уж бред.

Или… или…

Он перемахнул через мусорные кучи, сиганул на пустырь, оттуда к панельным пятиэтажкам. Из кустов за ним рванули бродячие собаки, но быстро отстали, услышав ругань и визг толпы.

Город не сразу поймет, что он замыслил. Когда что-то идет не по плану, город не сразу понимает, как действовать. Но когда понимает, тогда мама не горюй!

Только бы успеть…

— Гражданин!

В арке его поджидал человек в форме.

— От кого бежим, гражданин?

Данька Жевунов. Дурачок с разрисованными погонами.

— Данька, — с трудом дыша, затараторил Лозовский. — Дирол! Атас! Это переворот! Приез… пришельцы, слышишь, бляха, пришельцы напали! Половину города положили! Су-ука! Я за подмогой, Данька! Нам надо страну спасать! Я из области вызову вертолеты и танки! Мигом примчат! Данька! Дирол! Удерживай арку! До последнего! Мы одни остались! На нас надежда! Давай, Данька, за родину!

И пока дурачок не опомнился, Лозовский побежал дальше. Перетоптал все клумбы во дворе, отбился от свирепой толстой тетки. Позабыв про домофон, рванул на себя тяжелую дверь, со скоростью света влетел на третий этаж. Не успев затормозить, ударился в стену. Вывихнул, похоже, плечо. Или сломал. Неважно…

Он позвонил в дверь, отошел на шаг, приготовился. Услышал, как в замке поворачивается ключ. Рванул дверь на себя. Выпалил с радостью:

— Скучал, студент?

И ввалился…

*

…внутрь тайника он заглянул с огромным удовольствием. Потер руки, сглотнул слюну.

— Вот это, я понимаю, пыточная!

Кажется, снаружи начался конец света. Люди кричали, плакали, калечили друг друга. Плевать.

Ему нужен был старый пердучий учитель. Роман Сергеевич. Или Сергей Романович. У него было плохо с памятью, потому и школу не закончил.

Набив сумку оружием до отказа, безработный, дважды судимый бугай по кличке Фунтик довольно хрюкнул. Почти нараспев пробормотал:

— Буду-у резать, буду би-ить, все равно тебе не жи-ить…

Подобрал сумку, поджег гараж. И не спеша двинулся в сторону пятиэтажек.


18.

— А ты зря время не терял.

Лозовский невесело улыбнулся краем рта и присел возле трупа.

— Вам что здесь надо? Сами же больше видеться не хотели.

Лозовский не ответил. Он аккуратно взялся за голову мертвеца и перевернул ее лицом к себе.

— О, знакомые лица. Это ж отчим Кузнецовой. Тебе-то он чем не угодил?

— Я его не знаю. Он пришел от какой-то там организации, про какой-то долг мне говорил.

— Ну да. Зачем платить? Проще ж убить.

— А вы его откуда знаете?

— Это отчим моей ученицы. Редкостная мразь. Жену в могилу свел, до падчерицы домогался… Ну, а работал как раз вот так, долги выбивал. Образования нет никакого, поэтому зарабатывал тем, чему в девяностые научился.

Лозовский встал, громко хрустнули суставы.

— Так что вы тут делаете?

— Студент, не задавай лишних…

— Вы ко мне в дом ворвались. Либо говорите, что вам нужно, либо…

— Либо что? Ты, смотрю, смелый стал после прошлого раза. Ничего, со мной после первой охоты так же было, думал, что раз город помог, то непобедимый! Неуязвимый! Брехня это, поверь. Наглотаешься ты еще тут дерьма всякого.

Гоша молчал, не сводя пристального взгляда с Лозовского. За окном послышался нарастающий шум. Гомон, грохот, бьющееся стекла.

— Похоже, студент, ты мне одни несчастья приносишь. Я думал, побольше времени выиграю.

— Может, объясните уже, что происходит?

— Да ничего. Охоту на меня объявили. Все, не нужен я больше им.

— Кому — «им»?

— Да тварям, которые городом управляют. Не знаю, кто они там: черти, бесы… или кто еще похуже. Диджеи эти с радио. Ты ж не думал, что это действительно простые ведущие?

Гоша только сейчас понял, что всерьез об этом еще ни разу не задумывался.

— Вот они городом и управляют. Ну, я так думаю. Всей правды сам не знаю, да и вряд ли узнаю. Разве что после смерти, если после нее что-то есть.

— А что это тогда за радио такое? И зачем вообще все это нужно? Охотники, убийства?

— Жрет нас город. Людьми он питается мертвыми. Охотники ему еду поставляют. А радио это… Никакое это не радио.

— Зачем ему охотники, если он тут все контролирует? Не может заставить людей убиться самих?

— Да ни хрена он не контролирует. Хочет казаться всемогущим, но на деле… Мысли горожан читать умеет, это да. Поэтому знает слабые стороны каждого и бьет по ним.

Лозовский показал кукиш старому неработающему приемнику на серванте.

— Вот из-за слабостей мы для Громогорска предсказуемые все. А как начинаешь нестандартно действовать, он сразу теряется, я это давно заметил. Этим и взбесил. Поэтому и убирают меня, а не из-за того, что старый уже. У меня сил еще дохрена, двум молодым хватит, а уж опыта столько, что лучше меня охотника в городе нет.

— Говорите, город бьет по слабым местам? Вам, наверное, били по самолюбию, — косо улыбнувшись, съязвил Гоша.

Лозовский сжал кулак, резко замахнулся. Но медленно опустил руку.

— А ты ничего, студент, быстро суть выхватываешь. А я уж было разочаровался в выборе города, когда тебя в баре увидел.

— И что вы собираетесь делать?

Гоша кивнул на окно, через которое с улицы нескончаемо летели крики толпы.

В стекло на балконе прилетел камень. Еще один усыпал осколками Янкину комнату.

— Есть у меня план. Радиола где рабочая?

— Ради… что? — завис на секунду Гоша.

— Радио это чертово через что слушаешь?

Гоша принес из комнаты телефон. Включил радио через динамик. На удивление поймалась «Европа плюс». Гоша стал переключать волну, но Лозовский его остановил.

— Не надо. Сам на связь выйдет, когда нужно будет.

— И что, в Громогорске все время вот такое творится? — спросил Гоша, положив телефон на стол. — Вроде все было спокойно, когда я сюда приехал.

— Город спал. А когда он в спячке, то жрать не просит. Но вот иногда просыпается и приходит в разных эффектных образах, а люди с ума сходят первые дни. В прошлый раз было телевидение. Маги всякие заговаривали людей на убийства через экран. В этот раз — радио. И начинается все вот это. Я, когда первый раз эту радиостанцию услышал, верить не хотел, что опять началось, хотя еще с утра почувствовал. В этот раз он долго спал, я уж думал, что закончился этот ад.

Телефон громко зашипел, и раздался звонкий голос диджея Анатолия Сливко:

«Первый дозвонившийся в студию получит два билета в кино, для себя и для своего юного друга».

— Кончай комедию ломать, — зло сказал Лозовский, повернувшись к телефону. — Я уже понял, что просто так не уйду. И ни за что бы ты меня не отпустил.

«Локи, ты бесишь меня все больше».

— Какой я тебе, на хер, Локи…

«Ах, простите, Роман Сергеевич. Вы ж больше в наши игры не играете».

— Вы сами мне больше не даете в свои игры играть. Предлагаю теперь поиграть в мою. У вас час, нет, слишком много… У вас полчаса, чтобы привести сюда Мастера.

«А вы, Роман Сергеевич, не охренели свои условия выдвигать?»

— Не охренели. И вы все сделаете.

«Позвольте полюбопытствовать, с чего же?»

— Если не сделаете, то студенту конец.

Гоша напрягся. Он понимал, что ничем хорошим визит Лозовского не кончится, но даже не предполагал, что старик пришел брать его в заложники.

«Какое нам до него дело?» — после короткой, но заметной паузы прозвучал ответ.

— Вы все время меня недооценивали. — Лозовский довольно улыбнулся. — Только вот я сразу заметил, что ни одного охотника город так не берег, как этого сопляка.

Стараясь действовать бесшумно, Гоша присел около раковины и опустил руку в мусорное ведро, куда в спешке зашвырнул нож, когда к нему вломился Лозовский.

— В баре и после него я несколько раз попытался убить сопляка, но мне всегда мешали какие-то случайности. — Лозовский сделал акцент на последнем слове. — Сколько я уже перебил других охотников, но всем было плевать на них. А этот пацан вам зачем-то нужен.

«Мы не понимаем, о чем ты», — выпалил диджей, но не смог сдержать нервный смешок.

Сжимая нож трясущейся рукой, Гоша подошел со спины к Лозовскому.

— В общем, или вы присылаете…

Гоша замахнулся, но Лозовский будто был готов и, разворачиваясь, ударил его локтем в живот. Гоша громко кашлянул, почувствовав, будто внутренности подпрыгнули к горлу. Лозовский быстро заломал ему руку, отчего нож выпал и лязгнул о кафель. Гоша еще не отошел от удара в живот, а Лозовский еще и приложил его головой о стол. Все вокруг превратилось во взрыв сверхновой.

— Ну давай, — оскалился Гоша, сплевывая кровь, — давай, убей меня. И тогда тебя разорвут на части. Ты же только благодаря мне можешь сбежать.

Рыкнув, Лозовский дернул Гошу и повернул к себе лицом.

— Даже сейчас мозги хорошо работают, да?! — проревел Лозовский и схватил Гошу за шею, сдавил горло. — Почему они так о тебе заботятся?! Зачем ты им нужен?!

Гоша мог только хрипеть, воздух кончался. Но ответа он все равно не знал. Он догадывался, что городу известно о его садистских наклонностях, муравьях, котятах, собаках. И наверняка городу известно, как он пытался отравить своего деда, подсыпая тому крысиный яд, но каждый раз передумывал, боясь расплаты, которая за этим последует…

Город, он не сомневался, уже все это знал. Но Гоша не сомневался и в том, что в многотысячном Громогорске есть убийцы изощреннее, хитрее, сильнее.

Но почему именно он? Чем он так хорош?

— Зачем?! — не унимался Лозовский, от гнева не замечая, что у Гоши уже посинели губы.

«Стой! Стой! Локи! Роман Сергеевич! Отпусти его!»

Лозовский резко разжал руки. Гоша рухнул на пол, сжавшись в приступе кашля.

«Мастер будет здесь через полчаса. Через двадцать минут. Надеюсь, что вы с ним до сих пор…»

**

«…старые друзья не оставят в беде. Они проверены временем, на них можно положиться, с ними не страшно и умереть. Об этом в следующей песне короля рок-н-ролла Элвиса Пресли “Фрэндшип ту зе грэйв”».


19.

— Город Мастера боится, — произнес он кодовую фразу во дворе пятиэтажки.

Кольцо людей разомкнулось, вперед вышел юнец в форме. На каждом погоне по большой звезде… вырезанной из старой газеты.

— Пришельцы в доме, — деловито доложил дурачок в форме, — и никуда отсюда не де…

Он вырубил дурачка ударом в челюсть, кивнул толпе и по коридору, образованному из людей, дошел до нужного подъезда.

— Десять минут, — пообещал он собравшимся, — и все закончится.

Но не уточнил, для кого. На ходу соображая, поднялся на третий этаж. Перекрестился. Дверь квартиры тоже перекрестил. Позвонил. Прислушался. Где-то за стеной надрывался телефон, голосило радио, им, жужжа, подыгрывала дрель. Обычный день обычной пятиэтажки. А снаружи толпа, готовая к концу света.

Дверь открыл пацан. К горлу приставлен нож, за плечом цепкий взгляд серых глаз. В них жажда жить и убивать каждого, кто помешает.

— Проходи, — велел Лозовский, отступая в коридор вместе с пацаном, — дверь закрой. Молодец. Наручники видишь? Надень.

Закатив глаза, он поднял с трюмо розовые наручники из магазина для взрослых. Защелкнул кольцо на одном запястье.

— Ты серьезно, Локи? Ты меня насиловать собираешься? Там во дворе народу — батальон. И все они…

— Мастер, захлопнись на хер, — приказал Лозовский. — И второй наручник… вот так, молодец.

Снаружи скрипнуло, что-то ударилось о балкон, затихло.

— Это конец, Локи, — вздохнул Мастер, показывая руки в наручниках.

— Конец, — кивнул Лозовский, так и держа пацана, — только не для меня. Для вас. Для города этого сраного.

— Не глупи, старик…

— За-хлоп-нись. — Лозовский сделал три небольших надреза на шее пацана. — Студент. Почему он так важен городу?

На улице заголосили женщины, будто их резали живьем.

— Мне почем знать? — пожал плечами Мастер. — У города спроси.

— Спрашивал я, молчит. — Лозовский сделал еще надрез.

А пацан, похоже, совсем не боялся. Ни боли, ни смерти. Только ухмылялся и на часы посматривал. Ждал чего-то?

— Раз город молчит, я подавно не…

— Все ты, Мастер, знаешь, — разозлился Лозовский. — Студент нужен городу. Город его как зеницу ока оберегает. Убивать не позволяет. Это не просто забота о кормильце-охотнике, я же вижу. Это, блин, какой-то трепет священный, как перед божеством.

— Ты сам на свой же вопрос ответил, — скривился Мастер, массируя себе запястья, — священное божество, достойное обожания.

— Сука, не ерничай, старый! — Лозовский ударил пацана в бок, да так, что у того ребра хрустнули. — Говори, пока я это божество на лоскуты не порезал!

— Идеальный охотник он, бесстрашный и беспощадный, — скороговоркой проговорил Мастер и мысленно извинился перед городом. — Не сейчас, но потом, когда обучится! Напьется крови, вкусит смерти!

— Как и я? — нахмурился Лозовский.

— Ты не идеальный, ты не смог убить Давыху. Помнишь?

— Я сына его не смог убить. Давыху-младшего. Трехлетнего сопляка. Город его просил. Я не могу детей…

— Вот поэтому ты и неидеальный, Лобзик… в смысле, это… Локи…

— Сука…

— Прости, Локи…

— В жопу свои извинения засунь! Пацан, он что, он же… идеальный охотник… он и за пределы города может заразу вынести…

— Может, ага. Пока эта зараза убийственная только по нашему городу ходит, за пределы его ни-ни, но пацан сможет заразу по всему миру разнести. Каждый город, каждый сраный поселок или хуторок станет таким же, как Громогорск. Толпа убийц, стадо беззащитных овец.

— Сука-а-а…

— Не глупи, Локи. У тебя шансов никаких.

— Выпусти меня из города!

— Не могу…

— Выпусти меня из города, мразь! Мне срать на весь мир, срать на город, на студента тупорылого, на всех срать! Просто выпустите меня, дайте уйти, никаких проблем, обещаю! Никогда обо мне не услышите, не увидите! Слышишь? Меня не будет к тому времени, как эта зараза всю страну, континент… ай, да похер, что там… просто отпусти.

— Локи…

— Я прошу, умоляю. Я всегда… почти всегда делал то, что он захочет, я семью на город променял, я кормил его каждый раз, как попросит. Возьми машину, старый. Любую. Вывези меня. Как будем на трассе, отпущу студента. И все. Продолжайте свой праздник смерти, крутите свои тошнотные пластинки и конкурсы играйте…

— Машину? Ты просишь машину, и все?

— Да. И чтобы никакой облавы по дороге. Никаких попыток. Иначе студенту капут. Обещай…

— Как я могу обещать?

— Пообещай, твою мать! Пообещай! Я жизнь твою три раза спас! Я сына твоего спас! А ты моего нет! Просто пообещай…

— Хорошо, ладно! Обещаю. Жизнью своей клянусь! Доволен?

— Нет. Но и выбора нет. Теперь дуй за машиной. Жду через десять минут здесь же. Одного. Без оружия. Поднимешься, проводишь нас до машины, сядешь за руль, вывезешь на трассу. И все.

— И все…

— Иди давай, старый. Поспеши.

— Наручники сними, дурила.

— Еще чего, так прогуляешься, не умрешь. Иди, кому говорят.

Тихо выругавшись, Мастер открыл дверь, выскользнул наружу.

— И быстрее давай…

Договорить Лозовский не успел. На дверь обрушился удар такой силы, что старик вместе с пацаном отлетели обратно в коридор. Огромная квадратная тень сбила Мастера с ног, придавила грудь тяжелым ботинком.

— Я свой! — прохрипел он. — Свой…

Если бы не наручники, он бы уже сломал ногу ублюдку. И ребра. И шею. И голову. Все бы переломал. А так…

Только Мастер поднял запястья, как огромный ботинок сломал ему обе руки. Темнота площадки рассыпалась на миллионы осколков, острых и звонких, режущих снаружи и даже изнутри. Кажется, он кричал. И даже что-то говорил, пытался объяснить. И все это за несколько секунд.

Огромная квадратная тень дыхнула ему в лицо гнилью. Обнажила желтые зубы.

— А я тебя помню, дядя сто-мат-олог. Ты у меня пломбу вырывал. Без лекарства. А я тебе за это голову оторву.

И оторвал…

*

…с таким шумом, что чуть не оглушил.

«Вставай, вставай! — кричало радио из соседней палаты. — Вставай, Дристунов! Пора мстить обидчикам, которые тебя оставили без достоинства!»

Полковник с сожалением пощупал себя за промежность, поднялся с кровати. И отправился в процедурку. За чем-нибудь острым. Смертоносным.

В эту же самую секунду Храмцова, забравшись на стремянку, достала с антресолей ружье давно погибшего мужа. Нежно погладила рукоять, рассовала по карманам патроны. Зарядила ружье, кивнула приемнику в уголке, побежала на улицу.

Одновременно с ней на улицу выскочил бывший коллега Лозовского, Иван Иванович Дотошин. Сжимая в руке топор, он внимал голосу радиоведущего, который не замолкал, повторял и повторял. Всего два слова. Как приговор.

«Убить Лозовского!»

Убить Лозовского шла, покачивая бедрами, Лерка Кузнецова, шел хозяин спортбара, в котором работал Гоша, его однокурсники, ненавистные Балалайка и Саня. А еще бывшие ученики, друзья, коллеги Лозовского. Весь город. Весь Громогорск.

За убийство старика неумолкающий диджей пообещал им приз.

Очень хороший приз.


20.

Кувалда с треском впечаталась в пол там, откуда Лозовский мгновение назад убрал голову. Бугай взревел, выдернул боек из проделанной дыры в линолеуме и снова замахнулся. Лозовский воспользовался выигранным временем, успел подняться на ноги и двинулся за спину бугая.

Гоша сидел у стены, куда отшвырнул его Лозовский. На происходящее он смотрел, как на киноэкран, не было ощущения, что его это касается. Да и персонажи были карикатурными: ловкий и умный Лозовский против огромного и неповоротливого бугая, похожего на орка. А еще бугай был ужасно тупым. В распахнутой спортивной сумке, что он принес с собой и швырнул на пол, виднелись ножи, тесаки, молотки, даже бита. Но он взял тяжелую кувалду, которая сделала его еще более медленным. Возьми хотя бы молоток — и давно бы уже размозжил голову Лозовскому, которого смог повалить голыми руками.

Бугай снова махнул кувалдой и пробил дверцу шкафа. «Вот хозяин квартиры обрадуется-то», — равнодушно подумал Гоша. Кувалда застряла. Бугай дернул раз, другой. На третий вырвал ее вместе с дверцей и потерял равновесие. Лозовский воспользовался моментом, подкосил бугая ударом под колено, тот рухнул и сразу же получил ботинком Лозовского в нос. Пока он ревел от боли, Лозовский быстро подскочил к сумке бугая, выхватил оттуда отвертку. Бугай успел привстать, но Лозовский тут же несколько раз пырнул его в живот.

Бугай дернулся, выгнулся, затрясся.

— Мама… меня опять… обидели, — кашляя кровью сказал он и тяжело завалился на бок.

Часто дыша, Лозовский облокотился о стену и бросил взгляд на Гошу.

— Студент, чего застыл?

Гоша не ответил. Бровью не повел, будто не слышал Лозовского. А слышал он нечто другое. Даже не слышал. И не чувствовал. Ловил сигналы, нашлись нужные слова в институтских лекциях.

— Студент?

Что-то непонятное, если пытаться разобрать, но совершенно ясное, если слиться с ними полностью, отдаться разумом. Он уже чувствовал это, и не раз. Но когда? Когда неведомая сила заставила его увидеть нелепую надпись, нацарапанную на стене подъезда. И еще раньше. Когда собирался прыгнуть с балкона, чтобы покончить с собой, но передумал. Нет, совсем раньше. Когда жег в детстве муравьев, но тогда сигналы были слабыми и ненавязчивыми. А сейчас гремели точно так же, как… как когда он убил котенка. И тогда испугался он как раз этих сигналов, из-за них спрятался под личиной трусливого мальчишки, из-за них стал хорошим и послушным, лишь бы больше ничего подобного в жизни не слышать.

— Студент, ты живой?

— Пошли.

Гоша резко поднялся на ноги.

— Куда?

Впервые Гоша увидел растерянность на лице Лозовского.

— Тебя спасать будем. Хочешь из города уехать?

Лозовский кивнул.

— Тогда иди за мной. Теперь я и город — одно целое. Я тебя выведу.

Гоша вынырнул на лестницу и услышал неуверенные шаги Лозовского за спиной.

Они спустились на первый этаж, но, не доходя до дверей, нырнули в маленький коридор и оказались у давно запертого торцевого входа в подъезд. Беснующаяся толпа снаружи вдруг притихла, точно выжидала. Или ждала. Приказа.

Гоша уперся ладонью в деревянную дверь.

— Говоришь, сил у тебя еще много? Тогда помоги выломать.

Дверь поддалась после нескольких ударов и со страшным треском выломалась вместе с прогнившим косяком. Они выбежали на улицу. Гомон толпы вновь послышался со двора.

— Вон та.

Гоша указал рукой на одну из припаркованных за домом машин.

— Не заперта. И ключи торчат.

Лозовский недоверчиво посмотрел на Гошу.

— Один из жаждущих тебя убить, — кивнул тот в сторону двора, — торопился.

Лозовский тяжело вздохнул, секунду подумал и, махнув рукой, пошел к указанной машине. Машина оказалось незапертой, как и сказал Гоша.

— Я с тобой, — сказал он, садясь на переднее пассажирское сиденье. — Как гарантия. Чтобы город не обманул, не прикончил быстрее, чем ты сбежишь.

Лозовский пожал плечами. Сел за руль. Секунду возился с зажиганием. Потом разглядывал педали.

— А, тут автомат.

И, не теряя больше времени, врубил передачу.

Они выехали на дорогу. Проезжая мимо угла дома, Гоша боковым зрением увидел знакомый силуэт, показывающий поднятый большой палец, и мимолетно кивнул ему в ответ.

— Езжай в Октябрьский по Кирова, оттуда по Чкалова, через мост, там на Терешковой и к выезду из города, который у оптовой базы.

Лозовский молча поехал по заданному маршруту, напряженно глядя только на дорогу.

— Не бойся, так нас никто не встретит. Полгорода проедем, конечно, но так нужно.

Лозовский не ответил. Крутил руль, давил на педаль. И ни о чем не спрашивал.

Начало темнеть, когда они добрались до черты города. Забелела вдали перечеркнутая табличка с надписью «ГРОМОГОРСК». А через секунду заблестели со всех сторон фары десятка машин.

— Ничего страшного, — спокойно сказал Гоша. — Сворачивай на базу, вон в тот ангар, где фура стоит. Там переждем.

Все так же молча Лозовский резко вывернул руль, будто специально повернув машину так, чтобы Гоша ударился головой о стекло. Они въехали в темный ангар. Не успел он заглушить двигатель, как раздался характерный писк. Фура сдала назад, загородив выезд.

— Ты же и сам все понял.

Улыбаясь, Гоша повернулся к Лозовскому.

У того на лице было написано, что понял, почти сразу понял. Как и теперь понимал, что на этом…

**

«…все, дорогие друзья, наш музыкальный стол заказов подошел к концу. Желаем вам от всей души насладиться остатком угасающего дня».


21.

— Нечестно же так, — горько усмехнулся Лозовский, — десять, двена… едрена вошь, пятнадцать на одного.

Студент воспользовался моментом, улизнул в темноту, как птенец под теплое материнское крыло.

Соседку Храмцову он узнал даже в маске и царившем полумраке. И Дотошина узнал по его безвкусной рубахе. И Лерку Кузнецову, и пару гопников, и желтушного дядьку с бурым пятном на штанах — кажется, начальник милиции. А еще пару учеников. Осталось вспомнить их слабости. Хорошо-о-о…

— Может, по одному, — тянул время Лозовский, — или по двое хотя бы? Ну, вот гоп-стоп явно парочкой хотят…

— А хотим, — неестественно заржал тот, что был в форме охранника, — как по старинке, С-сано, я держу, ты селезенку гробишь…

— Как по старинке, значит, — улыбнулся Лозовский, — это даже хорошо. Кстати!

Гопники застыли в двух шагах от него.

— Сано, восхищаюсь твоим терпением!

Тот даже рот открыл.

— Че… в смысле восхищаюсь?

— Ну, целых три дня держишься без бабы! Другой бы не смог! А ты мало того что держишься… так еще и с убийцей своей бабы бок о бок…

— Че, — снова не понял Саня, — в смысле с убийцей?

Лозовский улыбнулся, отметил, что Кузнецова начала терять терпение. Храмцова тоже.

— Друг сердешный, Балалайка, твою Янку, как стахановец, по самое ядро в обе шахты забурил, а после, как свинью…

— Че?!

— Че-че! Отпердолил и убил он твою кралю, а спереть на тебя все хотел, чтобы избавиться, он в прошлый раз тебя подставил и в ментовку сдал, и в этот раз…

Договорить Лозовский не успел. Саня развернулся, но получил удар в табло от лучшего друга. Не успел тот снова замахнуться, как сам повалился, застонал, закричал с ножом в животе.

Лозовский отскочил в сторону. Туда, где растворился студент. Осмотрелся, увидел трубу.

— Храмцова! Извини меня…

Та кинулась вперед, похожая на разъяренную гусыню.

— Извини, что не спас кота твоего от Дотошина…

Храмцова замерла, дернулась, словно кто-то невидимый поставил ее на паузу.

— И за мужа прости… Дотошин не специ…

Грохнул выстрел, бедный Дотошин отлетел, сбив кого-то из нападавших. Еще одного Лозовский оглушил трубой. Начал прорываться к выходу, налетел на желтушного дядьку из милиции. Его даже глушить не пришлось. От столкновения он сам повалился на пол, всхлипнул, застонал, куда-то отполз.

Саня посреди ангара продолжал бить ножом непутевого друга. Храмцова спешно перезаряжала ружье, Дотошин стонал, кто-то трусливо сбежал с места боя, кто-то топтался в нерешительности, боясь нападать. Куда Лерка Кузнецова пропала?

— Роман Сергеевич, — услышал он ее голос за спиной.

Кузнецова стояла в дверях. Позади нее темнела июньская ночь, горело что-то за промзоной, дул теплый ветер.

— Роман Сергеевич, — улыбнулась Кузнецова, вся такая красивая и желанная, — выход ищете? А как же босс финальный?

Он вспомнил странное чувство, похожее на больное горло, выудил из памяти все фантазии, страшные и отвратительные.

— А ты, стало быть, и есть этот финальный босс?

Лозовский оглушил трубой какого-то пожилого сморчка, увернулся от выстрела Храмцовой, легко и быстро двинул к выходу.

— Я на радио выиграла, — похвасталась она, — сначала пытки кота, а потом пытки участкового! И им так понравилось, что они предложили мне стать охотником!

— А как же университет? — горько усмехнулся Лозовский, стараясь не терять из виду остальных. — Как же учеба? Карьера?

— А я уже всего добилась, чего хотела!

Кузнецова так же легко и быстро исчезла из поля зрения, растворилась в ночи. Лозовский бросил в темноту трубу, затем осторожно выглянул в ночь. Никого, ничего. В минуте отсюда граница Громогорска, за которой долгожданная свобода. Тишина, покой и никакого страха. Плевать на Кузнецову, на старую пустую квартиру, на всю свою прежнюю жизнь. На все плевать, только туда, за черту, ни о чем не думать…

Он пересек грязный пустырь, перепрыгнул через овраг, чуть не упал, но только больше разозлился, услышал позади шум мотора, ускорился, различил впереди перечеркнутую надпись, сжал зубы, стиснул кулаки и…

И в одну секунду перемахнул через границу.

— Сука-а-а-а… да-а-а-а! Да!

В нескольких метрах от него затормозила машина. Хлопнув дверцей, выскочила Кузнецова.

— Так не честно! Я… я хотела…

— Хотела, — пробормотал, едва дыша, Лозовский, — да не успела…

— Убежать хотел, — раздалось из темноты, — да не успел.

И только он обернулся, как темнота ударила его в самое сердце.

— Привет от финального босса, — улыбнулся студент. — Всем остальным боссам привет передавай.

Идеальный охотник с самым глупым именем на свете ударил его еще раз. Отбиться сил не хватило. За чертой города он не был всемогущим, удачливым и опасным. Здесь он был старым немощным бараном. А бестолковый студент — идеальным охотником, идеальным убийцей, способным убивать в любом месте, в любое время.

Но вот что странно — здесь, за чертой Громогорска, истекая кровь, теряя силы, Лозовский чувствовал себя счастливым. А боли не чувствовал. Только самую чуточку, когда упал на землю и…

*

В этот момент измученный Громогорск дал волю слезам. Залил улицы, каждый двор, каждый пустырь. Отправил уставших горожан по квартирам, а сам плакал, глядя им вслед. Где-то высоко бушевала гроза, разрезали небо молнии, и оттуда лилась кровь. А может, и не она. Никто точно не знал, все боялись смотреть.

В чистых и теплых квартирах перестали работать приемники, все сразу, как по команде. Пошипели немного, будто запугивая и без того натерпевшихся жителей. А потом усыпили горожан самой обычной музыкой, самыми скучными новостями, самыми приятными голосами.

Жители засыпали, а вместе с ними засыпал Громогорск. Все пережитые за день ужасы смешивалась с ночными кошмарами, вытеснялись на самые дальние задворки памяти, уступали место едва уловимым образам, обыденным страхам и заботам. И среди них никак не отличить, что правда, а что ложь. Что было, а чего не было…


Отводка

Поле ночного эфира, как рай для двоих,

Белого шума медведи бредут по ушам.

Радиоволны касаются пальцев твоих,

Бьют по лицу, и уже невозможно дышать.


Как меня слышно… Любимая! Я отравил

Всех своих глупых подружек с приставкою «экс».

На засекреченном диапазоне любви

Азбукой мертвого Морзе пульсирует секс.


Поля ночного эфира не хватит на всех,

Как не хватает на всех полигона души.

Искорки слов полыхают под мехом помех:

«Где ты, родная… я очень… я так тебя…»


…шшшшшшшшшшшшшшшшш

Максим Кабир «Ночное радио»


Может, было…

— Эх, Саня, дурак же ты, — зевая, сказал Гоша. — Не, ну ладно бы девка какая нормальная была. Но не по этой шлюхе Янке же так убиваться.

— Да знаю я.

Саня аккуратно вытер слезу на разбитой скуле.

— Но, блин, Гошан… ну там… сердцу не прикажешь, все такое.

— Понятно, — вздохнул Гоша. — Ладно, не переживай, пройдет все, и найдешь другую. Главное, что Балалайка свое получил.

Саня угрюмо кивнул.

— Иди отдыхай, Сань. Сегодня ты молодец, хорошо поработал. Нож спрятал?

— Угу.

— Куда я сказал?

— Угу.

— Ну все, до завтра.

Гоша хлопнул Саню по плечу, поднялся с лавки и пошел к подъезду.

— Кто вернулся! — радостно сказала Лерка, открыв входную дверь и впустив Гошу в квартиру.

— Идеальный охотник, — улыбнулся Гоша. — Включи радио.

«Громогорское УМВД объявило в розыск Лозовского Романа Сергеевича. Ранее мы сообщали о страшной трагедии, случившейся на выезде из города в одном из ангаров оптовой базы, где были найдены мертвыми четырнадцать человек. На данный момент личности всех убитых установлены, также установлена и их связь с подозреваемым», — скучно и монотонно прочитал диктор «Громогорск ФМ».

— Все идет по плану, — удовлетворенно сказал Гоша, выключая радио. — Саня сегодня еще двоих знакомых Лозовского прикончил. Даже если найдут, спишут на Лозовского.

— Злой гений, — улыбнулась Лерка.

— Скорее хитрый лис.

— А вот я возьму и сдам вас милиции, хитрый лис, — продолжила она, игриво обхватывая руками шею Гоши.

— Ой, ой, ой. Это кто ж нас сдаст милиции? Так и не найденная преступница, с особой жесткостью убившая участкового Бодяныча и любимого всем двором заслуженного кота Снежка? — Гоша медленно поглаживал Лерку по бедрам. — Слушай, как-то ты быстро освоилась в роли охотника: Бодяныча убила, потом своего отчима со мной стравила… Может, тебя тоже убить? А то не нужны нам такие вот дохера умные. Почти идеальные. Лозовского хватило.

— Лозовский кой-чего не мог тебе дать. А я могу.

Лерка тихонько толкнула Гошу. Тот подчинился, рухнул на кровать. Лерка залезла на него, страстно поцеловала и стала медленно спускаться вниз, на ходу ловко расстегнув Гошин ремень и спустив с него джинсы.

После жаркого и долгого секса они долго лежали, смотрели через окно на деревья, которые, подчиняясь ветру, будто поклонялись неведомому божеству.

Гоша поднялся с кровати, подошел к окну, за которым в очередной раз зарядил дождь. Лерка подошла сзади, положила подбородок ему на плечо.

— Город изменился, — сказала она. — Успокоился, что ли?

— Он наелся, засыпает, — кивнул Гоша. — Пока засыпает. Набирается сил. Ему нужно много, очень много сил. В следующий раз, я уверен, я чувствую, он захочет, чтобы я вышел за его границы. Там, где много пищи, много страха, ненависти. Я помогу, сделаю так, что Громогорск сможет управлять людьми и за его пределами.

Они еще с минуту стояли молча. Потом Лерка, вздохнув, сказала:

— А жалко мне все-таки Лозовского. Хороший мужик был. Он мне понравился, еще когда его у нас в школе классным руководителем поставили. Я ему как-то рассказала, что ко мне отчим пристает, а он улыбнулся и ответил, что больше не будет. А вечером отчим домой испуганный и избитый пришел. И потом еще долго меня не трогал. Я только теперь поняла, кто это сделал.

— Не переживай, — ответил Гоша, — с Лозовским мы еще встретимся.

Лерка непонимающе посмотрела на него. Но Гоша с улыбкой продолжал вглядываться вдаль, как будто увидел там что-то…


Может, будет…

Большое и страшное гналось за ним, не давало умереть, не давало остановиться, сделать последний вдох и окончательно рухнуть в черную липкую бездну.

Может, студент загонял его в смертельную ловушку, может, город сам принял облик чего-то опасного, голодного и теперь наслаждался последней охотой. Может, он умер и теперь круг за кругом спускался в самое сердце преисподней.

Только почему ад как две капли воды похож на Громогорск? Те же улицы, те же пустыри, коробки гаражей, теплотрассы. Только в каждом дворе, в каждом овраге и в каждой развалине серый крест, сложенный из костей. Серое небо, ветер, шепчущий имена, посылающий сигналы, предупреждения. Те самые, что много раз спасали ему жизнь. Те самые, которые погубили его этой ночью.

А еще в каждом окне он видел мертвецов. Их призрачные силуэты сливались со шторами, засохшими фикусами и оконными косяками. Все они смотрели на него. То ли радовались, то ли проклинали, не понять. Мелькнула мысль, что окна похожи на какие-то дьявольские иконы. Скорбные лики, едва уловимые знаки. А он, как грешник, стоит перед этими иконами, чтобы сознаться во всех злодеяниях.

Нет.

Сознаваться он не собирался.

Он найдет свою квартиру, запрется там, зашторит все окна, включит воду в ванной, утопится, отравится, порежется, забьется насмерть. Но в грехах сознаваться точно не будет.

Названия улиц были не те. Чкалова? Чикатилова. Малышева? Умиралышева. Луначарского? Лукавочарского. И дороги, тропинки, тротуары… вели совсем не туда. Он бы так и плутал, пока не отвалятся ноги, но взгляд зацепился за что-то знакомое. Снежинки на окне. Те самые… А где-то рядом зеленый абажур, светлые обои и уютная квартира. И они. Красивые и молодые. Лилечка и Федя. Он вспомнил их имена.

Лозовский перепрыгнул все возможные преграды, отмахнулся от паутины, шикнул на тени, пригрозил темноте, которая перестала гнаться и затаилась где-то на самой границе восприятия. А потом открыл дверь подъезда…

И попал в эфирную студию радиостанции. Здесь горели сотни лампочек, шумели вентиляторы, играла музыка, какой-то надоедливый мотив. Было жарко, пахло то ли кофе, то ли потом, и в глубине комнаты сидели двое. Он не мог разглядеть их лица, как ни пытался.

— Ты опоздал, — сказал один из них, Лозовский узнал противный голос радиоведущего.

— Куда опоздал?

— Ты везде опоздал, — сказал второй, его голос тоже оказался знакомым.

— Я никуда и не спешил, — пожал плечами Лозовский, еще раз осмотрелся и снова пожал плечами. — Скучно у вас. Пресно.

— У нас почти всегда скучно, — хмыкнул, кажется, Чикатил Чикатилович, — еще час назад было весело, задорно, зажигательно. А теперь вот нет. Пресно живем…

— Если вы и есть Громогорск, — улыбнулся Лозовский, — то мне его жалко.

— Ты-ты-ты, — замахал руками Чикатилович, — лукавый тебя упаси, мы не Громогорск! Не-не-не! Мы его голоса. Есть уши, есть глаза, есть даже зоны, кхе, эрогенные…

— Мозгов у Громогорска только нет, — ехидно перебил Лозовский.

— Чего нет, того нет, — вздохнул ведущий, так и не показывая лицо, — в вот вы, любезный Роман Сергеевич, не хотите побыть тем самым… серым веществом? У вас для этого есть, кхе, все данные.

— Мозгом, значит, побыть?

— Им самым. Поработать, так сказать, в аду на полставочки.

— Нет уж, спасибо, я работал в школе. Бюджетником. Тот еще ад. Да и скучно у вас, сами говорите…

— С вами станет веселее, — подмигнул Чикатилович, а второй ведущий, как болванчик, согласно закивал головой.

— Я вот что скажу, — поднял обе руки Лозовский, как бы сдаваясь, — если отдадите мне все карты, тогда… подумаю. И семья, верните их, не прячьте больше…

— Они ваши, — пожал плечами Чикатилович и показал куда-то вверх, — всегда были, всегда останутся.

— Вот как, — ухмыльнулся Лозовский. — Тогда еще одна установка. Радио. Прошлый век. Девяностые гребаные. Вы бы еще пейджерами город кошмарили. Вот с тэвэшкой и киношкой было интереснее.

— Было, — как болванчик, снова закивал второй ведущий, — а радио… ну, простите. Что успели… тем кошмарили… А у вас есть интереснее варианты?

— Есть, — улыбнулся Лозовский. — Интернет.

— Это там, где порно?

— Оно, родимое. Времени у нас… у вас много, чтобы освоиться.

— И что? Будет эффект?

Лозовский улыбнулся лукаво. Пожал плечами.

— Может, будет. А может, не будет.

Ведущие переглянулись.

— А вот все-таки скажите мне, почему именно этот бестолковый студент?

— Ты сам видел, что он далеко не бестолковый. Он даже поумнее тебя будет.

Лозовский презрительно фыркнул.

— Да, Роман Сергеевич, именно так. Ты был хорош, очень хорош. Но он легко станет лучше тебя. Он технарь, склонен к холодному расчету, во всем может видеть сухие формулы и механизмы. А ты — эмоциональный гуманитарий. Еще и сентиментальный. Все время за семью свою трясся, а потом рыдал по ним каждый день год за годом. А наш, кхм, Георгий Победоносец переболел любовью и зачерствел. Видел бы ты, как он с твоей любимицей Кузнецовой теперь зажигает. Тоже, кстати, талантливая девочка. Отличная пара!

— Зато во мне хоть что-то человеческое осталось, — веско заявил Лозовский.

И отправился к семье. Туда, где зеленый абажур и светлые обои. Где все молодые и красивые, где нет смерти и боли. И нет охотников.

Только тепло и уют.

И никакого Громогорска.

Комментариев: 3 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 glucker2001 24-06-2020 14:43

    Достойно публикации на бумаге.

    Учитываю...
    • 2 Парфенов М. С. 24-06-2020 14:57

      glucker2001,

      Звенящий телефон раскаленной кочергой выдернул его из сновидений

      - нет, не думаю.

      Учитываю...
    • 3 Аноним 25-06-2020 14:21

      glucker2001, спасибо, приятно! Но барин вон не велит публиковать, ничего не поделаешь))

      Учитываю...